Лори стояла за толстым стволом большого вяза и смотрела на жалкую маленькую лачугу, что виднелась чуть поодаль. Дул сильный ветер, и она, надев утром второпях тоненькую майку, дрожала от холода. Поднесла бутылку текилы ко рту, одним глотком допила что осталось и отшвырнула бутылку в канаву.
Но на звон разбитого стекла в такой трущобе, где жили родители Марии, никто обычно не обращает внимания. Другое дело, если б обитатели вдруг увидели здесь знаменитую кинозвезду, шпионившую за своей бывшей любовницей. Лори торчала за деревом и пила уже, наверное, больше часа. Теперь, когда настала ночь, она знала, что будет делать.
Она безумно тосковала по возлюбленной два последних дня. В средствах массовой информации появлялись все новые истории о взаимоотношениях Фионы с Марией, и каждая стрелой вонзалась в израненное сердце Лори. Ну зачем, зачем только она послушала эту дуру Мелиссу и согласилась встречаться с мерзким ублюдком и выродком Клаудио? Ради «Оскара»? Но что толку от «Оскара», если теперь она лишена любви? Пустая спальня, широкая постель, где она спит одна, — о, нет более одинокого места в мире!
И вот она, прихватив сумочку от Шанель и сунув в нее бутылку текилы, отправилась к дому родителей Марии, что находился на окраине, в рабочем районе Эко-Парк. Текила взбодрила и придала ей храбрости, а последнее очень понадобится — ведь придется извиняться перед Марией. И еще выпивка заставила ее вспомнить о полных яростной страсти днях и ночах любви с Марией. Простояв за деревом целый час и допив текилу, Лори чувствовала, что жгучая тоска по возлюбленной так и пронизывает, словно электрическим током, каждую клеточку тела.
И вот, выйдя из-за дерева и слегка пошатываясь, Лори направилась к ветхому домику. На цыпочках подкралась к окошку в ванной, приподняла раму и торопливо скользнула внутрь. Вышла из ванной в темную спальню и увидела на постели смутные соблазнительные очертания женской фигуры.
— Это я, Мария, — взволнованно и глухо пробормотала Лори. — Только прошу, пожалуйста, не кричи и не сердись! Я хотела поговорить с тобой. И не по телефону, потому что уверена — ты повесила бы трубку. О Боже, если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! Последние несколько дней были худшими в моей жизни. Но они кое-чему научили меня. Теперь я понимаю: я люблю тебя. Люблю и хочу быть с тобой. О, прошу, умоляю, дорогая, вспомни, как нам было хорошо с тобой!
Подойдя к краю кровати, Лори продолжала неумолчно говорить. Она боялась, что Мария прервет ее.
— Помнишь, что мы с тобой вытворяли? Как упивались друг другом, как пили и не могли напиться, точно дикие звери? О, любовь моя, заклинаю, только не прогоняй, не отталкивай меня! Я пришла к тебе, изголодавшаяся по любви, словно странник, бредущий в пустыне в поисках оазиса…
С этими словами Лори сорвала простыню и зарылась носом в лоно любовнице. Она облизывала и целовала его, зарываясь все глубже в сладчайшую ямку, где были сосредоточены все ее желания, стосковавшись по нектару, что таится внутри.
Тут с постели протянулась рука и включила ночник. И Лори, подняв голову, увидела, что на нее смотрит Фиона Ковингтон.
— Прошу прощения, но вы, видимо, ошиблись адресом, — холодно и злобно произнесла Фиона.
Лори ахнула и отпрянула. И в этот момент в спальню вошла Мария, совершенно голая, прижимая к груди котелок с фасолью.
— Что это? — пробормотала Лори.
— А мы собирались поужинать фасолью по-мексикански, — ответила Фиона и натянула простыню до подбородка. — А тут врываетесь вы и перебиваете нам аппетит.
— Я пришла повидать тебя, Мария, — жалобно простонала Лори.
— Наша любовь мертва, сдохла, как бродячая собака, — усмехнулась Мария.
— Как ты могла позволить другой женщине трогать себя?!
— А как ты могла позволить мужчине трогать себя? — огрызнулась Мария. — И как, интересно, ты попала в мой дом, а?
— Ясно как, — с усмешкой заметила Фиона. — Пробралась в окошко в ванной.
— Никто никогда не будет любить тебя, как я! — сказала Лори.
— Ты вовсе меня и не любила, — отрезала Мария. — Ты любила лишь одно — свою карьеру. Ну вот, с ней и оставайся! А у меня теперь новая любовь!
— Мне плевать на карьеру! — взмолилась Лори. — Мне нужна только ты!
— Ничего не получится, малышка, — уже мягче заметила Мария. — Теперь я принадлежу Фионе. Мы собираемся поужинать, после чего она почитает мне Чонсера.
— Чосера, — робко поправила ее Фиона.
— Умоляю, Мария!.. — Лори почувствовала, что вся дрожит.
— Нет. Слишком поздно!
Лори разрыдалась и выбежала из комнаты. Секунду-другую Мария нерешительно переминалась с ноги на ногу, не зная, стоит ли бежать за ней вдогонку. Не слишком ли жестоко обошлась она со своей бывшей возлюбленной? Но затем, услышав, как хлопнула входная дверь, Мария обернулась к Фионе.
— Боюсь, это для меня уже слишком… — пробормотала та.
— Эмбер? Это Тед.
— О, привет!
— Вот, звоню узнать, как ты поживаешь.
— Прекрасно. Только что съездила к той девушке в госпиталь Седарс-Синай — узнать, как она там. Вроде бы все в порядке.
— Замечательно. Прости, что я тогда не смог поехать с тобой.
— Ну, ты же сам сказал, что тебе надо закончить статью.
— Да, дело прежде всего. Я как раз хотел сказать, что переписал один кусок и вставил несколько строк о том, как ты помогла той девушке.
— О, зачем это, Тед? Мне, ей-богу, даже как-то неудобно!
— Брось. Это был очень благородный поступок. Так ты говоришь, с ней все о'кей?
— Да, там только одна загвоздка. Со страховкой.
— А в чем дело?
— Просто у девушки ее нет.
— Черт…
— Ну я и сказала там, в клинике, чтоб чек прислали мне.
— Вот это да! Послушай, об этом тоже обязательно надо написать.
— О нет, прошу тебя, не надо! Иначе получится, будто я хвастаюсь и…
— Но, Эмбер, неужели ты не понимаешь, что сейчас большинство людей считают тебя эдакой маленькой мегерой? И моя статья поможет изменить это мнение. Что, в свою очередь, поможет тебе получить «Оскара».
— Но я вовсе не хочу подлизываться к публике. Это не в моем стиле.
— Не волнуйся. Уж я-то знаю, какая ты на самом деле, Эмбер, и нарисую истинный твой портрет.
— О, ты такой милый… Может, как-нибудь встретимся?..
Тут на линии послышался гудок.
— Это, наверное, тебя.
— Погоди минутку, сейчас узнаю. — Эмбер переключилась на другую линию. — Алло?
— Это Татьяна.
— Погоди, не вешай трубку. — Эмбер снова переключилась. — Тед?
— Да?
— Тут мне подруга звонит. Может, я перезвоню тебе чуть попозже?
— Конечно. Я у себя в конторе.
— Тогда через пять минут. — Эмбер снова переключилась. — Да?
— Ну, как все прошло?
— Просто потрясающе.
— Смерть до чего охота поболтать с тобой! Но я доехала аж до самого Малибу — убедиться, что за мной нет полицейского хвоста.
— Ты в безопасности, не переживай.
— Так он купился?
— Еще как! Заглотнул крючок вместе с удочкой. И как раз сейчас вписывает в свою гребаную статейку то, что нам надо.
— А Брианна?
— О, с ней тоже все в порядке. Отделалась синяком на коленке. Люди со «скорой» высадили нас там, где я попросила, — у бара «Драйз». Выпили с ней по паре мартини, потрепались, потом я отвезла ее домой. Сейчас отмокает в ванной и полирует ногти.
— Так, выходит, ты предстанешь в этом очерке настоящей героиней?
— Ну, судя по тому, что он вякал, меня можно сравнить разве что с этой гребаной Флоренс Найтингейл[39]!
— Класс!
— Просто не знаю, как тебя и благодарить. Нет, теперь я серьезно думаю, что вся эта липовая история поможет мне получить «Оскара».
— Если получишь, одолжишь мне статуэтку на одну ночь, о'кей? Использую ее вместо вибратора.
— Договорились. Послушай, я обещала перезвонить этому ханурику…
— Да пошел он!..
— Нет, пока статья не вышла, надо с ним дружить. Кроме того, этот тип вообразил, что я согласна сняться в фильме по его сценарию.
— Сценарию?
— Да, представь. О парне, который хочет похудеть и едет на ферму. Вообще-то он писал его для Джона Кэнди, но тот помер. И сейчас ему кажется, что я прямо сплю и вижу, как бы сняться в этом его придурочном фильме!
— Умереть — не встать!..
— Знала бы ты, какие там дебильные диалоги! Да после такого фильма вновь возродится немое кино!
— Может, заскочим сегодня в «Небеса»?
— Конечно, почему бы нет. Заедешь за мной?
— В одиннадцать.
— О'кей, заметано. Ладно, теперь пора звонить этому Эрнесту Хемингуэю. Иначе потом не отвяжется.
— Пока.
— Пока.
Эмбер снова переключилась на другую линию. И, делая это, услышала в трубке не один, как обычно, а два щелчка.
Что само по себе было ничуть не удивительно, поскольку Теду удалось подслушать ее разговор с Татьяной — вопреки всем заверениям телефонных компаний, что это якобы совершенно невозможно.
«Все, моя жизнь кончена», — спокойно подумал он, опуская трубку. И расправилась с ним дешевая актрисулька-наркоманка, использующая такие выражения, как «балдеж», «доза» и «жрачка». Словом, те самые выражения, которые употреблял и он, описывая жизнь самых разнообразных персонажей в своем журнальчике. «Да, конечно… В том случае, конечно, если я покончу с собой, — подумал он. — А почему бы, действительно, нет?.. Что меня держит на этой земле?..»
Затем он вдруг подумал: а может, позвонить на нью-йоркское отделение и сказать, что хочет внести кое-какие поправки в материал об Эмбер и других номинантках, который он направил им электронной почтой меньше часа назад? Но чем он это объяснит? Тем, что Эмбер Лайэнс — всего лишь маленькая лживая сучка, обманувшая его, намекавшая на то, что влюблена и хочет купить у него сценарий? Нет, не годится…
Зазвонил телефон. Тед мрачно смотрел на него, каждый гудок вонзался в израненную душу, вернее, в то, что от нее осталось. Ну прямо Барбара Стэнвик в «Извините, ошиблись номером». Звонки все продолжались. «Неужто эта стерва вообразила, что я буду с ней говорить… после всего, что произошло?» А телефон все звонил. Звонил, звонил… В ярости Тед сгреб со стола все бумаги и книжки и запустил ими в аппарат. Он с грохотом свалился на пол вместе с остальными предметами. Трубка отлетела в сторону, и Тед услышал в ней голос Эмбер.
— Тед! Тед! — кричала она. — Ты меня слышишь?
Тед подскочил к трубке и принялся топтать ее, с хрустом давя пластик. Голос Эмбер исчез, уничтоженный его ботинками на толстой подошве от Дока Мартенса.
Тут на столе зазвонил второй аппарат. Черт бы побрал эту стерву! Ну ладно, сейчас он ей покажет. Тед схватил трубку.
— Пошла ты к дьяволу! — рявкнул он.
— Что? — спросил чей-то незнакомый испуганный голос.
— Пошла к черту! Отсоси у него, ясно!
— Скажите, Тед Гейвин у себя?
У Теда похолодело в животе: так значит, это звонит вовсе не Эмбер…
— Кто это? — слабым голосом осведомился он.
— Я что, ошиблась номером? Мне нужен Тед Гейвин.
— Тед Гейвин у аппарата, — устало выдохнул он. — Кто говорит?
— Ида Гункндиферсон, преподавательница Карен Кролл. Обучала ее актерскому мастерству еще в колледже. Да вы мне на прошлой неделе звонили, помните? Ну, насчет той статьи, что пишете о Карен и других номинантках. Вспомнили?
— О Господи, миссис Гункндиферсон!.. — пробормотал Тед. — Ну конечно, помню. Вы звонили и как раз застали меня в разгар репетиции. Мы тут занимаемся постановкой Бернарда Шоу, «Ученик дьявола». — Тед даже поморщился, настолько неубедительно прозвучало это объяснение.
— Должно быть, это какая-то новая, совершенно незнакомая мне версия, — сказала миссис Гункндиферсон. — Впрочем, не важно.
— Чем могу служить? — спросил Тед, испытывая облегчение при мысли о том, что старушка не собиралась укорять его за плохие манеры.
— Дело вот в чем, Тед, — начала миссис Гункндиферсон. — Я готова рассказать вам кое-что о Карен. Возможно, это вас заинтересует, пригодится для статьи…