32--80 Сборник детективов про Ника Картера

Глава 18

Я мог бы быть одним из миллионов валунов, погребенных под неподвижным снегом. Когда я пришел в себя, я не был уверен, жив я или нет. я ничего не видел; надо мной лежала толстая куча снега. Единственный воздушный карман, который был в моем распоряжении, образовался рядом со мной, когда я свернулся калачиком между грудью, руками и коленями. Благодаря Хайме у меня все еще был воздух и я был жив. Если бы я только упал, не свернув тело, я бы задохнулся, потерял бы достаточно тепла, чтобы замерзнуть, и меня бы разорвало на части в четырех разных направлениях. Однако мои шансы были не слишком велики.

Холод притупил боль от травм, но больше всего меня беспокоили сломанные кости. Я напряг каждый мускул, ожидая острой боли плоти по сломанной кости. Я нашел много синяков, но ни одной сломанной кости. В моей холодной могиле я закатал рукав левого запястья.

Было десять часов утра, судя по светящимся стрелкам моих часов, через пять часов после того, как меня похоронило под снегом, и через пять часов после нападения АХ на "Снеговик".

Я ощупал свои ноги. Лыжи исчезли. Пружинные замки на моих ботинках сломались. Я пытался заставить себя сдвинуться. Снег надо мной не сдвинулся ни на дюйм. Я был аккуратно запечатан. Рано или поздно я замерзну. Воздух, которым я дышал, уже был насыщен углекислым газом. Вот что значит быть погребенным заживо. Нет, я поправил свои мысли, значит, тебя заживо похоронили .

Что-то дернуло меня за запястье. Я почувствовал лямку своей лыжной палки. Она была согнута, но все еще совершенно цела. Если бы надо мной было менее пяти футов снега, я мог бы проделать палкой отверстие для воздуха. Я толкнул палку вверх, вращая ее, как дрель. Я толкал его по снегу так далеко, как только мог. Но палка не достигла ни света, ни воздуха. Killmaster был похоронен чертовски глубоко.

Я потянул палку назад. Ждать воздух было бессмысленно. Я мог войти в дзен-транс. Это продлило бы мою жизнь, поскольку мне требовалось бы вдвое меньше кислорода, чем обычно, и сжигалось бы меньше белка для поддержания тепла тела. Эта тактика имела бы смысл, если бы кто-то выкапывал меня. Но к сожалению никто не выкапывал. Транс означал не меньше, чем отказ от борьбы.

Я ткнул палку боком в снег. Работать, даже двигаться, означало потреблять кислород и энергию, но я выбрал борьбу. С пятидесятой попытки или с пятисотой палка ударилась обо что-то твердое сзади и сверху меня. Я продолжал тыкать, пока не убедился, что это дерево, а не камень. Это было дерево, вырванное с корнем и унесенное лавиной вниз по склону. Медленно я начал расчищать снег между собой и деревом, которое было обнаружено палкой. По моим часам, мне потребовалось 90 минут, чтобы добраться до дерева. Я снял перчатки и с благодарностью ощупал ствол. Это была ель, ветки которой торчали прямо из ствола, как прямая лестница. Я был слабее и холоднее, чем раньше, но теперь у меня была надежда и, главное, поддержка. Вслепую я продвигался вверх дюйм за дюймом. Углекислый газ начал шутить с моим сознанием, вызывая тонкие, фатальные галлюцинации. В какой-то момент я подумал, что продвигаюсь вниз, а не вверх. Сознательно я закрыл свой разум от этих мыслей и продолжал механически копать.

Снег уже казался более рыхлым. Я проигнорировал знак. Я смог различить свет. Возможно, это была очередная галлюцинация. Потом на меня начал обрушиваться снег. Моя рука вытянулась и не чувствовала ничего, кроме воздуха. Я снова мог дышать, глубокими глотками, холодным, свежим кислородом. Через несколько минут я прорвался на поверхность и выбрался на вершину своей могилы.

Было четыре часа дня. Два метра в сторону и три метра вверх заняли у меня шесть часов. Снег был в каждой клеточке моей одежды, моя кожа была белой от холода, но у меня не было причин жаловаться. После заточения в снежной могиле я лег и вытянул руки и ноги, купаясь в жизни. Конденсация моего дыхания была как знак победы.

Я перевернулся на живот. Дно долины превратилось в снежную массу. Я только что решил вернуться к "Снеговику", когда увидел двух человек, приближающихся ко мне. Это могла быть поисковая команда AX, но я в этом сомневался. У того, кто выиграет битву у "Снеговика", будут вертолеты. Эти двое пошли оттуда на снегоступах и были в бегах. Я был уверен, что они меня не видели. Если и было что-то, на что я был похож сейчас, так это снег. Я лежал неподвижно и ждал.

Я мог различить их за тысячу метров. В одном из них был Кинг, в другом Вера. Они шли прямо на меня.

Он выглядел очень усталым. Он был ранен в одну щеку и все время смотрел на небо. Вера тоже выглядела усталой. Если бы они остались на этом курсе, они бы никогда не пропустили меня. Кинг сжимал «люгер» в своей толстой меховой перчатке. У меня ничего не было.

Я дополз до дыры, из которой вылез. Я мог бы снова похоронить себя. Меня тошнило от этой идеи, когда я заглянул в дыру. Кроме того, я пришел сюда убить Кинга, а не прятаться от него. Кинги, отец и дочь, теперь были в 900 метрах от меня. Я нащупал отверстие и положил ветки деревьев по его дуге, затем насыпал снег на ветки, пока они не были покрыты. Моя могила теперь стала ловушкой. Я поспешно отполз от ловушки и замер.

Когда Вера и Кинг оказались метрах в пятидесяти от меня, я встал. Они остановились в шоке, как будто призрак преградил им путь.

— Ты мертв, — крикнул Кинг, как бы убеждая себя.

— Ты сам мертв, — ответил я. — Я так понимаю, прошлой ночью у вас было несколько посетителей?

Он покраснел, и это было не из-за холода. У меня был свой ответ.

— Прикончи его, отец, — сказала Вера. «На этот раз заставь его умереть раз и навсегда».

Кинг все еще был слишком потрясен. — Мои люди в вертолете видели, как ты погиб, Картер. Сенсоры показали мне, что ты мертв.

«Просто впал в спячку. Бросай сюда свой пистолет, Кинг.

'Прикончи его.' Вера потрясла отца. «Либо ты стреляешь в него, либо я».

Кинг, казалось, достаточно проснулся, чтобы увидеть, что у меня нет оружия. Он поднял свой Люгер и нацелил его мне в грудь. Ствол выстрелил. Слева от меня повалил снег. Он протер глаза и вышел вперед. "Снеговик" был потерян, его миллионы пропали. Борджиа внезапно превратился в усталого старика. Он остановился и снова выстрелил. Пуля просвистела мимо моего уха. Накануне он бы убил меня, пробежав метров сто. Он не дрожал ранее.

Я упал на снег. Его прицеливание стало лучше, но его рефлексы были медленными. Его выстрел пришелся туда, где я был раньше, а не там, где я был сейчас. Он неуклюже двинулся вперед на своих снегоступах. Я откатился назад по снегу, когда он сделал еще три выстрела из своего Люгера.

— Дай мне этот пистолет. Разозленная и разочарованная, Вера побежала за ним. Кинг был меньше чем в футе от колодца, который я для него устроил, когда Вера остановила его. «Позволь мне прикончить его».

Она схватила его за руку, и он отстранился. Кинг метнулся назад, чтобы вырваться из ее рук. Затем с треском ветвей он провалился сквозь снежную поверхность. Поднялся гейзер снега, и под снегом грянул пистолетный выстрел. Вера осторожно подошла к краю ямы, посмотрела и в ужасе закрыла лицо руками.

Демонический, ужасный крик боли вырвался наружу из нее. Она опустила руки, посмотрела на меня и побежала обратно к Снеговику.

— Вера, подожди!

Я встал и побежал за ней. По краю ямы были брызги крови и половина головы ее отца. Когда он упал, его рука задела ветку, и он снова выстрелил. На этот раз он не промахнулся. — Вера, подожди! Я закричал, когда споткнулся и упал. Стоя на руках и коленях, я почувствовал знакомое леденящее кровь ощущение. Вся земля затряслась. Стена долины, та сторона, которая не рухнула прошлой ночью, теперь рушилась. Первая лавина снесла противоположную стену, выстрелы из пистолета Кинга были последними вибрациями, необходимыми для того, чтобы спустить новую лавину. Тонны и тонны белой смерти падали с высоких пиков, собирая все больше снега и двигаясь все быстрее и быстрее. Я закричал и не услышал даже собственного голоса.

Вера продолжала бежать навстречу нарастающей лавине. Истерия была написана на ее лице каждый раз, когда она оглядывалась назад. Я побежал за ней по дрожащей земле. Усталость и отсутствие снегоступов сыграли со мной злую шутку. Лавина прокатилась по нижнему склону, набирая силу по мере спуска. Ряд деревьев исчез, вырванный с корнем белой рукой шириной в милю. Я снова упал на кусок льда. Вера оглянулась, но не на меня, как мне показалось, а поверх моей головы.

Вертолет AX завис в семи метрах над моей головой. Это был вертолет, который так отчаянно искал ее отец, когда то и дело оглядывался назад. Хоук сидел рядом с пилотом и отчаянно махал мне, видимо, радуясь, что я наконец-то их заметил. Звук двигателей полностью терялся в ярости лавины. Веревочная лестница упала вниз ко мне. Я прыгнул на него, но вместо того, чтобы взобраться наверх, жестом указал пилоту вперед. Хоук помахал мне, чтобы я поднимался. Я покачал головой и указал на Веру. Я не слышал, как Хоук ругается, но читал по его губам. Он похлопал пилота по плечу и неохотно направился к приближающемуся снегу.

Я был в двух метрах над землей. Мы быстро догнали Веру, но у нее было большое преимущество, и когда она увидела меня на лестнице, она побежала еще быстрее. Казалось, она вообще не замечала лавины. Белая волна надвигалась на нее. Но мы до нее доберемся, я был в этом уверен.

Бушующая ветровая волна катилась впереди снега. Вертолет дернулся и нырнул. Хоук снова попытался жестом позвать меня наверх. Свисая с лестницы, я протянул руку. Мы были почти у Веры, как и семиметровая волна снега, которая двигалась так же быстро. Внезапно Вера стала похожа на крошечную темную фигурку на скользящем белом фоне. Веревочная лестница под раскачивающимся вертолетом дернулась и закрутилась.

В последний момент она как будто увидела лавину. Она замерла от страха. Танцуя на ветру, мы нырнули вниз, и я вытянул руку, насколько мог. Вера стояла на дрожащей земле в нескольких сантиметрах от моей цепкой руки. Ненависть боролась со страхом в ее глазах. Снег подступал.

Ее рука вытянулась и схватила мою. Тотчас же вертолет поднялся в отчаянной попытке подняться над сыпучим снегом. Лавина бушевала изо всех сил, доходя до пояса Веры. Она сказала что-то, чего я не мог понять. Но ненависть исчезла с ее лица, как и страх. Было только прощание.

Затем она исчезла, оторванная от меня, как были сорваны деревья. Снежная волна накрыла ее. Лавина продолжала падать и накапливаться, убивая и покрывая все, что попадется на пути, как и предсказывал Кинг.

Я с трудом забрался в вертолет. Оттуда я наблюдал, как лавина, дрожа, подошла к своему яростному концу. Хоук и я не могли избавиться от ее шума, что было приятно.

Потом лавина наконец закончилась. Долина стала тихой, очень белой и с большой высоты очень красивой. Я разжал кулак. Мои пальцы были в крови, а на ладони лежал старинный камешек.

'Это от нее?' — спросил Хоук. Когда я кивнул, он сказал: «Ты, должно быть, чертовски крепко держал ее».

'Верно.' Я открыл скрытую крышку. Внутри был белый порошок.

— Что это, Ник?

Мне не нужно было пробовать это, чтобы знать.

— Ее самоубийство, если она когда-либо нуждалась в нем. Героин. Передозировка.

Вертолет развернулся и направился к "Снеговику".

«Ей никогда не придется им воспользоваться», — сказал Хоук.

* * *

О книге:

«Вторгнуться в нью-йоркскую мафию, уничтожить маршруты наркотиков и людей, которые ими управляют». Вот новое задание, которое должен выполнить Ник Картер.

Чтобы завоевать доверие опиумного синдиката, Картер изобретает оригинальный способ транспортировки опиума из Турции в Америку.

Капо навостряют уши, но остаются подозрительными. В частности, «Крестный отец», глава наркоторговли, который не чурается рисковать даже собственной дочерью — такой красивой, и способной на всё...

Картер Ник

Час волка

Ник Картер

Час волка

перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне

Оригинальное название: Hour Of The Wolf

Первая глава

Реактивный истребитель с грохотом пролетел мимо меня, разнося дорогу передо мной.

Я проклял пилота и всех его предков, когда я изо всех сил переворачивал руль своего Ситроена. Я мог бы сэкономить эти усилия. Дорога представляла собой не что иное, как глубокую тропу для телег у стены горы, и вековые канавки держались так же, как винт на тонких шинах моего 11cv. Я мог ехать только в одну сторону, и в этом направлении шли колеи. Учитывая валуны справа и глубокую пропасть слева, это тоже было хорошо. Темный, тонкий лес окутывал меня на редких прямых концах, и хотя я мог бы спрятаться от истребителя под чернильно-черной листвой, это была бы пиррова победа. За мной гнался полк югославских солдат, и Бог знает, сколько из них прошли через горы, чтобы окружить меня.

Citroen столкнулся с большим камнем на дороге и отбросил меня к двери. Когда машина снова упала, остальная часть выхлопной трубы оторвалась. Салон был наполнен выхлопными газами. Винты и гайки быстро открутились, и единственный шанс, который у меня был, - это вождение. Я посмотрел вверх через разбитое лобовое стекло. Реактивный истребитель пролетал наискось. Его корпус сиял в лунном свете и превратился в сияющий силуэт, когда он спускался вниз, чтобы направить в меня еще один заряд.

Думаю, я не мог двигаться больше нескольких секунд. Между прочим, я давно должен был умереть. Я уже почти час отбивался от преследователей, и единственное, что мне удалось сделать, - это запутать мою ориентацию. Я прошел по всем возможным боковым дорогам, и то, как они сужались, заставляло меня бояться, что они исчезнут в никуда. Я понятия не имел, где нахожусь, кроме крутого обрыва где-то в Динарских Альпах. Должно быть, в долинах было укрытие, но все, что я видел, это войска, пули и этот проклятый самолет. При нынешнем положении вещей это был бы конец моего задания, и AX мог бы лишиться агента N3, я, кроме того, не забыл, что это уже произошло с NI и N2, много лет назад в разных местах.

Истребитель прилетел поприветствовать меня выстрелом милосердия. Я ехал так быстро, как мог, в направлении его огня. Старый 11cv ужасно трясся. Citroen 11cv производился с 1938 по 1954 год, и по тому, как он отреагировал, я был уверен, что у меня его прототип. Фары на выступающей приборной панели никогда не работали, поэтому я не мог сказать, насколько быстро я ехал. По крайней мере, можно было назать на газ. Я не думал, что этого будет достаточно, но это был единственный шанс, который у меня был с тем приближающимся самолетом, который нырнул, чтобы выпустить свои залпы.

Citroen трясся в знак протеста, и рев выхлопа произвел такой шум, что я даже не мог слышать свои мысли. Ветер дул через открытое лобовое стекло, мои уши замерзли, а волосы закручивались вокруг лица. Самолет был теперь так близко, что у меня создалось впечатление, что его поглотит воздухозаборник.

Я нажал на тормоз изо всех сил. Пулемет калибра .50 стрелял очередями с крыльев истребителя. Дорога передо мной разорвалась, и машина покрылась дождем из камней и комков твердой земли. Автомобиль подпрыгнул и ускользнул от пуль, и по внезапному выбросу пара я понял, что они попали в радиатор. Кипящая вода с шипением хлестала вверх и стекала по моему лицу облаками палящего пара. Я нажал на газ и снова набрал скорость. Порыв ветра, когда охотник пролетел надо мной, наступила мертвая тишина, которая всегда следует за атакой. Я слушал своё дыхание, медленно выходящее из легких. Временная отсрочка.

Но F-86 уже снова поворачивался для очередной атаки, и я знал что пилот попадет в меня рано или поздно. Да, F-86, Sabre. У югославов они были в дополнение к 150 F-84. Я считаю, что больше всего меня задело осознание того, что дары дяди Сэма вот-вот прикончат меня. Югославы используют Sabre для борьбы с партизанами в узких ущельях, потому что сверхзвуковые F-X4 и MIG 2I движутся слишком быстро для такой высоты. «Сэйбер» всегда был лучшим истребителем, но превосходство в воздухе здесь не имело значения, не против старого «Ситроена».

Единственная причина, по которой я остался жив, заключалась в том, что я что-то знал из устройства его пулеметов, например, ограничение на количество патронов в магазинах, которые опустели бы после тридцати секунд непрерывной стрельбы. Летчиков учили стрелять очередями в одну-две секунды. Но из-за уравновешенности Sabre четыре пулемета калибра .50 давят на носо из-за отдачи. Так что есть тенденция стрелять перед целью. Так что славянский пилот стрелял туда, где я был бы, если бы я не нажал на тормоз и не двигался с той же скоростью. Благодаря моим знаниям комбинации коротких очередей и ныряния на нос я выдержал четыре последовательных атаки, но я сомневался, что он будет работать до тех пор, пока не закончится топливо и пилот не будет вынужден вернуться.

Я повернул за поворот, и на меня обрушилась ночная тень деревьев. Надо мной сзади висел «Сейбр», ожидая, пока я выйду на прямой отрезок дороги, чтобы ударить. Я наклонился над рулем и почувствовал, как пот заливал мое лицо, мышцы спины напряглись, как будто они чувствовали удары пуль. Если бы пилот решил попробовать атаку сзади, мой расчетный запас хода уменьшился бы примерно вдвое. У Citroen просто не было скорости, чтобы компенсировать эту разницу.

Дорога вилась через несколько крутых поворотов. Двигатель закашлял, раскаленный из-за нехватки воды, и работал медленнее, когда я снова стал подниматься на холм. Я мог бы выйти и бежать быстрее, по крайней мере, так я думал в отчаянии. Я был на полпути к этому, пытаясь сделать последнее усилие.

Где-то недалеко от кустов началась стрельба. Пули просверлили борт Ситроена, и меня обрызгало осколками стекла боковых окон, что разорвало покрытие в клочья. Солдаты стояли вдоль дороги со смертоносными автоматическими винтовками. Выйти из машины означало бы покончить жизнь самоубийством. Я наклонился глубже, под ободком узкого лобового стекла, когда последующий залп сотряс машину. Отныне колеи от телег должны выполнять все управление.

Дорога была залита прохладным лунным светом. Со своей позиции я не мог сказать, как долго дорога еще будет свободна, но у меня было печальное чувство, что этого хватит, чтобы Сэйбр снова атаковал. В лесу раздались новые выстрелы, пока разрозненные, что свидетельствовало о том, что основные силы солдат еще не прибыли. Не то чтобы это имело большое значение: я был в ловушке, как бы вы на это ни смотрели.

Свет просачивался сквозь деревья и достиг капота и крыши. Я услышал далекий звук реактивного истребителя, когда он приблизился. В осколках зеркала заднего вида я мельком увидел приближающийся самолет. Изображение заполнило зеркало, а над моей головой бушевал перекрестный огонь. Я снова попытался оценить расстояние, на этот раз полагаясь в основном на свою интуицию, и изменил свою предыдущую тактику, намеренно откладывая до последнего момента, чтобы затем снова дать газу. Ситроен был упрямым французом. Он отказался сдаться. Он рванул вперед с силой, которую, как мне казалось, он использовал давным-давно.

Но этого было мало. На этот раз пилот максимально точно скомпенсировал кувырок носа, и пули со стальной рубашкой разорвали «Ситроен» от кормы до решетки радиатора. Я повернул руль вправо, перпендикулярно колеям, так что большая часть атаки была поглощена почти вертикальным кузовом машины. Но панель приборов была безнадежно разбита, а также что-то попало под капот. Пламя ползло по половицам. Огонь был жарким, и меня окутало густое маслянистое облако дыма. Ситроен умирал. Шины были разорваны в клочья, топливный бак протекал. Передняя ось слева отскочила, а все, что внизу, было разорвано в клочья.

Обода без шин скользили по колее. Я не мог больше управлять. По щеке текло много крови, но я не мог сказать, насколько серьезно я был ранен. Машина теперь катилась под откос, истерзанный металл плакал в безумной и слепой ярости, и медленно начал падать с края холма в овраг.

Я отчаянно цеплялся за сиденье, кусая губы от ослепляющей боли от ожогов. «Ситроен» сильно затрясло и резко отбросило меня в другую сторону. Я ударил в дверь тяжелым ботинком, и она распахнулась. К счастью, у 11cv петли сзади, так что дверь распахивается ветром. Это было единственное, что спасло мне жизнь. Следующее, что я помню, я выпал наружу и катился по неровной дороге, хватаясь за дорогу, чтобы не упасть с края, который находился в десяти сантиметрах от меня.

Машина заскользила по краю, врезавшись в камни, кусты и деревья, покатилась взад и вперед и прокладывала себе путь на дно глубокого оврага. Когда она достигла дна скалистого ущелья, она взорвалсась морем красного пламени.

Пошатываясь, я побежал в кусты, вытирая кровь с разорванной кожи, и мой живот выворачивался от шока и мерзкой тошноты. Небо окрасилось в красный цвет сквозь горящий корпус «Ситроена» внизу. Мне приходилось спешить. И если бы я не поторопился, у меня вокруг были бы сотни солдат, привлеченных взрывом машины. Но на одну минуту мне пришлось остановиться, чтобы отдышаться... Потом я пополз дальше через кусты.

Моя маленькая газовая бомба все еще была приклеена к моей ноге липкой лентой, хотя вряд ли можно было ожидать, что эта проклятая штука сильно поможет в таком открытом пространстве. Мой острый, как бритва, стилет был вынут из его ножен и теперь лежал в моей руке. Я опустошил свой «Люгер», когда прорывался через блокпост к северо-востоку от Метковича, и теперь пистолет был там, среди горящих остатков 11cv. Но особой разницы это не имело. Весь арсенал оружия AX'а был бы бесполезен, если бы солдаты заметили меня сейчас. Их было слишком много, чтобы бороться с ними.

Меткович был началом моего кошмара. До этого все шло гладко. Я приехал в Югославию на итальянском траулере, а потом доплыл до берега. Меткович находился несколько в глубине суши, новый сельскохозяйственный городок где-то в предгорьях Динарских Альп, цепи, отделявшей побережье Далмации от Боснии и Герцеговины. В Метковиче контактное лицо предоставило мне документы, одежду и машину. Контактным лицом был тихий хорват с невыразительным лицом, хотя, держу пари, это выражение изменится, как только он узнает, что случилось с его знаменитым «Ситроеном». Документы выглядели неплохо, но рабочие ботинки сидели, как тапочки циркового клоуна, а брюки, свитер и толстая кожаная куртка сидели на мне туго, как корсет из китовых ребер.

Документы постоянного жителя, хотя выглядели они вполне законно, даже не прошли пост охраны на блокпосту. Пришлось пробиваться через кукурузное поле к другой дороге, и с того момента я был в бегах. И все же солдаты не сдавались. Я надеялся, что они подумают, что я мертв, когда увидят, как взорвалась машина, но удача была не со мной. Я уже мог видеть приближающиеся фонари и время от времени слышал крики сержантов, раздававшиеся как приказ о поиске. Можно сказать, я все еще был в бегах.

В лесу было тихо, если не считать постоянного шелеста солдат и редкого лая собак.

Я знал, что скоро выйду на мкстность со скудной растительностью, потому что леса здесь обычно были не больше нескольких квадратных километров, так как земля была слишком сухой. Но в темноте лес все же производил впечатление огромного простора. Казалось, он бесконечно растет по маленьким склонам и долинам, заросшим корявыми старыми дубами. Деревья принимали гротескные формы, когда во мне росла потребность найти путь вниз, дорога по-прежнему не находилась.

Пришлось спуститься вниз. Дорога была заполнена солдатами, и все новые и новые группы их устремилясь через холмы с другой стороны. Не было выбора, кроме как спуститься. Но склон горы оставался, как бы издеваясь надо мной, слишком крутым, слишком скользким и слишком голым, чтобы пытаться это сделать.

Я чувствовал себя истощенным, и боль от травм стала невыносимой. Тяжело было дышать. Я остановился на гребне. Вдруг я услышал глухое журчание воды. Я знал, что оно исходит откуда-то передо мной, хотя единственное, что я мог видеть, это узкая впадина, которая взбиралась по скалам и заросла на холме. Если там была вода, то это должна была быть река: звук был слишком сильным для ручья. А река означала еще более глубокую долину, которая, вероятно, прорезала горный луг слева от меня. Это означало для меня, что склон будет иметь скалу по крайней мере с двух из четырех сторон, так что я не мог никуда идти, кроме как в объятия солдат с их собаками.

Теперь я также мог слышать лай собак. Привезли собак, вероятно, взятых у пограничников. Я соскользнул по склону, пересек небольшую впадину и цепляясь руками, как когтями, взобрался на последнюю вершину. Звук собак позади меня стал громче. Как, во имя Иисуса, они прошли по моему следу? Они должны были иметь хорошее чутьё..

Последний спуск был очень крутым и покрыт огромными валунами. Я крепко сжал обожженные руки и поднялся над килями. Потом резко повернул направо и, спотыкаясь, побежал по изгибу уступа. На одну минуту звук воды прекратился, тонкая куча высунулась вверх и снова исчезла. Я вышел из опушки леса и, как я и ожидал, достиг скалы, отрезавшей мне последний путь к бегству. Она была почти вертикальной и скользкой и уходила в овраг, который был настолько темным, что только шум воды подо мной указывал на то, что меня ждало, когда я когда-нибудь достигну его дна.

Вибрируя от пульсирующей боли в груди и голове, я стоял в отчаянии, глядя в обе стороны на овраг. Луна вышла из-за облаков и снова засияла в полную силу. В ста метрах справа от меня и на столько же метров ниже я увидел руины римского акведука. Практически все, что от него осталось, - это ряд каменных арок, похожих на сваи, которые возвышались над рядом гранитных зубов и волокнистых растений. Это было бы похоже на пересечение Ниагарского водопада по изношенному канату, которое сделало бы меня идеальной мишенью для солдат. Если, конечно, я смогу спуститься туда живым, чтобы попробовать.

Согнувшись, я побежал по краю, прижимая левую руку к телу, чтобы противодействовать острой боли. Я думал, сломал ли я ребро или просто порвал мышцу, когда выкатился из машины. Я почти достиг точки прямо над акведуком, когда услышал шаги возле меня. Я наклонился вперед на животе и прижался к земле, делая легкие вдохи через открытый рот.

Двое подошли ко мне в напряженном волнении, не подозревая, что я был достаточно близко, чтобы услышать их тихий шепот. Они носили чешские пистолеты-пулеметы M61. Мужчины сделали еще несколько шагов и остановились, нервничая и, несомненно, желая, чтобы они были в другом месте в ту ночь. Они слишком долго участвовали в погоне. Я должен был за ними наблюдать, не выдавая себя шумом.

Молча я забрался в более глубокую тень и подошел, чтобы прижаться к дереву. Они подошли ко мне, меньший мужчина слегка наклонился вперед, словно хотел пронзить темноту глазами. Я оставался совершенно неподвижным, и он не видел меня, пока чуть не наступил мне на ноги. Затем я протянул левую руку, схватил его за подбородок и дернул головой назад. Правой рукой я прижал стилет к его горлу.

Солдат издал булькающий звук и упал, при этом кровь залила его тунику. Я повернул тело в сторону второго человека, прежде чем он смог прицелиться из своего M61, и оказался на нем, в то время я кинул в него нож. Он интуитивно отвернулся, заставив своего мертвого товарища упасть между нами и задев его стволом своей винтовки. Раздался звук рвущейся ткани, подавленное проклятие, а затем мой нож попал в цель под грудиной, в его сердце. Он тихонько всхлипнул и упал на землю рядом со своим товарищем.

Я думал забрать их оружие с собой, но потом решил оставить его на месте. Было бы неплохо иметь автоматы, но если бы я поднял их, я бы еще больше устал, а нести их, вероятно, замедлило бы мой спуск к акведуку. Я подбежал к краю оврага и посмотрел вниз. Когда-то канал продолжался через холм, на котором я сейчас стою, но с годами он забился, возможно, из-за огромного оползня. Я еще не различил складку суши, где это произошло, и резкий угол между разными слоями, лежащими в верхней части акведука. Каким бы крутым ни был этот склон, он был лучше, чем перпендикулярные стены с обеих сторон.

Как можно быстрее я спустился по опасному склону, цепляясь за скалы и хватаясь за растения и молодые деревья, чтобы не упасть. Несмотря на мои усилия, пошел обвал из рыхлых камней и грязи, и я ощутил вкус края акведука. На мгновение мне показалось, что я сломал лодыжку, но она держала мой вес, когда я встал и осторожно скользнул вокруг известнякового выступа. Акведук пересекал ущелье древними развалинами, которые могли рассыпаться подо мной в любой момент.

Я начал ползти на четвереньках. Пришлось тщательно выбирать свой путь. Я был примерно на десять метров впереди гигантской опорной колонны, когда с холма надо мной раздался пронзительный крик. Были обнаружены мертвые солдаты. Я слышал, как они бегают по кустам и опавшим листьям; затем раздалось еще больше криков. Я обернулся и увидел солдат, стоящих на краю оврага. Все их M61 начали стрелять одновременно... Кусочки гранита, осколки сланца и растений обрушились на меня проливным дождем. Я прижался к камням, маленькому укрытию, которое смог найти, теперь пополз назад, не зная, куда иду. Мои туфли поскользнулись, от чего оторвались куски обрушившегося акведука. Град пуль и срикошетивших осколков пронесся мимо меня, как рой злых пчел. Несколько человек соскользнули со склона. Двое бойцов остановились у начала уступа и начали стрелять из своих автоматов. Я отчаянно цеплялся за камни, мое сердце колотилось по ребрам.

Стрельба прекратилась так же быстро, как и началась. Я лежал неподвижно. Один из двух мужчин начал смеяться, нарушив тишину, а затем захотел набросился на меня. Он вставил новый магазин в свой пистолет-пулемет. Мой нож был скользким от крови. Я молча вытер ее о штанину и крепче сжал в руке, ожидая его приближения. Я слышал, как мужчина подошел ближе, чтобы прикончить меня. Я оставался неподвижным. Мой единственный шанс заключался в том, что он окажется слишком самоуверенным после этой своей очереди из автомата. В темноте было трудно сказать, жив я или нет, и я рассчитывал на элемент неожиданности.

Теперь он был на полпути к тому месту, где я лежал. Магазин его M61 был выдвинут вперед, и он слегка покачивался при ходьбе. Его глаза нервно и испуганно блуждали, я подождал, пока он наполовину отвернулся, затем вскочил и бросил стилет.

Бросок сверху был тяжелым и хорошим, и лезвие исчезло в левой части груди солдата. Его тело напряглось, и я боялся, что он упадет с акведука, прежде чем я смогу добраться до него. Я схватил его и сумел вытащить нож как раз перед тем, как он начал падать. Нож вышел чистым. Он повернулся и посмотрел на меня прямо. В его глазах появилось выражение недоумения и боли, затем тусклая пустота, когда снова открыли огонь пулеметы.

Я использовал его тело как щит. Пули попали ему в спину, и затрясли его, как тряпичную куклу. Я пытался скользить с ним по акведуку, но было невозможно удержать его и одновременно удерживать равновесие. Пуля попала в мою куртку, и я почувствовал жгучую боль, когда она опалила мне бок. Мои пальцы потеряли хватку. Солдат свернулся в сторону, а затем упал с акведука.

Затем я потерял равновесие на неровной поверхности. Я пошатнулся, попытался ухватиться, но это было безнадежно. Когда я соскользнул через край, я схватил его со всей силой, которая у меня еще оставалась. По ущелью завывал холодный ветер. Мои пальцы онемели, и я больше не мог держаться. Капля воды появилась из трещины над моей головой, как будто она была вытолкнута из камня моей хваткой. Она медленно соскользнула вниз и увлажнила мою губу. Это была самая сладкая вода, которую я когда-либо пробовал.

Затем камень рассыпался под давлением моих рук, и я упал...