Огромный белый шатер, который воздвигли в своем саду Дэвисы, в центре достигал высоты пятидесяти футов. Нагреватели, установленные внутри, исправно нагнетали теплый воздух, чтобы легко одетые кинозвезды, продюсеры и адвокаты, явившиеся на прием, чувствовали себя комфортно. Но этот воздух вздул верхнюю часть шатра, точно гигантский шар, и в центре купола образовалось большое розоватое пятно. Сверху это сооружение напоминало гигантскую женскую грудь, неведомо откуда прилетевшую на лужайку у особняка Марвина и Барбары Дэвисов.
Впрочем, Серджио Фалуччи мало занимало, как смотрится шатер с вертолетов, пролетавших над имением Дэвисов по направлению к бесплатной скоростной автостраде под номером 405. Директор-распорядитель «Рейвенос милз» — самой престижной в Голливуде фирмы — поставщика продуктов и деликатесов, — он распоряжался огромным штатом из двухсот поваров, официантов, метрдотелей, лакеев, а также мальчиков — парковщиков автомобилей. Сейчас 18.45, через пятнадцать минут начнут прибывать гости, и Серджио чувствовал, что или его хватит удар, или он просто свихнется.
— Лина! — рявкнул он в закрепленный у рта микрофон, отчего казалось, что у него не одна, а две пары усов. — Ты меня слышишь? Миссис Дэвис хочет знать, где крабы в мягких панцирях.
— Можешь передать ей, что в данный момент отошли от берегов Мэриленда и пребывают в зимней спячке, — ответила Лина Плац, шеф-повар по рыбным блюдам. — Зимой они именно этим занимаются.
— Но она хочет видеть их на столе! — еще громче рявкнул Серджио. — Здесь! Сегодня!
— Могу принести снимок, если это ее устроит, — насмешливо ответила Лина. — До апреля ни одной твари подать не смогу. Клешни у них сейчас твердые, совсем как член у Чарли Шина!
Серджио сердито пробурчал что-то в ответ и, выйдя из шатра, направился к особняку Дэвисов. В холлах и вестибюле выстроились целые шпалеры живых цветов, в гостиной в огромном камине, сложенном в готическом стиле, пылали эвкалиптовые поленья. Три сотни гостей. Их предстояло обнести коктейлями и hors d'oeuvres[32] на первом этаже дома, а затем препроводить в шатер, где их ждали обед и развлекательная программа. На тележках выстроились блюда с икрой, семгой и холодной спаржей, обернутые в пластиковую пленку. На столах возле баров размещались ряды бутылок с шардоне, каберне, совиньоном и шампанским «Кристалл» — все эти напитки предназначались к обеду. На ступеньках у входа разместился джаз-банд из трех музыкантов — им предстояло заиграть, как только в воротах появятся первые гости.
Это будет поистине грандиозный прием, подумал Серджио, если миссис Дэвис забудет наконец о своих крабах.
Конни нервно заерзала на заднем сиденье лимузина и, ища поддержки, взяла Морти за руку. После своего неудачного похода в «Барниз» она ожидала отказа в приглашении. Но его не последовало, а не появиться на приеме у Дэвисов было равносильно отказу появиться на концерте перед президентом. И тогда она может окончательно распрощаться с «Оскаром». Нет уж, лучше она поедет и войдет с высоко поднятой головой. Возможно, проявленное мужество позволит получить несколько дополнительных голосов академиков. В случае с Хью Грантом это сработало, возможно, сработает и для нее. И Конни решила посетить прием, к которому тщательно готовилась, а для поднятия духа даже выпила в ванной два бокала мартини с водкой.
Морти первым нарушил царившую в машине тишину. Громко пукнул, а затем заметил:
— Все из-за этого салата с яйцами на ленч. — И поморщился.
Вот он, Морти, во всей своей красе! Нажрется деликатесов, а потом начинает рыгать и выпускать газы, как заведенный. Тем не менее она была страшно благодарна Морти за то, что он не погнушался появиться с ней в свете после скандала с кражей. А что касается Дэвисов, так те, учитывая интересы своих знаменитых гостей, позаботились о том, чтобы не допускать средства массовой информации на территорию, за исключением одного фотографа и одного журналиста, освещавшего светскую хронику в «Лос-Анджелес таймс». А потому завтра ни в какой «Хард копи» не должно появиться снимка посрамленной Конни, выходящей из лимузина.
Пока Морти смотрел в окно, Конни полезла в сумочку от Шанель, честно приобретенную несколько лет назад, и начала шарить в поисках фляжки. Но тут пальцы ее нащупали конверт, который она перед самым уходом достала из почтового ящика и, не распечатывая, сунула в сумочку. И вот теперь наконец она его вскрыла и обнаружила внутри коротенькую, напечатанную на машинке записку:
«Дорогая сучка!
Почему бы тебе не перестать воровать сумочки и не начать снова петь? Или ты окончательно потеряла голос после многочисленных отсосов?»
Господи Иисусе! Наверняка какой-нибудь злобный распсиховавшийся поклонник. Но где он раздобыл ее адрес? Ежегодно она платила тысячу долларов фирме по обеспечению безопасности, и все ради того, чтобы ее адрес и номер телефона были исключены из всех справочников. Только этого не хватало!.. Дрожащими руками Конни поднесла фляжку ко рту и отпила большой глоток водки. В этот момент лимузин въехал в ворота имения Дэвисов.
Пройдя мимо джаз-банда, Конни оказалась в просторном вестибюле. И тут же увидела Курта Рассела и Голди Хоун. Они держались за руки.
— Курт, Голди! — пробасил Морти.
Курт Рассел затряс ему руку.
— Морти, Конни, чертовски рад видеть вас!
— Поздравляю, Конни, — улыбнулась Голди. — Надеюсь, победишь именно ты!
— Спасибо, — выдохнула Конни. — Думаю, что уж во всяком случае Эмбер Лайэнс не проиграю.
— Да куда ей! — воскликнул Курт. — Совсем еще соплячка. Всем нам годится в дочери.
— Ну, если б она была моей дочерью… — хихикнула Голди. — Я бы упекла ее в тюрягу, вот что!
Повисла неловкая пауза. Курт Рассел нервно переступал с ноги на ногу. «Сейчас наверняка спросит, как мне понравилась тюремная кормежка», — подумала Конни.
— Ну, — улыбнулся Курт, — уже решила, в каком будешь платье?
— Пока нет, — пробормотала Конни. Ее так и сжигало желание снова залезть в сумочку, вытащить заветную фляжку и глотнуть водки, чтобы чувствовать себя увереннее.
— Почему бы тебе не заскочить в бутик и не отхватить что-нибудь эффектное прямо с вешалки? — предложила Голди.
«Именно этим я и занималась в „Барниз“», — подумала Конни. От ее внимания не укрылось, как крепко сжимает в руке сумочку эта белокурая кинозвезда. Ее так и подмывало сказать: «Не бойся, Голди, не украду!»
— Что тут пьют? — весело осведомился Морти и снова пукнул.
«Ох уж этот Морти! — злобно подумала Конни. — Засунуть бы ему в штаны зажигалку „Бик“ — она бы горела вечным пламенем».
— Я не пью, — сказала Голди.
— Я тоже, — подхватил Курт.
— Водку со льдом, — сказала Конни и добавила: — Двойную, — а потом, обернувшись к Курту и Голди, извиняющимся тоном заметила: — Что-то я немного разнервничалась.
— Не вижу причин, — улыбнулся Курт. — Выглядишь просто потрясающе.
Морти отошел, оставив их втроем.
— Может, пойдем в гостиную и поздороваемся с Дэвисами? — предложила Курту Голди.
«Не хочет, чтоб меня все время видели с ними рядом, — догадалась Конни. — Может, еще полицию вызовешь, сучка?»
— Мы здесь уже час и даже не видели хозяев, — объяснила Голди.
— Ну а вообще как вам приемчик? — спросила Конни.
— Замечательный, — ответил Курт.
— И кого тут только нет! — подхватила Голди. — Целые тонны еды и потрясающая музыка! И вообще все очень красиво и весело. Ну точь-в-точь встреча Нового года у Берта Рейнолдса! Помнишь, Курти, в восемьдесят седьмом?
— Такое разве забудешь… — проворчала Конни. — Как только кончился бал, у него отвалилась задница.
Курт и Голди развернулись и поспешили в гостиную, шокированные грубым и злобным замечанием Конни.
— Дай-ка мне несколько кубиков льда, — попросила Карен, указывая на серебряное ведерко, стоящее в баре лимузина.
— Тебе жарко? — осведомился Колин.
— Ничуть, — ответила она, запуская пальцы под бретельки золотистого вечернего платья от Веры Вонг. Опустила их и обнажила груди.
— Что это на тебя нашло? — пробормотал Колин, протягивая ведерко.
— Да так, один старый трюк, которому научилась еще с младых ногтей, — ответила Карен. Запустив пальцы в ведерко, зачерпнула полные горсти льда и приложила его к грудям. Колин изумленно вытаращил глаза. — Соски становятся твердыми, как канцелярские кнопки. — Карен отбросила ведерко на заднее сиденье и натянула бретельки. — Ну, разве не шикарно?
«Ледяные соски, — думал Колин. — Нет, это нечто невероятное! Впервые со времени разъезда с Фионой я должен появиться на людях с женщиной, у которой ледяные соски!»
— Да ты погляди, как здорово смотрятся, — мурлыкнула Карен и гордо выпятила грудь. Колин был вынужден признать, что соски действительно торчат, как пара указательных столбов. «Но какое направление они показывают, куда заведут меня?» — с опаской подумал он.
— Зачем ты пьешь эту гадость? — робко спросил Морти.
— Да затем, что, если не буду, протрезвею и задохнусь от твоей вони! — отрезала Конни и опрокинула третью рюмку водки. А затем поставила опустевшую стопку на голову итальянского херувимчика эпохи Ренессанса, скульптуры, особенно любимой Барбарой Дэвис.
— Господи помилуй! — пробормотал Морти, снял рюмку и отнес в бар. Конни тут же пожалела, что была груба с ним. Но слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь. И вообще весь этот вечер она только и делала, что говорила гадости разным людям. Не успели Курт Рассел и Голди Хоун отойти от нее, как она накинулась на Энджи Дикинсон.
— Эй, почему ты ничего не сделаешь со своими ужасными волосами? — прошипела Конни, и Энджи тут же ретировалась туда, откуда пришла.
Когда к ней подошел Дин Китон, одетый в ливрею английского лакея двадцатых годов, и спросил, не видела ли она случайно Стива Мартина, Конни громко расхохоталась и ответила:
— Не советую так возбуждаться, ласточка! Такой везухи, как в «Первом клубе жен», тебе уже не светит.
Она цепенела при одной мысли о том, что все присутствующие наверняка говорят только о ее недавнем аресте. Окончательно добила ее записка, найденная в конверте. Ей казалось, что все гости указывают на нее пальцем и смеются. Конни Траватано и в голову не могло прийти, что кое-кто из коллег искренне озабочен случившимся с ней и от души сочувствует.
— Идем в шатер, — сказал Морти в надежде, что обед хотя бы немного отрезвит ее. Он обнял Конни за плечи, и они двинулись к выходу из гостиной. Но не успели дойти до середины гигантского восточного ковра, устилавшего пол, как столкнулись с Колином и Карен.
— Настоящее сборище номинанток! — пошутил Морти.
— Привет, Конни! — сказала Карен. — Ты знакома с Колином Тромансом?
— Нет, — осторожно ответила Конни. — Очень приятно познакомиться.
— Я ваш большой поклонник, — сказал Колин, видя явную растерянность Конни и стараясь ее подбодрить. — Еще с детства просто обожал «Только скажи, где найти тебя».
— Вот как? — сказала Конни. — Странно. Ведь я записала эту песню, когда была уже женщиной в возрасте… — Кажется, Колин женат на Фионе Ковингтон. Тогда как прикажете понимать, что он оказался здесь с этой дешевкой Карен?
— О, вы себя недооцениваете! — усмехнулась Карен.
Конни тут же возненавидела ее за снисходительно-развязный тон.
— А где же ваша прелестная жена? — спросила она Колина.
— Сидит дома, — огрызнулась Карен. — Слушает одну из ваших записей, сделанных, когда вам стукнуло семьдесят восемь, или я ошибаюсь?
— Послушай-ка, Карен, — сказала Конни, оглядев нахалку с головы до пят. — Соски у тебя ну прямо как оливки. Признайся, чем их нафаршировала, а?
— А мне жутко нравится твоя сумочка, Конни, — парировала Карен. — Признайся, где сперла?
— А у тебя такая физиономия, точно ты мышьяка наелась! — прошипела Конни.
— Идемте, посмотрим, чем там угощают, — сказал Морти и подхватил Конни под руку. Слегка подталкивая, он вывел ее на лужайку и увлек к гигантскому шатру.
— Вот сучка дешевая! — с ненавистью выдохнула Карен и подошла с Колином к бару. — Надеюсь, Дэвисы не выложили сегодня столовое серебро? Иначе она наверняка стащила бы половину ложек и вилок.
— Я уверен, это вышло у нее непроизвольно, — пробормотал Колин. Сколь ни безобразна была только что разыгравшаяся сцена, он почему-то испытывал странное возбуждение. Две роскошные знаменитые женщины рычали друг на друга, точно тигрицы, и едва не передрались. Совершенно завораживающее зрелище; при одном воспоминании о нем Колину казалось, что у него вот-вот начнется эрекция.
Но всякие позывы к ней тут же прекратились, как только он увидел у бара Фиону и Лайонела. Они стояли рядышком и пили шардоне. Лицо у Колина побелело, но, увы, недостаточно, чтобы окончательно слиться со стеной, на фоне которой он стоял. А потому Фиона сразу же заметила его.
— Колин… — в полном замешательстве пробормотала она.
— Фиона… — с трудом выдавил он. — Не знал, что ты будешь здесь.
— Это видно, что ты не знал, — ответила она. — Но Лайонел решил, мне будет полезно побывать у Дэвисов.
— Стоит ли выяснять отношения и устраивать скандал? — с надеждой произнес Лайонел.
— Не знаю, — холодно ответила Фиона. — Мне еще ни разу не доводилось побывать в шкуре пожилого педика-англичанина.
— Вы знакомы с Карен Кролл? — спросил Колин и покраснел до корней волос.
— Нет, — отрезала Фиона. — Но ты, по всей видимости, знаком, и очень хорошо.
— Мне страшно понравился ваш последний фильм, — вставила Карен.
— Настолько понравился, что вы решили хотя бы частично поиметь его дома, — злобно парировала Фиона.
— Друзья мои! — взмолился Колин. — Давайте будем вести себя, как подобает взрослым людям!
— Зачем же? Гораздо веселей вести себя подобно глупым испорченным младенцам! — воскликнула Фиона, и нижняя губа у нее мелко задрожала. Злоба ее испарилась, на смену пришли сентиментальные воспоминания. Со слезами на глазах глядела она на мужчину, которого любила. И который явился на прием с вульгарной женщиной, нагло выставлявшей напоказ свои груди. Груди, которые напоминали две огромные перезрелые дыни на рынке.
— Фиона! — взмолился Колин. — Не надо, прошу тебя! Не ставь нас в неловкое положение! Не плачь!
— А почему это я должна плакать? — тихо спросила она, делая над собой огромное усилие, чтобы успокоиться. Но по щекам уже покатились две слезинки. — Только потому, что мой муж появился на приеме с известной на весь мир шлюхой?
— Эй, погоди-ка, сестренка… — начала было Карен.
— Помолчи, я сам разберусь, — перебил ее Колин. — Фиона, мы с Карен познакомились совсем недавно и просто дружим. И…
— Может, ты, Колли, собираешься отдать ей свой голос за звание лучшей актрисы года? — дрожащим голосом спросила Фиона, промокнув глаза бумажной салфеткой.
— Зачем ты напрасно расстраиваешься? — мягко спросил Колин, искренне огорченный слезами жены.
— А может, собираешься снять свою подружку в роли леди Макбет? — прорыдала Фиона. — Что ж, хоть на костюмах сэкономишь!
— Он уже предложил мне эту роль, милочка, — мурлыкнула Карен.
— О, Колли, какой же ты негодяй! — взвизгнула Фиона, уронила бокал с вином и бросилась в дамскую комнату.
Свидетелем победы Карен над Фионой был Джеффри Клейн, стоявший в гостиной чуть поодаль. Человек по натуре своей нерешительный, ломающий голову над тем, что заказать на ленч — салат с курицей или же жареного тунца, Джеффри тем не менее являлся исполнительным продюсером на студии «Марафон». Возможность занять этот пост представилась в начале девяностых, когда один японский консорциум целиком выкупил студию у прежних владельцев. И Джеффри, имевший кое-какие полезные связи наверху, отхватил, что называется, лакомый кусок, на зависть и удивление всего Голливуда.
Прирожденный интриган и подхалим (и тем, и другим он ухитрялся заниматься одновременно), Джеффри взял себе за правило никогда не вкладывать деньги в фильм, который бы ему не нравился. Он не видел в том выгоды и отчасти подтвердил правоту такого подхода, взяв бразды правления студией на себя.
К примеру, именно он дал зеленый свет таким картинам, как «Дракула поет!» (триллер с элементами мюзикла с Нелом Даймондом и Дебби Аллен, производство которого обошлось в сорок семь миллионов долларов, а чистый доход от проката составил около трех); «Женщина в ожерелье из раковин» (Деми Мур играла там индианку, ставшую видным бизнесменом на Уоллстрит; расход — пятьдесят два миллиона, чистая прибыль — пять); «Микки Маус мертв!» (боевик с Томом Арнольдом в главной роли, где он играет мужа-разведенца, пытающегося спасти Диснейленд, ставший объектом заговора террористов). Этот последний фильм обошелся в шестьдесят миллионов долларов и считался неликвидом, однако Джеффри все же удалось толкнуть его на кабельное телевидение за два миллиона долларов.
Впрочем, таких проколов у Джеффри было немало, и он обрел в Голливуде репутацию эдакого Мидаса со знаком минус. Это он запустил в производство фильм «Сопли идиота» — самая бездоходная картина с Джимом Кэрри, что, впрочем, каким-то таинственным образом выпало из поля зрения его японских боссов, однако не укрылось от внимания голливудской общественности. Большинство агентов и звезд отказывались подписывать с ним контракты, убежденные, что в противном случае это станет концом их карьеры. Это обострило у Джеффри страх перед заключением контрактов — именно поэтому он так пристально наблюдал за Карен, выжидая удобного момента. И вот, как ему показалось, этот момент настал. Он сунул свой полупустой бокал с шампанским какому-то одинокому гостю, проходившему мимо, и подошел к ней.
— Карен Кролл! — Джеффри так и расплылся в улыбке.
— Джеффри Клейн, — улыбнулась она в ответ. — Мы вроде бы не знакомы.
— Просто хотел сказать, что несколько недооценил в свое время «Казино». Вы были там великолепны!
— Спасибо, — улыбнулась Карен. — Но только там снималась не я, а Шарон Стоун.
— Да я просто вас проверял! — расхохотался Джеффри. Эта его уловка была хорошо известна в Голливуде, он использовал ее раз по тридцать — сорок на дню, чтоб замазать свои ошибки и огрехи. Не далее как вчера он поздравил Джеффа Бриджеса с тем, что тот якобы «затмил славу своего отца, Бью». — А теперь попробуйте-ка догадаться, о чем я хотел с вами поговорить, — предложил Джеффри.
— О том, как вам понравилась моя игра в «Основном инстинкте», — хихикнула Карен.
— А вы, я смотрю, девушка с юмором, — усмехнулся Джеффри.
— Кстати, — сказала Карен, — знакомьтесь, Колин Троманс.
— Всегда был большим поклонником Шекспира. — И Джеффри пожал руку Калину. — Еще со времен «Вестсайдской истории».
— Очень мило, — кисло сказал Колин. Мысли его были далеко. Он продолжал размышлять над тем, стоило ему бежать следом за Фионой в туалет и попытаться хоть как-то успокоить ее или нет.
— А я Лайонел Лейтем, — сказал агент Фионы, который не последовал бы в туалет и за умирающей матерью, если б ему светила встреча с руководителем студии.
— Мне кажется, что «Марафон пикчерс» и Карен Кролл есть о чем поговорить, — заметил Джеффри.
— И о чем же именно, вы считаете, нам стоит поговорить? — спросила Карен, одарив его убийственным взглядом кобальтово-синих глаз.
— О каком-нибудь сериале, который наверняка затмит ваш успех в «Жертвоприношении», — небрежным тоном заметил Джеффри.
— Но у меня в данный момент полно предложений, — надменно ответила Карен.
— Мы, на студии «Марафон», всегда умели по достоинству оценить истинный талант, — напомнил Джеффри.
— И о какой же сумме идет в данном случае речь? — осведомилась Карен и плотоядно улыбнулась.
— Как насчет десяти миллионов за картину?
Карен изо всех сил старалась скрыть изумление. Джеффри Клейн предлагал в несколько раз больше ее обычного гонорара. Но он всегда проявлял щедрость во всем, что касалось звезд. Буквально в прошлом году он предложил Барбре Стрейзанд полмиллиона долларов только за то, чтобы она приехала на студию и пропела «С днем рождения» в его офисе в тот день, когда он отмечал шестидесятилетие. К чести Стрейзанд, следовало отметить, что она отказалась от предложения Джеффри, хотя и послала ему подарок — сувенирный кофейник со своим портретом.
— Думаю, у нас с «Марафон пикчерс» может состояться конструктивный разговор, если уж речь идет о десяти миллионах за картину, — ответила Карен и ухмыльнулась.
Рыдания Фионы эхом разносились по дамской комнате, заглушая даже звуки джаза. Дэвисы позаботились о том, чтобы радиофицировать все туалеты и ванные в доме. «Это помогает от запоров», — твердил Мартин Дэвис, свято веривший в музыкальную терапию.
Вытерев глаза, Фиона взглянула в зеркало и тут же разразилась новым потоком слез. Как раз в этот момент в туалет вошла молоденькая хорошенькая официантка, одна из тех, кто предлагал гостям шампанское и закуски.
— Извините, — произнесла Фиона, подавляя очередной приступ рыданий. — Никак не могу перестать плакать…
Девушка сочувственно улыбнулась, Фиона же продолжала бесплодные попытки остановить потоки слез бумажной салфеткой.
— Вот уже две недели плачу и плачу… — прошептала она и, как ни странно, начала успокаиваться под пристальным взглядом незнакомки. — С тех самых пор как муж сказал, что уходит от меня, слезы так и текут рекой. Плакала перед ним, перед своим агентом, даже перед Робертом Де Ниро… И вот теперь снова реву на такой замечательной вечеринке! Реву, реву, реву, как корова! И никак не могу остановиться!.. Но хуже всего то, — продолжила после паузы Фиона и громко высморкалась, — что я всегда ненавидела сантименты! Всегда вела себя как подобает истинной англичанке, если вы, конечно, понимаете, о чем это я…
Улыбка на губах женщины становилась все теплее и шире, и Фиона почувствовала: та действительно понимает, что имеется в виду.
— Я живу в Голливуде, меня выдвинули на «Оскара», я должна быть счастливейшей женщиной в мире! А вместо этого только и знаю, что лить слезы. Просто какой-то водопад Ниагара! Текут по щекам, заливают платье, а у ног образуется громадная лужа. О!.. — простонала Фиона. — Да будет этому когда-нибудь конец или нет?
Улыбающаяся официантка полезла в сумочку, достала свежую салфетку и протянула Фионе.
— Вот, возьмите, — сочувственно сказала она. — И не надо больше плакать. Довольно слез.
— Довольно слез… — пробормотала Фиона. — Где же я раньше это слышала? Кажется, это из…
— Донна Саммер и Барбра Стрейзанд, — напомнила женщина. — Очень модная в семидесятых песня.
— Ах, ну да, конечно, — сказала Фиона. — На стихи Колриджа мало похоже. Думаю, мудрый подход к жизни можно отыскать везде. Даже в старых и пошлых песенках. Я имею в виду «Ты всегда можешь остаться здесь, милый», ну и все такое прочее…
— Вы слишком много говорите и много плачете, — заметила женщина.
Фиона нервно рассмеялась.
— Вы даже не представляете, насколько правы, — сказала она. — О Господи, до чего же давно я не смеялась!
— Я знаю, что такое истинная любовь и как тяжело потерять ее, — заметила женщина. — Однако это никогда не мешало мне смеяться.
— Что очень разумно с вашей стороны, — подхватила Фиона. Промокнула глаза и выбросила салфетку. — Мне очень хотелось бы поближе познакомиться с вами и вашим философским подходом к жизни.
— Может, выпьем как-нибудь по чашечке кофе? — предложила женщина.
— О, с удовольствием, — улыбнулась Фиона. — Как с вами связаться?
— Меня зовут Мария Кальдоне, — сказала женщина и протянула Фионе визитку. — Тут есть номер телефона.
— Поторопитесь! — скомандовал Серджио Фалуччи. — Миссис Дэвис ждет.
— Ох, не нравится мне все это, — пробормотала Лина Плац, устанавливая на подносе серебряный соусник с крабовым коктейлем.
— Я нанял тебя, чтобы отрезать рыбам головы, а не рассуждать на тему того, что тебе нравится или не нравится! — рявкнул Серджио. — Давай, пошевеливайся! — Расстроенный отсутствием в меню крабов в мягком панцире, Серджио послал одного из своих помощников на местный рыбный рынок. Тот возвратился с полуфунтом искусственных крабовых палочек, и теперь Лина раздраженно измельчала их и совала в коктейль.
— Это даже не моллюски, — причитала она. — Это паршивая сайра, которую выкрасили в розовый цвет, чтоб походила на мясо крабов. Да это имеет такое же отношение к крабам, какое Ньют Джингрич имеет к нормальному человеческому существу! И выглядят так же мерзко, и на вкус сущее дерьмо!
— Займись лучше макрелью! — рявкнул Серджио и выхватил поднос из пропахших рыбой Лининых рук. Мало того что он не сумел выполнить просьбу богатейшей в Беверли-Хиллз женщины, ему к тому же приходилось мириться с резкими обличительными речами шеф-повара по рыбным блюдам.
Серджио выбежал из кухни и двинулся через гостиную, где было полно гостей. Он хотел поставить крабовый коктейль к прибору миссис Дэвис раньше, чем она займет свое место за обеденным столом в шатре. И именно так бы он и сделал, если б его не отвлек шум у бара.
Карен Кролл верещала на весь зал:
— Что, черт возьми, ты тут делаешь, а?
Серджио замер на полпути. Рядом с Карен стояли Джеффри Клейн, Колин Троманс и Лайонел Лейтем. И еще Серджио увидел высокого мускулистого парня в джинсах «Левис» и кожаной куртке. Серджио понятия не имел, кто это такой.
Зато Карен имела. Ибо то был не кто иной, как Джонни Данте.
— Какого дьявола ты сюда приперся, а? — повторила она.
— Да просто подумал: дай подъеду и хоть краем глаза посмотрю, как живут сильные мира сего, — усмехнулся Джонни.
— Но как ты сюда попал? — не унималась она.
— Парень с парковки — мой приятель.
«Ах вон оно что!» — подумала Карен и залилась краской. Мало того что Джонни поставил ее в неловкое положение, он помешал ей расколоть Джеффри Клейна на выгодный контракт. А она была так близка к успеху…
— А в чем, собственно, дело, позвольте спросить? — вмешался Колин.
— Остынь, Шекспир, — огрызнулся Джонни.
— Просто он… это… мой поклонник, — пролепетала Карен, сама не веря в свою ложь. — Ходит за мной по пятам целыми неделями и…
— Может, вызвать службу безопасности? — предложил Колин.
— Ни хрена себе поклонник! — расхохотался Джонни. — Разве так называют мужчину, на конце которого торчат по четыре-пять часов на дню, а?
Джеффри Клейн тут же навострил уши. Он обожал скандалы и грязные сплетни. Лайонел тоже заинтересовался.
— Но послушайте! — возмутился Колин.
— Когда я трахаю тебя, — невозмутимо продолжил Джонни, — ты называешь меня Большим Папочкой. Или я не прав, а, куколка?
— Будь у меня под рукой пистолет… — злобно прошипела Карен. Лицо ее пылало от стыда.
— Будь у тебя хоть три пистолета, мимо него ты все равно не проскочила бы! — И Джонни жестом указал на ширинку.
— Мы… э-э… вынуждены попросить вас убраться отсюда! — собравшись с духом, выпалил Колин. Хотя в глубине души понимал: все, что говорит этот тип о Карен, скорее всего правда.
— Я же сказал: отвяжись, придурок! — огрызнулся Джонни, а потом схватил с тарелки холодный и толстый стебель спаржи и засунул Колину в ноздрю. Затем сгреб несчастного за шиворот и поволок к диванчику, на котором уютно устроилась парочка — Алек Болдуин и Ким Бесинджер.
Парочка ахнула.
Карен вскрикнула.
Лайонел тихо застонал.
Алек и Ким тут же сорвались с места.
— О Боже! Оставь его сию же секунду! — взвыла Карен и кинулась Колину на выручку.
— Какая наглость!.. — бормотал Колин. Джонни наконец отпустил его, и он, схватив Карен за руку, бросился к выходу.
Гости были явно шокированы происходящим. Но в тот миг ударил гонг. Он возвещал о том, что всем пора в шатер, где ждал обед и должен был состояться концерт. Возбужденно перешептываясь, люди начали выходить из гостиной.
Все, кроме Джеффри Клейна. Глаза у него разгорелись от только что увиденной сцены, и он бочком начал подбираться к Джонни Данте.
— Эй! — окликнул он Джонни. — А вам никогда не хотелось сняться в лихом таком боевичке, а?..
Серджио поставил крабовый коктейль перед миссис Дэвис, как только она с мужем уселась за столик под номером один, у самого края сцены, что разместилась в дальнем конце шатра.
— Крабовый коктейль, миссис Дэвис! — с улыбкой объявил Серджио. — Я лично проверил крабы и счел, что они не соответствуют стандартам. Надеюсь, это блюдо будет адекватной заменой.
— Как мило с вашей стороны! — с улыбкой ответила миссис Дэвис. — Но стоило ли так беспокоиться и…
— Что вы, какое беспокойство! Для меня это всегда радость и удовольствие, — сказал Серджио, отвесил поклон и ретировался. Он никогда не переставал дивиться тому факту, каким вежливым и любезным делает людей фамильное состояние в миллиард долларов.
На сцене тем временем появился Билли Кристал. Он должен был вести концерт. Выдав порцию шуток в адрес крупнейших студий, он приготовился к главному.
— Леди и джентльмены! — объявил он. — Встречайте! Лайза Миннелли!
— Господи! — недовольно проворчала Конни. — Неужели перед тем, как приступить к ростбифу, придется выслушать все «Кабаре»?
— Конни, прошу тебя! — взмолился Морти. Они сидели в двух столиках от Дэвисов, и он страшно боялся, что Конни вдруг закатит сцену. Она уже и без того до смерти перепугала Джину Дэвис, направив на нее пристальный взгляд и ехидно спросив: «Когда, черт возьми, научишься играть как следует?!» Вупи Голдберг оказалась орешком покрепче. Когда ей был задан тот же вопрос, она не моргнув глазом выпалила в ответ: «Как только научишься вести себя в магазинах пристойно, Бонни Паркер!» А потом уселась прямо напротив Конни и так и сверлила ее взглядом. Что заставило Конни выпить уже шестую порцию водки, но кто считал? (Вообще-то Морти вел счет.)
Конни смотрела на Лайзу на сцене, испытывая одновременно отвращение и зависть. А когда та запела знаменитое произведение Сондхейма «Дети будут слушать», Конни вдруг подумала, что вполне могла бы оказаться на месте Миннелли. Но ее подвел голос. Подвел потому, что она отсосала у какого-то мексиканца, жалкого щенка, а потом ее застукали на краже в магазине в Беверли-Хиллз, и поэтому на сцене сейчас Лайза, а она сидит здесь, среди публики, и пьет. Конни облизала край пустого бокала, чувствуя, что ей до смерти хочется еще водки.
Лайза закончила номер и была вознаграждена шквалом аплодисментов. Кто-то из гостей кричал: «Браво!» «Да хватит же в конце-то концов! — подумала Конни. — Уберется эта кукла со сцены или нет?» Но Лайзу не отпускали. Оркестр заиграл знаменитый мотив: «Там-пам, та-та-пам, та-та-та-та!» — и Конни передернулась от отвращения. Неужели эта идиотка собирается петь «Нью-Йорк, Нью-Йорк»? Да, именно это и собиралась делать Миннелли, и публика радостно взревела. «Давай, девочка, давай!» — подбадривала певицу Вупи Голдберг, постукивая пальцами по столу.
«Ну неужели им не навязла в зубах эта песня? — с горечью подумала Конни. — Кто захочет ее слушать? Какой дурак?» Но похоже, Курт Рассел и Голди Хоун хотели — Конни заметила, как они подпевают и качают головами в такт музыке. Господи! Неужто ни у кого не осталось вкуса? Звезда стояла посреди сцены, широко расставив ноги, — похоже, ее воодушевлял энтузиазм публики.
— Мой милый город в синеве ночной… — запела она.
«О нет, только не это! — содрогнулась Конни. — Сейчас замахает своей лапищей». И действительно, Лайза начала вращать правой рукой, словно подстегивая себя. Все сильнее, все размашистее, по кругу. «Может, хоть на этот раз рука у нее оторвется, — со злорадством подумала Конни, — и она не допоет эту свою окаянную песню до конца?»
Но вместо этого Лайза вдруг вздела обе руки вверх и низким голосом пропела: «И у меня начнется новая прекрасная жизнь в тебе, о, старый Нью-Йорк!» Публика была просто без ума. Курт, Голди, Вупи и многие другие вскочили и восторженно завопили. Миссис Дэвис посылала воздушные поцелуи.
Конни была вне себя от ярости, ей хотелось плеваться. Подумаешь, Лайза спела! Большое дело!.. Она бы тоже могла. И уж куда лучше, чем эта Миннелли! Ну ничего, сейчас она им всем покажет, этим неблагодарным голливудским выродкам! Покажет, чтобы запомнили раз и навсегда. И, отбросив осторожность и всякие остатки здравого смысла, Конни вскочила и направилась к сцене. Морти пытался схватить ее за руку, но было поздно. Лайза как раз спускалась со сцены, когда к ней подошла Конни.
— Конни! — воскликнула Лайза.
— А ну прочь с дороги, вонючка! — рявкнула Конни и выхватила микрофон из рук Миннелли. Взобравшись на сцену, Конни обернулась к дирижеру оркестра и пробормотала: — Вступление к «Кабаре», пожалуйста!
Не желая затевать скандал, тот кивнул пианисту, и в зале послышались звуки столь хорошо знакомой всем мелодии. Публика взирала на Конни с неподдельным изумлением. И она запела:
Когда-то с Лайзой мы так пели и дружили!
Но верно, ей фанаты голову вскружили!
Задрала нос, забыла свое место,
Давалкой стала для всего оркестра!
Публика тихо ахнула.
А Конни невзирая на смятение продолжала:
Все шикают, едва откроет рот,
Все говорят, от Лиз дерьмом несет!
И хочет быть похожей на мамашу…
Едва пропев последнее слово, Конни качнулась вперед, зацепилась каблуком за шнур микрофона и свалилась со сцены прямо на крабовый коктейль миссис Дэвис.