Агония обреченных

«Черт бы тебя побрал, не хватало мне только ареста за угон, – подумал Бредли, встретившись с инспектором взглядом. – А когда увидят рану… Ее объяснить я не смогу ничем».

– Это ваша машина? – спросил инспектор, хотя это больше походило не на вопрос, а на утверждение.

– Чем вам не понравилась эта машина, инспектор? – поправив на плече пончо, вопросом на вопрос ответил Бредли. Сейчас ему важно было выиграть время и сориентироваться в ситуации.

– Стоит в неположенном месте.

– К сожалению, инспектор, мне машина не полагается, а прокат, увы, не заложен в смету командировочных расходов. – Бредли грустно улыбнулся и протянул инспектору редакционное удостоверение и другие документы, подтверждающие его право на нахождение на острове. – Я журналист из Восточной Германии… Гюнтер Тауберг.

Инспектор скрупулезно проверил документы и, возвращая, с подозрением спросил:

– С вами все в прядке? Вы очень бледны. Может быть, вам вызвать врача?

– Нет, врача не надо; это от усталости, – ответил Бредли и, понизив голос, доверительно добавил: – Я всю ночь провел у шикарной мулатки, а все утро готовил статью для газеты.

Инспектор понимающе улыбнулся и кивнул:

– С нашим братом такое иногда случается… Давайте я вас подвезу. Вам куда?

– Благодарю… В отель «Саратога» если можно…

…Когда Бредли подъехал к отелю, Мясников уже ждал его. Выглядел он тоже не блестяще; сказывалось напряжение последних дней. Согласно их договоренности у контактного телефона дежурил не оператор, а сам Мясников; он через Алексеева координировал со спецслужбами Гаваны.

– Павел, есть какие-нибудь новости? – тихо спросил Бредли, когда они еще только поднимались к нему в номер.

– Есть. Арестована вся верхушка «Канделы»… Пять человек. Задержано около ста членов контрреволюционных группировок. Все они так или иначе были связаны с «Канделой».

Всего в ходе той крупномасштабной операции задержали около двухсот человек. Было установлено достоверно, что план убийства Кастро и Гагарина существовал и готов к реализации. Основной задачей «Канделы» являлась организация провокации вооруженного конфликта между Кубой и США посредством обстрела военной базы США в Гуантанамо, что неминуемо послужило бы предлогом для вторжения американцев на остров.

– Идьигоса взяли? – спросил Бредли уже в номере. Морщась от боли, он устало опустился в кресло; его лицо имело бледно-серый оттенок, и все было покрыто мелким бисером испарины.

Бредли сбросил с плеча пончо. Кровотечение прекратилось; кровавое пятно рубашки на плече и спине прилипло к телу и даже стало подсыхать.

– Пока не знаю, – ответил Мясников, помогая Бредли осторожно стаскивать с себя рубашку. – Когда я выехал к вам, группа ушла на захват.

Справившись с этим, Мясников бросил рубашку на пончо и стал осматривать рану. Поднял взгляд на Бредли:

– Ничего себе, «…немного зацепило»! Знаете, Гюнтер, я не специалист, но думаю, вам нужно срочно показаться врачу. Не дай бог…

– И как я буду объяснять, где и при каких обстоятельствах я получил это огнестрельное ранение? В тире? Ничего, заживет… Прошла по касательной, кость не задета. Сможете перевязать?

– Постараюсь, – вздохнул Мясников и приступил к обработке раны. – Но в любом случае по головке за это меня не погладят точно.

– А вы не докладывайте.

Мясников на секунду прервался, коротко глянул на Бредли, хмыкнул, мол, ты с ума сошел.

– Ладно, давайте о деле, – ушел от «малозначительной» темы Бредли. – Павел, выслушайте сейчас меня внимательно и, пожалуйста, сделайте так, как я вам скажу. Если возникнет вопрос, задавайте сразу. Итак, первое. Вчера в отеле «Насьональ» был задушен человек, который проживал там как писатель-публицист француз Жан Фишер. Его убил Хорхе Кастиенте; это может подтвердить Идьигос. Необходимо сделать так, чтобы эта информация «просочилась» в печать. Как местную, так и в зарубежную.

– Вы это как-то собираетесь использовать в дальнейшем?

– Да. Мне необходимо будет как-то мотивировать в своем отчете в Вашингтоне провал операции и объяснить происхождение этого ранения. Этот Фишер на самом деле был сотрудником ЦРУ и находился здесь с той же миссией, что и я. Мы должны были работать с ним в паре. Так вот эта информация не должна попасть журналистам ни в коем случае, даже если о ней узнает кубинская контрразведка. От того же Идьигоса, например. Сейчас он будет бороться за свою жизнь и сдаст всех: и тех, о ком спросят, и тех, о ком не спросят. Для всех Фишер должен оставаться французским писателем. Мотивировка убийства Фишера для прессы: ему стала известна какая-то секретная информация, касающаяся «Канделы». Хотя бы сам факт ее существования.

– За что на самом деле они его убили, вы знаете?

Мясников вновь на секунду прервался и посмотрел на Бредли. С обработкой раны он уже закончил и теперь старательно, с подсказками и с помощью «больного» накладывал повязку.

– Знаю. Они засекли его телефонный звонок в контрразведку. Ведь это он сообщил о готовящемся покушении на нашего Юрия Гагарина. Помните, вы говорили об анонимном телефонном звонке? Дональд – это его настоящее имя – бредил космосом, Гагарину по-хорошему завидовал…

– Вы что, хорошо знали его?

– Он был неплохим парнем, – уклонился от прямого ответа Бредли, – только… для работы в разведке он не подходил. Жаль, что понял он это поздно. Да… Ладно, поехали дальше. Здесь, в кубинских спецслужбах, окопался их человек. Этого человека знает Идьигос, при мне он разговаривал с ним по телефону. Кстати, тот успел предупредить его о том, что за ним выехала группа. Кто он и где сидит, мне неизвестно, пусть кубинские чекисты понастойчивее спросят об этом Идьигоса. И пусть они поинтересуются у него об исполнителе, он тоже известен Идьигосу. И, наконец, последнее… Это Идьигос застрелил Кастиенте. Тот собирался бежать с острова, хотя должен был обеспечивать прикрытие операции покушения.

– В вас стрелял тоже Идьигос?

– Ну кто же еще? Кастиенте в этот момент был уже мертв. Я опередил Идьигоса всего на долю секунды; разбил о его голову какую-то вазу. Жалко… Красивая была.

– А вы-то ему чем помешали? Ведь вы вроде как… их покровитель и друг? – последний вопрос Мясников задал с нескрываемой иронией.

– Друг… Я стал много знать. Например, что он санкционировал убийство Жана Фишера. Вот он и испугался, что об этом узнают в Вашингтоне. Ведь он всерьез был уверен в том, что им удастся свалить Кастро и новое правительство Кубы придет к власти, а здесь он рассчитывал получить свой кусок пирога. Не получилось.

Мясников закончил с повязкой, посмотрел на свое творение и поинтересовался:

– Ну как, не жмет?

– Нормально. Спасибо. Павел, там, в баре стоит коньяк, принесите, пожалуйста. И захватите фужеры, а не рюмки.

Мясников принес один фужер и маленькую рюмочку.

– Для того чтобы поддержать компанию, этого мне хватит, – показал он на рюмку. – У меня сегодня дел – конца не видно, а вы выпейте и ложитесь-ка спать. Денек у вас был… А перевязку делать я приду к вам завтра утром, часов в девять…

Мясников разлил коньяк, но прежде чем выпить, спросил:

– Скажите, Гюнтер, как за столь короткое время вам удалось все это проделать? Ведь это же уму непостижимо.

– Ценой вот этой царапины, наверное, – кивнул на плечо Бредли. – Может быть, мы перейдем на «ты»?

Мясников улыбнулся:

– Не возражаю.

Ее рабочий день уже подходил к концу, а этот номер оставался не только неубранным, там даже не было заменено постельное белье. Немецкий журналист пришел вместе с русским еще днем, она это видела. Потом русский ушел, а постоялец остался и с тех пор никуда не выходил. Она уже десять раз пожалела о том, что не сделала уборку в его номере утром, когда он пустовал, а начала с дальних номеров, да чего уж теперь…

Горничная этажа, женщина лет пятидесяти или около того, несколько секунд постояла в раздумье, затем несмело постучала. Не дождавшись ответа, она постучала громче; и только после того, как и в третий раз, ей никто не ответил, она открыла дверь резервным ключом.

Постоялец спал беспробудным сном. Она хотела было повернуться и тихо уйти – в конце концов уборку и смену белья можно провести и на следующий день, не преступление, хотя от администратора, конечно, нагорит и даже могут наказать – но ее внимание привлекла повязка на плече постояльца. И даже не сам факт повязки, а то, что она сильно пропиталась кровью и совсем ослабла.

Горничная некоторое время смотрела то на него, то на повязку и все никак не могла принять решение уйти или разбудить его.

– Сеньор… – решилась она наконец.

От прикосновения Бредли открыл глаза сразу.

– Синьор, я прошу простить меня… Я стучала несколько раз… Вы не открывали, я стала беспокоиться и поэтому вошла…

Бредли пристально смотрел на нее и ничего не мог понять. Он понимал только то, что повязку она видела, скрывать ее сейчас уже не имеет смысла; это выглядело бы странным и подозрительным. Он понимал также, что все труды Мясникова пошли насмарку: повязка ослабла, а боль, утихшая было днем, вновь появилась.

– У меня заканчивается рабочий день, остался неубранным только ваш номер…

– Как вас зовут? – прервал Бредли сбивчивые объяснения женщины.

– Лана…

– Красивое имя. Ничего страшного, Лана, сделаете уборку завтра.

Горничная кивнула и подняла на него взгляд:

– Вам надо сделать перевязку, синьор. Вы позволите?

– Вы умеете?

– Я была медицинской сестрой в Повстанческой армии. Мой сын и муж сражались в отрядах, которыми командовал Эрнесто Че Гевара. Они погибли в пятьдесят восьмом…

Через два часа Бредли позвонил Мясникову: