РЕВИЗИЯ
Дома по-прежнему было тихо и одиноко. Порылась в кассетах, нашла Цоя. Постояла, держа в руках. Поняла вдруг: не перемен. Ни фига не перемен хотят наши сердца. Сердца хотят мира, покоя и уюта. И чтобы любимый, самый лучший на свете мужчина смотрел на тебя как на родную и единственную женщину, а не просто как на интересный объект.
Включила «Битлз». Мишель и всё такое. Но остальное… невозможно же, что за набор… Даже не буду названия озвучивать, стыдоба… Половину сразу в мусорку выкинула. Переписывать на них — не хочу. Качество всё равно получится какашное. Надо хоть «Пикника» купить, что ли. Кажется, они давно поют. И Медведева бы где найти. Первый муж, помнится, диск припёр — уже дочка родилась. В девяносто… восьмом, наверное. Кстати, Медведев наш же, иркутский. Вроде бы, он и на ролевой круг ходил. Начали они уже на набережной встречаться или нет? Надо бы проверить. И вообще, посмотреть, что из приличного появилось уже, а то у меня тут какая-то подростковая медиатека, блин…
Эти мысли бродили у меня в голове, пока я собирала разбросанные по комнате вещи. Торопилась сегодня, что ли? Хотела сложить всё в шкаф, а потом решила сразу и проверить: что тут у меня с моим гардеробом? И пришла в тихий ужас.
Нет, я помню, когда первый раз ходила беременная — это девяносто шестой был — прикупила себе на Шанхайке (местный китайский рынок) голубенький костюмчик: юбка и кофточка на пуговках. И таким он мне казался симпатичным. А спустя пять лет я как-то осознала, что в нём только на даче морковку полоть.
Какое всё… ну ужас. Унылое. И стрёмное. И… ужас. Кошмар.
Надо начать что-то другое думать, иначе я буду тупо повторять: ужас-ужас-ужас.
Понятно теперь, почему я всё раскидала — искала что-то более-менее приличное. По ходу дела, то, что на мне — самое приличное и есть.
Страшно хотелось собрать восемьдесят процентов гардероба, сложить в мешки и на помойку вынести. И тут меня прямо прошило — а в чём же я осенью буду ходить, если летнее такое? А зимой? В той ужасной куртке???
Я помчалась в бабушкину комнату, потому что именно к ней во встроенный межкомнатный шкаф мы свешивали неиспользуемое зимнее и осенне-весеннее.
Во глубину, тысызыть.
Ну что, предчувствия его не обманули! Какой кошмар… Эта куртко-шуба была (и до сих пор остаётся) самой лютой хтонью моих воспоминаний. Когда в девяносто втором всё стало совсем плохо (и с невыплачиваемыми зарплатами, и с возможностью что-либо купить, в принципе), и накрылось уже не тазом, а женским половым органом, мама в отчаянии сшила мне из старого бабушкиного зимнего пальто (бабушка всё равно зимой перестала выходить из дома) и ещё более старой своей искусственной чёрной шубы нечто. Типа кагбэ куртки. Чтоб вы понимали, мех у шубы был изрядно свалявшимся, а пальто — зелёным. Нет, крой был хорошим, но материалы… И я в этом ходила — в чём-то надо же было ходить? А на ноги были валенки, которые дядя Наиль (мамин брат) для тепла прошил второй подошвой, подклеивая её ради прочности расплавленными кусочками старых капроновых колготок. Тут же они и стояли, эти валенки, завязанные от моли в ситцевый мешок.
У отца с тренерской зарплатой всё стало тоже не оч, он как раз ушёл в бизнес. Кстати! Секонд! Секонд папин я помню прекрасно, только расчухала я его прелесть не сразу. Возили они не дешманский, который по весу, а штучный товар, качественный, с каких-то специальных распродаж. Половина вещей была и вовсе новьём, как-то они исхитрялись скупать с большими скидками остатки коллекций прошлых — позапрошлых годов. Для шокированной России это был почти высший пилотаж.
Долго у меня любимым брендом был Кавалли. Потом, когда у отца инфаркт случился, и магазин он бросил, я зашла как-то в фирменный бутик и увидела цены на мои любимые вещи. Чуть в обморок не упала. Ладно, надо к папане наведаться, посмотреть, чего уже привезли. А ещё, кстати, они привозили обувь. Отличные итальянские сапоги. И мех с дальнего востока, шапки шили. Крутились, как могли, мда.
Так что на счёт зимнего? По сапогам надо поговорить, чтоб без каблуков мне привёз, ибо в таких валенках я больше ходить не хочу. На шубу я вряд ли замахнусь, а вот что там у них в мастерской хорошие портнихи сидели, шили пальто, в том числе и зимние — это я помню. Сшить. Только не бабушкинское! Надо подумать, картинку нарисовать. А, может, и сама сошью, если цены заломят. У меня в шкафу «Зингер» стоит военных лет, он даже валенки шьёт. Шил. Проверить надо, здесь он вообще, или нет.
Ладно, до зимы ещё дожить надо, а вот в чём я в воскресенье на свиданье пойду? Если всё как в моей прошлой жизни, то в одной из секций стенки, на антресолях, должны храниться ткани.
Есть! И некоторые для моих срочных целей вполне подойдут. Особенно две. Цветов они были бешеных, просто вырви глаз — вполне в духе безумных мод девяностых. Типа шёлк. Одна ярко-синяя с огненными жёлтыми и оранжевыми розами, вторая — не менее ярко-малиновая, с какими-то золотыми китайскими узорами. Вот с них и начнём.
ХОЧУ БЫТЬ КОРОЛЕВОЙ
Синий кусок оказался побольше. Ну, правильно, из него же тогда ещё платье вышло. Мой любимый силуэт а-ля Диор: облегающий верх, расклешённая юбка. Тогда, помнится, мне сильно хотелось пышную, с тремя ярусами сборок, и из-за этого она получилась короткой, едва прикрывающей колени. Вот и здорово, сделаем д-д-дубль!
Швейных машинок нашлось аж две: старинный бабушкин «Зингер» (ручная) и сравнительно новая «Подольск» (электрическая). У «Зингера» строчка получалась ровнее, зато у «Подольска» наличествовал зигзаг, а это — почти оверлок! Решив, что для счастья мне больше пока ничего не надо, я разложилась прямо на полу и начала резать. Самый перспективный метод, ха!
В середине процесса меня вдруг пронзило: я вообще-то имела на своего мужчину далекоидущие планы. Пофиг мне на местную мораль, у меня от одного его присутствия крышу напрочь сносит. Тут, понимаете ли, такой коктейль: нынешний набор гормонов в сочетании с прежним сексуальным опытом. Тем более, бабуля на даче, когда ещё такой случай представится?
И вот я такая вся приду красивая, в платье. Допустим, кудри наведу. И-и-и…
К чему я клоню? Труселя! Труселя же! Те, что на мне, были совершенно спартанского вида: гладкие, чёрные, небольшие, но совершенно, так скажем, лаконичные. И на мой личный вкус для свидания годились только в крайнем случае. Я бросила свои ножницы и пошла проверять красоту.
Красоты оказалось не так много, как хотелось бы, но и не так мало, как я опасалась. Даже нечто полупрозрачное-кружевное нашлось, нахально-красного цвета. Решив, что это — вполне(!), я вернулась к созданию портновского шедевра. Вот бы ещё к этому платью жемчугов… Почему-то просились жемчуга — такие, чтоб крупные, выразительные, и не совсем под горло, а чуть пониже. Были у меня такие, но позже, сильно позже. Или правильно говорить — будут? Что на шею-то надеть, а? И вообще?
И так меня расстроил этот вопрос, что я опять всё бросила и пошла искать серьги-бусы. Резная шкатулочка обнаружилась за хрусталями в застеклённой секции стенки. А в ней, кроме всякой всячины, — а-а-алилуйя! — бусы из лунного камня, не жемчуг, но всё же. А к ним — совершенно дивные серьги, с лунно-каменными овальными кабошонами, заплетёнными в ажурную мельхиоровую вязь. Я и забыла, что у меня такие серёжки были! Одна (году где-то в две тыщи третьем-четвёртом) зацепилась за шарф на каком-то концерте, слетела и потерялась — я так тогда расстроилась, а вторую потом ребятишки «в сокровища» заиграли. Как я жалела, что из работ той мастерицы только две пары серёг успела купить. Сманили, говорят, её в Москву очень быстро. Понятное дело, рыба ищет где глубже, а человек…
Кстати, сбегать надо в тот магазинчик, вдруг да ещё что присмотрю себе?
Ну, всё! Труселя есть, бижутерия есть, бигуди накручу, а босоножки одену те же самые, удобные — гулять же пойдём. Всё, с чистым сердцем шью!
СОН ВО СНЕ…
До самой поздней ночи я строчила, как пулемётчик. Боялась спать, честно говоря. Зато сделала самую сложную часть — лиф (кто не в курсе, это верх платья до пояса, на тушку) и даже рукава-фонарики со сборками на специальных шнурочках вшила. Мастерство — хрен пропьёшь его, хотя постараться можно, видали случаи.
Потом подумала, нашла пустую толстую тетрадь и записала все события с момента первого провала в эту ветку реальности. Мало ли, что стало с той, первой, собственно местной душой — а вдруг она возьмёт, да вернётся? На всякий случай вкратце записала свою историю и несколько предостережений. А то очнётся девочка в полных непонятках, а тут платья, украшения наготовлены. Не явится на свидание — так с Владимира Олеговича станется и прийти, в дверь позвонить — мало ли, вдруг заболела девушка?
Мда.
Хотя в подобный исход (с возвратом всего и всех на свои места) верилось всё меньше.
В три часа ночи нашла в аптечке на кухне пузырёк с валерьянкой, выпила лошадиную дозу, включила на магнитофоне что-то с надписью «Инструментал» и таращилась на ковёр, пока не провалилась в сон.
Очнулась дома почти сразу — в моём исходном прошлом-будущем, в котором я давно и счастливо замужем. Да что там говорить, здесь даже моя старшая дочь уже счастливо замужем! Рядом спал Вовка, и было совершенно темно. Обрадовалась страшно! Обняла его и до самого его будильника в четыре двадцать наслаждалась совершенно животным чувством лежания рядом. Потом подорвалась вместе с ним и бросилась рассказывать новости.
Муж немного посмурнел, однако выдал:
— Одно меня радует: даже там, в другом варианте вселенной, мы с тобой вместе.
Я уставилась на перекрёсток за окном:
— Я очень боюсь не вернуться однажды. А ещё боюсь тихо тронуться умом. Смешать реальности. Я знаю несколько таких случаев, читала, когда люди во сне видели вторую жизнь. И все сошли с ума. По крайней мере, так считали те, кто описывал их несчастные смерти. Самоубийства, по большей части.
Он посмотрел на меня очень серьёзно:
— А ты не бойся. Подумай вот о чём. Быть может мне — там — очень нужна ты. Именно ты, чтобы… не знаю… изменить ход жизни как-то? Или тебе — я, чтобы что-то исправить?
— Или нам обоим, — пробормотала я.
А может, ещё кому-то?
На этой задумчивой ноте муж собрался и ушёл вершить свой общественный долг. А я попила чаю и с такой силой захотела спать…
ПЯТНИЦА
Проснулась я от телефонного звонка. Звонила девочка с кафедры (секретарь или кто, я ХЗ, я ж их не знаю), спрашивала, помню ли я, что во вторник надо кровь из носу сдать статью про будни курсантов ИВВАИУ. Заверила её, что плотно над этим работаю (ха!), и пошла умываться. В ванной, стоя перед зеркалом, сообразила, что я опять в девяносто пятом.
Лад-но.
Значит, будем писать дневник, шить платье и заниматься устройством жизни девятнадцатилетней Оли. Меня.
Кстати, надо начинать питаться нормально. И вспомнить, где тут продаются промтовары. О! Рядом со школой стекляшка же работала, там точно должно быть.
В холодильнике нашлась пара яиц и уже не сильно свежий хлеб. Поставила чайник (спираль закрыта, я помню!), обжарила хлеб до хрустящей корочки, на том же масле сделала яичницу. К чаю выложила пару конфеток. Со всех сторон я молодец! Пока чайник заканчивал закипать, черканула пару строк в дневнике. На всякий случай напомнила Оле (из этой ветки реальности), что в воскресенье у танка свиданка с шикарным парнем. А вдруг?
Хотя, знаете, если в первые дни я никаких отголосков её не ощущала, то теперь из памяти как будто начали проступать воспоминания, которых в моей прошлой жизни точно не было. Это что получается, мы слились, что ли?
С другой стороны, по состоянию на девятнадцать лет не такая уж у нас и большая разница в жизненном опыте.
Эх, странен наш мир.
После завтрака нашла у себя на полке пачку листочков-черновиков (привычка со школы складывать для такого случая чистые листы из ненужных уже тетрадей), составила список всякого, по моему мнению, недостающего моющего-чистящего. Потом пошла в кухню, проверила шкафчики и холодильники. Здесь явно чувствовался некоторый пережитой страх отсутствия продуктов, потому как всяких круп, муки и сахара было с запасом. И консервы кой-какие: тушёнка, сгущёнка, сайра в масле.
Кстати, в активе у нас огород! Скоро ягоды пойдут, зелень, хрюкты-овощи… Между прочим, в нижних ящиках холодильника нашлись немножко задрябшие картошка, свёкла и морковка (с прошлого урожая ещё, наверное), в морозилке — пакет с солёной капустой. Живём! Будет борщ! Лука бы ещё. Я вспомнила, что раньше бабушка всегда складывала лук в печку — в ящик под духовкой, типа он там суше. Сунулась — точно, есть! И луковой шелухи целая гора. Шелуху выкинула нафиг, осталось четыре луковицы. Я аж психанула. Блин, вообще надо лишнее всё повыкидывать! Вон, под ванной сколько банок-склянок стоит, через десять лет я всё это засохшее выгребать буду. Некоторые банки простоят, даже к месту бы — никто о них не вспомнит! А уж на балконе-то вообще горы нафиг не нужной дряни. Ладно, с балконом потом, продолжаем ревизию.
С некоторым ужасом обнаружила в столе-тумбе механическую мясорубку. Механическую, Карл! Мелкие кухонные электроприборы, за исключением чайника, отсутствовали как класс. Зато три противня, можно пироги печь.
Лад-но.
Сходила в стекляшку. Купила по списку почти всё, жить можно. Обработала всякой гадостью ванны-унитазы, прикрыла поплотнее двери, чтобы от химической атаки не умереть, балкон, наоборот, открыла настежь и пошла дальше шить. При наличии моей тридцатилетней швейной практики даже с тремя перерывами на перекус к вечеру платье было готово. Вот я вообще молодец! Так, глядишь, я и адреналиноманкой перестану быть, а то всё всегда в последний день.
Заполнила дневник, легла спать…
СУББОТА
…и проснулась тут же, в девяносто пятом.
Причём, помню, что видела какой-то самый обыкновенный сумбурный сон. Та-ак. Ладно, отнесёмся к этому, как самурай. Или как тамплиер.
Делай что должно, и будь что будет.
Раз уж у меня свободный день… Нет, стоп! Какой свободный? Я же планирую завтра свидание. Надеюсь, во всяком случае. Поэтому — та-дам! — объявляется день генеральной уборки!
С сантехникой я вчера разобралась, сегодня всё прочее. Почувствуй себя Золушкой, что называется.
Я перемыла окна. Перестирала шторы — пыльными они мне показались, видите ли. В «Сибири», да. Погладила и сразу развесила. Заодно, кстати, постельное бельё своё сняла и перестирала. Кровать нарядила в новое, хотя и терзали меня смутные сомнения — влезет ли вообще Владимир Олегович со своими метр девяносто шесть в эту кроватку? И не лучше ли рассмотреть вариант на полу? Поверх ковра толстое покрывало и подушек накидать?
Пока мучилась столь трудными соображениями, сварила шикарный борщ и наконец-то нормально поела.
Нашла в бабушкином шкафу наш старый пылесос и уничтожила все следы швейной вакханалии.
Залезла в книжный шкаф и выкинула штук двадцать книг, которые — это я точно помню — через двадцать лет выброшу. Нафиг. Фтопку пылесборник.
Постояла у шкафа с одеждой, решилась и изрезала на ленточки барахло, о котором вчера подумала, что такое носить стрёмно. Смотала в клубки. Маме отдам. Она, помнится, коврики на дачу всё вязала, и вечно ей не хватало расходников. Пусть пользуется. И курткошубу на помойку унесла. Вот просто — нет. Такое я больше не надену, а дома оставлять нельзя, мама же с бабушкой испугаются, цепляться будут, бояться, что зимой окажется не в чем выйти.
Страхи я понять могу, конечно. Но чётко помню, что этой зимой я купила себе на Шанхайке шубку под вид дублёнки. Искусственную, конечно. И сильно жалела, потому что зашла к отцу — уже потом — а у него в магазине шубка висит. Из белого песца! Да, с рук, по секонду привезённая. Но в отличном состоянии, даже подклад не пошоркан. И ровно за ту же цену!
Так что вы поняли, да, какой у меня на эту зиму план?
Заполнила свой дневник и спрятала в ящик с труселями. Это место, в котором посторонние точно искать не будут, а Оля (местная Оля, если она вернётся) — заглянет. Всё-таки не стоит полностью исключать вероятность возврата к «исходной позиции».
Помыла голову, накрутила бигуди. И легла спать.