Агитбригада

Глава 33

Я высыпал опавшую листву, обрывки бумажек, куски досок и щепок, и прочий мусор из тачки в общую кучу, и устало выдохнул — до конца назначенной ежедневной «отработки» оставалось ещё около часа, а я уже совсем что-то замотался.

— Капустин, хватит лодырничать, возле Доски почёта еще много мусора осталось! — заявил Чуня, глядя на меня наглым взглядом.

Я вздохнул и поплёлся туда. Вот же «повезло» — мало того, что СТК назначил трудовую повинность за мой проступок, так ещё отрабатывать велели вместе с Чуней. Но и этого оказалось мало садистам от педагогики — в нашей бригаде из двух человек бригадиром поставили Чуню.

Можете себе представить, как этот малолетний засранец принялся самоутверждаться за мой счёт? В общем, терпение моё и так уже было на исходе и лишь необходимость поскорее получить реабилитацию, чтобы отправиться в столицу на поиски злоебучего Мамбурина, удерживала меня от необдуманных поступков. Например, сломать Чуне нос.

— Капустин! — опять заорал придурок, — ты здесь плохо убрал!

— Где? — удивился я, ведь я точно помнил, что убрал там нормально.

— Вот где! — хохотнул Чуня и высыпал на только что убранное мною место у овальной клумбы кучу окурков из большого вазонного горшка, который местные рабочие — истопник, дворник и мастера школьных цехов, использовали вместо пепельницы. Причём говнюк постарался рассыпать их на максимально большую площадь — веером.

— Ну что же ты, Капустин? — уже открыто глумился надо мной Чуня, — иди убирай! Я кому приказал! Языком вылизывай, гнида! Бегом!

— А то что будет? — тихо, но отчётливо спросил я.

— Ты уже забыл, как мы тебе тёмную устроили, урод? — откровенно забавлялся над ситуацией Чуня, — можем повторить!

— И вот так, девушки, он постоянно у нас в школе развлекается, — обратился я к стоящим уже минуты три за спиной у Чуни Наташе и Смене, которые всё прекрасно слышали. — Сами же видите.

— Ч-что-о-о? — хрипло заблеял Чуня, который от испуга аж дёрнулся и уставился на девчонок полубезумными глазами.

Да и девушки стояли явно в шоке.

— А теперь скажите, товарищи комсомолки, как мне следует поступить? — продолжил я, — Идти и покорно убирать эти окурки, раз бригадир велел? Или сломать Чуне нос и опять сидеть в изоляторе?

— Погоди, Геннадий! — выкрикнула Наташа нервно, — мы сейчас дежурного позовём! Нужно на СТК, раз такое дело!

— Как ты мог, Чумаков! — со слезами в голосе воскликнула Смена.

— Да вы всё не так поняли! — тоненьким голоском заверещал Чуня, — это мы так тренируемся! Номер у нас, к самодеятельному конкурсу! Ну скажи им, Капустин!

Но Наташа и Смена не стали слушать его до конца и уже убежали искать дежурного. Чуня разразился потоком ругательств и угроз в мой адрес.

Ну, а я молча стоял и улыбался.

Нужно ли упоминать, что после СТК с меня наряды по уборке территории моментально сняли, а вот в изолятор отправился теперь уже Чуня.

С утра погода была расчудесная, а воздух настолько чист и прозрачен, что от избытка чувств хотелось петь и кричать. Но я не стал ни петь, ни тем более, кричать — с дисциплиной на территории трудовой школы было ой как строго. Вместо этого я направился в город. Заведующий ещё не вернулся, экзамены были назначены лишь на следующий день, от работы меня, благодаря Чуне, освободили, поэтому дежурный воспитатель не нашел причины не отпустить меня в город. Тем более, я сказал, что мне нужно к товарищам по агитбригаде.

На самом же деле я хотел прикупить там новую одежду. Слишком уж запомнился мне оценивающе-презрительный взгляд, которым одарила меня Изабелла в первые минуты знакомства.

Я шел по городу, беззаботно насвистывая незатейливый мотивчик, пока не поравнялся с церковью. Точнее, бывшей церковью, а нынче складскими помещениями для деревянных изделий. Как и в прошлый раз, там крепко пахло сосновой живицей и дубовой стружкой, а рядом крутилась всё та же призрачная старушонка и сварливо ворчала на разбросанные там и сям по двору штабеля досок.

— Добрый день, бабушка, — сказал я.

— Добрый, добрый, — приветливо заулыбалась женщина, — ну что, нашел ты отца Демьяна?

— Нашел, спасибо вам, — поблагодарил я, не став вдаваться в подробности, что случилось со священником дальше.

— Он помог тебе? — продолжила допрос неугомонная старушка.

— Конечно помог! — кивнул я. — Дал мне аж две книги.

— А почему же ты такой смурной? — прицепилась назойливая старушка.

— Смурной? — удивился я. — Да вроде нормальный я.

— Смурной-смурной! Я же вижу. От меня ничего не утаишь, — шутливо погрозила мне пальцем призрачная бабка, — с виду-то да, ты вполне себе бодрый, а вот на душе у тебя камень. Случилось ли чего?

— Да неприятность у меня случилась, — вздохнул я, решив пожаловаться старушке, может, хоть на душе полегчает, — понимаете, был у меня один приятель, тоже призрачная душа, как и вы. Но он был привязан к тому месту, где его убили.

— Знакомая ситуация, — закивала старушка.

— Ну и вот! Чтобы он мог нормально передвигаться, я отломил кусок доски с его кровью из того места и взял с собой. Мы с ним ездили по многим деревням и сёлам. Всё было нормально, пока я не забыл эту доску в школе. А там был воскресник и её сожгли вместе с остальным мусором. И теперь я больше не могу его дозваться, — закончил я свою невесёлую историю и тяжко вздохнул. — Получается из-за моей безалаберности я потерял друга.

— Почему потерял? — удивилась старушка.

— Ну как почему? — терпеливо пояснил я, досадуя на себя за то, что повёлся на этот разговор с явно недалёкой бабушкой, — он был привязан к доске, доску сожгли…

— Погоди, я не о том спрашиваю! — перебила меня бабка, — ты же, когда кусок доски из того места отдирал, ты ведь не всё выдрал. Не мог бы ты всё выдрать. Явно там кровь разбрызгалась куда-нибудь и на другие доски, правильно?

И тут меня осенило! Я так обрадовался, что готов был расцеловать милую старушку, жаль, что она призрак.

— Вижу, что, наконец, понял, — захихикала старушка и её голова мелко-мелко затряслась, — Тебе нужно вернуться на то же место и покликать своего друга. Он там, небось, тебя уже заждался.

— Так и сделаю! — радостно воскликнул я.

— А когда друга своего найдёшь — возвращайся обратно: расскажешь мне как всё было, — строго велела старушка, — Я страсть как такие истории люблю.

— Обязательно, — пообещал я, настроение было расчудесным.

В таком приподнятом эмоциональном состоянии я отправился на местный рынок, чтобы приодеться.

Рынок меня, конечно, не впечатлил. Почему-то я ожидал, что это будет огромный базар с кучей барахла на манер, как это было в 90-х годах в моей прошлой жизни, когда изголодавшиеся люди тащили на продажу всё подряд. Нет, здесь, конечно, тоже хлама хватало — от старых керогазов до совсем новых ещё патефонов, бра и поистёртых габардиновых козеток.

— Галеновые и химические препараты! Парфюмерия! — выкрикивал лихой мужичок в зелёной фуражке. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и предложил, понизив голос:

— Предохранительные средства нужны? Разливают у Струмилина и Маркузона.

— Н-нет, — пробормотал я и постарался поскорее отделаться от него. Не хватало ещё какой-то непонятной самоварной дряни накупить.

— А бриолин?! — заорал в спину мне лихой мужичок, — Бриолин от Минца! Есть бесцветные помадки и пудра! Помадки производства лучших трестов Гамбурга, Риги и Таганрога! Недорого!

Но я уже завернул в другой ряд, где угодил в другие руки: какая-то дама прицепилась ко мне, чтобы я купил у неё плюшевую кацавейку. На вопрос, нафига мне женская кацавейка, она сердито сплюнула мне под ноги и, моментально потеряв интерес, уже уцепилась за какую-то тётку.

Затем какая-то другая баба пыталась всучить мне рулон вигониевого сукна. Я даже смутно не представлял, что это такое и зачем оно мне надо. Конечно же, я отказался. Тогда она попыталась мне сбагрить медаполамовый отрез, туальденор и молескин, тыкая под нос какие-то пёстрые тряпки.

Отказался я и от клеёнок с портретами вождей и орнаментами братских республик с эмблемами рабочих и крестьян от фабрики «Техноткань», и от гипсовой статуэтки «Красноармеец на коне».

От обилия непонятных слов, странных запахов, наглого напора продавцов и шумной толкотни у меня аж закружилась голова. Я слонялся по этому базару и, морщась от рыбной вони из продуктовых рядов, разочарованно рассматривал ассортимент для мужчин. Шелковые косоворотки, атласные рубахи всевозможных расцветок, вышитые жилетки, фуражки с лакированными козырьками и такие же лакированные штиблеты. Жуть, в общем.

В конце концов, уже при выходе из базара, я надыбал небольшой, вполне даже цивильный такой, магазинчик готового платья, где, очевидно, предпочитали одеваться советские служащие и мещане из тех, что поинтеллигентнее. Там приятно пахло одеколоном, а любезного вида продавец оставлял довольно благожелательное впечатление.

Там я приобрёл неплохой костюм из плотного шерстяного сукна, тёмно-синий, почти чёрный. Три светлые рубахи, самые простые, не шелковые, дюжину носков, исподнее, фуражку и полупальто. И заплатил не так уж и много. Хотя этот шопинг изрядно опустошил мой кошелёк. Ну ничего, вот вернусь в Вербовку, может Сомов что-то и подкинет ещё, обещал ведь. А если нет, то мы потом с Енохом сходим в казино, пополним бюджет через рулетку, есть у меня идейка одна.

Напоследок я спросил любезного продавца, где можно приобрести рюкзак или нормальную сумку.

— С какой целью? — деловито уточнил тот и внимательно посмотрел на меня сквозь очки.

— Книги буду носить, — ответил я, — а иногда и продукты. Как получиться.

— Могу тогда порекомендовать конторский портфель, — предложил продавец и ловко вытащил откуда-то из-под прилавка довольно неплохой коричневый портфель, грубоватой выделки и винтажного вида, но так-то вполне прикольный.

Просил он недорого, поэтому я без торга приобрёл ещё и его и, переодевшись прямо в примерочной магазина, вышел на улицу.

Я неторопливо шел по тротуару и размышлял, что его делать дальше. До вечера была ещё уйма времени. Возвращаться в трудовую школу очень не хотелось, там сразу или припрягут к чему-нибудь, или опять какие-то разборки с местной детворой будут. Надоело!

Сдать бы поскорее экзамены и свалить оттуда.

Задумавшись, я не сразу обратил внимание, что, как привязанный, следую за четырьмя дамочками. Они так увлеклись болтовней, что совершенно не замечали ничего вокруг. Слух царапнуло какое-то слово. Я прислушался:

— А мне она сказала, что у меня на сердце пиковый интерес!

— Да ты что, Элли! — защебетала вторая, — а мне она бубуновое свидание нагадала! И ты знаешь, всё так и вышло, мне в тот же вечер Гаврила Михалыч предложили в номера поехать на Алёшкины перформансы.

— И что? И что? — защебетали остальные дамочки, — ты поехала?

— Смотрите! — гордо протянула руку любительница бубновых перформансов, — Мне Гаврила Михалыч жемчужное ожерелье подарили! Но оно, правда, короткое, до талии не достаёт, так я его заместо браслета ношу.

Догнав интересных дамочек, я спросил:

— Извините, уважаемые девушки, — широко улыбнулся я, демонстрируя восхищение от такой замечательной встречи, — не могли бы вы мне подсказать адрес этой гадалки? Прошу прощения, я краем уха услышал, что она только правду гадает. Очень надо!

— Вы кто такой?! — возмутилась обладательница будущего пикового интереса.

— Как это невоспитанно — подслушивать! — поддакнула какая-то носатая.

Они что-то ещё возмущенно защебетали, но я покаянно приложил руки к груди:

— Меня девушка бросила! Вчера! Я сам не свой! Хотел свести счеты с жизнью, но старушка-мать… — с мукой в голосе вскричал я, заламывая руки, — девушки, милые, на вас одна надежда! Скажите мне адрес, умоляю! Вдруг эта ясновидящая подскажет, вернется ли моя любимая Лизонька…

— Ах! Это так романтично… — первой дрогнула носатая.

— Ну раз так… — неуверенно поддержала её любительница бубнового интереса Гаврилы Михалыча.

В общем, менее чем за пять минут я стал владельцев вырванного из записной книжицы надушенного листочка с адресом пресловутой гадалки.

И сразу же прямиком отправился туда. Хорошо, что было недалеко, на соседней улице.

Если вы спросите, зачем меня понесло к гадалке, мне что, не хватает приключений на пятую точку, так я отвечу — приключений хватает, и всего остального, но я, словно выброшенная на берег рыба — задыхаюсь от нехватки информации. Поэтому, можно сказать, собираю её по крупицам. Так-то в гадания я никогда не верил. Но чем чёрт не шутит. Я раньше и в то, что человек может видеть все эти души, всяких призраков, тоже не верил.

Если же эта гадалка окажется обычной аферисткой, то я просто развернусь и уйду.

С таким примерно настроем я вошел в подъезд и поднялся по узкой лестнице на второй этаж. Возле большой, залапанной, клеёнчатой двери было пять звонков. Четыре — обычные, а пятый — с большой картонажной табличкой, на которой химическим карандашом неровным почерком было написано:

«Мадам Рюри. Звонить три раза».

Я нажал на кнопку звонка. И ещё. И ещё.

Дверь распахнула потрёпанного вида старуха и недовольно прошамкала:

— Мадам принимает в третьей комнате, это налево. И ноги вытри, не намоешься после вас. Ходют и ходют!

Под пристальным взглядом суровой старушки, я послушно пошаркал ногами по мокрой тряпке, затем — ещё по одной, поменьше. И затем — по вязанному из тесёмок коврику.

Посчитав, что микробы от моей обуви квартире больше не грозят, старушка кивнула и, что-то ворча себе под нос, ушоркала куда-то, видимо, к себе в комнату.

А я отправился искать третью комнату, морщась от запахов ядрёно-сладких женских духов, жаренной трески и нафталина.

Искомая комната нашлась довольно быстро. Не успел я постучаться, как дверь открылась и оттуда вышла заплаканная дамочка, натянула вуальку и торопливо зацокала каблучками вон.

Я постучал в дверь.

— Заходите! — послышался приятный женский голос, глубокий и ясный.

Я вошел.

Комната гадалки представляла собой типичную комнату гадалки: всё было задрапировано мрачно-багровым бархатом, окна задёрнуты тяжелыми и тоже мрачно-багровыми бархатными портьерами, что создавало полумрак, везде зажженные свечи, ужасно пыльно, что аж хочется чихнуть, и вполне загадочно.

Гадалка, немолодая уже женщина, битая жизнью, сидела за накрытым чёрной бархатной скатертью круглым столом и медленно тасовала карты. Одета она была во всё черное, какая-то не то хламида, не то халат, черные волосы стянуты чёрной лентой, глаза густо подведены чёрным, так что и не поймёшь, какого они цвета. Перед женщиной на столе стоял хрустальный шар — единственное светлое пятно, не считая её напудренного лица.

Но не это меня потрясло. Рядом с ней, за правым плечом находился призрак.

Не успел я спросить, видит ли она души, как гадалка, взглянув на меня пристально-немигающим тяжелым взглядом, сказала:

— Вижу! Вижу зачем ты пришел и что тебя гложет!

Я аж вздрогнул.

— Лежит у тебя на сердце червовая любовь! — громким зловещим шепотом сообщила гадалка. — Только нужно приложить усилия и побороть преграды от трефового короля в казённом доме!

— Скажи ему, дура, что ему дальняя дорога предстоит и свидание с мёртвыми! — сказал призрак. Видя, что гадалка не реагирует, он щёлкнул у неё перед глазами, взгляд гадалки застекленел.

Призрак раздраженно повторил:

— Дальняя дорога предстоит и свидание с мёртвыми!

Гадалка отмерла и послушно повторила.

— Вот так! — удовлетворённо хихикнул призрак и потёр руки.

Я понял, что она его не видит и даже не знает о существовании души рядом с собой.

— Ох! — схватился я за сердце.

— Что? Что случилось? — испугалась гадалка.

— А можно мне воды? — держась за сердце с мукой в голосе прохрипел я.

— Сейчас! Сейчас принесу! — пролепетала женщина и сказала, — только ничего здесь не трогай. Я быстро!

И выскочила из комнаты.

Призрак ехидно хихикал, наблюдая всю эту суету.

Когда шаги гадалки стихли в коридоре, я выпрямился и спросил спокойным голосом:

— А теперь говори, кто ты и что здесь делаешь?

Глядя на выпученный глаз призрака, я повторил:

— Да, да! Именно ты — одноглазая морда!