Утром меня донимала Тири. Конечно, соседка заметила, что я вернулась поздно ночью. Нетрудно догадаться, о чём девушка подумала. Пришлось объясняться.
— То есть ты хочешь сказать, что случайно заснула, а Романов, вернувшись ночью, наблюдал, как ты пускаешь слюни на его диван?
— Именно так всё и было, — ответила уверено.
В конце концов, я не соврала. Просто опустила детали о борще, оливье, лимонаде и новогодней ёлке. И об отце Романова.
Господи, какой позор. Его папа застал меня спящей на романовском диване. В доме, который он строил для себя. Наверняка, он подумал, что я одна из чокнутых фанаток его сына.
Интересно, ему понравился борщ?
Удивившись собственным мыслям, уставилась на себя в зеркало, так и не докрасив ресницы.
— Мэрик, — позвала подруга, выдёргивая из размышлений. — Не забывай, что я рассказала тебе о Беке.
И я решилась задать вопросы…
— Ти, а ты когда-нибудь видела их вместе?
Закрутив тушь, повернулась лицом к подруге. Та смотрела на меня с подозрением.
— Что ты имеешь ввиду? — спросила Тири.
— Я просто подумала, почему они скрывали отношения? Как так вышло вообще?
Я присела на краешек своей кровати и посмотрела соседке в глаза, надеясь увидеть в них проблеск осознания. Но вместо этого они в ужасе расширились.
— О Боже, — прошептала Ти, — ты влюбилась.
Я закатила глаза, вновь поднялась на ноги и продолжила собираться, осознав, что разговора не получится.
— Что за глупости…
— Тогда почему ты пытаешься его оправдать? — подруга громко задала вопрос тоном, в котором можно было расслышать гневные нотки.
— Я не пытаюсь его оправдать, — спокойно ответила, надевая обувь, — я просто не спешу с выводами.
Надела куртку, шапку, достала рюкзак из шкафа и снова взглянула на Ти. Она сидела в пижаме на своей кровати, скрестив ноги, и прожигала меня взглядом.
— Романов привык делать то, что хочет, не обращая внимания на чужие взгляды и мнение. Я — прямое тому доказательство.
Тири выпрямилась и, кажется, задумалась, а я продолжила:
— Зачем им было прятаться? Почему абсолютно никто не видел их вместе и не знал об их зарождающихся отношениях? Что-то здесь не так, Тири, — заметив, что соседка хочет возразить, вытянула руку вперёд, останавливая её, — он не пудрит мне мозги, Ти. Я не собираюсь влюбляться, спать с ним и уж точно не надеюсь на «долго и счастливо». Ты можешь за меня не переживать. Но и обвинять Алекса в чём-то, основываясь лишь на словах девушки, которую я даже никогда не видела, не собираюсь.
Тири молчала. Лишь медленно кивала головой, вглядываясь в мои глаза. Не знаю, о чём подруга думала, спрашивать не стала. Развернулась и вышла из комнаты.
— Привет, пап, — улыбнулась, ощутив привычный поцелуй в лоб.
Отец был мрачнее обычно. Конечно, он никогда не выглядел зубной феей, излучающей позитив, но сегодня я точно видела — что-то случилось.
Я не стала спрашивать. Я хорошо знаю папу, поэтому в душу не полезу. Если он захочет, то обязательно сам расскажет мне.
— Я купила кое-что из продуктов на Новый год.
Прошла в кухню и стала загружать морозилку. Папино настроение зародило во мне тревогу, и я постоянно ждала, что отец сообщит нечто плохое.
— Нам надо поговорить, Маша.
Вот оно. Похоже, действительно случилось что-то серьёзное.
Я закрыла холодильник и посмотрела на отца. Он стоял в дверном проёме, опершись плечом на стену и скрестив руки на груди. Улыбнулась. Отец выглядит скорее как спортсмен. Или модель. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица и лёгкой щетиной — он точно не похож на учителя начальных классов. Знаю, что молодые мамы, сотрудницы посольства, чьих детей отец учил считать и писать, не раз звали его на свидания.
Папа никогда не рассказывал, почему выбрал эту профессию, а я не спрашивала. И сейчас, глядя на моего героя, в очередной раз задалась этим вопросом.
— Присядь, — скомандовал отец.
Он оттолкнулся плечом от дверного косяка и подошёл к столу. Дождался, пока я выполню его приказ, и сел напротив.
— Я не буду ходить вокруг да около, Маша, — отец заговорил серьёзным тоном, всматриваясь мне в глаза.
Мне показалось, что я нахожусь на допросе в полицейском участке. Именно так всегда и было, когда я вытворяла что-то нехорошее.
Например, точно так же отец усадил меня напротив и пытал взглядом, когда мы с Ариной в прошлом году сбежали в клуб, куда нас провёл брат подруги Антон. Мы надеялись, что папа останется в неведении… Я до сих пор не поняла, как он узнал.
Но сейчас я точно уверена, что не сделала ничего плохого. И от этого ещё тревожнее.
— Сначала я думал подождать, но сразу после Нового года у тебя начнутся экзамены, и ты должна быть с холодной головой. А оттягивать разговор надолго не хочу.
Я поёрзала на стуле, нервничая, и сцепила ладони в замок, спрятав их под столешницей. Кивнула.
— Ты же знаешь, что в этом году у меня заканчивается контракт? — не то спросил, не то напомнил отец.
Я снова кивнула. От волнения во рту пересохло.
— Новый мне не продлевают.
Как обухом по голове. Кажется, даже перед глазами потемнело. Сердце рухнуло на пол, а потом вернулось обратно — так бывает на американских горках. Я хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но мысли никак не хотели оформляться в слова.
Отец терпеливо ждал, пока пройдёт первый шок. Я совершенно точно этого не ожидала. Даже не задумывалась, что такое в принципе возможно.
— Но как? Почему? Разве так можно? Они не имеют права!
Я встала на ноги и начала расхаживать по кухне.
— Конечно, имеют, Маша. Успокойся.
Я резко остановилась и замерла, словно приклеенная. Папа не должен видеть, как сильно меня ранит эта новость. Отец должен думать, что я уже взрослая, самостоятельная. Сильная, и со всем справлюсь. Именно такой он всегда хотел меня видеть.
— Я не знаю, почему. Мне лишь сказали, что контракт не будет продлён. Я заканчиваю учебный год и уезжаю в Россию.
А как же я? Хотелось спросить, но слова застряли в горле. Я обхватила себя руками и снова кивнула.
— Ты сможешь приезжать в Москву на лето и новогодние праздники. Кроме того, видеосвязь никто не отменял. Это мелочи, Маша. Не стоит расстраиваться.
И я снова кивнула. Выдавила из себя улыбку и сказала:
— Конечно, папа. Просто это как-то неожиданно.
Отец ничего не ответил. Он внимательно наблюдал за мной, будто боялся, что я заплачу. Я знаю, он никогда не любил, когда я плачу. Не знал, как утешить, что сказать.
Помню, однажды я потеряла в парке любимую игрушку. Мы покупали её вместе с мамой, когда она ещё была жива, поэтому эта кукла была мне очень дорога. Я таскала её за собой повсюду до десяти лет, пока не потеряла в парке. Вы знаете, каких размеров парки в Москве? Найти её было просто не реально. Тогда я проплакала весь вечер и всю ночь. Проснувшись утром, снова начала рыдать, не обнаружив куклы рядом, а папа взял и ушёл. Тогда я так сильно обиделась… Мне хотелось, чтобы он присел рядом, погладил по спине, по волосам, успокаивая, сказал что-нибудь ласковое… А он ушёл.
Я не вылезала из кровати до самого вечера, прячась под одеялом. А потом вернулся папа. С моей куклой. Каким-то невероятным образом он отыскал игрушку на огромной площади и вернул её мне. Я даже спасибо не сказала. Просто была невероятно счастлива и плакала до поздней ночи, теперь уже вспоминая маму и обвиняя себя в плохих мыслях об отце.
И в этом весь папа. Он не умеет утешать. Не знает, что говорить, когда кому-то плохо. Он просто берёт, и делает, не разглагольствуя. Исправляет ситуацию, если на это имеется хоть малейший шанс. Если его нет — принимает как должное и живёт дальше.
Вот и сейчас, он говорит о том, что уедет и оставит меня совсем одну, совершенно спокойно. Не потому, что ему безразлично, а потому, что знает — ничего нельзя изменить.
Но я не такая… Я не могу так… Я эмоциональная. Всегда такой была. Временами вспыльчивая и слишком чувствительная. Особенно, если дело касается моей крохотной семьи. А всё ведь было так хорошо! Мы с отцом, наконец, стали по-настоящему близки! Так, как мне всегда этого хотелось…
— У нас ещё полгода, Маш, — совершенно неожиданно заявил отец. И я услышала в его голосе такую трепетную заботу, нежность… Мне так этого не хватало, когда я росла…
Я знаю, что отцу нелегко демонстрировать свои эмоции. Даже мне. Это смерть мамы его так изменила. Я и не жду, правда. Всегда хотела, но никогда не ждала. И сейчас этого крохотного проявления чувств мне хватило, чтобы понять — ему не безразлично. Он не хочет оставлять меня.
Я справлюсь. Привыкну. В конце концов, человек ко всему привыкает. Всего три года, и я вернусь в Россию. К папе. Туда, куда так нещадно тянет душа. И теперь причин вернуться домой станет ещё на одну больше.
Просто отец — мой маленький мир. Он связывает меня с мамой. Он единственный, кто по-настоящему любит меня. А мне так важно ощущать чью-то любовь… Больше, чем кому-либо.
Мы пообедали, обсуждая мою учёбу, папину работу и много чего ещё. Но оба думали только о предстоящей разлуке. В воздухе висело напряжение, а когда я уходила, отец меня обнял.
Когда дверь за мной закрылась, шумно выдохнула, едва сдерживая слёзы. Я научилась это делать уже давно, чтобы не расстраивать папу. А сегодня не буду плакать ради себя.
Всего три года. Зато уже этим летом я смогу вновь увидеть Москву… Может, мы с отцом вместе слетаем куда-нибудь отдохнуть. Давно хотели, просто почему-то не до этого было. Надо следовать примеру отца и искать во всём плюсы. Я стараюсь, вот только ноющая боль в груди не исчезает.
Добрела до парка Хумлегорден. Всегда любила это место. Здесь тихо и красиво. Можно просто посидеть и подумать, помечтать, спрятавшись от посторонних глаз.
На улице было довольно холодно, а я забыла надеть перчатки. Поэтому зашла в ближайший магазин, чтобы купить их. Очень не хотелось возвращаться в общежитие.
Когда расплачивалась с продавцом, зазвонил телефон. Не глядя, приняла вызов.
— Да?
— Привет, Маша.
— Алекс, — произнесла на выдохе.
От звука его голоса слёзы снова слишком близко подобрались к глазам, грозясь разлиться водопадами.
Александр молчал пару секунд, я тоже не спешила говорить, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.
— Ты в порядке? — наконец заговорил парень, и в его голосе послышалось волнение.
— Да, да, всё хорошо, — поспешила заверить, улыбаясь. Алекс волнуется обо мне…
— Ла-а-адно, — недоверчиво и смущённо протянул Романов. Потом снова помолчал пару секунд и выдал: — Твой борщ был великолепен. Он не дожил даже до обеда.
— Правда? — я искренне обрадовалась.
— Конечно, правда, — заверил парень.
— А салат? — робко поинтересовалась. Мне было стыдно, но я не могла не спросить.
— Уже съели весь тазик, — с улыбкой в голосе сообщил Алекс.
— Что, и даже тазик? — я притворно испугалась.
Александр рассмеялся, и, кажется, этот звук способен залечить все мои душевные раны.
— В общем, спасибо, Маш, — искренне поблагодарил.
— Пожалуйста, — ответила, улыбаясь.
Вышла из магазина и, прижимая трубку плечом, надела перчатки. Романов молчал, я тоже не спешила продолжать разговор. С ним мне было комфортно даже в тишине. Просто хотелось, чтобы Алекс никогда не бросал трубку.
— Маша, — нарушил тишину Романов, — я бы хотел отплатить тебе добром на добро, но готовить не умею. Зато с удовольствием заехал бы за тобой…
— Я в парке Хумлегорден, — перебила парня. Плевать, как это выглядит со стороны. Я хочу, чтобы он приехал.
— Буду через пятнадцать минут, — коротко и по-деловому ответил Романов и отключился.