Агитбригада

Глава 18

Письмо меня озадачило. После того, как я попал в тело Генки Капустина, я даже как-то и не думал о том, что у него здесь есть родственники, что его кто-то может знать. Воспринимал просто как свое тело, немного маловатое, «не по плечу», но старался приноровиться и привыкнуть.

Письмо я, кстати, припрятал. Когда вернусь в город — тогда и подумаю, что делать. Честно говоря, трагедия и проблемы Генкиного отца меня волновали мало. Тут бы со своими проблемами разобраться. Но, тем не менее, я при случае спросил у Гудкова, когда мы планируем возвращаться домой.

— Что в город потянуло? Соскучился? — хмыкнул он.

— Да у нас в школе скоро будут «Веселые старты», — не моргнув глазом соврал я (я даже не знал, были ли уже в этом времени они или нет, но нужно было что-то говорить, поэтому брякнул, что первое на ум пришло), — хочу успеть вернуться, чтобы поучаствовать, а то опять наша команда продует.

— Успеешь, — затянувшись папиросой (разговор был во дворе, куда он вышел покурить), успокоил меня Гудков, — нам осталось на двух хуторах представления дать и в Вербовке заключительное. Сам же видишь, все к чертям полетело из-за этих мокрух.

— А уже знают, кто это? — воспользовался случаем, что у Гудкова благодушное настроение и спросил я.

— Если бы знали — этого урода уже давно повязали бы, — скривился Гудков.

Как представитель власти и комсомольский лидер, он был вовлечен в расследование, а оно не двигалось с мертвой точки, вот он и он злился.

— А откуда вы знаете, что это он, а не она? — опять спросил я.

— Да у бабы сил разве хватит, чтобы молодого здорового мужика убить?

— Она могла внезапно…

— Капустин, ты хоть представляешь, сколько силы надо, чтобы череп так проломить? — покачал головой Гудков, затушил папиросу, сплюнул и ушел в дом.

Я остался стоять во дворе в глубокой задумчивости. Честно говоря, после всех этих разговоров и расследований была у меня сперва гипотеза, что это какой-то оскорбленный парень, у которого Василий увел девушку. Но тогда смерть Анфисы сюда не вязалась никак. Вот зачем ему Анфису убивать? Тем более Василию она не нужна больше была.

В общем, куда не глянь — везде какие-то глупые тайны. И не продвинулся я ни на шаг.

Поскольку у Гудкова дел с этими двумя убийствами навалилось по горло, то давать представление в соседний хутор мы поехали в неполном составе: Нюра, Люся, Жорж, Зёзик и я. Сам же Гудков, а также Зубатов и Гришка, остались помогать следователю, как комсомольцы. Клара же опять должна была ехать в город — отвезти пакет с рапортом.

Небо набухло тучами, они раздулись до таких гигантских размеров, что того и гляди лопнут и нас затопит ливень. Я лежал на спине в телеге и смотрел на свинцово-серое небо. Мысли витали, словно мухи над грязной тарелкой.

Телега подпрыгнула на ухабе, а я подпрыгнул от озарившей меня мысли — я понял кто мог убить Анфису и Василия! Отец Анфисы! Стопроцентно! Да, сперва я отбросил эту гипотезу, но сейчас, при размышлении я понимал, что только у него был мотив. Очевидно, Анфиса могла ему сказать, что уходит в агитбригаду и он не желал допустить, чтобы распутная дочь, которая опозорила его на всё село, вдобавок ещё и спуталась с безбожниками. О том, что кто-то мог увидеть, как я ходил к Анфисе, я старался не думать, тем более Енох меня заверил, что никто ничего не видел. Василия он мог грохнуть за то, что тот опозорил Анфису и отказался жениться. А что — для убитого горем отца это существенная причина.

И так я взбудоражился от своей догадки, что еле-еле выдержал эти полдня на хуторе.

Агитбригадовцы давали представление. Так как состав был в усеченном виде, то Нюра и Люся танцевали, Зёзик им аккомпанировал сперва на скрипке, а затем — на баяне. Жорж продемонстрировал несколько силовых трюков, потом они с Люсей на пару жонглировали. Моя роль была, как обычно — вовремя подавать и относить на место реквизит.

Затем, в заключение, Нюра, Люся и Жорж сыграли небольшую антирелигиозную сценку, где Люся опять изображала попа, а Нюра и Жорж — обманутых прихожан.

Я стоял и держал в руках красные флаги, которые надо было подать Нюре, после того, когда они споют финальный куплет первой части.

И вот, взявшись за руки, Жорж и Нюра подошли к краю сцены и громко запели:

И речитативом, почти крича, продекламировали:

Дальше по сюжету посрамлённый поп (Люся Пересветова) бегала по сцене и грозно махала кадилом, а после этого Нюра и Жорж должны были исполнить акробатический танец с красными флагами.

И тут Зёзик, который лихо аккомпанировал на баяне, побледнел и схватился за живот.

— Что случилось? — шепотом спросил я.

— Ой, не могу, — прохрипел Зёзик, зеленея на глазах, — живот прихватило, кишки так режет, что не могу больше.

— До конца полчаса примерно осталось, — я торопливо подал флаги Нюре, в глазах которой застыл вопрос, что, мол, за заминка.

— Ой, больше не выдержку, — чуть не плача, Зёзик торопливо стянул ремни баяна и мелкими деревянными шагами, но быстро-быстро, побежал прочь от площадки для представления, по направлению к лесочку.

В это время Нюра как раз уже вскочила на плечи Жоржу и высоко подняла красные флаги в руках. Она должна была под музыку изображать патриотические фигуры.

Только музыки-то не было.

Я стоял, и растерянно смотрел то вслед убегающему Зёзику, то на побледневшую от волнения Нюру.

Пауза затягивалась. В толпе крестьян послышались шепотки.

Ситуацию надо было спасать — я схватил баян и, как сумел, заиграл первый попавшийся более-менее бравурный мотивчик, который только смог вспомнить.

Нюра и Жоржик хоть и выглядели слегка удивлёнными, но с честью исполнили танец, затем Люся Пересветова спела злую песенку посрамлённого попа, затем Нюра и Жоржик речитативом продекламировали победные куплеты и на этом представление закончилось.

Селяне были довольны, многие подходили, жали Жоржу руку, одобрительно кивали Нюре и Люсе. Вскоре появился взволнованный Зёзик.

Он подошел к нашим и сказал:

— Ребята, извините, я все представление вам запорол. Живот так прихватило, что пришлось бежать в кусты. Не надо было мне вчерашнее молоко допивать.

— В каком смысле запорол? — удивилась Нюра. — Всё нормально же станцевали.

— Без музыки только…

Я про себя хмыкнул. Сцена была сделана на высоких сваях и оттуда им не было видно, кто играл внизу.

— Как без музыки? Ты о чем? Музыка же была, — захлопала глазами Нюра. — Только другая.

— Это не я играл, — развёл руками Зёзик.

— Генка, ты, что ли? — повернулась ко мне Люся.

— Вот это да! Вот уж не ожидал от тебя, Капустин, — усмехнулся Жорж и крепко тряхнул меня за плечи.

— Зёзику стало плохо, он убежал, надо было спасать ситуацию, — скромно пояснил я, — что-то такое вспомнил, ну и сбацал более-менее подходящее.

— Более-менее подходящее, говоришь? — хмыкнула Нюра и повернулась к остальным, — а ничего, товарищи, что он «Либертанго» Пьяцоллы соло сыграл, причем без единой ошибки!

— Да ладно! — выдохнула изумлённая Люся.

— Я точно говорю! Всё-таки я полтора курса консерватории закончила!

Глядя на их вытаращенные глаза, я понял, что с Пьяцоллой я прокололся капитально.

Обратный путь пришлось отбиваться от вопросов агитбригадовцев, которые пристали, как смола, мол, откуда я так играть умею.

И вот что им отвечать?

Поэтому я делал крайне сконфуженный вид или отшучивался. А сам аж подпрыгивал от нетерпения: сейчас вернемся и надо срочно поговорить с отцом Анфисы.

Наконец, мы-таки доехали до двора, где квартировали наши, и я уже напрягся, что сейчас ещё и Гудков присоединится к экзекуции по выяснению моих внезапно проснувшихся великих музыкальных талантов.

Но не успели мы слезть с телеги, как из дома выскочил взволнованный Гришка Караулов и выпалил:

— Новость знаете? Бабу Фросю сегодня убить пытались!

У меня аж торба из рук выпала.

— И что? Убийцу нашли?! — загомонили все одновременно.

— Она живая?

— А кто это?

— Не может быть!

— Да ты что!

А я сидел как громом пораженный — вся моя стройная теория рассыпалась прахом. Мотива убивать старушку у отца Анфисы вообще нету.

— Живая она, — усмехнулся Гришка, — такие старушки, они же непотопляемые. Она в платке была, а под платком ещё толстый шерстяной чепец, вот ушибло её только.

— Так она видела убийцу?

— Думаем, что видела, — кивнул Гришка, — но она без сознания ещё. Послали срочно в Красный Коммунар за лекарем.

— А где она?

— А убийца за ней не вернется?

— Её пока в сельсовет отнесли. Гудков с Петром и Зубатовым там караулят.

Мы бросились к сельсовету.

Невзирая на холодный пронизывающий до костей ветер, который тащил мокрую взвесь, у сельсовета собралось много людей. Почти всё взрослое население Вербовки. И даже с окрестных хуторов люди были. Привезенный из Красного Коммунара врач хлопотал внутри. Ему помогала Зинаида, женщина, которая в Вербовке выполняла всякие несложные медицинские манипуляции — вывих там вправить, рану зашить, ну и всякое по мелочи.

Все стояли и терпеливо ждали, когда баба Фрося очнется. Две смерти и одно покушение — это для маленького села уж слишком. Люди были встревожены, напуганы. Все кучковались, хмуро поглядывали друг на друга и тихо переговаривались между собой.

Наши агитбригадовцы тоже были здесь, только сгрудились чуть в стороне. К ним подошли Сомов, Лазарь и хромой Фадей, который был пастухом в Вербовке и, как я понял, приходился каким-то дальним родичем жены Сомова. Я отошел в сторону, натянув старую шапку почти до бровей, и старался быть в толпе среди крестьян, вдруг что услышу.

Наконец, на крыльцо вышли покурить Гудков и Пётр. К ним сразу кинулся народ, посыпались вопросы:

— Ну что там?

— Что?

— Как она?

— Очнулась?

— Что говорит?

Пётр хотел что-то сказать, но Гудков покачал головой.

Но народ не унимался, вопросы и предположения сыпались один за другим, поднялся шум.

Гудков не выдержал:

— Пока не пришла в себя. Так что ждём, товарищи! И не шумим! — веско сказал Гудков, нервно затушил недокуренный бычок и они с Петром торопливо вернулись обратно.

Народ, получив пусть и небольшую, но порцию новостей, зашушукался с новым жаром. Все обсуждали, спорили, доказывали. Градус напряжения скакнул вверх.

В толпе я увидел отца Анфисы. Он тоже пришел узнать. Стоял бледный, поседевший от горя.

Мы простояли так ещё примерно час, я окончательно задубел, даже куртка, которую дала мне добрая Клара, не помогала согреться. И вот, наконец, из сельсовета выскочили Гудков, Зубатов, Пётр, и с ними ещё один человек, чернявый, горбоносый — как я понял, это был следователь. Они бросились в толпу, расталкивая людей, прямо к Лазарю и скрутили его за руки. Тот закричал не своим голосом. Он пинался, отбивался, но к ним подбежал ещё Жоржик, и парни всей толпой повалили его, связали и увели.

Все были в шоке.

Лазарь! Кто бы мог подумать!

Нет, невозможно! В это невозможно поверить!

Вечерело. Обычно в это время все селяне спокойно занимались своими хозяйственными делами, но только не сегодня. Вербовка гудела, бурлила и волновалась, как штормовой океан перед цунами. Люди битых полдня не расходились от сельсовета, хоть и перемёрзли. Баба Фрося пришла в себя и таки дала показания. И показания странные. Дурацкие показания. Дескать, мол, Лазарь — чернокнижник, занимался чародейством, ворожбой и всяким непотребством. И потому убил Анфису и Василия и пытался убить её.

Многие решили, что бабка сошла с ума.

Гудков тоже считал, что она, после удара, повредилась в уме. А вот Зубатов спорил, он утверждал, что бабка Фрося просто сводит счеты с передовым комсомольцем. Как бы там ни было, но следователь собирал показания со всех, и Гудков с нашими парнями ему помогал.

Я чувствовал, что Лазарь стопроцентно выкрутится. Начнет напирать, что раз бога нет, значит и чернокнижия не бывает, и выкрутится. Поэтому первое, что я сделал — отправился к дому Сомовых. Надо было поговорить с Серафимом Кузьмичем, пока Лазаря не выпустили.

И сейчас мы сидели на завалинке перед домом. Мы — это я, Серафим Кузьмич и Енох, который упросил меня взять его дощечку с собой, узнав, куда я иду.

— Мда-а-а-а… дела, — глухо протянул Серафим Кузьмич. — А я сразу понял, что этот Лазарь тот ещё злодей. Ещё когда он под капусту яд сыпать начал.

— Но зачем он их убивал? — не мог понять я, хотя бабке Фросе почему-то поверил, кстати, ещё в первый раз, когда она к нам приходила.

— Насколько я понимаю, тут всё просто, — важно изрёк Енох и снисходительно посмотрел на нас с Серафимом Кузьмичом, — однажды Анфиса увидела, как Лазарь магичит и, после того, как Василий бросил её, она прицепилась к Лазарю, чтобы тот сделал приворотное зелье, приворожил и вернул её любимого. Лазарь отнекивался, сколько мог. Тогда Анфиса пригрозила, что расскажет всем, чем он занимается. Лазарь испугался и убил её.

— Ну, предположим, в это я кое-как, с натяжкой, поверить ещё могу, — скептически сказал я, — А Василия тогда за что он убил?

— Перед смертью Анфиса проболталась ему, что знает кое-что про Лазаря такое, что тот станет её рабом. Она хотела вызвать у Василия интерес хоть таким вот нехитрым образом. Василий тогда её не послушал, прогнал. Когда Анфису убили, он пошел к Лазарю поговорить и выяснить, что такого знала о нем Анфиса. И этим подписал себе приговор.

— Хм… — задумался я, — а бабка Фрося подглядывала за ним и засекла, как он магичит. И привела агитбригадовцев.

— Да, очевидно она ещё чем-то его донимала и вот он не выдержал, — согласился Енох.

— Но я одного только не пойму, — не сдавался я, — как он мог всё это время творить волшбу или как оно там правильно называется, и Серафим Кузьмич его ни разу не увидел? Вы же не видели, Серафим Кузьмич?

— Нет. Не видел, — виновато развёл призрак руками.

— Всё просто, — усмехнулся Енох, — Лазарь ему глаза отводил.

— Выходит, Лазарь знал, что в доме Сомовых живёт Серафим Кузьмич? — удивился я.

— Не обязательно, — сказал Енох, — даже скорей всего нет. Обычное охранное заклинание.

И я понял, что вопросов у меня к Еноху прибавилось.

— Но как он магичил? — не мог взять в толк я, — магии же нету.

— Нету, — подтвердил Енох. — Но сила Слова есть.

И я вспомнил, что говорил мне священник.

— Молитва? — уточнил я.

— Определенная комбинация слов имеет силу, и может воздействовать, — подтвердил Енох. — Молитва в том числе.

— А откуда он это всё знает?

— Скорей всего у него были какие-то записи. Или книга, — предположил Енох и спросил Серафима Кузьмича, — была у Лазаря книга, которую он прятал и читал по ночам?

— Была, — подтвердил Серафим Кузьмич, — синяя такая.

У меня аж руки затряслись.

— А где она? — спросил я, аж подпрыгивая от нетерпения и желания увидеть волшебную книгу.

— Да он её обычно за клуней, под кровлей прячет.

— Так что же мы здесь сидим! — вскочил я, — нужно же найти её!

— Может, не надо оно тебе, Генка? — попытался остановить меня Енох. — Вся эта волшба и чернокнижие ещё никому счастья не принесли, поверь.

— Я не собираюсь шаманить! — возмутился я, — мне нужно понимать, что происходит, раз уж я вижу призраки и могу с вами напрямую общаться.

— Мы не призраки! — рассердился Енох, а Серафим Кузьмич неодобрительно крякнул.

— Неважно! — отрезал я и сказал Серафиму Кузьмичу, — ведите меня скорей к клуне! Показывайте!

Через несколько минут я вытащил синюю книгу из-под кровли клуни и с предвкушением провёл рукой по истёртой бархатной обложке — с этой книгой я теперь ого-го!

Я наобум раскрыл её и невидяще уставился на текст. Не может быть! Дрожащими руками я перелистывал страницу за страницей, и ещё, и ещё…

Вот это облом!

Книга была… на латыни…