95-й. Сны о будущем прошлом

35. МОЯ ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

РОДНЯ

25 апреля 1996, четверг.

С утра звонила Вовина мама. Узнала про мои приключения, переживала.

— Да не волнуйтесь, — говорю, — Всё уже нормально. Вы как сами там? Снег сошёл? Медведи не шалят?

Послушала новости, похвасталась, что у нас вовсю листья зелёные, и мама помидоры готовится на первое мая высаживать. Ну, надо же мне как-то их подталкивать к переезду. Не подумали, говорю, над моим предложением в Иркутск перебраться?

Они, конечно, думали, но как-то и опасались. Ну, ничё-ничё, дожмём.

Передали в обе стороны кучу садоводческих приветов. Это прямо наша точка взаимопонимания.

Ближе к вечеру снова зазвонил телефон. Я, как положено, подала звуковой сигнал голосом (это у нас с папой излюбленная цитата, из какой-то древней инструкции):

— Алло.

Тишина. Но кто-то определённо дышал.

— Я вас внимательно слушаю. И у меня, кстати, телефон с определителем номера.

В трубке щёлкнуло и отключилось.

Я усмехнулась и выписала в книжечку циферки. Вовка придёт — покажу. Есть у меня подозрение, что он в курсе, кто это.

Пришёл он усталый, шопипец. А я сразу коварно предъявила ему бумажку. Не знаешь, говорю, кто это? Звонят, дышат…

Муж посмурнел и попросил меня пойти пока что в комнату и дверь прикрыть. Да пожалста! И через дверь прекрасно слышно было, как он рычал и желчью исходил.

Жалобно звякнули рычажки телефона. Ну всё, теперь и кормить можно! Подобреет, сам расскажет.

Вовка, однако, не торопился. Долго плюхался под душем. Хмуро ел. Молча.

Я не выдержала:

— Ну, скажи мне хоть, кто это был? Меня ж порвёт щас от любопытства!

Он поморщился:

— Тётка.

— Это отцова сестра?

— М-гм, тетя Лена.

Я фыркнула:

— Конспираторша, тоже мне! И чё ей надо было?

Вовка нахмурился и привалился к стенке, закрыв глаза.

— Давай не сейчас, а?

— Давай! — бодро согласилась я, — А когда? Запишите меня на приём, пожалуйста.

Он посмотрел на меня сердито.

— Родственники хотят встретиться. Зовут.

— А-а! — эвона что, поди ты! — А ты хочешь?

— Пока — нет.

— Ну и всё, какие вопросы. К нам нельзя, доктор запретил. Что ты на меня удивлённо смотришь? Тебе доктор что-нибудь говорил типа: общайтесь побольше, приглашайте родственников?

— Да мы ж его и не спрашивали.

— Ну и всё! Рекомендаций таких не было. Значит, не рекомендовал! — я торжествующе забралась на колени к мужу, слегка оторопевшему от такой казуистики, — А сама я тем более никуда не поеду, у меня постельный режим. Ты же против постельного режима ничего не имеешь?

Наконец-то он засмеялся!

НАДО ЖЕ И СВОИХ ПРЕДУПРЕДИТЬ…

26 апреля 1996, пятница.

После обеда пришла мама — проведать бабушку и меня, болящую. Потом приехал Василич — и тут я им объявила свой гениальный план по переселению. Бабушка испугалась, Василич удивился, а мама, по-моему, не поверила. Ну, вы понимаете, они же вообще были не в курсе событий. Вот такая я странная, да. До последнего могу никому ничего не рассказывать.

— Оля, а тебе не плохо? — спросила мама, — Голова не болит?

— Да ничего у меня не болит. Хотите — давайте съездим, посмо́трите.

Бабушку хождением по лестницам мучить не стали, поехали втроём.

Мама, я так поняла, до последнего думала, что оттуда сразу надо будет в больничку лететь. Однако перед крыльцом я достала ключик размером с золотой и отперла двери:

— Добро пожаловать!

Они нерешительно заглянули во входной коридор. Пахло свежей побелкой. Внутри было тихо. Даже издалека никаких звуков не доносилось. Для плиточников наших ещё рано, Анна тоже сегодня не собиралась. Мама ткнула пальцем в вывеску над входом:

— Оля, это же какой-то клуб!

— Не какой-то, а отличный клуб! Иркутский клуб ролевых игр и исторической реконструкции. Но это не мешает мне выделить для себя закуток. Пошли! — я пропустила их вперёд и закрыла дверь на засов, — Налево. Прямо и направо! Теперь налево.

— Чё так далеко-то? — проворчала мама.

— Нормально. Пришли уже.

На входе в нашу квартирку уже была установлена дверь. Я открыла замок.

— Ну вот, смотри́те.

Прихожка (она же коридор) была вдвое шире нашего крошечного коридорчика в хрущёвке. И в три раза длиннее.

— Ну, нормально, — сказала мама. На входе вообще свободно, да, Саш?

— М-гм, — ободрительно помычал Василич, — А стенка почему такая тонкая?

Это он имеет в виду ту стенку, что отделяет коридор от кухни, она и вправду была совсем тонкая, чуть ли не фанерная, чисто для разграничения пространства.

— Она, по факту, задней стенкой шкафа будет. Я хочу прямо во всю эту нишу встроенный шкаф.

— Прямо до потолка?

— Да. И в том числе над дверным проёмом. А там сразу кухня будет.

Мама заглянула в первую дверь налево и восхитилась:

— Большая какая!

После наших хрущёвских крохотулек габариты три с половиной на четыре метра казались гигантскими. Да плюс ещё пусто пока, это тоже усиливает ощущение пространства.

— Саш, а тут смотри какая… колонна, что ли?

— Несущие эти… как это называется… — я забыла слово.

— Опоры, — подсказал Василич,

— Ага.

— А та дверь куда? В кладовку?

— Нет, мам, с кладовками придётся повременить. Это для бабушки. Чтобы сразу в кухню попадать.

На тот период, когда она станет совсем слабой и ей трудно будет даже обойти два лишних угла по коридору. И на ещё позже, чтобы с подносами по кругу не бегать. Но сейчас мне не хотелось на эту тему говорить. Вместо этого я предложила:

— Пойдёмте, к ней зайдём.

Мы прошли через кухню в небольшую спальню.

— А хорошо! — Василичу явно понравилось, — Уже приличная комната, а то у неё совсем же крошечная.

Конечно, приличная! Ровно в два раза больше её нынешней конурки. Кто вообще придумал комнаты два на три метра?..

— Побелить, обои поклеить… — приценился Василич

— Ковёр повесить, — вставила мама.

— И ковёр — отлично! Свободно, — он прошёлся туда-сюда, — Только пол холодный будет, Ольга.

— Я хотела ковровое покрытие купить. Прямо цельное, под плинтуса.

— Я бы, наверное, всё-таки сперва линолеум постелил, чтобы дополнительная теплоизоляция была. А сверху уже ковровое.

— Ну, хорошо, так и сделаем. Пойдёмте дальше.

Вторая дверь снова вернула нас в коридор-прихожую.

— Напротив — туалет и ванная. Я сразу так рассчитывала, чтоб ей всё близко было. А туда, — я показала на дверь в торце коридора, — большая комната. Пойдёмте.

В комнате было гулко и даже как-то звонко.

— Да тут в футбол играть можно! — засмеялся Василич.

— Это так кажется, пусто потому что. Хотя двадцать семь квадратов, да.

— Это, получается, зал? — критически огляделась мама.

— И зал, и спальня. Я хотела куда-нибудь к дальней стенке кровать поставить, шторками её отгородить.

— О-ой! Я видела в кино — такие красивые шторы, как альков! С золотыми кистями! — ну всё, матушка увлеклась.

— Пошли, ванную покажу, «с кистями»!..

— Ну, Оля, я серьёзно тебе говорю! Я тебе потом нарисую!

— Хорошо, — мы снова гуськом вышли в коридор, — Это вот будет туалет, — я продемонстрировала вид на пустую коробочку, — А тут ванная. Будет.

— Большая! — похвалил Василич, — На пол плитку планируешь положить?

— Да, специальную, нескользкую. Чёт я за бабушку волнуюсь, падать она стала.

— Не холодно будет?

— Там смонтирована система тёплых полов внутри.

Про эту новомодную шнягу пришлось объяснять подробно.

Да, тяжело мне дались эти тёплые полы. Технология только заходила на наш рынок, пока я нашла бригаду, ой… в подробности вообще не полезу. Но теперь осталось только плитку сверху положить.

Мама с Василичем переглянулись:

— Ну что, давай завтра? — сказал он, — Поможем. Что надо — сразу проедем, купим. Унитаз, ванну…

— Да это всё есть! Оно пока в большом зале стоит, упакованное. А вот линолеум…

НЕ КОЧЕГАРЫ МЫ, НЕ ПЛОТНИКИ

27 апреля 1996, суббота.

Неожиданным приятным бонусом оказалось, что в субботу Вовка тоже остался дома. И теперь всё время будет оставаться! Меня же караулить надо. Класс.

Так что утром в субботу мы впятером понеслись в клуб. Мама, Василич, Вова, я и Анна, которая неожиданно тоже оказалась в центре движухи.

— Чур, только чай не заваривай, — на счёт этого пункта надо обезопасить себя заранее.

Нет, не подумайте! Анна отлично заваривает чай. Только вот карма у неё — посуду бить. Это как-то само собой происходит. Кру́жки страдают сильнее тарелок. Но больше всего — чайники для заварки. А запасной заварник у меня в единственном экземпляре.

Ой, с этими заварниками столько у них с Димой происходило феерических историй! Ну, в прошлом будущем. Почти каждую неделю или две, придёшь к ним — новый заварник.

— Опять разбили?

— Ага.

То носик, то хвостик, то треснул, то ещё что. Им вообще смело можно было по любому поводу заварники дарить.

Раз прихожу — они такие довольные, новый заварничек моют. Металлический!

— Ну, всё! — сказала Аня, — Это нам навечно!

Через неделю прихожу — опять фарфоровый! Надо было видеть моё лицо.

— А железный, — говорю, — куда дели???

— А мы его уронили и наступили, — грустно сказала Аня, — Теперь он помялся и не закрывается.

Без комментариев, что называется…

Короче, договорились на берегу, что чаи доверим кому-нибудь более везучему на заварники, а Аня возьмёт на себя руководство командой покрасчиков.

Хорошо, что сегодня прям по-майски тепло, окна можно распозить, не задохнёмся.

В прицепе у нас лежал всякий ремонтный скарб: стремянка, валики, палки к ним, кисти, раскатки и всякое такое.

Мама сразу схватила какие-то сумки, ключи и бодрой рысью понеслась по уже знакомым коридорам в наш край. Василич со стремянкой потопал следом.

— Слушай, Вов, — предложила я, — А ты не хочешь к мужикам пойти с плиткой помочь? Ты вообще с плиткой как? Работал?

— Ну… В Железногорске ванную отделывали в новой квартире, но там больше папа.

— Вот. А тут нам кто будет? Я хочу, чтоб аккуратно. Посмотришь, подучишься.

Заодно и отношения завяжешь, кстати, — это я уж про себя подумала.

— А что, давай. Приедут — пойду к ним. А пока пошли белить.

И пошли мы белить. И клей для обоев замешивать, потому что клей я нашла только в одном варианте — такой, похожий на вату, пересыпанную желатиновым порошком. Его ещё надо было водой определённой температуры заливать и сутки настаивать, помешивая.

А Аня осталась за распорядителя-коменданта, потому как в клуб начали потихоньку стягиваться люди.

Через час приехали плиточники-отделочники, и Вовка ушёл туда. И всё равно за первый день мы успели и побелить нашу квартирку (потолок и верх стен «до пояса»), и окна помыть, и даже рамы покрасить.

Сейчас, с пластиком и стеклопакетами, народ уже забыл, что это за прелесть — красить окна. Мало того, что деревянные рамы то рассохнутся, то разбухнут, так ещё и краска на них со временем шелушилась и отслаивалась чешуйками. Так что, чтоб новой краской покрасить, надо было сперва старую слезающую зачистить или хотя бы зашкурить. И столько в этих рамах всяких выступов и выемок присутствовало, просто капец.

А стёкла с двух сторон впритык к рамам приходилось строительным скотчем залепливать. Или хотя бы газетными полосками на мыло — иначе придётся потом бритвочкой попавшую на стекло краску отшкрябывать. И это вам не двухкамерный стеклопакет! Это сложная двойная рама. Для совсем юных и прекрасных: открыл первую створку (ту, которая глядит в комнату), за ней внутренняя часть окна сантиметров в десять-пятнадцать — и вторая створка, та, что глядит уже на улицу. В особо продвинутых старых домах, она ещё и открывается на улицу. Даже помыть — тот ещё квест.

С красками тоже ещё заморочка. Та, которая пахла не очень убойно, сохла минимум сутки. Закроешь окно раньше времени (да ещё, не дай Бог, снизу какая-нибудь капелька натечёт, а в ней, как в пузырьке, краска жидкая) — и всё, засохнет намертво! Отдирай потом и бойся, как бы стекло не лопнуло. А бывало, что и лопалось, видела я такие случаи. Так что мы взяли нитру — а она дико вонючая, натуральный отвал башки. Зато полчаса-час — и уже засохла.

Ну вот, покрасили мы, и мама с Василичем поехали домой, а я осталась — часок хоть всё равно подождать надо, чтоб просохло и проветрилось. А чтоб зря не сидеть, с кисточкой наперевес пошла красить дальше — во всей остальной части клуба добровольцы занимались той же покраской окон. И хоть народу была хренова туча, нам всем хватило.

Когда, наконец, всё было докрашено, внутри образовалась такая газовая атака, что просто караул. Выползли мы на крыльцо, отдышаться. И ещё метров на десять отошли — ну невозможно же.

— Так, я всё равно буду ждать! — объявила я, — Иначе мы завтра сюда зайти не сможем. Пока тепло, пусть проветривается. Кто хочет, может с нами посидеть. Больше на сегодня дел не будет, поотравимся.

— Давайте хоть стулья вынесем? — предложила Аня, — Стоя какой смысл стоять?

Парни долго не думали, вытащили в зеленеющий микро-скверик стулья, стол — навели комфорт, в общем. Мы сходили в соседний магаз за молоком (это чтоб совсем не одуреть), конфетками-подушечками и простецкими печенюхами типа «Сливочное», и стали обсуждать наше приближающееся светлое будущее. Кроме нас с Вовой и Аней осталось ещё человек шесть активистов, которым, по-моему, просто хотелось посидеть и потрепаться в своё удовольствие. В компании сочувствующих людей, что немаловажно! А то знаете как тяжело — я серьёзно! — когда ты увлечён чем-то интересным и даже вроде бы полезным (ну, история же или, как минимум, литература, театр…), а родня и друзья смотрят на тебя как на дебила…

Прохожие косились на нас с некоторым удивлением, типа: а чё это за пикник на газоне?

Да и пофиг.

Обсуждали какие ролевые игры и мероприятия в досягаемом пространстве прошли или планируются, день города и шествие (которое, возможно, будет, но это не точно), что ещё пара недель, и можно будет заниматься, и как будет здорово, когда в обеденном зале появятся столы. А ещё классно бы библиотеку завести!

И, кстати, игротеку тоже — подумала я про себя. Вслух ничего говорить не стала. Хрен знает, настолки вообще появились в России или нет? И всяческие ДНДхи? Может, мы станем первопроходцами в этом отношении? Дело-то прикольное. Но уж шахматы точно можно притащить, у меня где-то аж два набора лежат.

Вот про шахматы можно говорить смело. И, кстати, в среде ролевиков это довольно популярная игра.

А ещё я смотрела на наше импровизированное застолье и думала: занятно как. Моя жизнь — как круги на воде. Есть я. Это бульк. Потом — Вова. Нет, Вова со мной. Вот, мы вместе — это бульк. Эпицентр.

Семья, ближайшие друзья — совсем рядом, ближний круг. Следующий, чуть побольше — дом, учёба, работа (ну, не комфортно мне оперировать словом бизнес, извините). Дальше — шире, вот этот клуб и прочая моя активность, которая выходит на масштабы города, а, может, уже и региона. И, наконец, попытки повлиять на судьбу России.

Мира?

— Ты чего у меня, угорела, что ли? — Вовка похлопал меня по руке.

— Почему?

— Да мы тебя уже минуту спрашиваем: когда про день города будет известно?

— А-а… я задумалась просто. Да надо к ним в понедельник сходить, суббота-воскресенье же выходной.

Вовка слегка нахмурился. Ну что? Ну что? Я теперь всегда под присмотром должна быть, видимо? А он на курсах своих.

— Мы с Аней сходим, да, Ань? После института. Мне так и так за решением и расписанием экзаменов заехать надо. Кто с нами ещё хочет, пошли вместе? А то они в этих комитетах, наверное, подозревают, что я тут одна за всех.

В итоге составился ударный отряд из семи безответственных лиц, которые готовы были на пару часов сбежать с работы или прогулять занятия на учёбе.

Потом — внезапно — к нам подошёл наряд милиции, узнать: не нарушаем ли мы? Я радушно предложила им посидеть с нами, выпить чаю. На меня странно посмотрели все — и милиционеры, и наши. Нда, не было как-то между органами и простыми смертными особо тёплых отношений.

— Ну ладно, — говорю, — не хотите чаю — так, может, вам уставные документы и договор с КУМИ показать? Мы тут порядочные граждане, приводим в порядок выделенное городом помещение, окна красим. Хотите?

Не захотели, ушли.

Народ почему-то начал дружно над ситуацией ржать. А вот тут я, честно, втупила. Чего ржём-то? Или правда я краской надышалась?

Короче, посидели мы до сумерек, проветрили прямо с запасом. Потом ждали троллейбус — восьмёрку в юбилейный не дождались, поехали на попутном до Мухиной. Уже счастье, что через плотину три километра топать не придётся! С Мухиной прогулялись пешком, по ходу дела как раз Аню проводили. Домой заявились чуть не в двенадцать.