95-й. Сны о будущем прошлом

28. В-Ж-ЖУХ — И ЗИМЫ НЕТ

ДА КТО К НАМ ПРИШЁЛ, НЕУЖЕЛИ⁈

4 января 1996, вечер.

После обеда наши мамы, как и собирались, умчали на дачу. Надеюсь, не придётся им ниву из сугробов выталкивать, хе-хе. Хотя… с другой стороны, совместный труд — он же объединяет. Так говорил сам кот Матроскин, а он понимал толк в отношениях.

А на утро, оказывается, у мамы Вали уже поезд! Вот она внезапная! Так и не получилось их с папой познакомить. Ну, ничего, летом обещала со всем семейством приехать, там как раз и с Вовиным училищем как-то вопрос решится.

Мы пока про планы уйти из армии никому ничего не говорили. Зачем? Только крыльями зря хлопать будут.

5 января 1996

Проводили мы Вовину маму, и тут приволокся курьер. Здрассьте пожалста, тра-та-та, Ольга Александровна приглашается в Комитет по делам молодёжи (города Иркутска, естессно). И часы приёма.

Подумала, Вове говорю:

— Пошли съездим? Там на сквере горка стоит, давай покатаемся, а? Заодно!

Городская администрация-то рядом. А горку на сквере много лет строили чуть не трёхэтажную, так что и взрослых на ней каталось много, а уж тем более студентов. Я к тому же сегодня модная, маму попросила с дачи кусок линолеума привезти, вместо ледянки. А с изнаночной стороны у него даже типа войлок, кочки не так по афедрону бьют. И народу в будний день явно не много будет, не то что в новогоднюю ночь, сплошная демонстрация.

Поехали. А чего нам, молодым да бодрым? Подорвались да понеслись.

Разговор в этом комитете вышел какой-то невнятный, как будто они сами не знали, чего от меня хотят. Да что, да кого, а где ваш устав?

Какой устав, говорю, это ж неформальный клуб?

Я уж молчу о том, что клуб-то, условно говоря, есть, а меня-то в нём, вообще-то, пока нет, это ж я всё данными из прошлого будущего оперирую. А из всех местных контактов — несколько Вовиных знакомых, именно что сугубо Вовиных, я их никого знать не знаю. Но вот этих «подробностев» я, понятное дело, раскрывать не стала.

— Ой-ой, а как же мы с вами будем работать?.. — застрадала девушка, порылась в бумажках, записала данные моего паспорта (от безысходности, видать), сделалась какая-то облизанная и сказала, что будет разбираться с нашим вопросом. И позвонит. Попозже.

Наверное.

На этом я и пошла. Да и пусть разбираются, хрен с ними. Вообще сейчас голову забивать не хочу. Хочу с горки кататься. Вот.

Вечером я вызвонила (наконец-то!) Анну. Припылила домой, неуловимая наша!

— Алло, — говорю, — Смольный! Ты, мать, где была? Я, панимаишь, с новогодней ночи начиная телефон обрываю. Хотела тебя на горку позвать, да на лыжах. А тебя всё нет и нет.

— С горки я могу! Хоть щас пошли. А на лыжах — ой, не-е-ет… Да мы Новый год у Зинки встречали. Потом маман сопровождала по гостям. А вчера на дачу к Ирке ездили.

Ой, точно, был же разговор про эту дачу. Все силы мне пришлось собрать, чтобы вежливо отказаться от столь привлекательного мероприятия. Ну не могу я с тупыми девицами общаться…

— Ну вот, а сейчас попу в горсть и несёшься к нам. А то все каникулы пройдут!

Анна рассказывала мне, как они встречали Новый год. Главное, откровенно не креститься. Я ж помню, каким мудаком становился Зинкин странный муж, выпимши. Мог внезапно орать начать, стёкла ломать. Мда. И на какой почве они с Димкой сошлись, они ж совершенно разные? Димка умный, уравновешенный, с юмором, а этот… А, они же в одном дворе выросли, точно.

Ну, короче, не суть. Главное, что у Ани с Димкой составилась симпатия. Но они прям не как мы — порядочно дружили, держались за ручки. Я даже не знаю, они вообще целовались-нет, мне что-то неудобно было спрашивать.

— А мы в сам новый год здесь гуляли, на горке, — поделилась я, — Даже подрались слегка.

— Чё, серьёзно? Прямо подрались? По-настоящему?

— Ну, Вова подрался.

— Да какое там «подрался»! — крикнул от компьютера Вовка, — Так, выползло несколько пьяных утырков…

А ещё я пожаловалась, что времени на всё не хватает, атас просто. Особенно с этими зазывальными брожениями. Сейчас каникулы закончатся — и что, снова ползать? Часа два-три ведь съедается каждый день!

Аня на минуту задумалась:

— Слушай, а ты не хочешь девчонок позвать?

— Каких девчонок? — что-то я не сразу въехала.

— Ну, девки наши. Наташка, Ленка Семёнова. Они же постоянно на Урицкого подрабатывать бегают. По четыре, по пять часов ходят. Но им платить, конечно, придётся.

— С матюгальниками, что ли?

— Ну, да, я тебе про что говорю.

Надо же, а я и не знала. Я вообще, честно говоря, особо не стремилась внутри институтской группы отношения завязывать, поэтому и не в курсе была, кто чем дышит. И нельзя сказать, что это из-за моей странной ситуации. Я, в общем-то, и раньше такая была — вещь в себе. Книги интереснее людей и вот это вот всё. Одна единственная подруга полностью перекрывала мою потребность в общении. А теперь у меня ещё и Вовка есть — я прям, считай, вдвойне была счастлива, так что институтские друзья не возникли.

Отвлеклась.

Нанять кого-то, чтоб зазывалки кричал?

Эта мысль почему-то была совершенно новой. Как работодатель я себя осознавала с трудом.

— Слушай, а сколько им платят?

— Ну-у… Не знаю. Вроде бы пять тысяч в прошлом году было.

— Пять тысяч?.. — сумма казалась до смешного нереальной.

— Ага. В час.

— Чё-то совсем уж даром.

— Ну, я не знаю, сейчас, может, и больше. Надо спросить у них, да и всё.

И так, товарищи, меня это заусило, что мы дозвонились нашей старосте, взяли у неё телефоны девок и одной таки дозвонились. Семь-восемь тыщ в час, говорит. Да ещё и очередь из желающих поработать, прикиньте.

Так ведь это совсем меняет дело! Договорилась с ними на двенадцатое в магазине, буду конкретно беседовать.

На этом я успокоилась, и мы переползли из зала в кухню, чаи гонять и шушукаться о своём, о девичьем. Интересно же мне было, как у них с Димой роман развивается.

Остаток наших с Вовой каникул прошёл в полнейшем умиротворении. Мы-таки сходили в лес пожечь костёр и пожарить хлеба с салом. Ещё пару раз бегали на лыжах. Совершенно лампово встретили Рождество. И просто батонились, читали книжки спина к спине. Ну и Вовка играл, конечно. Что-то такое стратегическое, типа «Цивилизации», строился, развивался… А я шила ему шёлковую рубашку. Чёрную! И плащик. Игровой, конечно. Большой тёмный плащ с капюшоном всегда пригодится.

Я старалась погрузиться в этот тихий домашний уют, отключиться от переживаний, даже записи свои забросила, тем более, что провалы в будущее стали немного реже — как будто мир решил, что информации я пока начерпала достаточно.

И мне это почти удавалось вплоть до девятого января. До дня Ч.

СИГНАЛ

Девятого января я полночи не могла уснуть, гоняла тяжкие мысли. Не могла отделаться от тех памятных по старой жизни жутких фотографий… Проснулась ни свет ни заря с содроганием сердца. Сделает ли он что-нибудь? Поверил до конца? И поверят ли ему?

С утра пораньше врубила в зале телевизор. Если что-то случилось — сразу покажут. Про Будённовск новости каждый час показывали.

И Вова, и бабушка страшно удивились. Я. Телевизор. Добровольно! Так не бывает.

Но я настроила звук, чтоб чётко всё слышать, но по ушам не долбило, и предупредила:

— Этот канал не переключайте, будет важное!

Господи, лишь бы пронесло, Господи. Умом я понимала, что как бы ни сложились события — они уже произошли, но…

С трудом заставила себя отлепиться от экрана, бегом умылась, села на диван. Вещали рождественский бал в Кремле. Потом пошёл Чайковский. Сюита из балета «Спящая красавица».

Я вдруг подумала про разницу во времени — сколько сейчас в Москве-то? Полпятого утра? Не рано ли я жду? Хотя, нападение началось ночью… И тут экран мигнул, мелькнула заставка «Экстренный выпуск новостей» и девушка-диктор со скорбной складкой между бровей сказала:

— Экстренное сообщение, — сердце заколотилось у меня в горле, на мгновение перекрыв все звуки, — … одня ночью большая группа вооружённых боевиков совершила нападение на военную часть и аэропорт города Кизляр в Дагестане, — за спиной дикторши появилась карта с отмеченной точкой, — В городе ведутся бои. Подробности неизвестны.

За следующий час я спела все губы себе обкусать. Этот выпуск немногим отличался от первого, тоже было мало что понятно.

Ещё через час мы сидели на диване и ждали новостей втроём — Вова я и бабушка. По-моему, они заразились моей чудовищной нервозностью.

На этот раз диктором был мужчина.

— Экстренное сообщение. Сегодня, девятого января, сразу после призыва Аслана Масхадова активизировать боевые действия против российских войск, военные формирования Ичкерии, действуя силами нескольких мобильных групп под руководством полевых командиров Хункар-Паши Исрапилова, Салмана Радуева и Турпал-Али Атгериева, совершили вооружённый налёт на территорию соседнего Дагестана, выбрав своей целью город Кизляр… — что, уже имена — всё закончилось, что ли, или как⁈ — Основной целью атак стали военные объекты города. Подразделение Айдамира Абалаева, используя стрелковое оружие и гранатомёты, совершило нападение на вертолётную базу, попыталось ликвидировать охрану. Целью группы было уничтожить находящиеся на базе вертолёты и захватить оружейный склад.

Так называемый «Наурский батальон» под командованием Мусы Чараева попытался захватить войсковую часть №3693, которую охранял батальон Внутренних войск МВД России.

Сводный отряд под командованием Сулеймана Радуева, брата известного террориста Салмана Радуева, избрал своей целью авиационный завод, расположенный недалеко от вертолетной базы.

Однако федеральные силы были готовы к возможному нападению. Несколько машин боевиков были уничтожены в момент высадки на прилегающих территориях. Оставшиеся отряды перегруппировались и укрылись на территории городской больницы, предприняв попытку прорваться в родильное отделение с целью захвата заложников, однако были встречены огнём специальных выделенных рот охраны, вытеснены на окраины города Кизляр и уничтожены, — картинка за плечом дикторши увеличилась; камера крупно выхватила кровавые тряпки, которыми наспех были прикрыты головы сложенных в ряд террористов, — В результате боестолкновения погибли двести сорок шесть боевиков.

Среди них опознаны: Салман Радуев, Сулейман Радуев, Муса Чараев, Айдамир Абалаев, Турпал-Али Атгериев, Хункар-Паши Исрапилов.

Шестнадцать человек из состава федеральных сил получили ранения различной степени тяжести. Всем раненым оказана квалифицированная медицинскую помощь, их жизням ничего не угрожает. Пострадавших среди гражданского населения нет.

Как я орала! Как я скакала!!!

Он поверил!

И он смог убедить ещё кого-то, потому что в одного организовать всё это нереально.

Вот теперь мы похохочем!

Чуть позже, когда бабушка ушла к себе, а Вовка сел за комп, я позвонила папе:

— Пап, ты помнишь, мы с тобой осенью в культурную поездку ездили в Питер?

— Конечно.

— Ты бы мог устроителю тура сообщить, что я совсем не против посетить Третьяковскую галерею.

Пауза.

— Когда?

— Одиннадцатого января, часов в двенадцать. Я надеюсь, в этот раз они самостоятельно организуют билеты.

Снова пауза.

— Так это послезавтра, что ли?

— Да. Именно поэтому я очень рассчитываю на организацию мест в самолёте.

На этот раз я успела досчитать до девяти, пока он молчал.

— Понял. Я передам.

На следующий день мы с Вовкой пошли гулять в лесок. А когда вернулись, буквально через пять минут пришёл курьер. Караулил нас, что ли? Принёс письмо без опознавательных знаков, а внутри — билеты до Москвы на завтрашний рейс (и сразу же вечерние, обратно). На меня и на папу. Ну, зер гут.

НА ВСТРЕЧУ С ПРЕКРАСНЫМ

Одиннадцатого января с раннего утра Вовка поехал в казарму. И я поехала вместе с ним — самолёты на Москву у нас вылетают в девять пятнадцать. Как раз, пока контроль-досмотр, часа два надо иметь в запасе. Сперва хотели бюджетненько, на автобусе, но потом я что-то запаниковала на предмет давки, и не тиснул бы у меня кто-нибудь билеты или паспорт. Такой расклад был бы совсем неуместен.

Поэтому мы договорились с папой и поехали все вместе. План получился многоступенчатый. Сперва такси забирает нас с Вовой, потом на Мухиной подбираем папу, потом мы с папой выходим в аэропорту, а Вовка едет ещё пару остановок до ИВВАИУ и там расплачивается. Зато я всё время под контролем. Фу, под защитой. Тип того.

Багажа у меня с собой не было. Из всех вещей — прямоугольная сумка размером примерно под большой ноут, из джинсы, крашеной в приглушённо-бордовые тона со цветами. А ещё она была в бархатных вставках, кусочках золотой тесьмы и с золотисто-металлическими висюльками. Этакое бохо-арабика. Внутри деньги, документы и носовой платочек. А что ещё надо, мы на несколько часов летим?

Шубу я сняла, и проводник унёс её в гардероб — сервис, не хухры мухры. Осталась в ярком и пёстром, под стать этой моей самошитой сумке. Этакая у нас с папой пристрастность к цыганщине, я уже говорила, кажется. Только он себе позволяет блеснуть, тысызыть, в узком кругу. А я просто позволяю. Хожу в чём хочу. Вторая жизнь у меня, панимаишь, никаких искусственных ограничений! Поэтому сверху была очень облегающая и декольтированная (хоть и с длинными рукавами) блузка из тонкого трикотажа, вся в каких-то восточных узорах. А снизу — лично мной пошитая многоярусная юбка в пол. Кр-р-расная, как кармин. А сверху юбки — ещё юбка, но не настоящая. На самом деле (секрет) это был короткий плащ под ролевуху из бордового бархата, с золотым кружевом и атласным узорчатым подкладом. На вручную выплетенном разноцветном шнуре. У меня и в прошлой жизни подобная была, очень мне нравилась. Ну так вот, на играх это был фендибоберный плащ, а вне игр — тёплая верхняя юбка, как бы с разрезом до пояса. Ну шикарно же?

В комплекте с висюлистыми серёжками и бусами из карминно-красного кварца смотрелось оч хорошо.

Нет, ну а как не похвастаться? Сама себя не похвалишь…

Бизнес-классом я до этого ни разу не летала.

Места у нас были прям сразу в первом ряду. Папа сказал, что, скорее всего, уснёт.

— Ну и садись тогда к окну, — предложила я.

Я себя знаю, всё равно сто раз до туалета бегать буду, чего об ноги-то запинаться.

Осмотрелась.

Любопытно. Комфортно, так-то. Свободно. Не сказать, чтоб прям люксово, но кресла широкие, проходы между ними большие. Всякая малоинтересная мне шняга наличествует, которая должна, видимо, символизировать демонстративный уровень потребления. Типа телек встроенный — такое.

И выпить предлагают.

Выпить я не очень. У меня вообще с этим по жизни проблемы, метаболизм по азиатскому типу. Очень быстро пьянею, так же стремительно трезвею, и к тому моменту, когда прочая публика достигает нужной разухабистой кондиции, у меня уже наступает похмелье. Фубля, ненавижу это чувство. А веселиться до полного отвала башки я и без алкоголя могу спокойненько.

А вот чая я с удовольствием. Меня тут просто спросили только что, не хочу ли я чего-нибудь.

— Чай есть у вас? Горячий, чёрный, с молоком и без сахара. Можно такое устроить?

Стюардесса профессионально приветливо улыбнулась:

— Сливки вместо молока подойдут?

— Конечно! И леденец какой-нибудь залётный.

Это у нас прикол такой. Однажды на работе в садике сидели чай пили. Кто что притащил, как всегда — печеньки, конфетки. Ну и девчонка одна достаёт из кулька карамельку и ржёт такая: «Ой, девочки! Карамель „Залётная“!» А там на этой «Взлётной» реально так первые буквы написаны — хрен победишь. Так «карамель залётная» стала локальным мемом.

Притащили мне чаю, леденцов, и жизнь сделалась прекрасной.

Папа, видать, нервничал. Потому что пятьдесят грамм таки выпил. Ну, ему не страшно. Да за шесть часов, пока летим да едем, та стопочка выветрится без следа.