Агент полковника Артамонова

Аккерман. 1869. 17 июня

Казалось, только вчера офицеры расстались, а промелькнула целая неделя, и срочно потребовалась помощь полковника Скобелева, благо он уже принял полк, а значит, есть у него подчиненные, из которых можно будет выбрать двух стрелков для сопровождения экспедиции, или, как было принято называть, конвоиров.

Геодезисты, с которыми Николай Дмитриевич, будучи офицером Военно-топографического отдела Главного штаба, в 1867 году был командирован в хронометричесую экспедицию в Заволжье, а затем на Балканский полуостров, — эти специалисты находились при штабе полка. Их было шестеро: два унтер-офицера и четыре солдата. Но унтер-офицер тридцатилетний Балабанов, как геодезист-картограф, специалист весьма опытный, как служака дисциплинированный, в прошлом месяце загадочно исчез.

В последний раз его видели, когда он спускался к морю. Недалеко от берега стояли на якоре несколько рыбачьих шаланд. Подозревали, что он с килийскими рыбаками вернулся в устье Дуная. Там, по разговорам, у него была возлюбленная, дочь контрабандиста.

Второй унтер-офицер, украинец Семиволос, по приказанию начальника штаба полка принял команду над четырьмя другими геодезистами, одновременно являлся ответственным за сохранность геодезических приборов. Эти приборы Николай Дмитриевич получил в Саратове, куда был командирован топографическим отделом. Геодезисты по распоряжению Главного штаба состояли на котловом солдатском довольствии Одесского пехотного полка.

Капитан Артамонов помнил их поименно, знал их деловые и духовные качества.

Унтер Тарас Семиволос, сын полтавского уездного секретаря, перенял от родителя аккуратность и четкость в работе, почерк был у него красивый и ровный. Ему Николай Дмитриевич доверял писать на карте названия населенных пунктов, заполнять титульные листы, оформлять стенды для показа геодезической продукции. Сослуживцы о нем шутили, дескать, если ему прикажут, он нарисует и ассигнацию. Он умело копировал подписи, но об этом никому не признавался, понимал, если узнает начальство, накажет, а то, чего доброго, разжалует и ушлет в штрафную роту. В нем чувствовалась хозяйская жилка — тоже, видать, от родителя, он бережно относился к казенному имуществу, помогал во всем унтеру Балабанову, сыну священника. Еще недавно они оба были студентами физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, но нужда заставила их поступить в армию. Так они оказались в геодезическом отделении Главного штаба.

Солдаты Тихон Журилов и Семен Разлуцкий — бывшие семинаристы, из московских мещанских семей. Исключили их из семинарии, как значилось в формуляре, за вольнодумство. Богослова-протоиерея они извели крамольными вопросами. Эти семинаристы никак не могли взять в толк, как сумела Мария, дева непорочная, родить младенца? Это еще что.

Молодой протоиерей и сам сомневался. И без Библии было понятно: здесь не обошлось без мужчины. Но объяснил по-библейски: Мария пасла овец, уснула, а проплывавшая дождевая тучка ее окропила. Влага была божественной. Сложней оказалось объяснение, что Бог, дескать, всемогущ и одновременно, дескать, творец. Досадили вопросом: может ли Бог сотворить такой камень, что и Сам не поднимет? Это уже было богохульство. Им побрили головы. Казарма стала их родным домом. Но так как они обладали крепким трезвым умом, довольно быстро освоили геодезическую премудрость.

Своим путем в геодезическое отделение попал солдат Савелий Чикутин. Капитану Артамонову его рекомендовал товарищ по Александровскому Сиротскому московскому корпусу. Савелия Чикутина перевели из пехотного полка, где он, бывший студент геологического факультета, развозил почту. Солдат оказался одаренным топографом, быстро освоил новые геодезические приборы, в том числе буссоль Шмалькальдера, легко ориентировался на местности.

Всех огорчало исчезновение унтера Балабанова. Сам он не мог решиться на дезертирство. Видимо, возлюбленная здесь была ни при чем.

В штабе округа этому факту не придали значения: не их подчиненный. По окружному телеграфу капитан запросил Санкт-Петербург. Ответили: найдите замену на месте, по своему усмотрению. Главный штаб также дал согласие обеспечить экспедицию охраной из числа стрелков Одесского военного округа.

Вот тогда и возникла мысль обратиться за помощью к полковнику Скобелеву.

Михаил Дмитриевич, узнав, что капитан Артамонов желает к нему прибыть в гости, выслал верховых лошадей, и в тот же день офицеры встретились. Уже за обедом разговор перешел в деловое русло.

— Я вам стрелков подберу, — говорил полковник, наполняя фужеры вином, выдержанным в кленовых бочках.

Вино он хвалил сдержанно, зная, что гость в здешних местах не новичок, пробовал всякие вина.

— Вы, Николай Дмитриевич, считаете, что двух стрелков для охраны достаточно? Так? Вы же отправляетесь не в благословенный Орск, где после Пугачева новых бунтов не намечается. Вы отправляетесь, можно сказать, в пасть матерому волку. Два стрелка — защита малоутешительна. У Грибоедова была добрая сотня казаков, и то не уберегли бедолагу — растерзали до неузнаваемости. И турки не лучше персов. Вам не хуже меня известно, что, как утверждают историки, Османская империя возникла от меча. Видимо, не случайно воинственные турки любят отрезать головы даже мертвым. Потомки огузов[1] уже пять веков претендуют на мировое господство. От сельджуков унаследовали мощную военно-феодальную организацию. Крестоносцы, считай, подарили им обессиленную Византию, вторглись в ее европейские владения, поработили Сербию, Болгарию, Македонию, Фессалию. Родину православия сделали своей столицей. Черное море, исстари называвшееся Русским, объявили своим внутренним морем, запретили плавать на нем нетурецким судам. В итоге царившая здесь оживленная торговля замерла, на целые века затормозило экономическое и культурное развитие южных областей нашего Отечества.

— Михаил Дмитриевич, у вас, я вижу, приготовлена целая лекция, — не удержался гость от восторга.

Хозяин согласился:

— Да, это лекция для офицеров. Они будут готовить солдат к весьма важной исторической миссии. Когда офицер и солдат знает, за что он воюет, победа обеспечена. Солдат же не скотинка, которую гонят на убой. А знать всегда надо, за что проливаешь кровь. Враг, — вы понимаете, о ком речь, если в ближайшие годы ему не укоротить руки, он еще много раз искровенит Россию, окончательно разорит наших южных братьев. Наш общий враг чудовищно жесток. А вам придется в вашей миссии иметь с ним дело.

— Но Европейская Турция — это уже Средний Восток, — уточнил капитан. — Вокруг будут братья-болгары, народ дружественный.

— А хозяева-то — башибузуки. Их с малолетства учат ненавидеть Россию. — И сделал замечание гостю: — Я вижу, вы очень плохо едите.

— Спасибо. Отличная индейка.

— У меня есть один стрелок, — продолжал полковник. — Был поваром у какого-то графа. Тот его приревновал к своей любовнице и столкнул в армию. Раньше, при крепостном праве, он бы его засек до смерти, а теперь — шалишь. Вольность. А солдат, вкусив свободы, и в армии уже человек. И воюет не от страха, а по совести. Вы согласны?

— Иначе и не может быть, — подтвердил гость.

— Вот и хорошо. Я вам подберу добрых молодцев. У меня есть такие старые служаки, были охотниками в Крымскую кампанию. Официально в вашей экспедиции они будут значиться поварами. Я их вооружу новейшими берданами, недавно мы их купили в Америке. Жаль, пока своих скорострельных не имеем. А эта, мы ее называем Бердан № 2, бьет без промаха на 140 шагов. Это вам не устаревший Крнк[2], на который переходят войска. В Крнке ценность разве что штык. А штыком уже много не навоюешь. В Одессе ходят слухи, что турецкое правительство заказало в Северных Соединенных Штатах ружья, которые заряжаются с казенной части при помощи откидывающегося вниз затвора, а прицел нарезан на 1830 шагов. Вот бы взглянуть на этот образец!

Намек был прозрачен. И гость ответил, как и полагается официальному лицу:

— Экспедиции поручено уточнить карту Балканского полуострова. Так и доложено Абдул-Азизу, господину султану.

— Я понимаю. Но все-таки…

— Ваша просьба, Михаил Дмитриевич, мне нравится.

— Буду весьма благодарен. Поэтому — не связываю с просьбой — примите от меня презент.

Полковник встал из-за стола, открыл сейф, достал металлическую коробку, похожую на шкатулку для курительного табака, протянул гостю.

— От чистого сердца. Для обороны. На крайний случай.

Гость открыл коробку. В коробке лежал револьвер системы Наган. В России они только что поступили на вооружение. В Одессе револьверы этой системы появились несколько лет назад, доставляли их контрабандисты из той же Турции. Турция закупала их в Англии, но в последнее десятилетие в предвидении войны с Россией Турцию всем необходимым вооружала Америка.

Главный штаб — оттуда, по всей вероятности, полковник Скобелев и почерпнул сведения, что Соединенные Штаты втайне от России отправили в Турцию винтовку наиболее совершенной конструкции — системы Пибоди-Мартини в количестве 600 000 штук и 40 миллионов патронов к ним. Если каждой такой винтовкой убить хотя бы одного русского солдата, тогда Россия останется без войск. Эти расчеты сделали турецкие газетчики, когда правители Османской империи велели им обнародовать факт американской помощи воюющей Турции.

С подарком полковника Скобелева Николай Дмитриевич Артамонов потом уже редко когда расставался. Но дорог ему был и его первый револьвер. Он его получил вместе с офицерскими погонами. Особенно дорог был еще и потому, что из него научил стрелять свою супругу.

История эта весьма любопытна.

На офицерском балу по случаю Пасхи он познакомился с дочерью статского советника Михаила Игнатьевича Пчельникова. Девушку звали Евгения. В ноябре ей исполнилось семнадцать лет. Перед отъездом Николая Дмитриевича в южную командировку они побывали на Черной речке, где Дантес смертельно ранил Александра Сергеевича Пушкина, любимого поэта Евгении.

Там, на Черной речке, девушка высказала желание научиться стрелять из револьвера. На вопрос, зачем это нужно девице, она как бы шутя ответила: «Но я же буду женой офицера. И когда мой суженый окажется в командировке, мало ли какой Дантес ко мне прицепится?»

Капитан пообещал научить ее стрелять, если она станет женой офицера, который в ней души не чает.

«Я в тебе души не чаю», — ответила девушка. «А я — в тебе».

Так неожиданно они объяснились в любви.

Она пообещала его терпеливо ждать, а он — странное дело — пообещал из командировки…не писать ей писем. На ее удивленный немой вопрос поручик ответил сдержанно: «Я вернусь, а письма оттуда еще не дойдут». — «А почему?»

Так и уехал, оставив девушку с загадкой…

«Да и с кем я передам свои сугубо личные письма?» — Николай Дмитриевич как бы оправдывался перед собой, почему он не будет писать.

Как давно это было! В скольких только командировках не пришлось побывать! Сегодняшний визит в Аккерман — это тоже своего рода командировка, но командировка недлительная и приятная. И разговор был приятным и полезным.

— Кстати, а с турком, с нашим возницей, вы не прервали знакомство? — вдруг напомнил полковник. — Возница действительно турок?

— Мать у него турчанка, отец — болгарин. С примесью греческой крови. А чем он вас заинтересовал?

— Я вот о чем подумал, — продолжал полковник, запирая сейф и присаживаясь к столу. — Этот кавалер ордена Святого Георгия мог бы вам пригодиться в вашей необычной экспедиции.

— Спасибо. Мысли у нас совпали. Буду с ним встречаться, — признался Николай Дмитриевич. — Возница Фаврикодоров из тех мест, где предстоит действовать нашей экспедиции. Его родители в Габрово проживали, а может, и сейчас проживают.

— Тогда не медлите. Сделайте ему предложение. Если у вас будут материальные затруднения, я возьму его на довольствие.

Любезность полковника объяснялась просто: офицер как военачальник вживался в будущий театр военных действий. Из истории войн известно, да и отец-генерал не однажды ему подсказывал: только в практической деятельности раскрывается полководческий талант. И напоминал известное: Наполеон мыслил как полководец, видя перед собой поле боя.

В Одессу капитан Артамонов возвращался не один, а с охраною, с так называемыми поварами, солдатами рослыми и мало разговорчивыми. Их короткие односложные ответы не удовлетворяли командира. А вообще-то солдаты охраны были правы: при знакомстве не нужно много слов, настоящее знакомство происходит в работе. Как они сработают, покажет дело.

После знойного дня степная дорога выглядела унылой, но радовало глаз лежавшее по правую руку вечернее, заметно потемневшее на востоке море. Теперь оно и впрямь было черным. Далеко на юге, за горизонтом, жила своей жизнью загадочная Турция. Какая она вблизи — гостеприимная или враждебная? Видимо, разная. Как и люди.

Сейчас Николай Дмитриевич думал о предстоящей встрече с Константином Фаврикодоровым. Сумеет ли он откупиться от Когана? Обычно наемные работники у хозяина ходят в должниках. Стоит раз попасть в кабалу то ли человеку, то ли целому государству, и уже из кабалы не выбраться.