Агитбригада

Глава 25

— Запрыгивай, Генка, — сказал Жорж и я влез в фургон.

Жорж правил лошадьми, а я уселся позади него, места было маловато, но ничего, мы привыкшие. Я отодвинул подальше какой-то нависающий тюк и потянул на себя тяжелую бархатную портьеру, укрыв нею ноги: стало значительно уютнее и теплее. Мы ехали опять тремя фургонами, как и в прошлый раз. В одном — агитбригадовцы, в другом — девушки, а в третьем, которым правил Жорж, — реквизит и декорации из хозяйства Клары Колодной.

Мы мягко скользили по рыжеватой грунтовой дороге средь убранных полей, расчерченных густыми лесополосами некогда раскудрявых березок, а нынче, в связи с осенью, давно облетевших и поникших. Между ними, кое-где остро торчали угловатые ели. В общем, грустная осенняя пастораль, настолько же грустная, как у меня на душе. Я места себе не находил — хоть убей не помнил, куда дел эту грёбанную доску. И вот как я теперь Еноха вызывать буду? Он хоть и вредный, но я уже к нему привыкать начал. Да и польза от него иногда бывает.

Я поёжился. Остро пахло сырой листвой, грибами и грядущими событиями. Было не то, чтобы холодно, но ветерок сорвался какой-то неожиданно злой, так и норовил забраться под одежду. Хорошо, что я закутался по плечи в портьеру. Главное теперь, чтобы Клара не засекла.

Стартовали мы сегодня рано утром по направлению на юго-запад, начало агитмарафона было в деревушке, которая ранее, до Революции, носила, как по мне, шикарное название Христорождественская. Поэтому после семнадцатого года её срочно переименовали в село Краснобунтарское.

Как оказалось — в точку.

Потому как корабль назовешь — так он и поплывет. Очевидно, прав был автор приключений капитана Врунгеля. Село Краснобунтарское действительно из благолепно-христовоздвиженского стало красным и бунтарским.

В этом мы убедились.

На развилке от города на Краснобунтарское трясся от холода лохматый мужик в фуфайке и синем картузе.

— Тпр-р-ру! — гаркнул Жорж и потянул за вожжи. Лошади резко встали, и я чуть не вылетел на дорогу, хорошо, что окутавшая меня портьера самортизировала.

— Тебе куда? — деловито спросил Жорж у мужика.

— На Краснобунтарское, — шмыгнул тот посиневшим носом.

— Залезай, — милостиво велел Жорж и кивнул мне, — Генка, давай-ка двигайся.

Пришлось потесниться.

Мужик оказался печником, который ездил с бригадой в город на заработки, но вынужден был сейчас возвращаться сам, так как у него родилась дочка. Звали печника Никитой. Был он долговяз, некрасив, и суетлив какой-то мелкой юркостью, так характерной для людей мнительных.

Он устроился в фургоне и, ароматизируя всё вокруг самогонными парами, слезливо вещал:

— Понимаете, мужики, дочка родилась. Я так ждал, ждал, а она дочку… Дочка, это же не пацан. Дочка — это же баба, а кому баба нужна? Толку с не все равно нету. Только детей рожать, её дело бабье. А мужик — это ух!.. это мужик! А Варька обещалась родить сына, а теперь все говорят — девка. Понимаете, мужики, у меня должен был сын родиться. А если девка — то скорей всего и не моя она. Приеду — убью Варьку! Нагуляла, я знаю. Пока я деньги в поте лица зарабатываю… а она девку родила… сука…

Жоржу, наконец, надоело слушать этот поток пьяненького сознания, и он задал вопрос:

— И что там у вас в селе интересного?

— Дык это… — сбился с мысли Никита, — у нас там ого!

— Ну так расскажи, — подбодрил его Жорж: дорога длинная, пейзаж однообразный и ехать было все равно скучно.

— Расскажу. Чего бы не рассказать, — взбодрился Никита. — В общем, тут дело такое. Совсем недавно была у нас такая прямо история, что мы своего попа прогнали.

— Комсомольцы прогнали?

— Да нет, почему сразу комсомольцы? Сами прогнали. Мужики.

— А церковь как же? — удивился Жорж. — Пустая стоит?

— А в церкви теперь сделали заготконтору.

— А чем поп не угодил вам?

— Да это длинная история, — почесал заросший затылок Никита.

— А ты рассказывай, ехать-то еще долго, — хмыкнул Жорж.

— Ну слушай, раз хочешь. В общем, последние три года подряд пошли у нас страшные неурожаи. Раз за разом. Одни старики говорили, что из-за засухи это. Другие, что это боженька на нас разгневался.

— А поливать не пробовали? — хмыкнул Жорж.

— Да мы уж по-всякому пробовали. — выдохнул облачко перегара Никита и спросил, — Я закурю?

Дождавшись кивка Жоржа, он вытащил кисет, неторопливо и обстоятельно сделал из табака «козью ножку», раскурил её и только после этого продолжил рассказ:

— Поливали. Конечно поливали. Да по-всякому было. Даже на огородах, которые бабы поливали постоянно, вырастало совсем мало. Морковь как палец. Репа кривая и косая, вся какая-то мелкая. Капуста вообще не родила, её тля сразу сжирала. А потом бабка Дуся сказала, что это нечистая сила так резвится. Сон ей был такой. Вещий. В общем, собрались мужики, подумали и позвали попа. Отец Гавриил отслужил ажно пять молебнов, справил крестный ход. Всё село прошло крестным ходом.

Он выпустил струйку табачного дыма и надолго задумался.

Мы с Жоржем терпеливо ждали продолжения. Фургоны тихо скользили среди осеннего увядания под низким от разбухших свинцовых облаков небом. Во втором фургоне, который ехал впереди нас, девчата затянули тихую песню.

— А на следующий год урожай стал еще хуже, — наконец, отмер Никита. — Поп денег много взял, некоторые последние копейки отдавали. А Ковалевы так одолжились. Из-за неурожаев все в деньгах сильно просели. Поп деньги взял, а результата-то нету! Вот мужички и обиделись. Пошли выяснять, а он сразу ругаться начал и карой небесной грозить. Вот мужики побили попа и выгнали. А тот анафему наложил и сбежал. Так что теперь это село безбожников.

— Из-за неурожая?

— Да там дальше история же была. — хохотнул рыжий. — В общем, слушайте. Когда попа выгнали, общество разделилось. Одни говорили. Что надо за попом бежать, просить прощения и возвращать. А другие кричали. Что денег больше нету и нечего его возвращать. Чуть до драки не дошло. А потом бабка Дуся и говорит, что ей её прабабка рассказывала, а той — её прабабка, что в давние века люди, если не могли к богу дозваться, отправляли ему специальное послание.

— И что? — заинтересованно спросил Жорж.

— Отправили мы послание. — Кивнул Никита и выбросил окурок на дорогу, — Написали обращение, где рассказывали о своих бедах и просили боженьку помочь, чтобы урожай был, а то, мол, не переживём мы эту зиму. Письмо положили в бутылку, а бутылку бросили в реку.

— Оригинальный способ общения с богом, — не выдержал я.

— Мал ты ещё, чтобы в делах небесных разбираться, — отрезал Никита и продолжил рассказ. — Бросили, значится, в реку и ждём результата.

— Надо было в небо запускать, — буркнул я. — Бог вообще-то, говорят, на небе, а не в воде. В воде русалки же только согласно народныих преданий и легенд.

— И как ты бутылку в небо запустишь? — пожал плечами Никита, проигнорировав мою шпильку о русалках, — она же на землю обратно упадет.

— Можно было воздушного змея сделать, или на шаре запустить.

— Как это ты представляешь, к богу змия запустить? Он его за искушение Адама и Евы из рая изгнал, а мы его обратно в рай, что ли запустим? Ты соображай же, парень, что говоришь!

Я аж восхитился этой немудреной логикой.

— И чем все закончилось? — перебил нашу теологическую перепалку Жорж. — Помог вам боженька урожайность повысить?

— Да как вам сказать, — задумчиво пожал плечами Никита, — Через две недели приехали в село к нам агрономы. Оказывается, бутылку рекой выбросило в городе N, там мужики в Шайтанке сетями рыбу ловили и случайно выловили эту бутылку. Вытащили и увидели внутри бумажку. Раскупорили, прочитали и отнесли в краевой комиссариат земледелия. А там почитали, посмеялись и решили помочь краснобунтарям — прислали нам агрономов, семена и минеральные удобрения.

— Ну ничего себе! — хохотнул Жоржик, — прямо кино.

— А дальше было ещё чудесатее! — и себе хохотнул Никита, — эти агрономы обучили всех передовым агротехнологиям, нашли ошибки и с тех пор урожаи у нас не хуже, чем в соседней Ольховке. Особенно репы и свеклы!

При слове Ольховка я насторожился:

— А далеко от вас Ольховка? — осторожно спросил я.

— А зачем тебе? — заинтересовался Жорж.

— Да родственники у меня там должны жить, отец когда-то говорил, — соврал я, — хорошо бы сбегать туда и узнать. Вдруг они там. У меня же совсем никого на свете не осталось.

— Ну ты это… — смутился Жорж, — времени будет достаточно, — в какой-то день сбегаешь. А нет, так я тебя отвезу.

— Да там семь верст всего, если через лес, — махнул рукой Никита. — У нас парни туда на танцы бегают. Там клуб большой и девок много.

— Ну вот и сходишь, — сказал Жорж.

А я обрадовался.

Скоро я смогу прочитать книгу Лазаря.

В Краснобунтарское мы въехали как обычно — с клоунадой, песнями, жонглированием и элементами экзотических танцев. Я-то уже был привычный, а вот Никита сидел, вытаращив глаза. Пока не досмотрел — с фургона не слез. Даже о дочке своей новорожденной забыл.

После того, как мы продемонстрировали любопытствующим селянам несколько номеров, было объявлено, что главное представление начнется завтра.

Народ начал понемногу рассасываться, и только любопытные мальчишки облепили фургоны и наперебой галдели от впечатлений.

К нам подошел с широкой благодушной улыбкой невысокий усатый человек в яловых сапогах и куртке темно-синего сукна под военный мундир.

— Агитбригадовцы! Приехали! — он лучезарно разулыбался и на душе сразу стало тихо и спокойно.

Ему навстречу выскочил Гудков, и они отошли, активно обсуждая наше проживание и культпросветные мероприятия. Мы терпеливо ожидали. Никита, наконец, умчался к жене и новорожденной дочери, Жоржик отошел договариваться завтра сводить захромавшую лошадь к кузнецу, чтобы подправить подкову, а я откинулся на тюки реквизита и задумался. Механически я сунул руку в карман — мои пальцы наткнулись на небольшую, сантиметров три щепку.

На всякий случай я позвал:

— Енох.

К моему сильнейшему удивлению пространство передо мной замерцало и уже через миг я мог наблюдать призрака-скелетона во всей красе.

— А как это? — ошеломлённо спросил Енох.

— Что как?

— Я только что был в твоей школе, — удивленно протянул Енох, — а теперь я тут. Как так вышло?

— А ты не помнишь, как здесь оказался?

— Нет, — покачал головой призрак, — Я уже думал, то меня бросил.

— Да не бросил, — вздохнул я, — с этими всеми событиями забыл дощечку твою в школе. Причем не помню где именно.

— Как ты мог так поступить?! — возмутился Енох, — а если бы её нашли или сломали?!

— Кстати, а где она? — прервал поток словесных излияний я.

— В библиотеке, под кадкой с фикусом.

— Вот и хорошо, — задумчиво кивнул я и принялся размышлять вслух, это что же получается. Если разделить твою дочку на части, то ты сможешь между ними спокойно перемещать?

— Не знаю, — пожал плечами Енох, — но ты не разделял доску на части. Она в школе лежит.

— Смотри, — я вытащил щепку и продемонстрировал ошеломлённому призраку.

— А ты зачем мою доску на щепки ломаешь? — забеспокоился Енох.

— Да это случайно кусочек в кармане оторвался, — попытался успокоить призрака я, — Я, как обнаружил. Что доску забыл — расстроился очень. А потом щепку эту нашел и попробовал тебя позвать.

— И получилось! — надулся от важности Енох.

— Ага, получилось.

— Я теперь могу на расстояния перемещаться, — заявил Енох.

— А ну-ка попробуй переместиться обратно в школу, — предложил я.

Енох замерцал, замерцал, но остался рядом.

— Что?

— Не могу.

— Но сюда же ты смог попасть, — удивился я. — А почему обратно не можешь?

— Сюда ты меня позвал! — сказал Енох и я понял, что ему нужен якорь.

— А попробуй исчезнуть и потом сюда появиться, — опять предложил я.

Енох легко выполнил это.

— Хм… странно, — задумался я, — с твоими новыми способностями нам ещё предстоит разобраться. Было бы здорово разделить доску на кусочки и в разных местах спрятать. Ты представляешь — ты бы мог перемещаться на огромные расстояния! Это же как здорово!

Но Енох не разделял моего оптимизма.

— Если разделить доску, я вообще могу исчезнуть, — сердито сказал он.

— Ну это твои предположения, — заметил я. — Ты и доску от пола поначалу опасался отрывать.

— Да, опасался, — сварливо вскинулся Енох, — ведь мог и исчезнуть!

— Но ведь не исчез? — хмыкнул я.

— Не исчез.

— Ну так чего это обсуждать?

— Сюда идут! — сообщил Енох и испарился.

К повозке подошел Жорж.

— Едем квартироваться, — сказал он.

— А где нам выделили место?

— Ты будешь смеяться, но здесь есть дом агрономов. Они, когда приезжают, живут в нем.

— Мы будем все вместе жить? — расстроился я.

— Да, вместе, — чуть нахмурился Гудков, он был тоже не доволен этим обстоятельством. — и девчата с нами.

— Ну это вообще ни в какие ворота не лезет, — покачал головой я. — Хоть бы девушек по домам расселили.

— Макар сказал не разделяться. Ты же сам понимаешь — настроения селян — штука переменчивая.

Мы доехали до просторного двора. В нем было несколько зданий, добротных, хорошо побеленных.

— Здесь скоро будет колхоз, — с гордостью похвастался Васька, парнишка лет четырнадцати, которого председатель выделил нам в провожатые.

Пока я помогал Жоржу распрягать лошадей, чистить их и кормить, агитбригадовцы разделили кому какие где койки. Девушкам сдвинули три койки в угол и отгородили их портьерой (той, которой я укрывался дорогой).

Моя кровать ожидаемо было у крайней стены, дальше всего от печки. Но я не расстроился, можно же закутаться в одеяло и будет нормально. Главное, что кровать крайняя и можно хоть отвернуться от них.

Агитбригадовцы разошлись репетировать, от меня сейчас толку им не было, так что я оказался предоставлен сам себе на весь вечер.

Я сбегал к Жоржу и попросил его отпросить меня у Гудкова.

— Зачем? — спросил Жорж.

— Пойду в Ольховку, — ответил я.

— Да ты погоди, потом сходишь, — махнул рукой Жорж.

— Завтра представление весь вечер, я не смогу, послезавтра — кто его знает. Что ещё будет, — не согласился я. — Никита говорил. что бунтари они, то попа побили и выгнали. То еще что-то. Где гарантия, что мы здесь надолго задержимся.

— Тоже правильно. — согласился с моей логикой Жорж. — Ладно, иди, я скажу Гудкову, что отпустил тебя дядьку искать.

— Вот спасибище, Жорж, — искренне поблагодарил я его и пошел в Ольховку.

А то еще передумают и оставят меня что-то помогать.

Я шел по селу. Под ногами шуршали сырые от тумана листья. Село было хорошее, довольно большое. Дома ровненькие, ухоженные. Видно, что жили здесь люди трудящиеся и потому небедные.

Возле одного из дворов дородная тётка отвязывала козу, что-то сердито ей выговаривая.

Я поздоровался и спросил дорогу, как пройти на Ольховку.

— А зачем тебе? — подозрительно уставилась на меня тётка и даже про козу забыла.

— Дядьку хочу найти, — сообщил ей ту же басню я, — отец говорил, что в Ольховке он жить должен. Сирота я, кроме него и нет у меня никого. Вот и хочу найти.

— А как фамилия у него? — спросила тётка. — Я в Ольховке почитай всех знаю.

Я сперва аж завис. Этого я никак не ожидал.

— Иван Иванов, — брякнул самую распространённую фамилию я.

— Ого, да там почитай две улицы одних только Ивановых, — расстроилась тётка, — я так-то теперь и не скажу. И Иванов там человек десять, это точно.

Я мысленно возликовал — правильно сориентировался.

— Вот поэтому мне туда и надо сходить, — вслух сказал я, — Иван на отца моего очень похож. Я его как увижу, так сразу и узнаю.

— Ох, не ходил бы ты туда, в эту Ольховку, — со вздохом покачала головой тётка.

— Почему это? — не понял я.

— Да так… — замялась тётка, — говорят там всякое про Ольховку… нехорошее говорят.

— А что именно? — чуть напрягся я.

— Да говорят, там нечисть какая-то… не ходи!