Агент полковника Артамонова

Главный штаб. 1870. 15 января

Отшумели рождественские праздники. Новый год Николай Дмитриевич встречал у Пчельниковых. Здесь его уже принимали как члена своей семьи.

Михаил Игнатьевич дал согласие на выдачу дочери Евгении за капитана Артамонова. Свадьбу решили сыграть летом, когда над Невой будут белые ночи, а по скверам и садам — море цветов. Евгения Михайловна любила цветы и море. Мечтала, что свадебное путешествие начнется в Крыму, в Ялте, и продлится до самой Одессы.

Собственно, и капитан Артамонов не возражал. За десять лет офицерской службы это будет его первый месячный отпуск. Всякий раз из отпуска его отзывали или откладывали на неопределенное время. Служба требовала личного присутствия опытного геодезиста, и он безропотно исполнял обязанности, как того требовал долг.

И сейчас долг требовал извиняться перед невестой, что в опере он побывать не сможет, не сможет посетить Царскосельский ансамбль, где иноземные мастера изваяли ледяной город.

— Обязательно побываем, — обещал он невесте. — Но сейчас мне нужно несколько дней уединения. Служба, понимаешь?

— Понимаю, — отвечала Евгения и глубоко вздыхала. В сердце закрадывалось сомнение: если сейчас он не может, то что будет потом, в семейной жизни?

Ночами, когда ничто и никто не отвлекает, он вычерчивал карту с обозначением крепостей, выполнил карту гужевых и шоссейных дорог Европейской Турции, в масштабе 1:500 вычертил схему Балканского хребта, указал перевалы, крутизну спусков и подъемов, ширину проходов, составил легенду по каждому перевалу с объяснением пропускной способности гужевого транспорта.

С точки зрения генштабовских нормативов такая работа одному человеку не под силу. Но в этом человеке уже сочетались качества геодезиста и разведчика. Геодезист работает предельно точно, разведчик — быстро и точно.

К 15 января он готов был докладывать высшему руководству по теме «Балканский театр военных действий: его инженерное оборудование и коммуникации».

Было позднее утро. За окном пуржило. В аудитории, где были развешаны карты и схемы, царил сумрак. Пришлось дополнительно зажечь четыре газовых фонаря. Теперь с десяти метров (в десяти метрах стоял стол и три жестких венских стула — для почетных слушателей) хорошо были видны на матовой ватманской бумаге города, пути сообщения, крепости и намеченные к возведению укрепления. Жирной неровной лентой был обозначен Дунай от северных границ Сербии до впадения в Черное море. У нижнего среза карты — два голубых пятна, обозначавшие два известных всему миру моря: Эгейское и Мраморное. На берегу Мраморного черным кружком обозначен Константинополь.

С указкой в руке Николай Дмитриевич встретил почетных гостей: впереди — император, в полусажени сзади — профессор Милютин и профессор Обручев.

Докладчик, не выпуская из левой руки указку, слегка волнуясь, произнес:

— Ваше императорское высочество, докладывает капитан Артамонов, геодезист.

— Капитан? Геодезист? — удивился император и повернулся к военному министру. — Дмитрий Алексеевич, вы обещали меня познакомить с военным разведчиком. Где же он?

— Сударь, он перед вами.

— Хорошо, послушаем, — сказал император, усаживаясь на венский стул.

Голос его был слабый, совсем не царский. Бледное лицо, наполовину скрытое усами и бакенбардами. Под глазами налитая влагой дряблая кожа. Невольно капитану пришло в голову: если он на Невский выйдет без сопровождающих, в мундире школьного учителя или акцизного чиновника, вряд ли кто догадается, что это император. Да, это не Петр Алексеевич и даже не Николай Павлович. Не подумаешь, что его воспитателями были известные поэты. Хотя они же, поэты, искру Божью и заронили.

В Генштабе на совещании обер-офицеров император объявил:

— Я перед собой поставил задачу: освободить всех южных славян от турецкого владычества. С Божьей и с вашей помощью я это сделаю.

Он говорил, что миссия русской армии — смыть позор за поражение в Крымской войне, а смыть — значит войти в Константинополь победителем. Но как это совершить, надо императору отдать должное — он прислушивался к мнению тех, для кого честь России превыше всего.

Сейчас предстояло ему прислушаться к аргументам капитана Артамонова.

Сегодня в этой аудитории не было многолюдно. Вслед за императором уселись остальные слушатели: военный министр генерал-от-инфантерии Дмитрий Алексеевич Милютин и профессор Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Николаевич Обручев.

Профессор Обручев кивнул докладчику:

— Начинайте.

И капитан, подняв указку, вкратце охарактеризовал Балканский театр военных действий. Император не дал объяснить, в чем особенности географических условий Европейкой Турции, спросил:

— Капитан, как вы представляете себе наивыгоднейший в стратегическом отношении способ действий против турок?

Поправлять императора не полагается. Способов может быть несколько и каждый в определенных условиях — наивыгоднейший. На раздумье потребовалось не более пяти секунд.

— Стремительное продвижение вперед, — заговорил капитан, как бы он отвечал на экзамене, — обходя крепости и по возможности другие инженерные сооружения в направлении наступления наших войск.

Профессор Обручев опять кивнул, но уже молча.

— Заблаговременный обоснованный выбор маршрутов, — продолжал докладчик, — может решить успех всей кампании.

— И какой же маршрут вы предлагаете?

— Исходя из наличия коммуникаций, четко вырисовываются три маршрута.

— Даже не один?

— Три, — повторил докладчик.

— Конкретней.

— Первый — западный. Форсирование Дуная не под огнем противника, то есть переправа наших войск из Румынии в Сербию. В этом случае мы сохраняем людей, но лишаемся внезапности. Наступление по правому берегу Дуная на Плевну — это кружный путь. Противник успеет организовать оборону, тем более что крепость Плевна — препятствие серьезное, в чем я лично убедился. Если по этому маршруту наступать, то с выходом на Яблоницу и Троянов перевал. Нигде по этому маршруту, за исключением крепости Виддин, инженерные сооружения пока не возводятся. Хотя, как доложил наш лазутчик, там уже побывали английские офицеры инженерных войск.

— Второй маршрут, — торопил император.

— Второй — от Систово. Это старая крепость на правом берегу Дуная, на противоположном берегу — населенный пункт Зимница. При наличии песчаных островов Бужиреску и Адда — здесь место удобное для форсирования.

— Но Систово — это же мощный форпост! На сегодняшний день там уже стоят крепостные орудия.

Капитан уточнил:

— Крепость в зоне досягаемости нашей артиллерии. При блокаде турецкой флотилии форсирование возможно крупными силами.

— А каков правый берег?

И опять капитан уточнил:

— На правом берегу приток Дуная — река Текир-Дере. С ее берегов не просматриваются Систовские высоты, где могут быть установлены турецкие батареи. От Текир-Дере войска пойдут на Тырнов, Казанлык, Адрианополь и далее вдоль железной дороги на Константинополь.

— А что собой представляет третий маршрут?

Как заметил докладчик, император оживился, он неотрывно следил за движением указки. Глаза его, еще несколько минут назад тусклые, вдруг загорелись. Он, видать, в своем кабинете не однажды мысленно прочерчивал маршрут, но не этот, который показал докладчик, не от Систово.

Докладчик уже понял, что император имел в виду третий маршрут, который бросался в глаза всякому, даже неискушенному в стратегии. Это маршрут от крепости Рущук через Сливно, Ямболь, вниз по течению Тунджи на Андрианополь. Далее — на Константинополь.

Указка двигалась медленно с севера на юг. Лицо императора просветлело. Капитан угадал его мысли!

И он же, капитан, его разочаровал, как может разочаровывать рассказчик истории, которую все знают.

— Но, — убежденно произнес докладчик, — этот третий маршрут наиболее опасный. Слева — от Дуная до самого моря — ряд крепостей, подготовленных к длительной обороне. Многое зависит от того, какое сопротивление окажет крепость Рущук. Крепость имеет важную коммуникацию — железную дорогу на Варну.

Чем больше вопросов задавал император (и все они были по существу), тем быстрее у капитана менялось мнение об этом стратеге. Нет, в военном деле он не был профаном и Балканский театр военных действий изучал, как изучает добросовестный офицер Генерального штаба.

— На первый раз достаточно, — сказал он, поднимаясь. — А что же вам, господа, не о чем его спросить?

На упрек императору ответил профессор Милютин:

— Государь, мы вам дали возможность убедиться, что собой представляет наш ученик.

— Как долго он был в командировке?

— Полгода.

— Представьте к поощрению, — император сухо распорядился и, покашливая, покинул аудиторию.

В тот же день профессор Обручев пригласил к себе в кабинет капитана Артамонова. Похвалу за доклад высказал своеобразно:

— Я скрыл от вас одно важное сообщение. Чтоб вы при докладе меньше волновались.

— А разве я волновался?

— Было.

— Тогда я буду и дальше совершенствовать свою волю.

— А сообщение — вот оно, — и профессор зачитал: — «На основании приказа по военному ведомству от 2-го января капитан Артамонов Николай Дмитриевич произведен в подполковники». Можете обрадовать свою невесту. С Богом!

Так у вчерашнего капитана завершился день 15 января 1870 года. До тридцатилетия оставалось десять месяцев.