30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра

Глава 15. Итоги 1937 года и задачи на 1938 год

В середине января 1938 года проходил очередной пленум ЦК ВКП(б), в работе которого принимали участие лишь 21 член ЦК из 78 коммунистов, избранных в этот руководящий орган на XVII съезде партии. Причём более половины из присутствовавших (то есть оставшихся в живых и на свободе) были членами и кандидатами в члены Политбюро.

В докладе Маленкова и в речах выступавших в прениях на этом пленуме членов ЦК приводились просто кошмарные фактические данные о проведенной по требованию партократии широкомасштабной чистке, охватившей всю страну.

Репрессии коснулись всех слоёв населения, особенно в сельской местности, не обошли беспартийных и членов партии, гражданских и военных, рядовых работников и руководителей. На любых собраниях и партийных форумах практиковались коллективное обсуждение и осуждение своих товарищей по работе, особенно начальников, с использованием достоверной, а порой и вымышленной информации. Развилось доносительство, сведение личных счётов с привлечением компетентных органов. Как стало известно позднее, лица, попавшие за решётку, старались оговорить как можно больше своих знакомых, чтобы и они оказались в местах не столь отдалённых. Оппозиционеры заранее договорились о том, что в случае ареста каждый из них должен скрывать свою ответственность в деле незаслуженных страданий невинных жертв, которые сядут на нары по их наветам и клевете. Логика при этом была проста: «чем больше посадят, тем быстрее прекратятся репрессии против настоящих заговорщиков». Общий умысел тут чувствовался, поскольку именно так действовало абсолютное большинство арестованных в те годы.

Наибольшей критике на пленуме подвергся первый секретарь Куйбышевского обкома П.П. Постышев, который оказался на данной должности после того, как в начале 1937 года он был снят с постов первого секретаря Киевского обкома и горкома, а затем и секретаря ЦК КП(б) Украины. Постышев являлся главным инициатором репрессий против украинской интеллигенции, жестоко громил национальные кадры, при нём были арестованы все секретари обкомов и большинство секретарей райкомов, уничтожены сотни тысяч рядовых граждан. Несомненно, что на новом месте он стремился реабилитировать себя усилением бдительности. Толчком к свирепым расправам над партийным аппаратом области послужил приезд в августе 1937 года в Куйбышев секретаря ЦК А.А. Андреева, который заявил Постышеву: «Центральный Комитет считает, что борьбы у вас с врагами нет, что вам надо мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов». В результате проводившийся Посты-шевым беспощадный террор был беспрецедентным даже по меркам 1937 года [Л.40]. В декабре в числе других первых секретарей он был избран депутатом Верховного Совета СССР.

Нами было высказано предположение [Л.1], почему именно в этот волжский город первым секретарём обкома назначили столь ретивого и жёстокого партийного руководителя. По всей видимости, это являлось необходимым фрагментом «Операции прикрытия» и служило просто для отвлечения внимания людей на собственные горькие проблемы от основных действий по подготовке к войне, разворачивавшихся в этом регионе.

Как стало известно только в ходе Великой Отечественной войны, город Куйбышев был заранее подготовлен в качестве запасной столицы, куда в случае возникновения критической обстановки следовало перебросить многие правительственные учреждения Советского Союза и иностранные посольства. Для этого здесь без шума и лишних дискуссий, совершенно незаметно для обывателя следовало заранее подготовить значительное количество соответствующих зданий и помещений. Но в самом Куйбышеве сосредоточивались только те учреждения, «потеря которых не оказывала влияния на устойчивость высшего военно-политического руководства страны». То, что следовало сохранить в глубочайшей тайне, находилось рядом с городом в гигантских подземных тоннелях, вырубленных в скалах Жигулей, и предназначалось для важнейших учреждений.

В соответствии со стратегическим планом, перед войной строительство «великолепного подземного, точнее — подскального, командного пункта» было хитро замаскировано якобы возведением гигантской Куйбышевской гидроэлектростанции. «Сюда гнали тысячи зэков, тысячи тонн строительных материалов и строительную технику, и всем ясно зачем — для строительства ГЭС» [Л.20].

В 23-м томе Большой Советской энциклопедии [Л.27] написано, что в соответствии с постановлением Совета Министров СССР строительство Куйбышевской ГЭС началось только в 1950 году, а ввод на полную мощность произошёл в 1955 году. Ни о каком строительстве гидроэлектростанции в 1930-е и 1940-е годы речи не идёт. Правда, ходили слухи, что место для Куйбышевской ГЭС было тогда выбрано неудачно, и стройку пришлось переносить.

На самом деле в соответствии с приказом НКВД № 369 от 2 сентября 1937 года были организованы подчинённый Главному управлению лагерей (ГУЛАГу) Самарский ИТЛ (Са-марлаг) и строительство Куйбышевского гидроузла. Производственными задачами данного лагеря являлись «обслуживание работ Куйбышевстроя НКВД, в том числе — строительства Куйбышевской ГЭС (не окончено), Бе-зымянской и Куйбышевской ТЭЦ, дизельной электростанции, Жигулёвской подстанции, цементного, кирпичного и механического заводов, железных дорог Безымянка-Красная Глинка (42,5 км), Сызрань-Переволоки (59 км), дорожных магистралей Красноглинского узла, жилищное строительство». Большой строительный комплекс, в котором всё было предусмотрено, только аэродрома не хватало.

В Самарском ИТ/1 в 1937 году работало всего лишь 2159 заключённых. В 1938 году численность работяг перевалила за 30 тыс. человек. В январе 1939 года исправлялись трудом 36 761 заключённый, однако численность их постепенно падала и к августу 1940 года сократилась до 23 637 человек. Вместе с тем к декабрю этого же года контингент возрос до 41 129 человек.

Для строительства Куйбышевского гидроузла была создана строительная организация — Управление строительства (УС) Куйбышевского гидроузла (Куйбышевстрой) НКВД. Интересно, что 14 апреля 1938 года начальником Куй-бышевстроя был назначен зам. наркома внутренних дел комиссар гб I ранга А.М. Заковский. На рядовую стройку зам-наркома, наверное, не послали бы. Правда, побыл на волжских утёсах Леонид Михайлович всего две недели, после чего 29 апреля 1938 года был арестован, а затем через четыре месяца расстрелян. Не исключено, что блестящая карьера этого предшественника моего отца по ряду должностей резко оборвалась вследствие того, что он сболтнул где-нибудь что-то лишнее о разворачивавшемся строительстве «секретного объекта государственной важности».

В октябре 1940 года в связи с временным приостановлением строительства Куйбышевского гидроузла рабочую силу, весь инженерно-технический и административно-хозяйственный состав передали на укомплектование других строительств. Работы по временной консервации до лучших времён этого объекта, служившего прикрытием основного строительства, поручили вновь созданному Главгидрострою НКВД СССР [Л.24].

Однако главное дело в этом районе не законсервировалось. Приказом НКВД № 001203 от 25 сентября 1940 года на станции Безымянка под Куйбышевым был организован Бе-зымянский ИТЛ (Безымянлаг). Наряду с обычными задачами по строительству дорог, жилпосёлка, достройки Безымян-ской и Куйбышевской ТЭЦ, кирпичного и механического заводов, Безымянлагу было поручено строительство двух авиационных заводов, № 122 и № 295, и моторного завода № 377. Мне сначала было не понятно, зачем именно в Куйбышеве нужны авиационные заводы, о строительстве которых информация совершенно не скрывалась? Ответ прост. Этим заводам обязательно требовался аэродром, и не один. Строительство аэродрома поручили Безымянлагу.[Л.24]. На фоне испытательных и иных полётов заводских самолётов прибытие и убытие спецбортов не могло вызывать ни малейшего подозрения.

В стране вообще и в Куйбышеве в особенности была создана обстановка шпиономании: раз можно заподозрить, что кто-то суёт нос не в свои дела, интересуется вопросами, которые его не касаются, — значит не иначе как этот гад работает на иностранную разведку. Настоящие советские граждане сидят тихо, ничего не видят и не слышат, занимаются только тем, что им поручено. Но среди них везде и всюду враги, настоящей борьбы с которыми нет. Поэтому, по мне-нию ЦК, важнейшая задача как раз и состояла в том, чтобы «мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов». Дело дошло до абсурда: «секретари и весь аппарат городских райкомов в Куйбышеве бегали с лупами». Возглавляемые первым секретарём Постышевым, вооружённым таким же оптическим устройством, все настойчиво искали фашистскую символику или силуэты Троцкого на обложках тетрадей, на обёртках печенья и конфет [Л.40]. Чем бы ни тешились ревностные партийцы, лишь бы сами не интересовались и другим не давали проявлять любопытство: что же это строится в Жигулёвских горах вместо объявленной во всеуслышание гидроэлектростанции?

Поскольку любые нововведения практически невозможно скрыть от местного населения, то следует отдать должное «Операции прикрытия», что только предпринятыми жесточайшими мерами удалось обеспечивать абсолютную секретность важнейшего объекта.

Об эффективности проведенных маскировочных мероприятий говорит тот факт, что в германских документах предвоенных лет никаких упоминаний о Куйбышеве как запасной столице, тем более сведений о подземном командном пункте в Жигулях, не обнаружено. Более того, за счёт целенаправленной дезинформации удалось пустить противника по ложному следу: 6 июля 1941 года германская разведка «добыла» сведения о том, что «советское правительство намерено перебраться в Свердловск». В Германии это известие приватно узнали «только Гитлер и самые приближённые к нему люди». В действительности в Свердловске был создан ложный командный пункт, и по указанию Сталина в нужный момент «германская разведка получила “секрет”, который сфабриковали специально для неё» [Л.20].

Казалось бы, что за чрезмерное усердие Постышева в Куйбышеве, когда он через неделю после перевыборов горкома арестовал 17 человек из 41 члена нового состава, исключил из партии 3300 коммунистов, распустил более 30 райкомов, в которых «большинство руководителей оказались врагами народа» и т. д., такого горе-руководителя следовало сурово наказать. Однако товарищ Сталин обсуждение «дела Постышева» завершил своим кратким, очень деликатным выступлением, в котором сказал: «У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего случившегося надо какие-то меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК». В благодарность за то, что Постышев успешно провёл «Операцию прикрытия» во вверенной ему области, Сталин, как мог, смягчил удар по своему ставленнику. Впрочем, этот просвет в судьбе Постышева длился около месяца. Вследствие накопления «слишком большого количества компрометирующих материалов», поступавших от НКВД и куйбышевской парторганизации, Политбюро вынуждено было принять решение о передаче «дела Постышева» на рассмотрение Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). На основании предъявленных обвинений бывший крупный партийный функционер был исключён из ЦК и из членов партии, а в ночь на 22 февраля 1938 года арестован. Спустя год он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян [Л.40].

Заслушав на пленуме ЦК общие итоги проведения в 1937 году истребованных партократами репрессий (и одновременно негласно проходившей «Операции прикрытия»), Политбюро санкционировало начало второго этапа. 31 января 1938 года было принято следующее постановление: «Разрешить наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующим приказам НКВД СССР. Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел по этим операциям» [Л.40].

Теперь в целях полного выявления связей с зарубежьем и пресечения возможности утечки любой информации остриё репрессий было направлено против националов, то есть на представителей тех национальностей (финнов, латышей, литовцев, эстонцев), «которые имели свои компактные территориальные образования, входившие ранее в состав Российской империи и ставшие после Октябрьской революции независимыми государствами». Репрессии не могли пройти мимо представителей народов других европейских стран (греков, румын, македонцев, чехов, болгар, испанцев и др.), ибо говорилось, что они «склонны к шпионской работе в пользу своих государств». При этом аресты всех потенциальных шпионов производились только по национальному признаку, без наличия компрометирующих материалов. Вызвано всё это было следующим обстоятельством. Ещё в 1935 году Москве стало достоверно известно, что вооружённое нападение на СССР планируется консолидированными силами коалиции ряда государств в составе Германии, Польши, Румынии, Финляндии и стран Прибалтики. Приходилось учитывать это обстоятельство.

Поскольку к новой волне репрессий опять подключились партократы, то с их подачи часто «арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние, даже беременные, и всех, как шпионов, подводили под расстрел без всяких материалов, только потому, что они — националы» [Л.40].

«Операция прикрытия» подразумевала осуществление более жёсткого контроля и за иностранными гражданами, официально прибывавшими в Советский Союз. В этих целях акционерное общество «Интурист» на основании постановления СНК СССР от 17 апреля 1938 года было передано в ведение НКВД СССР и подчинено его административно-хозяйственному управлению. Интересно, что в сов. секретном циркуляре НКВД СССР № 165сс от 16 августа 1938 года было записано, что о переходе местных отделений и представительств «Интуриста» в ведение НКВД «должны знать только заведующие местными отделениями этой организации и «вопрос о переходе Интуриста в ведение НКВД разглашению не подлежит». Поскольку принадлежность туристической компании к ведомству, занимавшемуся совсем иной деятельностью, выглядела не очень вразумительной, то через полтора месяца, которые понадобились НКВД, чтобы нашпиговать АО «Интурист» своими акционерами, в соответствии с приказом НКВД СССР № 00641 от 29 сентября 1938 года эта фирма в структуре НКВД объявлялась «больше не значившейся».

К этой же международной теме относился и арест всех специалистов, побывавших за границей на учёбе, стажировке, разработке проектов, закупке оборудования и т. п., а потому имевших возможность сохранить нежелательные личные каналы связи с иностранными гражданами. Редкое исключение здесь составил, может, упоминавшийся в главе 14 муж моей тёти по маминой линии Ершов Сергей Прохорович, который находился в США в течение 18 месяцев в связи с разработкой проекта Челябинского тракторного завода, но почему-то (в том числе и к его великому удивлению) за решётку не попал. Большинство его товарищей по американской командировке было арестовано.

В марте 1938 года состоялся последний публичный процесс. На скамье подсудимых находились Бухарин, Рыков, Раковский, Ягода, Крестинский, Розенгольц, Чернов, Икра-мов, Ходжаев, Шарантович, Гринько и Зеленский. Причём Бухарин в ходе следствия и суда всё ещё на что-то надеялся, из тюрьмы неоднократно писал Сталину, просил его не уничтожать, а выслать за границу, чтобы сделать из него анти-Троцкого. Однако на этом процессе обвинения прозвучали куда более серьёзные, чем на предыдущих: вредительство, организация кулацких восстаний, голодомор и др. Основанием для этого явилась полученная к этому времени крайне важная информация. Во-первых, в декабре 1937 года советской разведке за рубежом удалось выкрасть часть архива Троцкого, который в 1929 году при содействии Бухарина и попустительстве ОГПУ «бесу перманентной мировой революции» удалось вывезти с собой при выдворении его с территории СССР. Во-вторых, трём высокопоставленным подсудимым удалось купить себе жизни за счёт откровенного сообщения следствию всех известных им сведений. Перед январским процессом 1937 года это сделали Радек и Сокольников, перед данным, мартовским 1938 года, разговорился (в основном на французском языке) Раковский. Эти фигуранты были причастны к делам высшей зарубежной закулисы, а потому знали очень много: истинную подоплёку революции, Гражданской войны, кровавого террора, голодомора, планов уничтожения СССР и прочих тёмных деяний. Их откровения не были включены в материалы открытых процессов, но позволили Сталину более точно установить, чьими ставленниками являлись Троцкий, Свердлов, Бухарин и другие деятели ленинской (точнее, троцкистской) гвардии. Со слов Радека, Сокольникова и Раковского стало понятно, кто и как подставлял Россию, сокрушал её, разворовывал и продолжал подрывные акции в настоящее время.

Понятно, что Сталин не мог обнародовать открывшуюся ему информацию. Признать, что большевиков привела к власти мировая закулиса, включавшая зарубежные правительства, банкиров и спецслужбы, означало бы нанести сокрушительный удар по партии и Советской власти. Это было чревато разбродом в умах и новыми смутами. Впрочем, Сталин не сомневался, что Советская власть является более прогрессивной и справедливой по сравнению с царской и своей практической деятельностью старался доказать это [Л.8].

За два с половиной месяца отловить всех потенциальных шпионов, причисленных к опасным национальностям, не удалось, и репрессии вместе с «Операцией прикрытия» продлились до осени. Только 17 ноября 1938 года Молотов и Сталин подписали совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое положило конец санкционированному произволу и беспределу. В постановлении отмечались «крупные недостатки и извращения в работе органов НКВД». В связи с этим глава карательных органов Ежов, по его просьбе, 24 ноября 1938 года был освобождён от занимаемой должности. На следующий день наркомом внутренних дел СССР назначили Л.П. Берию[1], являвшегося с 22 августа 1938 года первым зам. наркома [Л.29].