Агония обреченных

Глава 5

Доктор Шнайдер пришел вечером, сразу после ужина; в руках он держал тонкую кожаную папку. Изменения, как в манере поведения доктора, так и в его облике, Бредли заметил сразу и без труда. Никакой растительности на лице доктора не было: ни бородки, ни усиков. О том, что они были накладными, Бредли понял по легкой небритости на лице доктора. «Значит, брился утром; если бы усы и бородку сбрил после нашего приезда, чисто выбритым было бы все лицо, – догадался Бредли. – И держишь ты себя совсем по-иному: взгляд спокойный, проницательный; от заискивающей улыбки не осталось и следа. Так держат себя только уверенные в себе люди, наделенные властью. Отсюда – вывод: ты такой же доктор Шнайдер, как я – Тауберг. Да, собственно, и Бредли – тоже».

– Как отдохнули? – спросил доктор, проходя в номер и по-хозяйски устраиваясь в одном из кресел.

– Вы знаете, неплохо. Говорят: на новом месте – плохой сон. Я после обеда уснул сразу и спал как младенец. Ваши камеры наверняка это сняли.

– Это говорит о том, что у вас или крепкие нервы, или… чистая совесть, – проговорил «гость», «пропустив» последнюю фразу мимо ушей.

– Или и то, и другое. – Бредли закинул ногу на ногу, показывая своим видом, что внимательно слушать он готов.

– Ну что ж, прежде чем мы начнем нашу беседу, – после небольшой паузы медленно заговорил доктор, – я хотел бы уточнить одну деталь.

Он вновь помолчал и внимательно посмотрел на Бредли:

– Вести с кем бы то ни было какой-то диалог обезличенно, я не привык, поэтому скажите, как все-таки мне вас называть? Господин Тауберг, мистер Бредли или мне называть вас все же вашем настоящим именем?

Такой вопрос Бредли насторожил.

– Что вы имеете в виду под «настоящим именем»?

– Обер-лейтенант Кесслер.

Это был удар, которого Бредли не ожидал. Под этим именем – по легенде – он, советский разведчик Сергей Озеров, в мае сорок пятого начал свое внедрение в разведслужбы США. Мало того, Бредли был уверен в том, что людей, знавших его под этим именем, давно уже нет в живых: ни в советской разведке, ни тех, кто с ним пересекался тогда, в Германии; разве что медсестра Паола, которая ухаживала за ним.

Доктор поднялся, принес из бара бутылку с коньяком, налил полстакана и подал его Бредли:

– Выпейте. Пейте, пейте… Вы очень бледны. Может быть, позвать врача?

Бредли отрицательно мотнул головой, залпом выпил, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Неужели он решился на вербовку? Рискованный шаг с его стороны, – автоматически начал просчитывать Бредли. – Чтобы пойти на такой шаг, нужно иметь козырь, и причем весомый. Если вербовка не удастся, о ней узнает Даллес, а он этого ему не простит. Возни у себя за спиной не потерпит. Значит, мне надо сделать так, чтобы вербовка удалась. Но как?..»

– Не надо врача; вы же сам – доктор; вон какое хорошее лекарство мне дали. – Бредли слабо усмехнулся и открыл глаза; «гость» все еще стоял рядом и смотрел на него. – Обер-лейтенант Кесслер погиб в мае сорок пятого в Германии, – проговорил Бредли после небольшой паузы. – Об этом должны быть соответствующие документы… господин генерал.

Теперь улыбнулся доктор; он отошел и вновь занял свое кресло.

– Я знал о том, что вы догадаетесь. С такими профессионалами, как вы, играть втемную – пустая трата времени. Вы правы, я действительно президент Федеральной разведывательной службы генерал Гелен. А документы, подтверждающие гибель обер-лейтенанта Кесслера, действительно существуют. Вот они.

Генерал достал из той тоненькой папки, с которой пришел, несколько скрепленных листов, фотографий и положил их перед Бредли:

– Можете посмотреть.

Бредли взял фотографии и листы, стал внимательно просматривать. Это были действительно те самые документы, которые когда-то показывал ему Пол Сэдлер. А вот фотографии он видел впервые; его тогда только что сфотографировали. Молодой Бредли – в то время он был Кесслером – в форме обер-лейтенанта вермахта лежал, облитый куриной кровью; выглядело более чем убедительно. Бредли еще раз перечитал записи на листах.

– Тот человек, который с вами работал, допустил одну неточность, я бы даже сказал – оплошность, которая позволяет сделать вывод, что эти документы – фальсификация, а ваша «смерть» – инсценировка, – продолжал Гелен, пока Бредли просматривал документы. – Там написано, что Кесслер был убит при попытке к бегству из госпитальной палаты, следовательно, на фотографиях вы должны быть в больничной пижаме, а там вы в форме.

– Ну и что? – с нарочитой беспечностью спросил Бредли, возвращая документы. – Все это сейчас уже недоказуемо. Прошло слишком много времени; тех людей, которые могли бы это подтвердить, уже нет в живых.

– А я и не собираюсь кому-то что-то доказывать. – Гелен забрал документы и убрал их обратно в папку. – Хотя прошло не так уж много времени и все это вполне можно доказать. Опытный криминалист справится с этим без труда. Да, кстати, почему вы так побледнели, когда услышали свое имя?

– Ерунда. Сердце… А вот вы, господин генерал, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос…

– Обер-лейтенант, вам не кажется, что вы ведете себя неподобающим образом, – жестко перебил Гелен Бредли. – Не забывайте, кто перед вами находится.

Бредли опустил взгляд и, сыграв желваками, заговорил тихо, медленно и не менее жестко:

– Господин генерал, я – гражданин Соединенных Штатов Америки Стэн Бредли; прислан сюда командованием Центрального разведывательного управления в связи с выполнением секретной миссии. Дальнейшее продолжение разговора, господин генерал, я считаю нецелесообразным.

Гелен не привык, чтобы с ним разговаривали так; его подчиненные смотрели на него с благоговением, любой приказ готовы были выполнить не задумываясь. Оно и понятно, те, кто работал с ним, знали и его крутой нрав, и исключительный профессионализм. В равной степени как боялись, так и уважали.

Но Гелен понял также, что сейчас он переторопил события; этого парня так просто не взять. И он в список его подчиненных не входил. Пока не входил. Генерал, однако, решил позицию сдавать не сразу, а постепенно.

– Ошибаетесь, мистер Бредли, наш разговор еще не начинался, – вздохнув, сказал Гелен, но уже совсем другим тоном. – Я ведь могу и изменить свое решение в отношении этих документов и отправить их вашему руководству. И я не думаю, что это пойдет вам на пользу.

«Это не козырь, – отметил про себя Бредли. – И он знает, что я это понимаю. Козырь он еще не доставал».

– Да ради Бога, отправляйте. Меня даже не уволят. Наложат взыскание, в крайнем случае переведут в другое Управление. Никакого преступления я не совершал, а заслуги большие. Вспомнят. Отправляйте. – Бредли в упор посмотрел на Гелена. – А вот когда мистер Даллес узнает об этом нашем разговоре, в отношении вас определенные выводы он сделает, и я не думаю, что эти выводы пойдут вам на пользу, – в тон генералу закончил он.

– Мистер Даллес об этом разговоре не узнает в любом случае, мистер Бредли. Это исключено. Я привык свои действия продумывать до мелочей.

– Господин генерал, – нараспев протянул Бредли, – сейчас я нахожусь в безопасности, как никогда. Вы волосу не дадите упасть с моей головы. Иначе, там, у нас, вас не поймут.

– Здесь – да. Но что с вами может произойти там, на Восточной территории? У них контрразведка работать тоже умеет.

Бредли взял с журнального столика пачку сигарет и, не спрашивая разрешения, демонстративно закурил. Его задумчивый, молчаливый, с прищуром взгляд Гелен понял.

– Задавайте тот вопрос, который вы хотели задать, – разрешил генерал.

– Благодарю, – кивнул Бредли. – Весь этот разговор…

Гелен устало поднялся, подошел к окну и долго, молча, смотрел в него. Он понял: впервые за долгое время – если не впервые вообще – он упустил нить разговора, потерял контроль над собеседником. Он понял: манипулируют им, не он. Он понял также, что теперь, не добившись нужного ему результата, он не может отпустить от себя Бредли.

– Вы нужны мне, мистер Бредли, – сказал генерал, не оборачиваясь, и вновь замолчал.

– ЦРУ и ваша организация идут в одной упряжке. Решают одни задачи…

– Вы нужны мне, – с нажимом повторил Гелен.

– Я не думаю, что мне стоит принимать ваше предложение. Прими я его, вы мало что выиграете, ЦРУ не проиграет ничего, я же окажусь между молотом и наковальней. Я окажусь той разменной картой, которой в случае необходимости можно пожертвовать и выбросить из колоды, – медленно, подбирая слова, проговорил Бредли.

– Все мы в какой-то степени являемся той самой разменной картой, о которой вы говорите. И любого из нас могут выбросить из колоды, – проговорил Гелен так же медленно и задумчиво; продолжил, уже обернувшись. – Таких людей, как вы, в качестве агентов не используют. Вы нужны мне там в качестве моего эмиссара, на которого я мог бы положиться и который в нужную минуту окажется не разменной картой, а джокером.

– Иметь своего эмиссара в стане разведки любой страны, пусть даже дружественной, – мечта каждого руководителя.

– Но не у каждого есть соотечественник, оказавшийся там волею судьбы. Вы немец, в вас течет тевтонская кровь. Вы воевали, защищая великую Германию от коммунистических варваров. Кому как не вам и сейчас оказаться в числе бойцов за отстаивание интересов нации на любых участках борьбы.

«Это уже смахивает на речь Гитлера, – подумал Бредли, глядя на одухотворенное лицо генерала. – Интересно, что ты припас в качестве окончательного аргумента?»

– То, о чем вы сейчас сказали, еще требует веских доказательств, а их, как я понимаю, у вас нет. Поэтому, господин генерал, я все же остаюсь при своем мнении. Единственное, в чем вы оказались правы в сегодняшней беседе, об этом нашем разговоре мое руководство не узнает. Во всяком случае, от меня.

– Ну что ж, мистер Бредли, – сокрушенно вздохнул Гелен, – очень жаль, что мы не смогли прийти к согласию. Я на это очень надеялся. Кстати… Вас интересовало, как зовут ту фрау, которая вас обслуживает. Понравилась?

Бредли молчал, пристально глядя на генерала; внутри у него пробежала холодная неприятная волна.

– Ее зовут – Марта. Марта Майер, – произнес Гелен, глядя на Бредли также пристально, в упор.

«Вот оно… Окончательный аргумент, – цепенея, понял Бредли. – Родные и близкие – самое уязвимое звено; самый безотказный рычаг воздействия. Они знают о Марте. Но откуда? Они не могли водить меня в Вашингтоне и тем более в Нью-Йорке столько времени, чтобы я не заметил за собой хвост. – Бредли налил себе еще полстакана коньяку и опять залпом выпил. – А зря ты так со мной, генерал».

– Вы нужны мне, Бредли. Продолжим разговор? – Гелен отошел от окна и сел в кресло.

Бредли вновь закурил, закинул ногу на ногу и на сей раз в прищуре его взгляда был вызов.

– Вы преступили черту, генерал. Вы прижали меня к стене. Я вынужден дать согласие на ваше предложение.

– Важен результат, а не пути его достижения. Особенно в нашей работе. – Гелен намеренно фамильярное «генерал» пропустил мимо ушей. Сейчас для него действительно важней всего был результат, все остальное – потом.

– Вам следовало бы поискать другие пути достижения своей цели. И тем не менее… сколько?

– Что «сколько»?

– Бесплатно работают только на субботниках в Советской России. Я намерен получать только наличными, и не намерен оставлять, где бы то ни было, свою подпись.

– Сумму, форму оплаты и все, что с этим связано, вы оговорите с тем человеком, который придет к вам после моего ухода. Эта сторона вопроса меня не интересует. Кстати, этот человек курирует вас. Он обеспечивает ваш переход в Восточную Германию, он же страхует вас до отъезда из Европы. С этим же человеком вы будете контактировать в Вашингтоне. С этой минуты все вопросы вы будете решать либо с ним, либо через него. Откуда знаете про субботники?

– Еще я знаю о том, что там есть пятилетки, а Хрущева зовут – Никита Сергеевич. Могу продолжить еще.

– Не надо, достаточно. Итак… Начнем?

Бредли утвердительно кивнул.

– Цель вашей командировки на Кубу?..

…Вопросы Гелен задавал двадцать минут. Бредли отвечал на них правдиво; он знал, что в настоящий момент для разведки Германии они были не актуальными; они не могли нанести урон ЦРУ. Такие вопросы, а вернее ответы на них, впоследствии не могли бы служить рычагом шантажа, способом давления. Это понимал и Гелен. Но других, компрометирующих вопросов, по темам, которые бы интересовали Гелена – Европа, Советский Союз, Ближний Восток – он задать Бредли просто не мог, так как тот был, что называется «не в теме», он был «выхвачен из движения» по Кубе. Это Гелен тоже понимал. Он задавал вопросы так, больше для проформы, чтобы посмотреть, как Бредли будет формулировать ответы на них. Он хотел послушать Бредли. Тот формулировал грамотно, отвечал обстоятельно, с обоснованиями. Гелен остался доволен.

Когда с этим было покончено, Гелен удовлетворенно откинулся на спинку кресла и долго, молча, смотрел на Бредли. Тот его взгляд выдержал; непринужденно сидел и курил.

– Вы не задали мне вопрос, откуда мне стало известно, что Бредли и Кесслер – одно и то же лицо. Почему? В этих документах, – Гелен кивнул на папку, лежащую на столике, – об этом ничего не сказано.

– Захотите, чтобы я знал, – скажете сами, не захотите… – Бредли пожал плечами.

– Ну что ж, и это мне нравится. Ценю такое качество в людях. О своей женщине, Марте Майер, не беспокойтесь, с ней ничего не случится. Наши люди в Нью-Йорке присмотрят пока за ней. – Гелен поднялся и протянул руку. – Желаю вам успешно выполнить ваше задание на Кубе. Будьте там осторожны. После известных событий в заливе там арестовывают по малейшему подозрению.

– Благодарю, господин генерал, – ответил Бредли, пожимая руку.

Уже взявшись за ручку двери, Гелен на секунду задумался, затем обернулся:

– Да, чуть не забыл, кино– и фотоаппаратурой, о которой вы упоминали, этот номер не оборудован; сюда не селят людей, за которыми нужно подсматривать. Здесь установлена аппаратура прослушивания. Всего доброго.

Через минуту после того, как генерал Гелен вышел от Бредли в номер вошел другой человек. Тот самый, которого семь лет назад Бредли убил. Бывший оберштурмбаннфюрер СС Гарднер.