Афины: история города

Керамик, район гончаров, является также территорией древнего кладбища. Оно расположено к западу от Агоры. Часть античного кладбища занимает раскоп германских археологов. Первое кладбище — самое интересное из возникших после восстановления независимости Афин. Оба кладбища содержат самые трогательные образцы искусства той эпохи.

По древнему афинскому обычаю мертвых хоронили за пределами городских стен. Павших на войне обычно хоронили там, где они погибли, но в начале V века до н. э. мертвых стали привозить домой и устраивать им государственные похороны на общем кладбище за городскими стенами, в Керамике.

Историк Фукидид, описывая зиму 431/30 года до н. э., конец первого года войны со Спартой, рассказывает, как афиняне проводили публичные похороны первых жертв войны:

Так афиняне создали прецедент могилы неизвестного солдата. Описанное Фукидидом было прелюдией к знаменитой надгробной речи Перикла, произнесенной с высокой трибуны над общей могилой.

Не всегда похороны были так хорошо организованы. При строительстве станции метро в Керамике (которая в конце концов так и не была построена) бульдозер вскрыл массовое захоронение, которое содержало останки приблизительно ста пятидесяти мужчин, женщин и детей, сброшенных кое-как в одну большую яму. Эксперты датировали останки промежутком между 430 и 420 годами до н. э., временем начала войны между Афинами и Спартой. В своем рассказе об этой войне Фукидид упоминает чуму, разразившуюся в Афинах в 430—429 годах до н. э., когда население Аттики теснилось в городе, а спартанская армия опустошала долину:

Но чума была причиной нарушения не только устоявшихся похоронных обычаев. Фукидид, который сам болел чумой, но выжил, рассказывает, что на следование обычаям влияло моральное состояние горожан. Видя, как чума стирает все социальные различия, знатность и богатство утрачивают смысл, люди старались жить одним днем, растрачивая деньги и получая столько удовольствий, сколько могли.

Керамик

Несмотря на царящий вокруг шум жилых кварталов Афин и проходящую рядом железную дорогу Пирей— Кифиссия, Керамик остается приятным и спокойным местом. Прямо через район протекает ручей Эридан. В сентябре он пересыхает, но его русло можно проследить по ярко-оранжевым цветам ороксилума и розовым цветам олеандра на мрачном фоне стен церкви Святой Троицы. Ручей течет под Священными воротами, через которые идет Священная дорога в Элевсин.

Священная дорога существует и по сей день. Сейчас она называется «Йера Одос» и проходит через несколько интереснейших мест Афин и пригородов. Генри Миллер совершил путешествие на Элевсин и был поражен обилием солнечного света, наполнившего всю округу. «Нельзя ездить по Священной дороге на автомобиле — это святотатство, — писал он. — Нужно ходить, ходить, как ходили люди древности, и позволять свету заполнять все свое существо». Интересно, прошел ли Миллер весь путь? Во всяком случае, с тех пор вторжение цемента и шума сделало прогулки гораздо менее привлекательными. Писательница Лизи Каллигас, однако, 19 сентября 1994 года бесстрашно проделала весь этот путь пешком, а через год, на машине, в обоих направлениях и затем записала свои впечатления в иллюстрированной и познавательной книжке «Священная дорога», вышедшей с фотографиями, а также сняла фильм.

Сегодня Керамик — район, отстроенный заново. Людвиг Росс писал, что в 1832 году с холма Святой Троицы (Айя Триада) он выглядел, как скопление камней, бесформенный, мрачный, серо-зеленый пыльный пустырь. Тогда это место находилось довольно далеко от современного города. Постепенно вырастали новые дома. Древние руины лежали, скрытые песком, на глубине нескольких футов. В конце XIX столетия здесь находилось газовое хозяйство, работали маленькие заводики, мыловаренный и по обжигу керамики, разрабатывали песчаные карьеры, здесь же и просеивали песок.

В 1860-х годах Греческое археологическое общество начало проводить здесь раскопки и исследования, чтобы защитить этот район от застройки, неотвратимо наползавшей со стороны улицы Пирея. Это были времена, когда никто не знал точно, где следует искать античное кладбище. Ключом стало обнаружение могильной стелы в 1863 году. Постепенно от песка очистили всю территорию. В 1913 году шефство над этим местом приняло Немецкое археологическое общество, около полувека оно проводило систематические исследования. Муниципальные раскопки добавили новые детали к картине, выстроенной немецкими и греческими археологами.

Теперь здесь находится обширная «улица гробниц» и маленький музей. С каждой стороны «улицы гробниц» расположены памятники IV века до н. э., от простых колонн, стел до скульптурных рельефов и даже маленьких храмов и мавзолеев. Один из самых интересных — памятник Дексилею, двадцатилетнему воину, убитому в бою под Коринфом в 394 году до н. э. На памятнике изображен Дексилей верхом, пронзающий врага копьем. Это изображение выглядит как прототип иконографического святого Георгия, побеждающего дракона. Но этот памятник — реплика, равно как и другие, которые можно увидеть под открытым небом. Оригиналы находятся в музее, который стал хранилищем предметов греческого погребального искусства.

Как видно на рельефах в музеях (например, в Национальном археологическом музее), умерших стремились изображать среди живых членов семьи. Они спокойны, величественны и более загадочны по сравнению с изображениями на афинских надгробиях XX века, гораздо менее выразительными. Надпись на грубо отесанной стеле рядом с изображением женщины по имени Амфарита с ребенком на руках, держащим птицу, гласит:

Эти надгробные стелы хранят тайну, которой проникаешься постепенно, и даже длительный осмотр не может ничего прояснить. Что они хотели сказать нам, оставшиеся в живых родственники этой Амфариты, этой Гегесо и прочих? Это не портреты, это эпизоды, по всей видимости, типичные, из повседневной жизни, выполненные по заказу родственников грубым мастеровым, скромным Фидием своего времени. Поэт Элитис писал о них:

В музее есть экспозиция, показывающая, что клали мертвым в могилу. Детям клали их игрушки: глиняную лошадку, везущую на колесиках четыре винных кувшина, клюющую птичку с геометрическим узором. Именно благодаря долговечности глины мы можем получить представление о быте древних греков и их помыслах. Большинство из этих изделий плохого качества, как и большинство произведений прикладного искусства в любую эпоху. Некоторые восхищают, например красный фигурный кувшин, изображающий женщину, сидящую за прялкой, и напротив нее мужчину с полуобнаженным торсом, держащего за передние лапы зайца с длинными свисающими ушами. На другой стороне кувшина эти же мужчина и женщина изображены в объятиях друг друга.

Сегодня, как и во времена античности, греки воплощают горе и скорбь не только в изображениях и памятниках, но и в похоронных и траурных ритуалах. В книге Маргарет Алексиу «Ритуальное оплакивание в греческой традиции» (1974) исследуется преемственность и изменения в этом ритуале. Время от времени афинские правители считали нужным издавать законы, направленные против излишней пышности и дороговизны погребальных построек и церемоний оплакивания. В VI веке до н. э. Солон запрещал ритуальное оплакивание и чрезмерные затраты на похороны. Спустя века Цицерон сообщал, что в связи с чрезмерной величиной гробниц Керамика запрещается строить гробницу больше, чем десять человек мргут построить за три дня, и запрещается отделка гробниц штукатуркой. Но временами мертвых и их усыпальницы снова призывали на службу живым, подобно тому как камни памятников классического периода использовались при строительстве византийской церкви, а потом для строительства дома XIX века. Когда в 338 году до н. э. укрепляли городские стены, оратор Ликург говорил: «Сама земля отдавала свое дерево, потому что мертвые отдавали свои гробы ради живых. Работали все: одни строили укрепления, другие копали рвы и траншеи. Словом, никто в городе не предавался праздности».

Похоронные обряды

В православной церкви погребальные службы намного непосредственнее, часто торжественнее и проникновеннее, чем в англиканской и даже чем во многих обрядах католической церкви. Для греков покойник — не важно, крестьянин это или горожанин — тоже принимает участие в ритуале. Мир обрядов афинян, связанных со смертью, описан греко-американским антропологом Нени Панургия в подробной и интересной книге «Осколки смерти, притчи идентичности», где рассказ переходит от описания гроба и мертвеца к процессу похорон, к отражению взаимоотношений с покойным родственников и друзей. Так через отношение к мертвому раскрываются чисто афинские особенности.

Панургия пишет в основном об отдельных случаях, имевших место в обычных афинских семьях, однако не стоит забывать и о социальном аспекте погребальных ритуалов. Иногда похороны становятся национальным событием либо служат для афинян способом выражения общественной воли. Яркий пример, взятый из древности, — надгробная речь Перикла, в которой, по мнению Фукидида, он, пользуясь случаем, восхвалял афинский образ жизни, рассуждая об Афинах как о примере для других государств в вопросах демократии, примере всеобщего равенства перед законом и равных возможностей каждому проявить свои дарования:

Веками эта речь продолжает находить отклик в сердцах афинян и вдохновляет на подвиги. Государственный деятель Элефтерий Венизелос перевел ее наряду с другими текстами Фукидида на современный греческий.

В современных Афинах можно вспомнить по крайней мере три случая, когда похоронная процессия вывела горожан на улицы, потому что умерший был знаковой фигурой для своего времени. В феврале 1943 года умер величайший греческий поэт Костис Паламас, автор короткого стихотворения, помещенного в начале этой книги, и олимпийского гимна, который исполняется на каждых Олимпийских играх. Романист Йорг Теотокас позже напишет об ужасных военных годах, разделивших греков с греками, афинян и крестьян, и о том, как похороны Паламаса разрядили атмосферу и подняли дух Афин в общем могучем порыве единения и веры. Смерть Паламаса оказалась самым ярким символом национального сопротивления и воли к свободе.

Паламас умер ночью, с 22 на 23 февраля 1943 года. Теотокас, поэт Ангел Сикелианос, писатель Стратис Миривилис, критик Георгос Кацимбалис и Иоанна Цацос пришли в его дом на Плаке, чтобы попрощаться с ним, лежащим в черных одеждах на диване, усыпанном цветами миндаля. Покойный выглядел маленьким, меньше, чем был при жизни. «Посмотрите, какое безмятежное у него лицо», — сказал Миривилис. По комнате были расставлены зажженные свечи, другого освещения не было. Они ощутили, что со смертью этого человека закончился полувековой период истории Греции.

Похороны Паламаса дали возможность народу выплеснуть наполнявшие его чувства. Люди толпились в церкви Первого кладбища, где проводил службу архиепископ Да-маскин. Толпа заполнила все дорожки кладбища на подступах к могиле. Сикелианос положил руку на гроб и, хоть был болен, прочитал сочиненное ночью стихотворение памяти Паламаса. Затем Сикелианос уступил место ораторам. Теотокасу казалось, что все происходило будто во сне.

Актриса Марика Котопули, когда до нее дошла очередь, произнесла: «Сикелианос хоронит Паламаса!» В самом деле, если и можно было назвать преемника Паламаса, как народного поэта, то это был именно Сикелианос.

Кацимбалис бросил в могилу горсть земли. Затем случилось странное. Сначала Кацимбалис, затем вся толпа, сперва нерешительно, потом в полный голос запели греческий национальный гимн — призыв к свободе, написанный в XIX веке поэтом Дионисием Соломосом. Похороны помогли людям выразить чувства, которые в другое время выражать не удавалось. Иоанна Цацос закончила запись в своем дневнике за тот день словами: «Мы свободны».

В другой раз это произошло во время военной диктатуры 1967—1974 годов. 1 ноября 1968 года умер великий ветеран греческой политики Георгос Папандреу. Перед тем как похоронить на Первом кладбище, его тело внесли в Малый собор. Папандреу был премьер-министром в 1944 году, во время освобождения Греции. Это был убеленный сединами лидер центристской оппозиции правительству Караманлиса начала 1960-х годов, автор нескольких самых волнующих политических речей. Он был нитью, тянущейся к венизелистскому прошлому, его карьера начиналась на заре века. Он олицетворял то, что во времена диктатуры запрещалось: свободу слова, свободу политических взглядов, уважение к прогрессивным ценностям. Его похороны тоже стали поводом для выражения чувств и чаяний народа. Корреспондент Би-би-си Роберт Макдональд, который вел репортаж со ступеней собора в канун похорон, вспоминал, как кто-то подошел к нему и сказал, что этот репортаж многих побудил выйти из дома и прийти на похороны. По разным оценкам, там собрались от четверти миллиона до миллиона человек.

Потом, 20 сентября 1971 года, умер Георгос Сеферис. Лауреат Нобелевской премии по литературе, он выражал дух греческого героизма. За два года до этого он с неохотой прервал молчание, выступив с осуждением военного режима, исключительно враждебного тем идеалам, за которые «наш мир» боролся во время последней войны, предсказывая для страны неминуемую трагедию. Стихи этого поэта звучали как голос совести нации. Смерть Сефериса была встречена с радостью теми, кто, по мрачному прогнозу поэта, жил, чтобы утонуть в «грязной стоячей воде».

Сеферис для греческого народа означал нечто большее, чем просто личность, и это стало ясно на его похоронах. Служба проходила в переполненной народом церкви Преображения на краю Плаки, возле того дома на улице Ки-дафинеон, где жил сам Сеферис, его сестра Иоанна и ее муж Константин Цацос. Потом катафалк с его телом совершил долгий длинный путь по улице Кидафинеон и по Амалиас-авеню к кладбищу. Толпы людей вышли на улицы и перекрыли движение. Как и на похоронах Паламаса, здесь властвовала музыка. Сначала нестройно, затем мелодию подхватили, и вот народ, в основном молодежь, запел знаменитую «Эпифанию» на музыку Теодоракиса. Эта проникновенная поэма о любви выразила в тот день ностальгию по свободе, которую олицетворял для всех поэт.

Первое кладбище

В Афинах много кладбищ. Самое знаменитое и самое интересное из них — Первое кладбище, прохладный, тенистый парк в районе Мете, недалеко от Панафинейского стадиона. Самые лучшие, самые великие из греков, а также члены старых афинских семей похоронены здесь.

Атмосфера Первого кладбища не сильно отличается от той, что царит в Керамике. Первое кладбище было создано в XIX веке и долгое время находилось за пределами современного города. Теперь это зеленое убежище посреди каменных кварталов, место, где кошки, собаки и птицы чувствуют себя как дома, где в кипарисах гнездятся горлицы, а зеленые кроны оттеняют мрамор надгробий. Снуют юркие воробьи, склевывая пшеничную кутью под названием коллива, которую в тарелках оставляют на могилах родственники по святым дням. Прогулка по кладбищу Афин наполнена тайной, тиха и познавательна. Если нет похорон, на кладбище обычно лишь несколько женщин, бредущих по аллейкам к могилам своих родственников, вероятно, несущих цветы, да еще несколько работников, присматривающих за могилами. Большинство могил ухожены, хотя есть и несколько запущенных и заросших травой.

На кладбище наиболее полно представлены греческие скульптуры XIX—XX веков, включая известную каждому афинянину «Спящую девочку». (В действительности существуют две «Спящих девочки» работы Г. Галепы и И. Вицариса на могилах Софии Афентаки (1876) и Марии Делиянни (1883) соответственно.) Здесь находятся семейные усыпальницы таких знаменитых фамилий, как Раллис, Песмадзоглу, Негрепонтис и других. Преобладает стиль XIX века, маленькая часовня с табличкой: «Семья (ико- гения) таких-то и таких-то», либо рельефы, в классической манере изображающие дев со склоненными головами. Некоторые умершие увековечены в бюстах, герои войны за независимость генералы Колокотронис и Макрияннис изображены в национальных костюмах. Бюсты генералов XX века выполнены грубее, они в современной форме и с медалями. (Мастерские по работе с мрамором, где можно заказать бюст, расположены тут же, у кладбища, возле цветочных прилавков.) Некоторые скульптуры XIX века поражают своим реализмом, например фигура матери, которая возвышается над могилой семейства Георгулас.

Здесь можно прочитать большую часть истории Афин, разглядывая гробницы героев войны, политиков, художников, артистов, президентов и премьер-министров (но не королей, королев, принцев и принцесс, которые похоронены в имении королевского семейства в Тати, у подножия Парнефа). На гробнице, где похоронен Макрияннис, кроме надписи «Иоаннис Макрияннис (1797—1864)», есть еще слова: «Без сожаления и боли за Отечество и веру. Для веры нет наций».

Неграмотный Макрияннис из центральной Греции был борцом-патриотом, который командовал партизанским отрядом и много раз был жестоко ранен в самых тяжелых боях войны за независимость. Уже в зрелом возрасте он сам научился писать, чтобы оставить воспоминания об этих героических событиях, когда народ сражался, во-первых, за свободу от турецкого владычества, и во-вторых, чтобы создать собственное государство и правительство. Мемуары Макриянниса — одно из первых произведений димотической[15] литературы. Они были напечатаны спустя много десятилетий после его смерти, в 1907 году, и приняты за канон греческой литературы поэтом Сеферисом, который видел в них «незамутненный источник жизни», воплощавший народные греческие традиции, духовное здоровье народа, некую сущность эллинизма. Копию этих мемуаров во время войны Сеферис послал полковнику Вудхаузу, командующему союзными силами в Греции, подписав свое послание: «Моему ученому другу Монти от моего неграмотного учителя греческого». Вудхауз заметил, что к этим словам добавить нечего.

Есть на семейной усыпальнице Макрияннисов и такая надпись: «Кицос Мальтезос (1922—1944). Убит в борьбе за Грецию 1 февраля 1944 года». Кицос Мальтезос, последний потомок Макриянниса, был блестящим во всех отношениях молодым человеком. Он вступил в движение сопротивления и был убит за связь с коммунистами. Его застрелили перед статуей Байрона, на углу Амалиас-авеню за девять месяцев до освобождения Афин.

Когда в 1884 году писатель Димитрий Викелас пришел на Первое кладбище, он почувствовал там какие-то неуловимые перемены к худшему, недостаток заботы о могилах и окружающей их зелени. Это было время, когда кладбище расширяли, чтобы обеспечить нужды растущего города, и Викелас объяснил свои предчувствия этими изменениями. Викелас, глядя на кладбище, понимал, что оно может стать пантеоном, что настанет день, когда сюда придут тысячи афинян. Но лишь улыбку вызывали у него «древности», которые создавались явно христианами в подражание работам предков. Там изображались сцены прощания, на которых люди в современной одежде копировали жесты со стел Керамики, да еще надписи на древнегреческом с ошибками или, хуже того, на плохом французском, напоминая о дамах из Колонаки, в чьих салонах общение происходит на французском с «колонакским» выговором. Но Викелас нашел также немало простых и запоминающихся памятников и надписей. Особенно он отметил несколько строк, поразивших его сильнее, чем все псевдоклассические эпитафии. Он не догадывался, что они написаны его другом, поэтом Георгосом Дросинисом, тоже большим ценителем этого кладбища. Они были написаны в память о девочке, умершей прежде своего отца, который позже воссоединился с ней в общей семейной могиле:

Харон — это символ смерти, персонаж древнегреческих мифов, перевозящий умершего через реку Стикс. В современном фольклоре он борется с человеком за душу.

У входа на кладбище, олицетворяя совсем другую духовную атмосферу, расположены могилы афинских архиепископов, в том числе Дамаскина и нескольких крупномасштабных политических фигур новейшей истории, включая Мелину Меркури и Андреаса Папандреу. Очень характерно для Андреаса, что его могила хоть и выглядит скромно на первый взгляд, но занимает больше места, чем многие другие. На его погребальной церемонии в соборе жарким летом 1996 года я присутствовал вместе с представителем английского правительства Джоном Селвином Гаммером и Джоном Прескоттом, представляющим его опору — лейбористскую партию. Это было важное государственное событие, но такого общественного резонанса, как смерть отца Андреаса Папандреу, оно не получило. Сказалась поздняя женитьба Андреаса на стюардессе Мими. Пришли попрощаться с телом сын Георг, его сводный брат — тоже Георг, когда-то исполненный сыновней гордости, а затем попрекавший Андреаса за то, что тот никогда его не любил.

У входа на кладбище, возле конторы, вывешен список мест, свободных для приобретения или аренды. Семья арендует участок у афинского муниципалитета и ежегодно платит взнос. Если все члены семьи умирают или становятся неспособны оплачивать участок, он возвращается городу и снова выставляется на продажу.

Могилы для богатых. Только несколько из них (29 в 1972 году), как в случае с могилой Макриянниса, город освободил от уплаты в знак признания заслуг. Греческое законодательство не допускает кремации, запрещенной православной церковью (хотя существуют признаки того, что в этом вопросе она вскоре пойдет на уступки), поэтому сильно сказывается недостаток места. Обычно через три года после похорон останки выкапываются и возвращаются семье, затем перезахораниваются в семейной могиле или в общем оссуарии. Три года — срок недолгий, а известняк порой препятствует разложению. Если от костей исходит сладкий запах, это считается признаком святости.

Протестантское кладбище

На краю Первого кладбища растянулось большое протестантское кладбище Афин. Его в начале XX века перевели сюда с первоначального места на углу парка Заппейон, напротив дороги на стадион. Для британских, немецких и американских посетителей там есть несколько любопытных находок. Помимо знаменитых в истории Афин XIX века фамилий, я встретил могилы Т. X. Уайта, автора трилогии о короле Артуре «Король былого и грядущего», создателя документальных фильмов Хамфри Дженнингса (1907—1950), умершего в Поросе («Смерть есть завеса, что живыми зовется жизнью, и во сне она подъемлется»), и историка Кембриджского университета А. X. М. Джонса (1904—1970), умершего в море, за пределами Афин. Самая известная могила протестантского кладбища — могила Джорджа Финлея. Железная ограда вокруг сломана и погнута, мрамор раскрошился, а постамент под его бюстом треснул, и видны следы починки. Финлей пребывает в ожидании нового проэллинского шотландца, который починил бы его памятник.