Алмазная пыль

22

За забором дедушкиного двора, прислонясь к полицейской машине, стоял Джейми Раанана. Завидев нас, он помахал рукой с радостью героя, сумевшего уберечь полицию от очередной оплошности. Своим пистолетом он указал на сидящего на земле человека в наручниках. Сомнений быть не могло — кто, кроме Газеты, мог с таким спокойствием сидеть на холодной земле со связанными руками?

— Так, значит? — повернулась я к капитану. — И вы мне ничего не сказали?

— Я удивлен не меньше вас.

— Не стреляйте! — попросил дедушка.

— Никто не собирается стрелять, — заверил его Шамир, выходя из машины. — Если только он не сделает чего-то, что будет представлять для нас опасность.

Дедушка выпрыгнул вслед за ним и побежал к своему питомцу.

— Снимите с него наручники! — кричал он. — Это же Якоб! Он как ребенок — не понимает, что хорошо, а что плохо…

В отличие от дедушки, Газета был абсолютно спокоен. Он мурлыкал под нос детскую песенку, которую не раз пел мне в подвале на улице Ахад а-Ам. Время от времени он поднимал скованные наручниками руки и приглаживал волосы. Он был похож на ребенка, забытого в детском саду.

— Что тут происходит? — спросил Шамир.

— Он еще там, — провозгласил Газета так, словно сообщал о выигрыше на тотализаторе. — Я его не трогал. Как он был — так и остался. Мертвее мертвого, — и он попытался встать.

— О чем это он? Кто мертвый? — спросил Шамир у Джейми.

— Понятия не имею, — смутился Джейми. — Я получил от тебя сообщение, что тут стреляют, приехал, нашел во дворе этого психа, который угрожал игрушечным ружьем своим фашистам, и арестовал его. Это же тот самый, который от нас сбежал, верно? Кроме него тут никого не было. Я ждал тебя…

— Он лежал мертвый, — повторил Газета. — Там есть фашист, зеер шлехтер ман[42].

Шамир безнадежно посмотрел на Джейми:

— Ты просто надел на него наручники и ждал? — нервно процедил он и кенгуриными прыжками рванулся к дому. Джейми побежал за ним.

— Там стреляли, и он сказал… Так я подумал… — бормотал он в отчаянии.

— А если окажется, что стрелял совсем не этот псих? И что стреляли совсем не из игрушечного ружья? — вскипел Шамир. — Ты об этом подумал? Убийца может быть уже на Аляске!

Мы с дедушкой помогли Якобу подняться, и он радостно прильнул к дедушке. Мы пошли за сыщиками. Я вошла вслед за ними в лабораторию и ощутила сильный запах пороха.

— Сюда, сюда! — закричал Джейми, будто между ящиками с дедушкиными порошками обнаружил самого Усаму Бен Ладена. Мы с Шамиром подбежали к нему, и там на полу впрямь увидели труп. Он действительно был мертвее мертвого. Щеки усопшего покрывала тонкая суточная щетина, а открытые глаза смотрели сквозь очки в роговой оправе. Его светлая льняная рубашка пропиталась кровью, на полу и стенах виднелись пятна…

Для такой чувствительной девушки, как я, второй труп за неделю — это уже слишком. Тем более, что на этот раз лицо трупа было мне знакомо, очень знакомо.

— Господи… — выдохнула я. — Я знаю покойника. Это Топаз.

— Простите? — Шамир в удивлении уставился на меня.

— Мики-Михаэль Топаз, друг тети Рут.

— Проверь, что у нас тут, — сказал Шамир. — А вы, — обратился он ко мне, — ничего здесь не трогайте и постарайтесь поменьше двигаться.

Джейми надел белые перчатки и опустился на колени рядом с трупом. Шамир выкрикивал в свой телефон короткие фразы:

— Мужчина. Ашкеназ? Не знаю. Лет тридцати пяти. Мертв уже несколько часов. Есть подозрение, что это некто по имени Михаэль Топаз. Застрелен в спину. Три пули. Одна пуля попала в плечо, одна в грудь, а третья в шею. Основательная работа, — он вздохнул.

Джейми снял с покойного очки и очистил его лицо от крови, затем выпрямился и опасливо покосился на Шамира:

— Капитан, я знаю покойного.

— И ты тоже?

— Шамир, это никакой не Топаз. Это Юда Магнук.

— Сыщик?

Джейми кивнул:

— Магнук, частный сыщик. Человек довольно мерзкий.

Шамир укоризненно посмотрел на меня, как будто я пыталась запутать следствию.

— Это Топаз, поверьте! Или его брат-близнец…

— Господин Магнук специалист по спекулянтам, — пояснил Джейми. — Слуга всех господ, которые скупают по дешевке.

— Позови стариков, — сказал Шамир. — Может быть, им что-нибудь известно. Вызови скорую и криминалистов. И найди мне двух шлюх, которые сообщили о выстрелах. Я хочу с ними поговорить. А вы, — обратился он ко мне, — вы не обязаны тут стоять. Это не для вас.

Я не сдвинулась с места.

В комнату вошли дедушка и Якоб.

— Будьте добры, господин Райхенштейн, посмотрите сюда, — попросил Шамир. — Понимаю, что это нелегко, но это необходимо. Может быть, вы тоже знаете этого человека?

— Он с ним не встречался! — я поспешила к Максу на выручку, но дедушка посмотрел на тело и кивнул.

— Йа, йа. Конечно, я видел его. Это Амир, сын Левина, который лежал рядом со мной в больнице. Хороший парень!

— Юда-Топаз-Амир? — ахнул Джейми Раанана.

— Йа, йа. Исключительный человек. Его отец был без сознания. Мы с ним играли в ремиз[43]. Он изрядно проигрался. Переживал за отца. — Дедушка умолк. Его лицо приняло выражение ребенка, застигнутого на краже сладостей.

— Что еще? — спросил Шамир.

— Он сказал, что разведен, что у него есть виноградник и он делает вино. Я думал, может, Габилайн захочет познакомиться…

— И о чем вы с ним говорили?

— О разном… Он… Он… — дедушка испуганно посмотрел на меня, как будто ему открылась страшная тайна.

— Он что?

— Он интересовался всякими вещами, полировкой алмазов, моими порошками и картиной… Ой, ой, мне плохо… — простонал он хватаясь за мою руку.

— Что, что еще он вам сказал? — настаивал Шамир.

— Что его очень интересует искусство, — проговорил дедушка слабым голосом. — Особенно довоенные художники… — его голос задрожал. Шамир записывал каждое слово. Дедушка был ужасно бледен.

— Хватит! Оставьте его в покое, — рассердилась я. — Ведь ясно, что этот покойник — многоликий мошенник. Амир, Топаз, Магнук — да пусть он будет кем угодно! Оставьте в покое моего дедушку, он ему ничего не сделал.

— Хорошо. Успокойтесь, Габи. С дедушкой мы закончили. — Шамир повернулся к Джейми. — Отвези психа обратно в «Абарбанель» и позаботься, чтобы на этот раз его охраняли более серьезно.

— Ну что вы, в самом деле, Шамир! — взмолилась я. — Отпустите Якоба! Вы же знаете, что он ничего не сделал!

— Голубушка, он признался в убийстве. Я бы не назвал это «ничего».

— Если будете на него давить, он признается в похищении Елены Прекрасной.

— В этом случае мы передадим его на попечение греков. А пока он останется у нас. А вам лучше оставаться рядом с дедушкой. Без психа это будет проще, не так ли? — сказал Шамир ласковым голосом.

— Нет. Дедушка без него не может!

— Ничего не поделаешь. Такова жизнь. Можете вернуться к своей семье на улицу Ахад а-Ам. Главное — не оставляйте его одного. Я организую вам постоянную охрану и прошу не играть со мной в безгрешных скаутов. Всё ясно?

Я вышла из лаборатории в темный двор. Итак, Топаз мертв. Еще одно звено в цепи неожиданностей. Недалеко от полицейских машин стояла Кларисса — женщина-каблуки. Три ее коллеги, размахивая черными сумками, стояли чуть в стороне. Я помахала ей рукой и подошла.

— Скажи-ка, ты знаешь парня, которого убили? — спросила я ее.

— Да, мы его уже видели здесь, — ухмыльнулась она, показывая зубы, желтые от никотина. — Он был здесь в ночь убийства… — сказала она и всхлипнула.

— Я думаю, что тебе надо поговорить с капитаном.

— Мне совсем так не кажется, радость моя, — она прижала сумку ко рту и попятилась. — Эти люди не уважают работающих девушек.

У этой девицы острый глаз!

— Кларисса, — сказала я, пытаясь ее удержать. — Он прекрасный человек, тебе нечего бояться. — Но она обратилась в бегство, оставив вместо себя тяжелое облако духов. Три девушки-сумки поторопились исчезнуть вслед за ней.

— Почему она убежала? — Шамир стоял рядом со мной и смотрел на удаляющихся девушек.

Габриэла! Дал слово — держи, скауты тебя не простят.

Вместе с тем, речь идет о важной свидетельнице, которая может вытащить Якоба из болота.

— Она боится, капитан.

— Боится только тот, кому есть чего бояться.

— Это не тот случай. Вам нужно с ней поговорить, — сказала я. — И было бы неплохо, если бы вы научились уважительно относиться к работающим девушкам.

— Вы хотите поучить меня, как обращаться со шлюхами?

— Я только хочу сказать, капитан, что ночные птицы видят больше, чем мы думаем.

Прежде чем Шамир успел навострить язык и ответить, рядом с нами остановилась мигающая «Скорая», и два санитара в белом, как пасечники, идущие за медом, вошли в лабораторию. Спустя пару минут они вышли с носилками, на которых в черном полиэтиленовом мешке лежал тот, что раньше был Топазом, Левиным или Юдой Магнуком.

Игрун встретил нас тоскливым мяуканьем. Не обращая на меня внимания, он стал тереться о дедушкины ноги. Подожди, подожди, изменник, — сказала я ему. Завтра приведем сюда Бой и Морица, тогда посмотрим, сможешь ли ты обойтись без моей протекции! Дедушка, довольный новым союзником, уселся с ним рядом на диван в гостиной.

— Ты не идешь спать, Габиляйн? У нас была трудная ночь.

— Еще пару минут. Я хочу спуститься, посмотреть на… — мне необходимо было еще раз увидеть мамино лицо. Услышать ее дыхание. Может быть, коснуться ее руки и ощутить жизнь, которая еще в ней осталась.

— Ты их разбудишь. Скоро утро.

— Я тихонько… Вдруг, кто-нибудь не спит. Если не откроют, уйду.

Дверь тетиной квартиры была не заперта. От легкого толчка она отворилась. Рут иногда забывала запереть квартиру. Старая дверь плохо захлопывалась, нужно было приложить усилие, чтобы сработала защелка. Почему она не потрудилась запереться изнутри, подумала я и вошла в тихую квартиру.

Она лежала на угловом диване, который Рут аннексировала из квартиры дедушки и бабушки, укрытая красным пледом. Глаза закрыты, рот слегка приоткрыт, как у вытащенной на сушу рыбы. Папа лежал рядом, головой на втором валике дивана. Они были похожи на старинную карту — король и дама вместе. Я смотрела на нее и думала — эта женщина причинила мне боль, бросила меня, отказалась остаться на земле, укравшей у нее сына, бросила всё, чем жила, и сбежала искать счастья в чужих краях. Такая маленькая, тщедушная. Мне хотелось взять ее на руки и укачивать, нашептывая ей, что все еще может быть хорошо, что я очень по ней скучаю, я тоскую по ней — и так до самого утра. Пока она не успокоится. Пока мы обе не успокоимся. Но я этого не сделала. Только стояла и смотрела на нее…

Я вдруг почувствовала, что очень устала. Глубоко вздохнув я уже собиралась уйти, но заметила, что дверь в спальню Рут открыта, и кровать ее пуста. Я вошла в большую аккуратную комнату. Что случилось? Где Рут? Ее похитили? Не то, чтоб я очень огорчилась, но все-таки, семья — это семья. Если тетя лежит связанная в темном пыточном подвале, и перед ней дуло «смит&вессона-99», кому-нибудь следует об этом сообщить.

Бледный свет уличного фонаря упал на письменный стол и высветил лист желтой бумаги, на котором было что-то написано крупным округлым почерком тети Рут. Я поднесла лист к глазам. Алексей Лев Левински. А под ним — номер телефона с европейским кодом. Это не было еще одним прозвищем Топаза-Магнука. Это было имя музейщика, о котором говорила мама. Но что общего с ним у тети? Пока стук моего сердца всех не разбудил, и пока тетя не обнаружила меня в своем святилище, я поспешила смыться.