Агитбригада

Глава 19

— Что там написано? Что? — заволновался Серафим Кузьмич, заглядывая мне через плечо. Он не умел читать и не мог понять, почему так ехидно хохочет Енох, а я злюсь.

— Не знаю! Это латынь! — возмутился я, раздраженно перелистывая страницы.

— Ну, а чему ты удивляешься? — хмыкнул Енох, — европейская культура в этом плане намного сильнее, чем ваша славянская. Чернокнижие Европы там опережает всех, ну, разве что, кроме индийских магов и персидских знахарей. Хотя в своё время замечательной силы были месопотамские жрецы разных культов.

— Да мне как-то по-барабану, кто там кого опережает, — нахмурился я, — но латынь! Латынь! Это какая-то насмешка! И вот что мне теперь делать?

— Ничего, — «утешил» меня Енох, — будешь жить и дальше, как жил. А книгу эту нужно уничтожить…

— Ну уж нет! — нахмурился я и сунул книгу за пазуху.

— Ты всё равно не знаешь латыни, читать не сможешь, а, следовательно, она бесполезна для тебя, — поддел меня Енох. — А вот попадёт к кому-то нехорошему в руки, и будет как с Лазарем.

— Не попадёт, — буркнул я, — теперь она моя.

— Получается, Лазарь-то знал эту вашу латынь? — подал слово ранее молчавший Серафим Кузьмич.

— Угу, — мрачно кивнул я.

— А что это за язык такой? — не унимался старик.

— Это нынче мертвый язык, — снисходительно пояснил Енох, — но у них там, в Европах, все службы католические на этом языке происходят.

— А Лазарь откуда мог знать мёртвый язык? — удивился Серафим Кузьмич. — вряд ли он бывал в Европах, на него глянешь — обычный сиволапый селянин.

— Скорей всего именно поэтому он и поступил в институт на агронома, — задумался я, — в некоторых вузах не только названия растений и животных по латыни студентам зубрить надо, но и краткий курс латинского языка есть. А даже если и нет, то в библиотеке учебники и словари по любому должны быть.

— И где ты эти словари и учебники возьмешь? — подколол меня Енох, — в Европу в ближайшее время ты не попадёшь, в институт тоже не поступишь, сперва хоть двойки свои исправь. В магазинах вряд ли книги на мёртвых языках имеются, сейчас там всё больше «Капиталы» да «Антидюринги».

Я задумался. А ведь он, чертяка такой, прав.

И вот что мне делать? Я, конечно, поищу словари в магазинах, но не думаю, что там что-то есть. В городской библиотеке тоже ловить нечего — там все старые книги сожгли, а новодел не представлял для меня интереса.

— Буду, значит, искать учителя латыни, — неуверенно сказал я. — Сейчас этот предмет в школах не ведется, но раньше в гимназиях, говорят, был. Так что мог остаться какой-нибудь старый учитель.

— Сомневаюсь, — не разделил мой оптимизм Енох, — их всех во время Революции перестреляли, а кто успел — тот за границу сбежал. А пролетариат латынь точно не знает. Незачем.

— Для начала спрошу у священника, — решил я.

— Ага, и книгу ему ещё покажи, — хихикнул Енох.

— Книгу никому показывать не буду, — не повелся на примитивный троллинг я, — а вдруг он латынь знает. Он же стопроцентно в семинарии учился, там должны были изучать.

— Не факт, — не согласился Енох, но я уже всё решил. Кроме того, больше спросить было не у кого, а начинать поиск надо.

Эх, как же я жалел, что в этом времени нет Интернета, взял бы сейчас и зафигачил через гугл-переводчик! За пару часов у меня весь текст на русском был бы. Но что толку сожалеть, надо пользоваться тем, что есть. Зато здесь еда вкусная и экологически чистая. На сомовских разносолах Генка отъелся, раздался в плечах. Я видел себя в зеркале (у Марии было) — так Генка вымахал хорошо так. Куртка, которую дала Клара, раньше болталась на вырост, а теперь стала как раз впору. Если так и дальше пойдёт, то через месяц надо искать новую одежду, на размер больше.

По поводу одежды я особо не парился. Денег, что дал мне Сомов за клад, хватит и на одежду, и на полгода безбедного существования. В деревне я их не тратил, экономил, все равно столовался у Сомовых, а больше мне ничего и не надо было. Один раз только не удержался — купил в местной лавке огромный сахарный леденец на палочке, уж больно сладкого хотелось: организм молодой, быстро растёт, энергии надо много.

— Ты можешь отвести всем глаза, я выйду? — спросил я Еноха.

Тот недовольно крякнул, но кивнул.

Вот и ладненько. Наше взаимодействие хоть и со скрипом, но продвигалось вперёд. Да уж, не так просто заставить служить себе многовекового призрака. В своё время я много перечитал всевозможной фэнтезийной литературы, в основном, электронные книги, так вот там любой попаданец сразу и легко приобретал себе сторонников и питомцев. Видимо, они были какие-то везучие, не то, что я. Или, может, это мне Енох такой вредный попался (хотя тот дедок был тоже вредный, так что это не случайность уже, а тенденция).

Никем не замеченный, я вернулся обратно к нам во двор. Наших никого ещё не было, одна лишь Клара с задумчивым видим чинно гуляла по двору. Увидев меня, она обрадовалась:

— А где все наши? — шмыгнув покрасневшим носом, спросила она и зябко закуталась поглубже в шаль крупной вязки.

— Возле сельсовета, — ответил я, — не вернулись ещё, видимо.

— А ты не с ними разве? — удивилась она и намотала ещё один край шали на плечи.

— Был сперва с ними, но замёрз и вернулся, — отмазался я, — всё равно там уже всё понятно.

— А что там случилось? — заинтересовалась Клара и даже терзать свою шаль забыла.

Я кратко, в двух словах, рассказал о бабке Фросе и о Лазаре.

— Да нет, этого не может быть! — убеждённо заявила Клара, — никакого волшебства не существует, это давно научно доказано!

— Согласен! — кивнул я, — не существует. Но вербовцы — народ тёмный, мракобесный, верят во всё это. Вот старухе и поверили. Вот Зубатов считает, что она с ним личные счёты сводит. За капусту. А Гудков думает, что это у нее после удара голова повредилась. Старенькая ведь уже, череп хрупкий, остеопороз опять же. Да многие на селе так думают.

— Всё правильно Виктор говорит! — убеждённо заявила Клара (ну кто бы сомневался!), — эта старуха ещё до всего этого приходила нас против Лазаря настраивать. Ох и тёмные же люди, в любую чепуху поверить готовы и хорошему человеку жизнь испортить!

— Это потому, что он прогрессивный комсомолец и выращивает урожаи на научной основе, — толерантно поддакнул я и ушел к себе.

Расстались мы с Кларой абсолютно довольные мнением друг друга.

Я, конечно, знал правду, но мне нужно было алиби. В том, что Лазаря не сегодня — завтра выпустят, я даже и не сомневался. И первое что он сделает — пойдёт проверять свою книгу. А её уже нету. И он сразу начнёт искать. И очень может быть, что кто-то проболтается, что я ушел от сельсовета раньше. А так у меня есть свидетель, что я замёрз и вернулся домой. А лишних полчаса, которые я провёл во дворе Сомова, никто не вычислит.

В избе, в которой я проживал, как уже мной неоднократно упоминалось, было крайне аскетично. Кроме полатей и хлипкой печи, больше из мебели ничего и не было. В углу лишь сиротливо стояла колченогая лавчонка, но сидеть на ней было невозможно, так как из-за разной длины ножек она постоянно заваливалась на бок. Я от поленницы притащил чурбак, на котором мог сидеть. Но в основном тусовался на полатях, которые заменяли мне и кровать, и обеденный стол, и диван. В такой обстановке прятать книгу было некуда. В балку под потолком были вбиты несколько больших гвоздей, на которые предыдущие хозяева помещения вешали свои вещи. На одном из них висела моя торба с остатками харчей. Именно в ней Зубатов когда-то нашел свой самогон, когда Енох не отвёл ему взгляд. Поэтому прятать книгу в доме было опасно. Я более, чем уверен, что Лазарь, когда вернется, хватится своей книги, и начнет выискивать вора — то Зубатов не преминет воспользоваться этим, чтобы пошариться у меня в доме. И вот будет хохма, если он найдёт эту книгу. Даже представить не хочу, что со мной в этом случае будет. Уж и Зубатов, и Гудков отыграются за все свои неприятности, которые я им доставил.

Но спрятать куда-то надо.

Вот только куда?

Существует мнение, что лучше всего прятать на виду. Но случай с торбой и самогоном это мнение опровергает, можно сказать, на практике.

Поэтому я снял торбу, намотал её на книгу, постаравшись поплотнее завернуть и вышел во двор (предварительно убедившись, что Клара уже там не гуляет, а наши ещё не вернулись). Я тенью скользнул в курятник, растревожив моего старого «друга» петуха и какие-то две заполошные курицы. Курицы вежливо вышли во двор, а петух взглянул на меня налитым кровью глазом и попытался напасть. Я изо всей дури пнул его под жирный зад, и лишенный возможности летать представитель орнитофауны решительно опроверг горьковский тезис о том, что рождённый ползать летать не сможет, да и всю теорию эволюции, пожалуй. Доказав на практике, что простой советский поджопник может сотворить то, что не смогли тысячелетия естественного отбора. Старик Дарвин бы точно прослезился от умиления.

Как бы там ни было, пока офигевший петух совершал свой первый в жизни полёт, я торопливо сунул замотанную тряпкой книгу под насест. Повезло, что вместо традиционных жердочек, бывшие хозяева (от лени или же они просто были инновационными и передовыми людьми), так вот заместо жердей, там были перевёрнутое ржавое корыто и старые ночвы.

Вот и замечательно.

Надеюсь, книга не сильно провоняется за два дня.

А мне, кроме того, надо будет подумать, как её перевезти. Не факт, что Зубатов не найдёт повод покопаться в моих вещах перед отъездом.

Я выскользнул в обратном направлении, не забыв ещё раз пнуть гадского петуха. Для профилактики.

Нужно было сходить к священнику, невзирая на запрет Гудкова. Во-первых, я обещал. Во-вторых, хотел глянуть православный календарь, вдруг смогу понять, кто же был тот вредный дедок, который меня сюда закинул. Почему-то я был уверен, что православные верующие его должны знать и в изображениях он однозначно будет.

А ещё решил я попросить у священника святой воды. Нужно попробовать, действует ли она на таких духов, как Анфиса. Эти дни она не являлась, и я уже начал беспокоиться — успею я или нет до своего отъезда её увидеть и попытаться отправить на небо.

По дороге к церкви путь мне преградили четверо мордатых парней, лет по шестнадцать. Вид у них был лихой и агрессивный.

Один, очевидно, самый борзый среди них, злобно цыкнул:

— Слышь, тля, ты чегой ходишь тут, вынюхиваешь?

Парни явно нарывались, искали только видимый повод. Прошлая ситуация с Чуней показала, что они хоть дети, но не остановятся ни перед чем. Нравы здесь были довольно жесткие. Поэтому ждать я не стал и, пользуясь тем, что я ниже ростом, сходу врезал борзому по горлу. Тот жалобно курлыкнул и упал, закатив глаза.

Первый спёкся.

Не давая времени прийти в себя, я заявил остальным:

— Что, все на одного? По-бабски?

— Да я тебя сейчас в порошок сотру, глиста! — рыкнул дородный детина, которому я не доставал даже до плеча.

— И будешь Гудкову рапорт писать, — злобно процедил я, — думаешь, отец тебя по головке погладит, когда в сельсовете узнают, как ты с дружками толпой на комсомольца при исполнении напал?

— Ты просто идешь, — неуверенно сказал тощий подросток в шелковой синей рубахе и зеленом суконном пиджаке.

— Не просто, — покачал головой я и указал рукой в сторону церкви, — разве не видишь? Я выполняю задание.

— Ты к Маруське нашей ходил, — воинственно воскликнул детина.

Остальные молчали.

— Да, я разговаривал с ней, — кивнул я, — сведения проверить было надо. К Маруське, вообще-то Василий ходил. Так что не надо тут на меня вешать. Вы лучше мне скажите, вы этого Лазаря хорошо знаете? Мог он всё это делать, что бабка Фрося на него говорит?

Подростки, движимые любопытством, наперебой принялись делиться своими версиями. Боевой пыл спал. Да и лидер ихний пришел в себя, сперва, конечно, немножко попытался качнуть права, но я с трудными подростками работал в школе. Поэтому он, видя, что не прокатило, подключился к обсуждениям.

— Никто не знает, откуда он взялся, — сказал детина. — Вроде как Сомов его привёз.

— Но это не факт, — авторитетно заявил главарь.

— А ещё Лазаря никто победить никогда не мог, — подхватил невысокий паренек в коричневом картузе. — Даже Афанасий. Он у нас на бойне работает, быка кулаком валит, а вот Лазаря — не смог.

— А Мишка с Иваном вдвоем и тоже не смогли! — вспомнил детина, — весной на ярмарке кулачные бои были. Лазарь всех победил. Много деньжищ тогда выиграл и порося.

Все загомонили. Удивляясь, откуда в небольшом по габаритам парне такая силища. Поболтав с ними ещё немного, я пошел дальше. Расстались мы если не друзьями, то хотя бы не врагами.

В церкви всё также пахло елеем, ладаном и травами.

Священник обрадовался, увидев меня:

— Здравствуй, дитя божье. А я уже думал, что ты не придешь.

— Гудков запретил приходить к вам, — честно признался я.

— Но ты пришел…

— Вот, книжечку вашу принёс, — я протянул молитвослов священнику.

— Ты разве успел за сутки выучить молитвы?

— Нет, не успел, — признался я, — но я переписал в тетрадку. Так что ещё выучу.

— Это похвально, — сказал священник.

— А какая самая сильная молитва — «Верую» или «Отче наш»?

— «Всё, что ни попросите в молитве с верою, получите»[17], — сказал мне священник с кроткой улыбкой.

— Спасибо, батюшка. Я понял.

В церковь вошли две пожилые женщины. Священник вручил мне православный календарь, который я обещал вернуть на следующий день, и я ушел. Правда перед этим таки выпросил святой воды. В присутствии любопытствующих тёток священник задавать вопросы не стал. Так что мне повезло, можно сказать.

Дома я растопил печку, влез на полати и принялся изучать нарисованные лики святых под уютное потрескивание дров.

— Всё-таки ты решил удариться в религию, — язвительно заметил Енох, появившись из неоткуда, — жития святых, смотрю, изучаешь. Вчера молитвы переписывал.

— А вот скажи мне, Енох, — поднял глаза от картинок я, — ты сказал, что европейская культура в магии сильнее, чем «ваша славянская». Это что ж, получается, ты не из наших? И почему ты сказал «славянская», а не русская?

Енох померцал и от ответа воздержался.

— А как оно так вышло, что ты не наш, а оказался в глухой деревне, в полуразвалившейся избе, посреди России?

— Поверь, Генка, оно тебе знать не надо, — вздохнул Енох.

— А как мы будем сосуществовать, если у нас друг от друга будут такие серьезные тайны? — возмутился я. — Как ты себе это представляешь?

— Давай перенесем разговор на другой раз? — попытался опять спрыгнуть Енох.

— Ты мне это уже в который раз предлагаешь? — не повёлся я. — А давай поговорим начистоту? И решим, что дальше делать. А то у тебя свои планы, у меня — свои. Может, они не совпадут и нам лучше не делать друг другу нервы.

— Послушай, Генка… — начал Енох, но я перебил. Так как завёлся:

— Енох! Я тебя просил рассказать мне о видах духов и призраков. Мне надо знать, с кем я могу столкнуться и что мне от них ожидать. Но ты только обещаешь или вообще исчезаешь во время каждого нашего разговора. А мне нужны ответы на вопросы.

— Анфиса — злая, Серафим Кузьмич — нет. — коротко ответил Енох и замерцал.

— Это я уже понял, — нахмурился я, — ты мне вот что скажи, какой вред или пользу могут мне принести Анфиса и Серафим Кузьмич?

— Ничего хорошего тебе Анфиса не принесет, — сказал Енох, — Так что держись от нее подальше.

— Это не ответ! — воскликнул я.

— А вот и она, — сказал Енох и указал костяшкой куда-то мне за спину. — Явилась!

Я обернулся. Пространство передо мной замерцало зеленовато-мутным, словно бутылочное стекло, свечением. И моментально появилась Анфиса.