А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы (часть 3)

Глава 2. Четвёртый субъект

— А я слышала, что ветеринарки весной тоже все разоряли. Когда уже вообще было пофиг, что глотать, лишь бы не болело. — Кира окинула перевёрнутые коробки скептическим взглядом. Беспорядок в складском помещении небольшой звериной клиники намекал на то, что она была права. — Вон и тут тоже порылись. Давно уже.

— То, что нужно варщикам — не от боли. — Заглянув в очередной шкаф, я увидел внутри старые смазанные отпечатки детских ладоней. Коричневая запёкшаяся кровь. — Даже если тут давно всё перерыли в поисках болеутоляющих, спирта или перевязочных материалов, то средства с норэфедрином взяли бы только такие знатоки, как они.

— А от чего оно вообще? От блох?

— От недержания у четвероногих.

— Пф-ф-ф-у! — Скорчив презрительную мордашку, девчонка дотянулась до очередной коробки битой и перевернула её, оставаясь на почтительном расстоянии к содержимому. — Даже из такого делают кустарный мет? А потом его ещё и курят?

— Из чего только не делают. И не только курят.

— Прибереги тогда баночку для блоховоза своего. А то вдруг запоносит с твоих подачек.

— Кстати, я бы не назвал его своим. Он, похоже, решил, что ему вполне комфортно жить в яхт-клубе. Гром его там подкармливает. Вроде бы пёс теперь его тоже к себе подпускает.

— Ну и хорошо... Собаке нужен дом. Иначе это не собака, а не пойми чё. А так хоть будет их там охранять... Фу блин! Да тут наклал кто-то! — Под другой коробкой обнаружились ещё одни старые следы недолговременного пребывания человека разумного. И Кира поспешила прикрыть их обратно. — Слушай, а ты не переоцениваешь знания этих гопников? Ну, допустим, нарыли они где-то в интернетах свои рецепты ещё в мирное время. А сейчас-то им переучиваться уже не на чем.

— Ты сама видела кристалл с примесью. Уже переучились. А скорее всего, умели и раньше. В мирное время было гораздо легче достать рецептурные лекарства, чем метиламин. Поэтому варить из эфедрина и его производных они, скорее всего, умели как раз-таки уже давно. Например, вот из этого... — Я откинул очередную коробку и из-под неё выкатились несколько белых пластиковых баночек. — И я, кстати, не думаю, что у них там верховодит какой-то подросток...

— «Пропалин». — Кира подняла одну из банок и прочла этикетку. — Это оно?

— Оно.

— Но тут написано, что действующее средство... — Девчонка присмотрелась к мелким буквам и сначала прочла длинное слово одними губами по слогам. И только потом озвучила. — Фенилпропаноламин... Вот! А не этот твой норэфедрин.

— Это два названия одного и того же вещества. Бросай обратно, чтобы выглядело естественно. Тут варщики ещё не были. Всё-таки не зря метро рядом. Правильно сделали, что с него начали.

— Будем ждать здесь? И сколько?

— Думаю, недолго. Они уже этот район вовсю шерстят. И нас тут не ждут. Так что найди лестницу тут за углом и подожди на крыше. Я пока всё подготовлю.

— Так, знаешь что?! Я тебе не ребёнок! — Острые кулачки упрямо упёрлись в тонкую талию. — Давай показывай и учи, что ты тут и как устроить хочешь. Я тоже хочу всякое такое знать и уметь!

— Согласен. Извини. — Уже не первый раз она предъявляет мне эту претензию. И правда, пора бы привыкнуть.

— Да ничё... — Девчонка неожиданно смягчилась. Похоже, была настроена на спор, но моё извинение её немного обезоружило. — Что ты хочешь сделать?

— Для начала обрати внимание на план помещения. Помнишь, как мы заходили?

— Конечно.

— Тогда вспомни, что в первую очередь привлекло наше внимание. Какие указатели, какие двери, какие следы предыдущих рейдов. А куда ты, наоборот, не смотрела. Постарайся предсказать их движения и шаги. Так же учти, что варщики, скорее всего, при обыске разделятся. И пойдут одновременно по двум маршрутам. Значит, ловушки на них тоже должны сработать примерно одновременно.

— Типа того плаката с собаками на входе? Сразу в глаза бросается.

— Вроде этого да. Только нам нужно чтобы их привлекла не случайная собака на плакате, а кое что другое.

— Что?

— Для начала закрой все дверцы у шкафчиков и поставь коробки аккуратно. И замети мусор куда-нибудь в уголок. Чтобы с улицы через окно казалось, что здесь ещё никто толком ничего не искал.

— А как заставить их отвернуться от какого-то места?

— Ну например... Вспомни, что заставило тебя отвернуться совсем недавно.

— Фу-у-у... — Девчонка покосилась на коробку с застарелыми фекалиями.

— Именно.

— А если просто бедолаги какие-нибудь залезут? Или жоры?

— Таких просто отпугнём. Приступай к коробкам, не отвлекайся. У нас мало времени...

Потратив на остальной инструктаж и подготовку засады остаток светового дня, я торопливо собрал свои припасы и инструменты обратно в рюкзак:

— Всё, до рассвета уже никого не ждём. Пойдём, перекусим трофеями.

— Только смотри печенюшки не зажми! Я видела, что они там были у этого мелкого!

— От тебя ничего не утаишь.

На крышу бывшего сетевого супермаркета, к которому был пристроен небольшой зооцентр, проще всего было попасть по пожарной лестнице снаружи. И уже когда я залезал по ней вторым, от ступеней, ведущих под землю на другой стороне Боровского шоссе, отделилась пара тощих теней. И торопливо заковыляла в нашу сторону.

— Почуяли, твари... — Кира помогла мне перевалиться через парапет. — Чё-то они рано, солнце вон ещё даёт свет чуть-чуть.

— Тут тень от домов. Всё-таки они не настолько абсолютно боятся ультрафиолета. Давай помолчим, а то тут не особо высоко. Ещё полезут следом...

Ночные жоры недовольно поворчали где-то внизу ещё несколько минут. Но, к счастью, у них не хватило ума использовать дополнительные конструкции для того, чтобы допрыгнуть до нижних перекладин стальной лестницы. И вскоре они отправились прочь, сновать по тёмному городу в своих непонятных поисках.

Пока мы ужинали, Кира то и дело порывалась что-то сказать. Но каждый раз, резко набрав воздуха, задумывалась и не решалась начать. Но чуть позже всё-таки отважилась. И всё-таки прошептала свой осторожный вопрос тогда, когда мы закончили с торопливой трапезой.

— А что ты имел в виду, когда говорил, что варщиками командует вовсе не подросток?

Теперь мне стала понятна причина её нерешительности. После того, как мы ознакомились с содержанием останков документов, найденных моряками в питерском полярном институте, у нас уже был шанс побеседовать на эту тему обстоятельно. Но девчонка никак не решалась затрагивать, как ей казалось, столь чувствительную для меня тему. И в целом, пока мы с крюками, бесами и партизанами организовывали оборону от будущих штурмов, она держалась в сторонке. Постигая вместе с Майкой премудрости оказания первой помощи под руководством Веры. Или училась удить рыбу вместе с Громом и его подручными. Охранник крюков, как выяснилось, почти всё детство проводил летние месяцы с дедом — заядлым рыбаком. И неплохо разбирался в тонкостях такой тихой охоты.

Лишь однажды, по пути сюда на юг, Кира едва коснулась этой темы. Когда мы проходили мимо сгоревшей Меги, она вспомнила про мой странный паралич, приключившийся в толпе жор. И, покосившись в сторону того пустыря, где на нас наткнулись шмели, пробормотала себе под нос что-то вроде «ну теперь-то понятно...».

Вопрос про личность Хайзенберга вёл к обсуждению этих документов самым непосредственным образом. И я постарался дать ей понять, что готов к тому, чтобы обсудить с ней все её сомнения, ответив спокойным и доброжелательным тоном:

— В документах упоминаются четверо испытателей. Первого ты знаешь. Второго тоже.

— Это, наверное, Че. Да?

— Очевидно. Это именно его моряки искали в районе Зеленограда, когда юнга куда-то запропастился сразу после дела в Вегасе. Там есть филиал этого биологического центра, который упоминается в документах.

У фасада супермаркета раздалось резкое хрюканье. И парное шумное принюхивание.

Недовольно покосившись в сторону края крыши, Кира завернулась в спальник. И, недолго поразмыслив, всё-таки подсела ко мне поближе, чтобы шептать можно было ещё тише.

— Значит, думаешь, Хайзенберг тоже взрослый?

Я поднял нижний край маски, когда принимал пищу. И сейчас почувствовал на щеке её тёплое дыхание.

— Если бы в мирное время он был несовершеннолетним преступником... Вроде Джоя, Роба или Грома — ему придумали бы соответствующую кликуху. И если уж брать тот сериал... То он был бы скорее Пинкманом. Но его прозвали как пятидесятилетнего учителя химии, ступившего на скользкий путь криминального бизнеса. Который сам взял себе в качестве псевдонима фамилию учёного.

— Ясно... — Девчонка положила подбородок на колени и задумчиво наморщила лоб. — А кто тогда четвёртый? Который там типа из какой-то контрольной группы.

— Может Чёрный Жора? Кто знает... — На ум пришла только одна легенда, которая была похожа на то, что выжившие дети рассказывали обо мне или о предводителе северных партизан.

— Он же вроде где-то далеко. Не в Москве и даже не в Рязани...

— Потому он и не в основной экспериментальной группе, наверное. Нас с Че держали тут. Меня рядом с Митино. Его — в Зеленограде. А Хайзенберга, наверное, где-то здесь, на юге. Может, тут тоже есть какой-то филиал этого биоцентра. Только совсем секретный.

Помолчав, Кира осторожно придвинулась ещё ближе. Совсем вплотную.

Немного посопев у меня над ухом, девчонка решилась продолжить деликатную тему:

— А ты помнишь, с какой именно целью проводились эти исследования? — И не стерпев, тут же выпалила второй накипевший вопрос горячим шёпотом мне прямо в ухо. — И что ты вообще помнишь о том, как попал туда?

Чуть повернувшись, я встретил её взгляд. Широко раскрытые глаза горели острым любопытством.

Отвернувшись, я посмотрел на звёзды и легко улыбнулся:

— Как говорится, я был молод... И мне нужны были деньги...

— Много платили за участие?

Я кивнул:

— Ты вот меня то и дело пытаешь, где я работал до всего этого горького катаклизма, который мы тут наблюдаем... Так вот — нигде. В нормальной жизни моя профессия была не очень нужной. По крайней мере, за ту оплату, которая помогла бы мне сохранить семью и дом.

— Значит, всё-таки, ты был учителем... — Кира легонько хмыкнула. — Сохранить семью... По крайней мере ты помнишь, что был в разводе, как там написано.

— Уж лучше бы забыл. Так себе воспоминания.

— И чё... Жена ушла, потому что денег не было? Ты, конечно, извини... Но это тот ещё поступочек...

— Как бы то ни было, я здесь. А она... В лучшем случае бродит где-то по Питеру в поисках пропитания. Или тоже где-нибудь в метро...

— Фу... Ну и поделом. Как можно своего мужика из-за каких-то денег швырануть... Вообще...

Я покосился на возмущённую девчонку. Похоже, она говорила искренне. Ладно. Не буду уточнять, по какой именно причине её отец тоже предпочёл жить отдельно.

— В общем, важно то, что это я всё помню. И про то, что планировал принять участие в эксперименте, и про развод... Но до недавнего времени я точно так же был уверен, что этой зимой Белла всё ещё жила со мной. В Митино. Пока в наше убежище не заявились шмели. В том самом биоцентре... Где, похоже, я всё это время обитал один. В полубессознательном состоянии... — Я продолжать смотреть на Киру и, как только она взглянула на меня в ответ, озвучил ту мысль, которую моя собеседница никак не решалась воспроизвести сама. Ту идею, что явно немного настораживала и пугала её. — В состоянии тупого жоры.

После знакомства с текстом документов, я не раз пытался снова вспомнить подробности того, как выживал в первые дни после начала катастрофы. И смог прожить до весны. По крайней мере, как мне казалось — вместе с дочерью... Но каждый раз, при каждой попытке, события и картинки этой страшной зимы расплывались и ускользали. Словно предрассветный сон. Который, не смотря на интересный сюжет и яркие образы, быстро исчезает из памяти почти сразу после пробуждения, как бы ты ни напрягался сохранить его в памяти. Из сюжета мгновенно испаряется логика и структура, из образов и ролей — яркость и живость. И сон оставляет после себя вовсе не память о конкретных событиях, местах и людях, а скорее об ощущениях, которые ты испытывал, когда видел все эти бессознательные галлюцинации. В моём случае это была горечь безвозвратной утраты. В которой я обвинил несчастных шмелей.

Кира продолжала внимательно меня разглядывать. Сейчас на её лице не было ни тени испуга или отвращения. Ничего из того, что я заметил тогда в машине, когда мы в первый раз увидели документы.

— Сними маску, пожалуйста.

Я исполнил её просьбу. И снова в её взгляде не было ни тени отвращения или страха. Только внимательное любопытство. И, кажется, сочувствие.

— Память может врать. Но шрамы-то у тебя настоящие... — Девчонка осторожно коснулась моей щеки и провела ноготком по одному из кривых рубцов, идущему от уголка губ почти до шеи. — И шмели тебя узнавали. И Шершень узнал. Хоть и не сразу.

— Вот именно. Теперь я понимаю, что тогда в Отраде он вспомнил и узнал именно меня, а не Беллу. В тот момент, когда я показывал ему фотографию.

— Думаешь?

— Теперь уверен. Когда Шершень подыхал, он сказал «так это ты». А не «так это вы». Или «так это она».

Кира явно опять не решалась сделать вывод из этих слов самостоятельно. И я избавил её от неловкости, завершив логическую цепочку:

— В апреле они залезли в биоцентр и нашли там меня. Тупого жору. Со скуки решили поиздеваться... Хотя, может, я проявлял агрессию, кто теперь знает... Им на такие дела особых причин не нужно, ты сама прекрасно знаешь. С тех пор у меня эти шрамы. Ожоги. Порезы. Рваные дыры. По всему телу. Но, пожалуй, мне нужно быть им благодарным.

— Это ещё почему?

— Скорее всего, именно из-за их пыток и издевательств я и пришёл в себя. Ты же читала в документах про стресс и прочее. Про то, что именно выводит такого как я «субъекта» из... Из жорского отупения.

— Да... Получается так... — Кира высунула из-под спальника руку и просунула мне её под плечо, коснувшись ладони. — Но всё равно они все подонки. Правильно ты с ними. И с варщиками. Эти уроды, похоже, с девчонками ещё хуже обращаются, чем шмели... Жалко близняшек...

— Если верить бесам, Юля и Аня помогли спасти с десяток других девчонок. И отвели их на север, в деревню. Хоть Яр и ругался, что то и дело одни убегают. Никого не слушали. Бунтарки... — Я нащупал её прохладные тонкие пальцы и легонько сжал в кулаке. — Напоминают мне кое-кого...

— Хм... — Девчонка глубоко вздохнула. И на этот раз она решилась задать вопрос быстрее. — А ты же... А ты же, наверное, когда мы всё что нужно узнаем... В Питер с моряками поедешь, да? То есть в этот... в Кронштадт.

Я знал, почему она так решила. И не стал уточнять. К тому же, чуть помедлив, Кира продолжила сама:

— Ты же тут за неё тут чуть ли не половину города порвал. А она, оказывается, жива. Наверное, ждёт тебя там...

Я поднял руку и, подперев лоб кулаком, приложил её пальцы к изрезанному виску. Это прохладное чужое прикосновение было одним из самых приятных ощущений за последние месяцы.

— Кто знает... Теперь я не уверен даже в том, что она вообще хочет меня видеть. Может то, как она ко мне относилась, я тоже выдумал. Как и всё остальное в этом своём жорском полусне.

— Да как же это... Если бы я знала, что мой отец жив и здоров... Я бы больше всего на свете хотела его снова увидеть! — Эти слова девчонка горячо прошептала громче, чем следовало. И внизу снова заворчали несколько потревоженных ночных тварей.

— Может и так... Точнее, я уверен, что в твоём случае — именно так и есть.

— И наверное мне бы не понравилось то, что, вместо того, чтобы побыстрее ко мне приехать, он трётся с какой-то непонятной девкой... Из-за дурацкого клочка бумаги... Который, может быть, вообще — всего лишь чья-то больная фантазия...

Я покосился на неё из-под кулака, и Кира тут же спрятала взгляд. Вот сейчас она говорит это специально. Провоцирует. И на самом деле не хочет, чтобы я с ней согласился. Хотя, может, и сама этого не осознаёт.

— Знаешь, я вот тут подумал... Чёрный Жора...

— Что? — Она всё-таки глянула на меня в ответ. Озадаченно. — Что «Чёрный Жора»?

— Чёрный Жора... Судя по тем историям, что я про него слышал, он кошмарил всех где-то на юго-востоке европейской части страны. Скорее всего, в Повольжье. Может ещё на Южном Урале немного.

— Ну вроде бы да... — Девчонка наморщила лоб, пытаясь, предугадать ход моих рассуждений.

— И Ульяновск и Саратов — тоже оба стоят на Средней Волге. Эти области граничат друг с другом.

— Ну да, ты говорил...

— И если Чёрный Жора один из нас, из подопытных... Четвёртый субъект... Значит, где-то там тоже испытывали этот самый «Вариант-2». Препарат, который делает из жоры человека обратно.

— Похоже, что так... — Кажется, Кира начала догадываться, к чему я клоню. Во всяком случае, уголки её рта чуть поползли вверх.

— А это, в свою очередь, может означать то, что ребята из этой кадетской школы... Где бы она ни была — в Ульяновске или Саратове... Эти ребята каким-то образом смогли этот препарат получить, использовать и тиражировать. И новость про лекарство в обрывке их газеты — вовсе не шутка. И не больная фантазия. А самая, что ни на есть реальность.

— Получается так, да... — Кажется, она сама боялась в это поверить. — Но при чём тут Белла?

— А при том, что как бы она ко мне на самом деле не относилась... Ждёт она меня или нет... Ей это лекарство нужно не меньше, чем всем остальным. Бесенятам... Осам... Кешке... Партизанам... Юнге... Майке и Вере... Ивану... Да хоть бы даже и крюкам. Пусть, как ты и говорила, они те ещё засранцы, конечно...

— Это точно!

— И раз уж у нас есть лишнее подтверждение того, что зацепка реальна, то именно как отец я обязан предпринять все усилия для того, чтобы хоть попытаться спасти её от этой участи. И всех остальных. Даже если для этого нужно смотаться за тысячу километров куда-то на Среднюю Волгу.

Не смотря на то, что в ответ на мою тираду Кира расплылась в широкой улыбке, я был уверен, что это ещё не всё, что она хотела бы от меня услышать. И поэтому тихонько добавил, опустив руку и сжав уже согревшиеся пальчики:

— К тому же в моей жизни с недавних пор есть ещё один человек, которому необходим этот препарат... И ради которого я готов порвать вторую половину города.