Аксель, Кри и Белая Маска

ГЛАВА IV. ОСТРОВ

Отец, сын и дочь добрались до Барселоны рейсом «Люфтганзы», а там пересели на самолёт местных авиалиний, принадлежащий испанской компании «Иберия». Он летел на Балеарские острова, но прежде должен был сделать посадку в Сан Антонио. Правда, на семью нагоняли страх рассказы знакомых о легендарной испанской неаккуратности и необязательности (и номер рейса-то в аэропорту перепутают, и выход к самолёту переврут, и не доищешься в огромном терминале никого, кто бы вообще знал верные рейс и выход, а когда наконец вы взмываете в небо, оказывается, что вас везут в Аргентину). На деле же всё прошло как по маслу. И секунда в секунду. Элегантные, подтянутые служащие «Иберии» в ярко-синей униформе, черноглазые и черноволосые, понравились Акселю и заставили его усомниться, что испанцы только и умеют петь под гитару рыдающими голосами, курят метровые сигары и выхватывают кинжал из-за вашего косого взгляда. Мальчику ещё и потому не хотелось, чтобы кто-то сейчас гонялся за ним с кинжалом, что он всю дорогу до Барселоны вспоминал грустное прощание с мамой…хотя она всячески старалась не омрачать детям настроение.

Зато разлука со Шворком была поистине душераздирающей! Пёс возмущался, скулил, предлагал отвезти всех на этот идиотский остров бесплатно и поселить у себя в «салоне желудка» на всём готовом, да ещё катать по морю быстрее любого катера. Его с трудом удалось утихомирить, пообещав, чуть что, кликнуть на выручку. А пока пусть охраняет маму. Но не успел самолёт взмыть в безоблачный простор над мюнхенским аэродромом, как в иллюминаторе Акселя, в каком-нибудь метре от его потрясённого лица, возникла гигантская лохматая морда с горящими красными глазищами и клыками-саблями. Шворк в натуральную величину — то есть размером с грузовой «Вольво» — парил рядом с самолётом, чуть не пуская слюну на иллюминатор. Он делал вид, будто садится на крыло (сделай он это впрямь, крыло бы, конечно, тут же обломилось, как спичка), опрокидывался кверху брюхом в воздушных ямах на манер птерокурицы (Аксель тут же вспомнил, как одна такая хитрюга в воздушном бою залепила пуделю глаза струёй из-под хвоста) — словом, веселился вовсю.

— Убирайся! — одними губами, без голоса, закричал Аксель, сделав рассерженное лицо (хотя на самом деле был очень рад и умирал со смеху). — Пшёл! Лети к маме…

— Что там такое, Акси? Чего ты возишься? — недовольно спросила Кри, которая сидела между ним и папой, словно в уютной крепости. (Она в этот раз отчего-то впервые в жизни не потребовала места у иллюминатора). Но, глянув за плечо брата, просияла и замахала рукой.

— Тише ты! Заметят! — всполошился Аксель, хотя понимал, что никто, кроме них троих, Шворка видеть не может. А тот, завидев свою любимицу, стал вытворять совсем уже безумные трюки и бешено крутиться волчком, словно грозовая туча с размытыми контурами. Наконц страшные рожи, которые ему корчил Аксель, возымели действие, пёс сделал прощальную мёртвую петлю и пропал. Чтобы успокоить огорчённую Кри, Аксель тут же наколдовал ей шоколадное мороженое «Магнум», пользуясь тем, что Шворк поблизости. Но Кри ещё долго вытягивала шею в надежде его увидеть…

В остальном она вела себя очень спокойно, с интересом читала рекламные журналы и немножко поспала на локте у отца и на плече у Акселя. Чувствуя тепло её макушки, мальчик расслабился: он почему-то то и дело чувствовал смутную тревогу.

Увы, это ощущение не исчезло во время следующего перелёта над голубой гладью Средиземноморья — хотя уже сейчас было что вспомнить из новой поездки. Еще бы! Глянув в аэропорту Барселоны на самолёт, который их сюда доставил, Аксель остолбенел. Под ближним крылом толпилась возбуждённая группа людей в комбинезонах и кучка пассажиров. Все они, задрав головы, глазели на огромный тёмный отпечаток собачьей лапы как раз над тем иллюминатором, у которого только что сидел Аксель. На отпечаток, вдвое больший по размерам, чем сам иллюминатор…

— Вот паршивец! — ухмыльнулся Аксель, крутя светловолосой головой. — Ну, я ему задам, когда вернусь…

Даже в Сан Антонио, выйдя из дверей таможни, он с невольным напряжением покосился на серебристый «Мак Доннелл Дуглас», который готовился описать над островом прощальный круг и взять курс на Ибицу. Но на сей раз ничья лапа их самолёта не касалась. А жаль, подумал Аксель — вот и порвалась последняя ниточка, связывающая с домом. Ниточка спасения и охраны…

И тут же почувствовал, как его кто-то дёргает за локоть. А затем услышал спокойный голос Кри, спрашивающей по-каталонски:

— Что вам нужно от моего брата, сеньор?

(Единственное дополнительное заклятие, которое наложили на себя и на отца Аксель и Кри перед поездкой, давало им возможность говорить и читать по-каталонски и по-испански — два основных языка жителей острова. Будь это обычная поездка, хватило бы заверений тощего рекламного проспекта о том, что персонал здешних отелей владеет английским или немецким, а чаще всего — обоими языками. Но на сей раз, в условиях осады, стоило подготовиться к любым неожиданностям).

— Да вы говорите по-нашему! — изумился местный «таксиста» (Аксель почему-то сразу подумал, что это именно он), смуглолицый человечек с миндалевидными глазками и пышной тёмной шевелюрой. — То есть…не совсем по-нашему, у нас тут свой язык, — гордо добавил он. — Извините, сеньоры, а я готов был поклясться, что вы немцы.

— Мы и есть немцы, — спокойно сказал Детлеф Реннер с высоты своего роста. А Аксель мысленно поздравил себя с тем, что не додумался наколдовать всем диалект Сан Антонио, видимо, имеющий какие-то отличия от каталонского языка балеарцев. Если бы их принимали за местных уроженцев, пришлось бы то и дело врать напропалую, придумывая несуществующие связи с этим островом.

— Браво, сеньоры! Таких туристов почти не встретишь…Такси? Домчу, как ветер, в любой отель за двадцать минут почти бесплатно!

— Но… — начал было Детлеф, оглядываясь на стоянку такси напротив терминала.

— Не смотрите туда! — возмутился человечек. — Вы же не враг сам себе, надеюсь? ТАМ, — он презрительно махнул рукой, — с вас сдерут пятьдесят евро, а ещё до этого вы простоите час в очереди под палящим солнцем, с багажом и усталыми голодными детьми. Видите очередь, сеньор? И наконец вам придётся долго объяснять тупице-шофёру, куда ехать, если только вы не в «Трамунтану» или не в «Гранд-отель». Куда вам нужно?

Аксель видел, что отец колеблется. Очередь и впрямь выглядела впечатляюще, и хотя солнце было не таким уж палящим, — его смягчал свежий морской бриз, — но все и правда устали…

— В частный пансион «Мирамар», — осторожно сказал Детлеф.

— К старухе Аделите?! — завопил «таксиста». — Мадонна! Она угостит нас таким «эспрессо», что вы почувствуете себя заново родившимся. Она мне как вторая мать! Позвольте вам помочь…

— Стоп, стоп, — сказал Детлеф, сопротивляясь из последних сил. — А сколько вы с нас возьмёте?

— Нисколько!! — гаркнул «таксиста» так, что заглушил на секунду рёв садящегося невдалеке «Боинга». — Чтобы я брал деньги с людей, которых ждёт моя мать? Да что я, чудовище? Двадцать…нет, пятнадцать евро, чтоб только бензин окупить, и «эспрессо», какого вы ещё не видели в своей жизни, а детям «пало» и спелые фрукты. Вперёд, сеньоры!

После этого сопротивляться было уже просто невозможно, хотя Аксель и Кри не знали, что такое «пало», а сам Детлеф всю жизнь предпочитал любому напитку чай. Сыграло роль и то, что «таксиста» действительно знал, как зовут его вторую мать, и был совершенно не похож на злоумышленника.

Человечек рысцой затрусил мимо очереди на стоянке такси (надо сказать, очередь эта достаточно быстро двигалась), и Детлеф с Акселем, оглянувшись на терминал, заметили новых «ловцов», которые вились вокруг выхода и перехватывали туристов. Последнее даже успокоило двух мужчин — большого и маленького — в их тревоге за безопасность Кри: все эти юркие типы, конечно, знают друг друга, а раз так, маловероятно, что среди них окажется чужак.

Багаж был с быстротой молнии запихан в старенький, салатного цвета «ситроен», после чего торжествующий водитель лихо вывел машину на шоссе. Тут только Аксель по-настоящему вдохнул благодатный воздух острова, который был, наверное, не хуже «пало» и спелых фруктов. Чем он пах? Чуть подгнившим персиком? Морем? Какими-то незнакомыми субтропическими цветами? Этого мальчик так и не смог решить, но вдыхал его жадно, полной грудью, чувствуя, что по телу разливается ленивая истома и забываются все старые волнения и печали, а новых в этом райском месте просто не может быть…Вот из-за каменистой обочины, покрытой вечнозелёным кустарником, блеснула морская ширь, и дети, наверное, не удивились бы, если б «таксиста», крутанув руль вправо, повёз их дальше прямо по волнам. Но в море они не угодили, а помчались вдоль белого песчаного пляжа, отделённого от шоссе великолепными пальмами вышиной с трёхэтажный дом.

Когда дорога, утопая в хвойной зелени, пошла в гору и Детлеф увидел, как уверенно их шофёр мчит по «серпантину», он совсем успокоился. Видно, и на него расхваленный в рекламных проспектах воздух Сан Антонио начал оказывать своё действие.

— А у вас не так уж жарко, — заметил он, подставляя незагорелое лицо свежему ветру.

— Эмбат, — ответил «таксиста», ухмыльнувшись.

— Что?

— Эмбат. Морской бриз, сеньор. Отдыхай вы где-нибудь на Коста Брава или на Коста Дорада, вы бы при таком солнышке давно задохнулись, но у нас…Вы правильно поступили, приехав сюда, — добавил он.

— Долго нам ещё? — спросил Детлеф несколько минут спустя, налюбовавшись придорожными зарослями мирта и можжевельника. Не будет же, в самом деле, их новый друг везти почти бесплатно — тем более, что, судя по письму из пансиона, тот находится лишь в пятнадцати минутах езды от аэропорта.

— Мы почти на месте, — заверил «таксиста», выполняя очередной крутой вираж. — И оно такое тихое, спокойное, видно, вам кто-то из здешних рассказал о нём…А какая там природа! Какие сосны! Вы будете просто в шоке!

Так оно в действительности и вышло. Несколько секунд спустя «ситроен» поравнялся со скалистым утёсом у изгиба шоссе — утёсом, на вершине которого уходила в слепящее голубое небо исполинская сосна. Аксель, прищурив ресницы, залюбовался ею, — и потому только он успел понять, что произошло, когда эта горная красавица, словно подкошенная взмахом невидимого топора, подскочила вверх со своего пьедестала, махнула колючими ветвями и рухнула с утёса точно на их автомобиль.

— А-А-А!!! — разодрал уши пассажиров истошный вопль погибающего водителя. Зелёная туча хвои и веток накрыла «ситроен», и огромный острый сук устремился в глаза оцепеневшему Акселю, который еле успел втянуть голову в окошко. Смерть пронеслась в миллиметре от его расширенных в ужасе зрачков, а затем зрение заволокла тьма с алыми концентрическими кругами. В этой почти кромешной тьме машина рванулась вперёд и, пробив своей тяжестью сплетение тонких веток, выскочила из-под сосновой кроны на свет и воздух.

И, заскрежетав, остановилась.

— Св…вятой Игнасио… — простонал белый, как снег, водитель, откинувшись на сидение. — Святая Евлалия!! И все двенадцать апостолов, которым я недостоин целовать их кровавые язвы!!! — Голос его набирал силу с каждым перечислением. — Сам Господь укрыл мой «ситроен», и моих бедных пассажиров, и меня, грешного, и я не знаю, сколько свечей я зажгу сегодня в соборе — наверное, тоже двенадцать, а святой троице отдельно…И…

— У вас нет воды? — резко прервал его Детлеф, перегнувшись на заднее сиденье. — Моей дочери плохо!

Действительно, Кри тяжело дышала, открыв рот и глядя в одну точку. Аксель в страхе сжал её руку, но она молча затрясла головой, и мальчик, словно обжёгшись, разжал пальцы. Кри всё так же молча закрыла глаза, потом открыла их и слабо выдавила:

— Вс-сё…в-в порядке…

Вода — даже странно! — тут же у водителя нашлась, и была она ледяная, словно из холодильника, может быть, потому, что бутылка валялась где-то на дне машины. Детлеф Реннер влажным платком обтёр Кри лицо, вынес её на руках из кабины и усадил на обочину дороги, в тени оливкового дерева. Через пару минут напряжённого ожидания она слабо улыбнулась и дала понять, что может двигаться сама. Тем временем «таксиста» осторожно приблизился к сосне, наискось перечеркнувшей дорогу от обочины до обочины, и боязливо осмотрел её шевелящиеся под ветерком мохнатые корни — будто лапы гигантского паука, упустившего добычу.

— Сука! — завопил он вдруг, облегчённо вздохнув и пиная ствол носком поношенного башмака. (Аксель и Детлеф подскочили). — Иха де пута! Что, прикончила нас? Раздавила мой кусок хлеба, а? Пойдёшь теперь на дрова, гнилая стерва…

Но тут за поворотом послышалась отдалённая полицейская сирена, и водитель встрепенулся, явно не сказав ещё очень многого.

— О, нам пора, сеньоры…Не знаю, куда я в суматохе засунул лицензию сегодня утром, так что поехали!

Детлеф поспешно отнёс Кри назад в кабину, а Аксель побежал к передней дверце. Взгляд его скользнул по старенькому, неказистому, но заботливо вымытому «ситроену», по дороге и скалистым утёсам, и что-то странное померещилось мальчику в этой картине. Перед его глазами отчего-то вновь возникла морда Шворка, парящего у иллюминатора, а затем — отпечаток собачьей лапы на борту самолёта и глазеющая толпа…Но как именно связано воспоминание о Шворке с тем, что находилось перед его глазами сейчас, Аксель не мог понять — да и времени раздумывать не было. Машина взревела и рванулась с места, успев свернуть за поворот секундой раньше, чем из-за отдалённого горного склона показался полицейский автомобиль.

— Часто здесь такое бывает? — спросил Аксель через пару минут, постепенно приходя в себя.

— Иногда, — ответил «таксиста», отдуваясь. — Горы есть горы…Но чтобы такая махина… вижу впервые! Нам повезло, что мы проскочили, в объезд мы потратили бы ещё минут сорок…

— А то и всю оставшуюся жизнь, — закончил Детлеф, криво усмехаясь. Не успел он договорить, как «ситроен» резко затормозил и замер у дорожной развилки.

— Что ещё? — тревожно спросил Детлеф. — Мотор заглох?

— Нет. Приехали, — улыбнулся водитель и, выпорхнув из-за руля, принялся жизнерадостно выгружать багаж на дорогу.

— Но…

— Нам с вами придётся тридцать или сорок метров пройти пешком, сеньоры. Здесь реликтовые сосны — я не говорил? — рубка леса запрещена, и прямо к пансиону на машине не подъедешь. Единственное неудобство этого места…Зато какая природа!

Действительно, воздух был напоён таким ароматом сосновой хвои и бальзамических смол, что ничего подобного приезжие мюнхенцы, пожалуй, никогда не вдыхали. А водитель, подхватив два баула, уже устремился в чащу, напоминая озабоченного жука в клетчатой рубашке и потёртых джинсах. Следом за ним, по какому-то молчаливому уговору с отцом, шёл Аксель, в правой руке сжимая увесистый, подвернувшийся под ноги сук, а в левой неся свой чемоданчик. И сзади без поклажи следовал Детлеф Реннер, ведя за руку чуть порозовевшую Кри, которая жадно вдыхала лесной воздух. «Если это ловушка, и нас сюда заманили, — мелькнуло в голове у Акселя, — всё произойдёт сейчас!»

Но ничего не произошло. Лесная тропинка, присыпанная морским песком, вывела путников на светлую зелёную лужайку, пронизанную солнечными лучами. А в дальнем её конце возвышался белый двухэтажный дом, обсаженный карликовыми пальмами, с гостеприимно распахнутыми серыми ставнями и дымком из кухонной трубы. Под пальмами копошился выводок жёлтых пушистых цыплят, за которым присматривали две-три курицы, а сбоку за всем этим неопрятным сборищем надзирал многоцветный петух с длинным, как у павлина, хвостом. Искоса поглядев на вновь прибывших, он брезгливо отвернулся и побрёл под увитый виноградными лозами навес, примыкавший к дому справа. Впечатление мира и деревни было столь сильным, что Акселю даже почудилось отчётливое поросячье хрюканье…

— Мы у цели! — торжественно объявил «таксиста», словно представляя гостям замок Бельвер.

Что же, всё выглядело не так плохо, хотя Аксель испытывал сомнения, вправду ли им удастся насладиться покоем в этой лесной тиши. Во всяком случае, частный пансион «Мирамар» был явно невелик, и если, кроме семьи Реннер, здесь окажется ещё пять-шесть постояльцев, то при таком малолюдье будет легче уследить друг за другом. «Отто бы сюда, — подумал мальчик, — или Шворка хотя бы…С ними как-то спокойней». Его размышления прервал низкий и хриплый женский голос, в котором не слышалось ни малейшего энтузиазма:

— Это ты, Луперсио…Давненько я тебя не видала в моих краях.

— Здравствуйте, донья Аделита! — расцвёл «таксиста», повернувшись к виноградному навесу. — Посмотрите, кого я к вам привёз!

Из густой тени навеса выплыл высокий, грузный силуэт в чёрном платье до пят, тёмной шерстяной шали, наброшенной на мощные плечи, и траурной вуали, собранной узлом на макушке. Смуглое, суровое лицо дамы, усеянное разнообразными бородавками и припухлостями, перетекало в два небольших подбородка, а те, в свою очередь, поддерживал индюшиный зоб, под которым, чуть ниже белого кружевного воротничка, начинался богатырский бюст. Узкие карие глаза, замечающие всё — от слишком новенькой ассигнации до последнего цыплёнка — оглядели приезжих, после чего дама медленно и величественно вынула изо рта сигарету на длинном мундштуке, подплыла к крыльцу и чуть склонила голову в поклоне:

— Буэнас тардэс! Сеньор Реннеро с сыном и дочерью?

— Да, это мы, — поспешно сказал Детлеф по-испански, то есть на том же языке, на котором был задан вопрос.

— Добро пожаловать в наш пансион, — басом сказала дама, не выразив ни тени удивления языковыми способностями гостя (она уже знала о них из писем), и, откашлявшись, протрубила:

— Жоан! ЖО-АН!

После третьего или четвёртого призыва из-за угла не слишком поспешной, вихляющей походкой (руки в карманах) вывернулся тощий, костлявый и кудлатый подросток примерно одного с Акселем возраста — в расшитой стеклярусом безрукавке на голое тело, грубых брезентовых шортах и босой. Аделита Монтьель Санчес де Мирамар — таково было полное имя хозяйки пансиона — неодобрительно оглядела его грязные ступни, но не стала отчитывать при гостях за нарушение инструкций. Было очевидно, что, если бы не ожидаемые гости, Жоан едва ли одел бы и безрукавку.

— Возьми у сеньора чемодан, — велела дама, указав глазами на Акселя. Жоан довольно небрежно выдернул ручку чемодана из пальцев мальчика, и тот заметил, что глаза у подростка какие-то разные: один серый, другой почти жёлтый. Всё это было довольно неприятно. Не могло быть сомнений, что в этом пансионе не останавливалась ни английская, ни голландская королева, не говоря уже об обеих сразу. Дженни Винтер явно была введена в заблуждение кем-то из своих знакомых, и когда она появится здесь собственной персоной, думал Аксель, надо будет ей об этом сказать. Хотя в целом здесь, кажется, уютно.

Пока Детлеф предъявлял документы на «ресепсьон» (то есть попросту у стойки в маленьком полутёмном и прохладном холле — на ней лежали какие-то проспекты, меню, а из-за неё поблескивал экранчик небольшого компьютера), Аксель и Кри приютились в необъятном кресле у шипастого кактуса. Луперсио же удалился под виноградный навес, где и впрямь получил чашку кофе, и, судя по восхищённому цоканью языком, собирался смаковать её часа три. В приоткрытое окно холла с цветными мозаичными стёклами долетали его клокочущие словосочетания: «разворотила мне полмашины», «страшный хряск», «глубокий обморок», «полиция по пятам» — и ещё какие-то гундосые звуки типа «й-э-э-э-эп» (может, так проявлял свои чувства слушающий его телёнок или ягнёнок?) Больше никаких постояльцев нигде не было видно — чему, впрочем, не стоило удивляться, так как было уже пол-третьего, то есть самый разгар сиесты.

Покончив с формальностями, сеньора Мирамар торжественно повела «семью Реннеро» на второй этаж и в таком же прохладном полутёмном коридорчике наверху вручила им ключи от трёх комнатушек: «7», «8» и «9». К удовлетворению Акселя, двери «7» и «8» — его и Кри — находились точно напротив, а дверь отца — чуть дальше от лестницы и за углом. Если что, можно будет посовещаться, не беспокоя папу…Сами же комнатки были чисто побелены и напоминали монастырские кельи: каждая с односпальной кроватью, гардеробом, тумбочкой и циновкой из цветной соломки на полу. Всё было простенькое, не новое, но очень чистое — нигде ни пылинки. Принимала у себя сеньора Мирамар коронованных особ, или нет, она явно всерьёз относилась к доброму имени пансиона, и его прохладные помещения до сих пор хранили влажный запах уборки.

Напоследок сеньора осведомилась, не покормить ли гостей с дороги, хотя час обеда уже прошёл. Но все дружно заявили, что не голодны: и отец, и дети изрядно перенервничали, им не терпелось остаться одним и всё обсудить. Тогда хозяйка напомнила, что ужин в пол-девятого, и отправилась, судя по её словам, на «ресепсьон» — «работать с документацией». (Аксель же заподозрил, что она спешит насытить голодного поросёнка, который хрюкал где-то невдалеке всё ожесточённее).