Аксель, Кри и Белая Маска

ГЛАВА ХХ. ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ДЕНЬ ВСЕХ СВЯТЫХ, ИЛИ БЕЛАЯ МАСКА

Оказалось, что Кри поступила мудро, взявшись за стул: она всего лишь упала на колени, когда невидимая волна заклятия разметала по многострадальной комнате остальных. Над островом прокатился громовой раскат, отдавшийся эхом во всех его лесных уголках, бухтах и заливах. (Этот раскат чуть позже приписывали землятресению, хотя никаких подземных толчков не наблюдалось. Но попробуйте обойтись без землятресения, если надо объяснить…Впрочем, не будем забегать вперёд).

С трудом поднявшись на ноги, Аксель вдруг понял, что стоит в Галерее снов. Один! Без друзей и даже врагов. Ряды спящих духов глядели на него незрячими глазами. Волна ужаса накатила на мальчика, и тут же ближайшая к нему статуя шевельнулась, схватилась за голову ожившими уродливыми лапами и исчезла. Её пьедестал был пуст. Затем стал прозрачен, как стекло, и наконец растаял тоже. Вновь замерли недвижные ряды истуканов с зияющей среди них брешью…

— Кри! Дженни… — хрипло позвал Аксель. Галерея погрузилась во тьму. Но вот вспыхнул солнечный свет, заливая проклятую комнату. В проломе стены, сквозь который был виден сад, медленно оседала пыль, и где-то там, в глубине этого сада, оголтело кричали птицы. Факелы погасли, однако не исчезли совсем, невозмутимо напоминая своим видом, что стоит их зажечь — и жизнь продолжается. Мальчик помог лежащей рядом Дженни встать и отряхнуться, затем — уже по привычке — глянул на стол с одиноким стулом. Оба были вновь опрокинуты, но целы. Ни призрачных бумажек, ни дымка над спинкой стула больше не было.

— Кажется, Сан Антонио наконец проснулся, — непослушными губами сказал Аксель. — Ты не ушиблась, Дженни?

— Немножко…

— А ты, Кри?

— Я в порядке.

— А где же…

Кри молча кивнула ему за спину — на искрящуюся воронку в полу, прямо у него под ногами. Аксель отскочил и, застыв, смотрел, как волны голубых искр, сползая с её стен на дно, постепенно принимают очертания человеческой фигуры. Ещё несколько секунд — и огоньки погасли, но в комнате почему-то стало светлее. Может быть, потому, что пыль в проломе улеглась?

Цель стольких поисков и мучений — Белая Маска — лежал перед детьми в своём атласном наряде на грязном дощатом полу, как безжизненный манекен, чуть раскинув руки и вытянув ноги в туфлях. Его застывшее лицо с пустыми тёмными глазами и белая одежда были одного цвета. Сам себе не веря, Аксель заворожённо разглядывал рисунок золотого шитья на его платье, драгоценные камни игрушечного кинжала, сыгравшего столь зловещую роль в недавних событиях. Шляпа с плюмажем валялась рядом с головой, предоставив сквозняку перебирать волосы лежащего — пышные, длинные и причёсанные, но похожие на светлый парик.

— Он…мёртв? — прижав руку ко рту, выдохнула Кри.

— Вряд ли, — сказала Дженни. — Мне кажется, он дышит, только слабо… Вынесем его в сад?

— Не нужно, — раздался за их спинами глуховатый старческий голос. Все резко обернулись. На фоне неразрушенной стены появились очертания ещё одной человеческой фигуры — лишь немногим ясней, чем исчезнувшая тень Диниша. Нельзя было толком различить ни морщин старческого лица, ни складок мантии. Только огромные, выпуклые глаза стрекозы с плывущими в них созвездиями словно выдавались из сырой штукатурки, живя самостоятельной жизнью.

— Штрой! — ахнула Кри. Но замешательство её длилось недолго. Быстро шагнув вперёд, она загородила от появившегося видения лежащую на полу фигуру. Ещё через миг рядом с ней встали Аксель и Дженни — готовые к бою и любым неожиданностям.

— Вам достаточно дотронуться до него, и он очнётся, — продолжал Штрой, чьи контуры то бледнели, то становились чётче. — Память и речь не пострадали, хотя, разумеется, он не помнит ничего, что делал на моей службе. А насчёт сада — в принципе, тоже дело…свежий воздух никогда не помешает.

— Что вам нужно? — резко спросил Аксель, оглядываясь. Но, кажется, больше никакая нечисть ни из каких углов не лезла.

— Я на минуточку. Дать совет. И не тревожьтесь, мы с вами сейчас находимся очень далеко друг от друга — так же далеко, как был от вас Пралине, передавая привет из космоса. Помнишь?

— Ещё бы! — процедил мальчик, решив всё же не расслабляться. — А что это вы о нас заботитесь?

— О нет, я озабочен, как всегда, своими собственными делами…Но всё же пришёл сказать, чтобы вы не отдавали этого мальчика его тётке, сеньоре де ла Крус, она же Мирамар. Ему не будет хорошо с женщиной, которая его ненавидит. А больше у него никого нет…

— По твоей вине! — глухо сказала Кри, дрожа от ярости.

— И где тут ваш интерес? — спросил Аксель.

— Я хочу, чтоб вы были вместе, — ответил Штрой. — К нашей общей выгоде. Мне тогда будет удобней покончить с вами, а вам — обороняться. Договорились?

— Мы подумаем, — ответил Аксель, не находя, что ещё сказать в ответ на столь откровенное заявление. — Это всё?

— Разве что у тебя есть ко мне вопросы, — вежливо развёл руками Штрой, слабо мерцая. — Только недолго…

— Да, есть. Один, — Аксель облизнул запёкшиеся от пыли губы. — Как вы обманули его? Мне не хочется мучить его расспросами, а знать бы нужно…

— По нашим законам, я его не обманул. Тут стоит говорить лишь об умышленном умолчании с моей стороны, и необдуманном заключении договора — с его. Конечно, можно было увести юного Октавио силой, когда он плакал в своём дворе за мусорными баками. Но для моих магических целей добровольное согласие подходило лучше…Его любящему папеньке нужны были старые эскудо — он и получил их по почте в тот же вечер. И пересчитывал бы до сих пор, если б вы не вмешались…Ну, а наш мальчуган в обмен согласился участвовать в сеансе гипноза, даже не поинтересовавшись, сколько же он продлится. Где ж тут обман?

— Нигде, — признал Аксель. — Так, пара мелочей. Он не знал, что никогда не увидит своих родителей. А они умерли от горя!

— Каждый из нас чего-нибудь не знает, — спокойно ответил Штрой. — Ты, к примеру, не знал, что будет, ежели отказаться от родной сестры…Да, и не забудьте наложить на него защитное заклятие, прежде чем уведёте отсюда в садик. Это я в проклятом месте такой тихий. До свидания, Аксель, Кри и Дженни!

Стена погасла. В комнате повисло молчание.

— Он и меня знает, — поёжилась Дженни, отступив назад и чуть не споткнувшись о лежащего.

— Жалеешь? — спросила Кри, поворачиваясь к Октавио.

— Нет. Пора будить его, а то простудится…

— Но это ужасно! Что мы скажем, когда он спросит нас о родителях?! — Кри заломила руки, нерешительно топчась у неподвижного тела.

— Мы скажем, что если он захочет, то у него есть брат, две сестры и ещё кое-кто, — сказал Аксель, выполняя совет Штроя и накладывая на Октавио защитные чары.

Кри пристально поглядела на Акселя, затем перевела дух и, наклонившись, тихонько коснулась пальцами щеки лежащего — тем же жестом, каким недавно Аксель прикоснулся к её лицу.

И вскрикнула: по этой белой, как мел, щеке побежала тёмная трещина — как по разбитой фарфоровой тарелке. Трещина перекинулась со щеки на нос, брызнула мелкой сеточкой на подбородок, и мёртвая маска растаяла в воздухе. Исчез атласный наряд, кинжал с камнями, растворились на ногах лежащего туфли с бантами, юркнули в равнодушный к чудесам и проклятьям пол шляпа и парик…На смену всему этому великолепию возникли застиранная клетчатая рубашка из грубой ткани, домашние штаны трико и сильно растоптанные тапочки. Перед Кри, Акселем и Дженни лежал худенький десятилетний мальчик, смуглокожий (впрочем, не особенно — кожа его была, пожалуй, светло-кофейного цвета), с пышной угольно-чёрной шевелюрой. Тонкое, нервное лицо с прямым носом и алыми, пухлыми губами медленно повернулось к детям. Мальчик глубоко вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза — огромные, тёмные и блестящие, как сливы. Глаза скользнули по потолку, трём бледным, недвижным лицам с приоткрытыми ртами — и Октавио де ла Крус рывком сел.

— Бом диа! — неловко поздоровался Аксель, прошептав нужное заклятие: может, для лучшего взаимопонимания и ему, и Кри, и Дженни пора заговорить по-португальски? Однако он тут же обеспечил Октавио всё то знание немецкого языка, которым обладал сам. (А Аксель и без недавней привычки к чтению считался самым грамотным в своём классе).

— Добрый день… — растерянно ответил мальчик по-португальски — высоким, звонким голосом, но с хриплыми нотками, как после долгого и крепкого сна. — Где я? — прибавил он, тревожно озираясь. — И где тот старик? Он ушёл?

— Гипнотизёр…ушёл, — мрачно ответил Аксель, опустив глаза. — Ты помнишь его?

— Да…Он обещал, что поможет. Показал деньги! И мы с ним пошли…А потом, видно, начался гипноз, и я заснул…Кто вы?

— Так ты совсем ничего не помнишь больше? — осторожно спросила Кри.

Октавио долго и внимательно разглядывал её, видимо, больше думая о том, кто она такая, чем о её вопросе. Кри густо покраснела, но, в отличие от Акселя, глаз не отвела.

— Нет…Кажется, был какой-то зал. И в нём — бык, похожий на чёрта, и у него на лбу крутились серебряные рожки…А потом я увидел что-то страшное и проснулся…то есть, наверное, начал видеть другой сон. Скажи, пожалуйста, кто ты?

— Меня зовут Кри — Кристине, то есть. Это Аксель, мой брат, а это моя подруга Дженни. Мы пришли помочь тебе!

— Куда пришли? В больницу?

Мальчик недоумённо оглядел развороченную комнату с проломом в стене и опрокинутой мебелью, и холодный, грязный пол, на котором он всё ещё сидел. Нет, больницей тут решительно не пахло!

— А что здесь вообще случилось — землятресение?

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Аксель. — Слушай, Октавио…Сейчас очень долго объяснять, что произошло. Просто знай пока, что землятресение помешало тому гипнотизёру довести сеанс до конца…Но деньги твой отец получил! — поспешно добавил он, заметив нервный жест мальчика.

— Получил? — просиял Октавио, блеснув сахарными зубами и вскочив. Ростом он был чуть повыше Кри и чуть ниже Акселя. — Спасибо! (Было видно, что теперь он проникся ко всем полным доверием). Но я сейчас в Мериде, или нет?

— Мм…не совсем. Ты, главное, ни о чём не беспокойся! Мы сейчас все вместе пойдём в другой дом, ты там поужинаешь, придёшь в себя, и девочки всё тебе объяснят. А я тем временем кое-что улажу…насчёт тебя, — торопливо добавил Аксель, поймав взгляд Кри, которая явно была не в восторге от своей роли. — Тогда и решим, что делать дальше!

— Как это — что делать? — удивился Октавио. — Мне надо домой, вот и всё!

— Это самое я и собираюсь уладить… — И Аксель отвернулся.

— А…что это за другой дом? — осторожно шепнул Октавио Кри. — Больница?

— Подымай выше — психлечебница! — мрачно бросил Аксель. — Только не для тебя, не бойся…И вообще, я пошутил…отстань, Кри! Это пансион для туристов. Ты сейчас находишься на Сан Антонио, неподалёку от Балеарских островов…

Октавио задохнулся.

— Где?! Он что, украл меня, этот Пай Натал?[11]

— Да забудь ты о нём! — твёрдо сказала Кри, тяжело вздохнув и взяв его за руку. — Главное сейчас — поскорей уйти отсюда. Мой братец обожает дурацкие шутки, я сама тебе всё объясню. Идёшь?

— Да… — Он ещё раз внимательно оглядел Кри и покорно двинулся за ней к пролому, не выпуская её руки. Аксель и Дженни пристроились им в хвост.

До пансиона шли молча. Октавио вертел головой, привыкая к новой обстановке, но вопросы задавать не осмеливался и старался идти в ногу со своей провожатой. А у остальных, по понятным причинам, тоже не было настроения поддерживать беседу. В какие-то мгновения, глядя на неспокойное море и жемчужно-серые, повисшие над ним облака, простреленные там и сям косыми лучами предвечернего солнца, Аксель не мог поверить, что он ещё жив. «Спади с очей, повязка заблужденья, и помните, как дьявол пошутил…» — вертелись у него в голове две неотвязных строчки, путая все остальные мысли. Да и не время сейчас обдумывать и вспоминать…к счастью! Он знал только, что идёт по берегу моря другим человеком, чем был ещё недавно, когда спешил этим же путём в обратном направлении. Вот она, невозможная реальность — перед глазами: страшный полуразваленный дом остался позади, а в двух шагах впереди, спотыкаясь на прибрежных валунах, шагает Белая Маска. Доверивший им троим свою судьбу. «В общем, он симпатичный, — думал Аксель. — Но…как же теперь…ох!»

И, однако, иного решения он не видел. Нужно было срочно поговорить с отцом.

— Кри, — вполголоса сказал Аксель, когда впереди показался пансион, — через «ресепсьон» идти не стоит. Но если нам не повезёт, и мы всё же напоремся на сеньору Мирамар, говори ей всё, кроме правды!

— А ты?

— Мне некогда слушать болтовню! Я должен найти папу. Вы с Дженни отведите Октавио ко мне в номер, умойте его…

— Я вообще-то сам привык умываться, — с достоинством вставил Октавио, очень внимательно слушавший разговор.

— Извини…Пусть умоется и подберёт себе что-нибудь из моих вещей. Не обижайся, я вовсе не хочу сказать, что ты плохо одет! — заверил он Октавио. — Но иначе будет сразу видно, что ты не турист, и к тебе начнут приставать с вопросами…Эх, если б можно было наколдовать что-нибудь подходящее! — вырвалось у него.

— Может, попробуешь? — тихонько посоветовала Кри.

— С чего вдруг? Здесь же нет усилителей…

— Тогда попытаюсь я, — И. Кри, отвернувшись от поражённого Октавио, чуть слышно пробормотала:

И вдруг на одежде Октавио вспыхнули голубые искры, словно он был участником феерического гала-концерта! Когда же они погасли, вместо скромного домашнего наряда на нём был шикарнейший белый летний костюм фирмы «Найк», элегантные сандалеты и умопомрачительная кепка, где над козырьком скрестили хвосты два серебристых попугая.

— Ох…А это что? — Кри схватила оцепеневшего мальчика за смуглое запястье.

— Ну-ка… — прищурилась Дженни. — Это, Кри, называется — часы «Картье».

— Н-но…почему?! — воззвал Аксель к небесам. — Здорово, только как же ты сумела, а?

— Наверное, потому, что всякие способности со временем развиваются, — сухо сказала Дженни. — Вспомните-ка, сколько всего с вами за последнее время произошло! Вы были в Голубом Космосе и в Подземном Мире, встречались с духами и Смертями, видели в симпатичном месте чёрный камень, а сейчас возвращаетесь из ещё более симпатичного местечка…В конце концов, вы же внуки своего деда, Акси! А он умел колдовать вообще без усилителей.

— Почему же это «с вами произошло»? С нами троими! — поправил Аксель, от которого сухой тон Дженни не ускользнул. — А ну-ка, Дженни, попробуй и ты наколдовать себе что-нибудь! Скажи, например: «Хочу одеться так же, как и Маска. Пусть в первый раз поможет мне подсказка!»

— Сбрендил, что ли? — осведомилась Дженни, поджав губы. — Ну, допустим, выйдет у меня — и как я объясню это папе?

— А ты ненадолго…на минуточку! — присоединилась к брату Кри. Ей ужасно хотелось, чтобы и Дженни стала волшебницей!

Искушение было слишком велико. Дженни послушно повторила стишок, и…ничего не случилось.

— Ты, Акси, неправ! — объявила Кри, подумав. — Ещё Штрой тебе говорил: в заклятье надо верить! А тут какая же вера, раз вся надежда на чужую помощь? Попробуй, Дженни, заменить вторую строчку. Скажи так: «Мне не нужна ни помощь, ни подсказка!»

На сей раз по одежде Дженни пробежала цепочка слабых голубых искр, но тем дело и кончилось.

— Ну, не беда, — утешил Аксель. — У Кри тоже не сразу вышло! Нужно просто понять, чего тебе не хватает…Для начала и это неплохо, верно?

Дженни молча кивнула, однако лицо у неё явно прояснилось.

— Иххх… — раздалось рядом с ними слабое шипение. Все обернулись и только тут вспомнили об Октавио. Он больше не был смуглым и смотрел на них с открытым ртом, напоминая белую черноглазую рыбу в кепке.

— Прости, мы тебя не подготовили! — пробормотал Аксель. — Кри, наколдуй ему кока-колы…

— И-ихх-кх!кхм!!! — Октавио подавился кока-колой, чуть не залив свой новый наряд. — Вы…волшебники? Или это всё тоже гипноз?

— А ты бы как хотел? — осторожно спросила Кри. (Аксель и Дженни тут же выпучили глаза почище Октавио: такая осторожность была чем-то совершенно новым для неё).

— Чтоб на самом деле!

— Правда? — улыбнулась она.

— Ну конечно!

— Так вот, мы действительно волшебники. И тебя научим…

— Только не сейчас! — поспешно сказал Аксель. — Пусть сначала придёт в себя…К тому же у нас нет времени, нужно убираться с этого острова подобру-поздорову!

Октавио тут же начал с жаром молить об отмене этого решения, но всё, чего совместно с Кри добился — в зарослях, чуть в стороне от тропы, возникло из пустоты громадное трюмо, чтобы он мог хорошенько разглядеть свой новый наряд. Аксель был уверен, что этот костюмчик — лучшее приобретение Октавио за всю жизнь…к тому же ему предстоит сегодня узнать о смерти родителей…Так что юный португалец досыта навертелся перед зеркалом, хотя, по мнению того же Акселя, мог бы вести себя более по-мужски. Трюмо уничтожать не стали — пусть остаётся для туристов, которые захотят привести себя в порядок после купания. Ну и, чтоб отпугнуть какую-нибудь рысь, если она тут всё-таки заведётся. Затем все благополучно проскользнули в патио через задний двор, никого не повстречав — даже кур; бедняжек последнее время держали взаперти, и, как теперь знал Аксель, без всякого основания.

Первый, кого они увидели во дворике, был, к сожалению, не Детлеф Реннер, а Жоан. Он спешил от чёрной лестницы под окном Акселя к «ресепсьон» с таким тревожным, обалдевшим видом, что тот почувствовал: нужно его окликнуть.

— Эй, Жоан! Погоди!

Тот обернулся. Его всегда оливковое лицо имело сейчас скорее меловой оттенок.

— Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

— Я-то ладно, а вот Пепа… — выдавил из себя Жоан.

— Что? Что? — посыпались встревоженные вопросы. Секунду Жоан колебался, но, видимо, решив, что от Акселя всё равно не скроешь, бросил:

— Не в себе она…Может, перегрелась на солнце. С обеда её не было нигде. А сейчас пришла встрёпанная и несёт всякое…Тётя хочет в город её везти, к врачу.

— Очень хорошо, что мы тебя встретили! Слушай внимательно, Жоан. Пепа в полном порядке, и никакого ей врача не надо! Передай сеньоре Мирамар, пусть она остаётся в пансионе. Я сейчас поговорю с моим отцом, и мы оба вам всё объясним. Понял?

— Да ты-то почём… — с подозрением начал Жоан. Но тут взгляд его скользнул по Октавио и его шикарному наряду, и он запнулся. — А…это…

— Это турист. Может, он у вас поживёт немножко. Но для этого нужно, чтобы ему тут понравилось. Без шума и глупостей! Ты скажи тёте: мы просим накрыть стол за ужином ещё на одного человека.

— Скажу, — обрадованно кивнул Жоан. И заторопился, чуть прихрамывая.

Аксель глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он был рад слышать, что нашлась настоящая Пепа, но как-то не был уверен — после сегодняшнего — в своём желании видеть её. Или, может…Ведь она видела его во сне! Но ему не дали времени на раздумья.

— Вообще-то я уже здесь, — прогудел за его спиной знакомый голос. — Нам и впрямь пора поговорить, Акси…

Аксель резко повернулся и ткнулся носом в атлетический торс отца.

— Вы, значит, встретили знакомого туриста? — с еле заметным сомнением в голосе спросил Детлеф Реннер. — Добрый вечер!

— Гутен абенд, — робко сказал Октавио, не отдавая себе отчёта, что говорит на чужом языке.

— Папа, это Октавио де ла Крус! — торопливо выпалил Аксель. — Он…

— Втроём поговорим, так? — уточнил отец, видя, что сын замялся.

— Ни за что! Кри и Дженни отведут его в мой номер. Давай, Кри, бери его в работу, а я…

— А ты бери в работу меня. Может, на пляж пойдём? Хотя…крюк давать из-за этой рыси…

— Не было никакой рыси, папа! Сюда…

Аксель увёл отца в тень конюшни, и так как его рассказ отнял бы массу времени (а во всех деталях — много дней), предложил обойтись совсем без слов. Тем более, что Детлефу всегда удавались скупые и односложные вопросы, на которые его сыну почему-то никогда не удавалось так же скупо и односложно ответить. Аксель просто вложит в папину голову все свои мысли магическим способом, о’кей?

— Не знал, что ты колдуешь без усилителей, — заметил тот.

— Могу, могу, я теперь всё могу…Поехали! — И Аксель пробормотал заклятие. И замер, с тревогой следя за лицом отца.

Детлеф сморщил лоб, потёр его большой ладонью, затем глубоко и шумно вздохнул, качая головой:

— Дела-а…А ведь я чуял неладное! Ещё тогда, на шоссе, сразу, как эта чёртова сосна рухнула. Ну, рухнула она, а отчего, думаю, на «ситроене»-то ни царапинки? Хотел даже вам сказать, когда мы в номере у Кри сидели, да засомневался: может, напраслину возвожу на человека? Довёз нас всё-таки, не угробил…И вас чего зря пугать? А вы и не испугались…

В последней фразе Акселю послышался очень большой укор.

— Папа! Если б я всё тебе рассказал, ты ни за что не отпустил бы нас! И мы не спасли бы Октавио…

— Ладно! Этот разговор мы отложим до Мюнхена. Но он будет, поверь мне.

— Верю, верю, — вздохнул Аксель. — А сейчас…

— Надо выручать парня. Да. И всё-таки, что бы там ни говорили эти самые духи, а он в доме своей тётки!

— Может, даже она возьмёт его, — сказал Аксель. — Чтоб шуму не было! Сплетен и пересудов…Чтоб никто, боже упаси, не узнал, что она тоже де ла Крус. Но ему не будет здесь хорошо, папа. Поверь и ты мне! Она заставит его грести навоз с утра до вечера, и он станет прислугой Жоана.

— И что мне нужно сделать — усыновить его?

Аксель приподнялся на цыпочках и чмокнул отца в щёку.

— Только, пожалуйста, не задавай лишних вопросов типа: «А что скажет мама?» — попросил он. — Ты прекрасно знаешь, что она скажет!

— Хорошо. Тогда я спрошу другое, если ты не против. На какие средства я должен его растить? На деньги Шворка?

— Да! — твёрдо ответил Аксель, топнув ногой. — А теперь уже и Шворк не нужен. Я теперь сам могу прокормить всех сирот в мире! Только духи виноваты, что он сирота! Они свели в могилу его родителей самым подлым образом, и любой суд присудил бы им это. Жаль только, что они даже не почувствуют, как я заставил их раскошелиться! Зажрались…

— Мм…да. Наверное, в этом что-то есть, — вздохнул отец, прислонясь к дощатой стене, за которой, среди сумрака и сена, текла таинственная и злобная жизнь осла Агапито. — И мальчик, кажется, неплохой. Был бы тебе товарищ…Ну, а если тётушка не согласится?

— А ты сам с ней поговори, — предложил Аксель. — Идём на «ресепсьон»! Чтобы не утонуть в её речах, я объясню ей всё тем же способом, что и тебе.

— Но ведь Отто просил тебя хранить тайну. И ты обещал не колдовать!

— К чёрту тайны и обещания, когда речь идёт о таких вещах! Да и не скажет она никому. Никому и никогда. А чтобы тебе было спокойнее, я её слегка заколдую на этот счёт…

Про себя же он решил, что если сеньора Мирамар начнёт кочевряжиться и не захочет отпустить Октавио, то можно будет заколдовать её и не слегка…Детлеф молча покосился на него и, кажется, хотел что-то сказать, но раздумал. Ещё минуту сосредоточенно размышлял, обдумывая всё это так и сяк, затем тряхнул головой и сказал:

— Идём!

И они пошли.

Для экономии сил и времени бесконечно вымотанный Аксель послал заклятие-рассказ вперёд, не дожидаясь своего физического прибытия в холл частного пансиона «Мирамар». Он даже позаботился — впервые в своей волшебной практике — перевести мысли сеньоры в режим МВВ, чтоб у неё было время хорошенечко осознать, на что она идёт, если станет спорить. И с трепетом спрашивал себя, не увидит ли в кресле очнувшуюся от волшебного сна истинную Пепу…

Но все его тревоги были излишни. Вдова Мирамар была одна — как всегда, величественная, склоны её были задрапированы трауром, а над вершиной стелился вулканический дым. Она уже всё знала. Она уже давно приняла решение, и не жалкому акселеву волшебству было поколебать его. Тут бы и сама Смерть отступила…

— Сеньоры, — меланхолично прогудела она, встав им навстречу. — Я благодарна вам за то терпение, которое вы проявили, когда мой пансион — бесспорно, за грехи его недостойной владелицы, и только её, ибо мой покойный муж уже наказан за свои прегрешения…

«Главное — не запутаться, — сказал себе Аксель. — Не терять нить её мысли!»

— …когда мой пансион, говорю я, подвергся нашествию злых сил, устроивших адский пир на своей кухне, пока я и мои сиротки погрязали в домашней суете на моей. Акселито! Ты помог бедной душе обрести покой, и пока я жива — это твой дом. Я ничего не возьму с вас за постой… — добавила она непреклонным тоном. — Не думаю, что следующим летом эти двери откроются для новых гостей, но если чудо случится, ты и твоя семья…родная семья, — уточнила она, — сможете приезжать сюда, как на дачу…Бьембенидос!

«Зря я так про неё…» — смущённо подумал Аксель. Детлеф слушал с неослабным вниманием.

— Часть тяжести, что лежит у меня на сердце, я поверю отцу Эстебану — и, может быть, получу прощение, а остальное — той святой Сеньоре, которая никогда не простит меня. Но обо мне ли речь? — Она словно стала выше ростом, хотя это казалось невозможным. — Забудем меня и вспомним самого несчастного из всех сироток, сына моей покойной… — она слегка понизила голос и оглянулась, словно проверяя, не подслушивает ли её толпа досужих постояльцев и прихожан. — …родственницы. Сына, для которого я, нищая, к своему бесконечному сожалению, ничего не могу сделать!

— Ура! — вырвалось у Акселя. Сеньора Мирамар чуть смутилась.

— Ура? — неуверенно уточнила она. Детлеф крякнул.

— Я хотел сказать: «ура», что вы сами нуждаетесь в помощи, сеньора Мирамар! Потому что я-то как раз могу кое-что для вас сделать, — затараторил Аксель, что твоя Кри. — Нет-нет, если бы вы сумели взять к себе Октавио, я ничего не стал бы предлагать! Но я вижу, до чего вас довело отсутствие жильцов, раз уж вы вынуждены отказаться от родного пле…

— Кгм! — рыкнула сеньора.

— От бедного сиротки, — поправился Аксель, утирая пот. — Но теперь, стоит вам зайти в номер к вашему лорду, когда он гуляет, или спит — в общем, когда ваш приход не будет его беспокоить — и сказать «Аусвурф» …по-немецки это значит «Извержение» …

— Извержение? — с сомнением в голосе переспросила сеньора. — В моём пансионе?

— Ну да! И зачитать списочек, который вы будете каждый раз составлять себе сами — каких-то продуктов, или вещей, или чего хотите…и всё вам будет падать с потолка в нужном количестве! Вот.

— В нужном — значит, в любом? — снова уточнила сеньора, тяжело дыша.

— В каком хотите! Вы даже сможете открыть при вашем пансионе магазин, чтобы продавать всё это туристам. Раз уж я волшебник, а вы так вкусно кормили нас и так заботились о нашем отдыхе…

— Мой дорогой мальчик! — плача, сказала она, обнимая его. — И подумать только, что я ничем не могу вознаградить тебя…Но ничего, прощальный ужин превзойдёт все ваши ожидания! И я должна поставить ещё один прибор, не так ли?

— Да! — кивнул смущённый Аксель, стараясь освободиться из опутавших его траурных тканей. — Для…

— Жоан всё сделает! — твёрдо сказала сеньора, не дав ему закончить. — Он уже здоров. А меня ждёт кухня и бедняжка Пепа — я уложила её совсем рядом с номером милорда, ведь там такие прекрасные постели! Не знаю даже, увидимся ли мы до вашего отъезда…Но если что потребуется — малыш мне мигом передаст. Счастливого вам пути, дон Реннеро, вам и вашим ангелам-избавителям. Надеюсь, вы будете приезжать к нам каждое лето…

Она схватила из-под стойки большую плетёную корзину, вытряхнула из неё несколько мятых счетов в урночку поменьше и устремилась в коридор первого этажа. Обернулась на миг в тёмном проёме с корзиной в руках и, улыбнувшись сквозь слёзы отцу и сыну, от всего сердца закончила:

— …втроём!

Такой она и останется в его памяти, пока моря омывают прибрежные скалы и мускатный орех плывёт на юг.

— Уф! — покрутил головой Аксель. — Знаешь, пап, если мы и впрямь вернёмся на этот остров, остановимся лучше в отеле «Де Саура» …пусть там и хуже кормят.

— Привыкай, сын, — сказал Детлеф, взъерошив ему волосы. — Духи — это ещё не всё, знаешь ли…

Они пересекли патио, где их больше не ждали никакие внезапные встречи, и вернулись к себе. Дорогой Аксель гадал, как примет — и примет ли — Октавио ещё и эту внезапную перемену в его жизни. Когда он вошёл в номер, девочки были в слезах и рыдали на плече друг у дружки. Октавио с заплаканным лицом крепко спал, лёжа на кровати Акселя — в новом, уже немного мятом костюме, свесив одну руку, а другой обхватив подушку.

— Я не смогла! Я не рассказала…Я…я наколдовала так, чтоб он без слов всё узнал…С ним такое бы…было после этого… — севшим голосом сказала Кри. — Пришлось усыпить его. Тоже колдовством. А мы с Дженни поклялись, что найдём и убьём Штроя!

— Может быть, лучше сделать так, чтоб он поскорей забыл? — неуверенно предложила Дженни.

— Ты же так не думаешь, — вздохнул Аксель. — А у нас с тобой, Кри, появился брат — если он, конечно, захочет…

Сама Кри явно хотела — судя по слабой улыбке сквозь слёзы.

Октавио не трогали до ужина, и не тронули бы дальше, но он проснулся. Он больше не плакал, и когда Детлеф увёл его в свой номер для разговора, вышел оттуда спокойным. Однако это было спокойствие автомата.

— Ему нужно время, — тихо сказал Детлеф Акселю, Кри и Дженни. — Он очень благодарен вам за всё и, конечно, едет с нами. Хотел пойти и взглянуть на домик Диниша, но я объяснил, что не стоит ему сейчас там бродить. По-моему, у него есть характер. Только не напоминайте ему ни о чём, ладно? А я после ужина позвоню маме. Чёрт, как же теперь быть? У парня ни документов, ни билета…

— Не волнуйся, папа, — успокоил Аксель. — Предоставь всё своим детям. Октавио летит с нами без проблем!

Как показали дальнейшие события, он был не совсем прав…

Прощальный ужин в пансионе состоялся раньше обычного, чтобы у отъезжающих было время спокойно сложить вещи. Он и впрямь не имел себе равных, включая все блюда средиземноморской кухни и многое другое. Одного только не было на этом ужине — сеньоры Мирамар, и один только Эрих Винтер толком сознавал, что он ест. (Но и он уже получил инструкции и не лез к гостю с вопросами). Жоан выбивался из сил, угождая едокам, а особенно — бывшему врагу; может быть, даже он каким-то труднообъяснимым путём узнал, что ссорился с Акселем вовсе не из-за Пепы? Как бы то ни было, он получил от взрослых очень щедрые чаевые. Затем, ещё до свечей и ночных мотыльков, Детлеф отправился звонить, а остальные разошлись по номерам. Стараясь хоть немножко отвлечь Октавио от его мыслей, Аксель наколдовал ему два кожаных чемодана, а в них — целую груду вещей, которую охотно заимел бы и сам. Тот вяло мигал и еле слышно благодарил. Но вскоре, услышав громкое восклицание Акселя, девочки ворвались в комнату и застали его у открытого окна с листком золотой фольги в руках. Сидящий на подоконнике Октавио глядел на листок с вполне осмысленным недоумением.

— Виноградный сфинкс принёс, — пробормотал Аксель. — Не понимаю, что это значит…

Кри взяла у него из рук листок с праздничной радужной каймой и, забыв о предупреждении Франадема, прочла вслух весело мигающие, как световая реклама, строчки:

«Поздравляю с заслуженной победой, а юного Октавио — с новой семьёй и Днём всех святых.

Теперь вам лучше забыть то, что вы узнали, а мне — смягчить гнев лучшего друга. Или хоть попытаться это сделать. Прощайте!

Ваш Меданарф».

— Значит, он для нас больше не Франадем, — медленно сказала Кри.

— И добра от него, стало быть, не жди, — подхватила Дженни.

— Да, но как он собирается смягчить гнев Штроя? Или попытаться смягчить? — хмуро сказал Аксель. И молча обвёл всех взглядом, явно не ожидая от них успешной догадки — всех, кроме Октавио. Но молчание нарушил именно он.

— А я ещё не пойму, чего это он поздравляет меня с Днём всех святых. У нас в Португалии его отмечают первого ноября. И в Испании тоже…Может, перепутал или шутит?

— Забудь, — усмехнулся Аксель. — Судя по подписи, у него о-очень серьёзное настроение…А скажи, Октавио, — прибавил он, чуть подумав, — почему в твоей стране этот день празднуют именно первого ноября?

Тот кинул на него изумлённый взгляд, ясно говорящий: «Кто же ты такой, что не знаешь этого?»

— Я иностранец, — терпеливо сказал Аксель. — Вот и не знаю. Многие немцы тоже думают, что их обычаи должен знать весь мир. Но лично я с ними не согласен…

— Извини, я и правда думал, что это знает весь мир, — признался Октавио. — Такое бывает не часто!

— Что? Что бывает? — резко спросила Дженни.

— Вы никогда не слышали о Лиссабонском землятресении? — ещё вежливее сказал Октавио. — И в школе не проходили?

— Н-нет, — процедил Аксель, не сводя с него глаз. — А можно подробнее?

— Ну…это был великий и страшный день, — начал Октавио. (Видно было, что он умел и любил рассказывать — особенно о вещах великих и страшных, и произнёс бы фразу куда выразительнее, будь у него сегодня побольше сил). — Ни один португалец никогда его не забудет.

— Почему?

— В этот день примерно двести пятьдесят лет назад землятресение разрушило нашу столицу — Лиссабон. Почти всю! От города осталась только груда горящих развалин. Но это было ещё не самое худшее…

Октавио сделал паузу (вовсе не театральную) и потёр лоб. Слова явно не шли ему на ум.

— А разве может быть что-то худшее? — нервно спросила Кри.

— Погоди, Кри, не мешай ему. Дальше!

— Вода отступила от берега, и многие люди поспешили в порт, надеясь там спастись от огня и обломков. А потом из океана вдруг встала гигантская волна и…

— Кри!!! — взревел Аксель так, что его было слышно в Барселоне. — Дженни!!! Скорее к морю!!!!! — И первым сорвался с места, прыгнув в окно. Каким-то чудом он не сломал и не вывихнул ноги, а секунду спустя рядом с глухим стуком приземлился Октавио, упал на руки и тут же вскочил. Девочки, хоть и были в ужасе, не рискнули последовать за ними и помчались на лестницу, но когда обе с разбегу вылетели в патио, он давно был пуст.

Аксель и Октавио — который был очень лёгок и бегал не хуже его — промчались по окаянной тропе, сметая остатки заградительных лент на манер финиширующих спортсменов. Мимо ветвей и поворотов, мимо кокетливо блеснувшего в кустах трюмо — скорей! Задыхаясь, выскочили на пляж…Там было мирно, тихо и пусто.

— Уффф… — закашлялся Октавио. Неверным шагом подойдя к воде, он умыл пылающее лицо. Затем повернул к Акселю нос, на котором сверкала большая капля, и спросил:

— Думаешь, он может…

— Запросто! — бросил Аксель. — Пока ничего, — сообщил он выбежавшим из зарослей девочкам, словно это и без него не было ясно. — Но лично я бы здесь немного подождал.

— Ну…знаешь… — задыхалась Дженни, согнувшись и прижав руку к боку. — Ну, знаешь! В окно-то зачем кидаться? Пожар, что ли?

— И зачем ты потащил с собой его? — кивнула Кри на Октавио. — Он же не умеет колдовать!

— Никто меня не тащил, — с достоинством сказал тот. — Я сам прыгнул!

— И молодец! — подытожил Аксель. — Ладно, вы себе идите, собирайтесь, а я тут побуду малость. На всякий случай… — И он рассеянно проводил взглядом стаю чаек, которые, оглушительно крича, мчались с моря вглубь острова.

— Я тоже, — сказал Октавио. — У меня всё сложено.

Дженни и Кри, отдуваясь и честя Акселя на чём свет стоит, отправились к трюмо — причёсываться да отряхиваться. Мальчики из солидарности проводили их.

— Если уж ты, — сказала Дженни, зажав во рту шпильку для волос и встряхивая «конским хвостом», — принимаешь всё это всерьёз, какой смысл торчать тут на ночь глядя? Создай для острова волшебную защиту от землятресения и наводнения, и иди в номер! Тем более, что с этими местами нас связывает столько дорогих воспоминаний…Может, Меданарф тебя сюда нарочно выманить захотел, а? И, между прочим, море совершенно успокоилось. Такой тишины на берегу я ещё не помню….

— И вода никакая от берега не ушла, — поддержала Кри. — Колдуй, и идите с нами!

— Вы не понимаете! — рассердился Аксель. — Я боюсь не простого стихийного бедствия, а волшебного! Что, если оно произойдёт иначе, чем обычное? Как тут защищаться вслепую? Мы должны смотреть в оба, видеть, что нам угрожает…

— Лично я как раз этого и не пойму, — вздохнула Дженни, покончив с причёской. — Если оно волшебное, то оно не может нам угрожать. Мы защищены от волшебства…Остров, возможно, и погибнет, но мы-то — нет! Зачем же зря губить столько народу?

— Почём я знаю? Я не Фр…Меданарф! Чего ты протираешь трюмо, Кри?

— Оно какое-то мутное…даже белое, — сказала Кри, проведя по стеклу рукавом. — Ну вот, ещё хуже стало…

Аксель резко метнулся вперёд, вгляделся в трюмо, где отражался далёкий морской горизонт, затянутый сейчас длинным белым облаком, — и кинулся на пляж с такой скоростью, что, казалось, просто растаял в воздухе. И всё же чуть не опоздал: чудовищная двадцатиметровая волна уже без единого звука подлетала к берегу, затенив своей массой прибрежную зелень. На её пенном гребне, словно два безумных сёрфингиста, плясали какие-то светлые фигурки. А высоко-высоко над ними, — хотя помертвевшему от ужаса Акселю было не до того, — маячила в воздухе крохотная, ежесекундно растущая в размерах тёмная точка…

Как и в случае с косой, он опять не смог (и не смог бы, сколько бы раз не повторялся в его страшных снах этот наплывающий с моря кошмар) метнуть навстречу волне нечто осмысленное. Аксель просто вытянул руки и послал вперёд всю свою волшебную силу и страстное желание защитить тех, кто уже выбегал на пляж за его спиной. Ни единого звука не разнеслось над островом, когда смертоносная кипящая масса разбилась о невидимую преграду в каких то трёх метрах от берега. Облако пены стеной рванулось вверх, вверх, вверх, пытаясь перехлестнуть через магический барьер — словно в полосе прибоя проснулся вулкан, плюющий белой лавой…Подлетевшая совсем близко тёмная точка (теперь уже целая клякса), спасаясь от стометрового водяного гребня, взмыла вверх и зависла над ним. От этого зрелища Аксель почувствовал слабость в коленях и сел на песок. Пляж погрузился в сумерки — водяная масса закрыла солнце…

прозвенел у мальчика над ухом дрожащий голос. Ослепительно-белый гребень рухнул вниз, привстал напоследок, словно умирающий дракон, и волнение в считанные секунды улеглось. Вновь светило мягким светом закатное солнце, чуть плескался прибой у самых ног сидящего без сил Акселя…Ничто не указывало больше на то, что здесь чуть не разыгралась трагедия, весть о которой к утру облетела бы мир.

— Спасибо, Кри… — хрипло сказал Аксель, не оборачиваясь.

— Это не я…Это она! — таким же придушенным голосом ответила Кри за его спиной. Мальчик оглянулся и увидел дрожащий палец, которым его сестра указывала на Дженни. На Дженни, поражённую больше всех.

— Я…сама не знаю, — сказала та, сглотнув. — Это были не мои стихи. Я же не умею их сочинять…

— А, думаешь, я умею?! — вскинулась Кри.

— Погоди, Кри! Дай Дженни сказать…

— Я просто увидела перед собой чьё-то усатое лицо. И оно велело мне повторить всё это…сама уже не помню…

— А ну, наколдуй порцию эскимо! — тут же велел Аксель. Все уставились на Дженни, но, хотя она честно напряглась и несколько раз пошевелила губами, как выброшенная на берег рыба, ничего не случилось.

— Не думаю, что у неё что-нибудь получится, — раздался со стороны моря сухой голос. — Лично я не чувствую в этой девочке особых задатков волшебницы, скажу прямо…

Все резко повернулись к воде. По колено в прибое стояли две фигуры в белых бурнусах, с длинными боевыми косами в руках…

— Вы?! — выдохнул Аксель, чувствуя, что у него — в который раз за сегодняшний день — голова идёт кругом.

— Когда-то надо же и работать, знаешь ли, — ещё более сухо сказала Смерть, — а не заниматься благотворительностью. Между прочим, если вы вообразили, что мы опять явились сюда утирать вам сопли, то вы жестоко ошибаетесь! Замешкайся ты хоть на секунду…

— Но, мам, — весело вмешался Смертёнок, приветливо махнув Акселю рукой, — ты же только что говорила, что ничего им всем не будет, и что всё это беззаконие! И что завтра ты…

— Я не сказала «беззаконие»! — ледяным тоном возразила мать, выволакивая его на берег. — Я сказала «безобразие»! Берёшься сплетничать, так будь хотя бы точен. Не думаешь ли ты, что кто-то может заставить меня нарушить закон? Как нарушают его некоторые, плюющие на служебные дела своих родителей? А?

Скелетик понурился.

— У предъявителя имелась лицензия на стихийное бедствие! — отчеканила Смерть, обращаясь исключительно к нему. — Оформленная задолго до всех этих событий и через мою голову! А что я её завтра опротестую и скандал устрою, так это уж мои дела…Мне решать, имеет ли кто-то необходимость топить пять тысяч человечков, чтоб создать видимость покушения на пятерых! Ясно?

— Ясно… — робко сказал Аксель, так как Смертёнок молчал. — Но…простите…а зачем она нужна? Видимость покушения?

— Без понятия! — отрезала Смерть, как сам Аксель десять минут назад. — Ещё МНЕ не хватало в этом пачкаться! — И она демонстративно запахнула полы белоснежного плаща.

— Да ясно же зачем, Акси… — прошипела ему в ухо Дженни. — Ты письмо припомни: «Смягчить гнев лучшего друга, или хоть попытаться это сделать». Это он перед Штроем комедию ломает, мерзавец!

Видно, Смерть расслышала её слова, так как покосилась в её сторону довольно благосклонно.

— Что же до твоих волшебных способностей, — сказала она Дженни уже спокойнее, — не стоит обижаться на меня или вешать нос. Ты, правда, не предрасположена, как вот эти трое… — махнула она пястью в сторону остальных детей, — но в минуту сильного чувства волшебство вполне может проснуться в тебе опять…За кого именно из них ты так испугалась?

— За всех! — бросила Дженни, густо покраснев. — Спасибо!

— Акси, с кем ты говоришь? — дрожа, прошептал Октавио. — Я никого не вижу…Кто сказал, что я предрасположен к волшебству? И почему же тогда Дженни видит его, а я нет?

— Тебе не так уж важно, кто я, — ответила ему Смерть. — Просто я решила, что с тебя нынче и так довольно впечатлений, не то ты обязательно видел бы меня. Да и любой, кто хоть раз в жизни колдовал, ибо на пляже сейчас — великолепное волшебное поле! Твои друзья объяснят тебе всё в дороге…Надеюсь, вы вот-вот покинете мой многострадальный регион? Или я ещё не отмучилась?

— По правде говоря, Акси, нам бы тоже хотелось это знать, — прозвучал рядом с детьми ещё один хорошо знакомый голос — но теперь уже с самого пляжа.

— Отто! — ахнул Аксель, поворачиваясь на каблуках не менее поспешно, чем перед трюмо.

— Мориц! — вторила ему Кри, бросаясь вперёд и нежно гладя по носу громадного, словно пассажирский вагон, пса, которого только она до сих пор и называла первоначальным домашним именем — вместо грубоватого «Шворк». Последний тут же свесил язык и блаженно пустил слюну.

— Так это вас я видел в небе? — спросил Аксель, виновато поглядывая на Хофа, облачённого в обычный штатский костюм и добавившего к нему, курортной обстановки ради, только солнцезащитные очки.

— Ну да. И мы извиняем тебя за то, что ты нас не узнал. Тут, как я догадываюсь, было не до этого… — прибавил комиссар, вежливо кланяясь Смертям, которые слегка кивнули. — А мы уже думали, что опоздали — верно, пёсик?

— Я был просто вне себя! — развёл лапами Шворк. — Мои усилители звенели от напряжения, но мы находились ещё слишком далеко от вас, чтобы остановить волну… — Он говорил вполне непринуждённо, как дома, однако Аксель видел, что присутствие двух белых фигур весьма нервирует его: у пуделя даже шерсть ощетинилась, и, если бы не присутствие хозяев, он, пожалуй, задал бы стрекача. — Выходит, теперь ты можешь колдовать сам? — прибавил он не без тревоги.

— Да. Но это не значит, что ты мне будешь меньше нужен! Отто…прости меня, пожалуйста, за молчание…Я, конечно, очень виноват! Ты прилетел, потому что я перестал писать и звонить?

— Ну, будем считать, что я наконец вспомнил о своём отпуске, — вздохнул Хоф. — Захотелось глотнуть морского воздуха. Да и Шворк не давал покоя…Боюсь, он сбежал бы в одиночку, вот мне ничего и не оставалось, как взять отгул. Но, судя по этому молодому человеку, вы, кажется, справились сами?

— Октавио де ла Крус — комиссар Хоф, — представил их друг другу Аксель. Комиссар пожал руку растерявшемуся от обилия чудес мальчику, который, по крайней мере, слегка очнулся от своего горестного оцепенения. И только тут Аксель наконец поверил, что действительно нашёл Белую Маску.

Вдруг он почувствовал, что кто-то что-то суёт ему в ладонь. Аксель бессознательно сжал в руке четыре твёрдых холодных палочки, а потом уж взглянул на них. Четыре золотых авторучки-косточки. Одну венчал череп, другую — месяц, а две остальных — расправившая крылья бабочка.

— Что ты, что ты! — отпрянул он от скалящегося Смертёнка. — Нам запрещено!

— Не бойся. Ты же видишь, я при маме…Это обыкновенные авторучки. Просто на память.

— О, тогда спасибо…Тебя сильно наказали?

— Да, — вздохнул тот. — Меня не поведут в кафе-мороженое…А я было уже почти добился! У тебя тоже строгая мать?

— Не спрашивай, — вздохнул Аксель, пряча улыбку. — Да, знаешь что? Можно, на моей авторучке будет не череп, а тоже месяц? В честь Кри?

— Уже…Нам пора, Акси. Хоть ты и не из наших краёв, но, когда надумаешь умирать, свяжись со мной. Я буду тут как тут, о’кей?

— Обещаю, — успел ему улыбнуться Аксель. Но Смерть с воплем: «Эт-то что ещё за мерзкий человечий жаргончик?! Я тебе вправлю мозги!» — оттащила Смертёнка подальше от него и вместе с ним растаяла в воздухе.

— Так что, летим? — спросил Хоф, с любопытством наблюдавший за этой сценой. — Дома всё расскажете…

— Как же мы можем, Отто? — печально сказал Аксель. — Во-первых, у нас пропадут билеты на самолёт. Во-вторых, мы в чужом государстве, оно нас будет искать…

— А в-третьих, — вмешалась Дженни, — что скажет мой папа, увидев вместо «Мак Доннелл Дугласа» летающего пса? Или вы хотите лететь без нас?

— Ни за что! — заверила её Кри сахарным голосом. — Просто Акси сейчас маленько подколдует, и все, кому положено, забудут, что мы здесь были. А твой папа примет Шворка за полицейский вертолёт, на котором Отто прилетел к нам в гости. Да, Акси?

Тот нерешительно взглянул на Хофа.

— Вообще-то я противник колдовства, — пожал плечами комиссар. — Но раз уж я и впрямь прилетел сюда на таком вот вертолёте…чего урчишь, провокатор?…то мне крайне сложно возражать против столь продуманного нарушения закона. К тому же, как я догадываюсь, — кивнул он на Октавио, — у юноши нет ни документов, ни билетов? В Мюнхене мы решим эту проблему, но и там будет не так просто объяснить чиновникам, откуда он взялся…

— Вот и не объясняй! — подхватил Аксель, не желая лишний раз напоминать Октавио о его утрате. — Я ему сам в два счёта всё оформлю. И тебе ничего не придётся нарушать, Отто…А главное, почему мы все должны лететь на Шворке: слушая наш рассказ, ты столько раз захочешь выпить кофе, что любая стюардесса объявит забастовку!

Этот довод окончательно сразил комиссара Хофа. И вот, в последний раз, дружной колонной они двинулись к пансиону, на всякий случай оставив у моря пуделя самых обычных размеров. Как знать, вдруг сеньора хозяйка любит собак ещё меньше, чем племянников?

Должно быть, весть о цунами, которое делось неизвестно куда, вместо того, чтобы встряхнуть местный сон и скуку, уже начала гулять по острову. Не доходя «ресепсьон» все услышали громоподобный рёв, который могло породить только разразившееся наконец извержение вулкана Мирамар:

— На мой пансион?! Сорокавосьмиметровая?!! Ядерные испытания на Майорке?!!! Бесконечно вам благодарна, сеньор Афонсу, сейчас будем эвакуировать лорда и остальных жильцов… — Звяканье брошенной на рычаг телефонной трубки и страшный вопль: — НЕ БУДЬ Я ИСАБЕЛЬ ФАХУН, ЕСЛИ Я НЕ СГНОЮ В ТЮРЬМЕ ТОГО, КТО ЭТО ЗАТЕЯЛ!!!!!!!!

— А тот небритый старик на рынке был во многом прав, — хмыкнул Аксель. — Может, он знал не всё, что ему хотелось, но кое-что и правда знал!

— Да и сеньора Фахун не так уж неправа, — заметила Дженни. — Те, кто всё это затеяли, должны ответить, Акси…

— Особенно за моих родителей! — твёрдо сказал Октавио. — Пусть даже это будет непросто.

— Ну, — вполголоса ответила Кри, взяв его за руку, — надеюсь, теперь нам будет проще. Ведь, что ни говори, а нас теперь четверо…

Июнь 2007 — январь 2009 г.