Есть такая бородатая шутка, про то, что только у нас заборы делают из досок, а мебель и двери из опилок. Так вот, в Советском союзе все делают из досок. Из хороших таких досок сороковок. Которые просто так плечом не выломаешь. И табуретки, которыми эти самые двери подпирают, тоже из досок делают. И если тебя закрыли в комнате, где стоит эта самая пресловутая советская дверь, да еще табуреткой поджали, то шансов у тебя выйти ноль.
Я некоторое время пытался высвободиться плечом, но только отбил его. Бесполезно. К тому же есть большая вероятность, что входная дверь тоже закрыта, а мой ключ заботливая мать забрала с собой. Все ради того, чтобы ее любимый сыночек никуда не шмыгнул.
Мне раздиралось от злости. Как так можно?! Просто взять и закрыть взрослого человека в комнате?! И не было мне так больно — в жизни всякое бывало, и запирали меня случайно, — если бы не одно обстоятельство. Сейчас возле секции «Снежный барс» меня ждет автобус. Ровно до восьми часов. А потом уезжает, причем навсегда из моей жизни. И прощай мечта покорить Пик Победы.
Я выругался. Досада и бессилие душили. Я ничего не мог поделать и лишь бился кулаком в неприступную дверь.
Потом, немного успокоившись, присел на кровать. Взгляд мой упал на рюкзак. Что-то зашевелилось в голове, опасное, дерзкое, коварное. Я перевел взгляд на окно.
Седьмой этаж. Около двадцати метров от земли. Не так уж и много.
Я вновь глянул на рюкзак. Вчера собирал я его тщательно, ничего не забыл. И даже веревку взял, которая лежала под кроватью в качестве запасной. Так, на всякий случай. А еще карабин имелся. Тот самый, который мне Петрович подарил. Самодельный. Улучшенной модели, если верить старику.
Двадцать один метр. Веревки должно хватить. У меня не «сороковка» конечно, но тоже сгодиться.
Закрепить в верхней точке, карабин вщелкнуть в страховочную беседку, заправить в него верёвку специальным узлом, чтобы обеспечивал трение при спуске.
Безумие! Безумие! — мигали красным все эмоции. Но я живо спрятал их в самый дальний участок, не давая возобладать над собой. Только холодный разум. И он говорил мне — это вполне возможно. Если справиться с самим собой.
Вот так испытание.
Я подошел к рюкзаку, развязал его. Ледяными пальцами достал веревку. Огляделся.
Батарея. Чугунная, крепкая. К такой крепить в самый раз будет.
Времени оставалось совсем мало, и потому я принялся действовать решительно, не смея даже на мгновение усомниться в том, что делаю.
Первым делом я выкинул рюкзак с вещами в окно. Это был больше психологический шаг — показать самому себе, что мосты все сожжены и назад дороги нет. Действовать. Только действовать.
Рюкзак плюхнулся в траву. На мгновение подумалось, что звук падения моего тела будет точно такой же, как у этого рюкзака — глухой, суховатый. Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
— А кто сказал, что будет легко? — вслух произнес я, делая обвязку.
Потом, немного подумав, взял записку, оставленную матерью, и написал огрызком карандаша:
Не переживай и не теряй — уехал на сборы. Все будет в порядке. Люблю тебя.
И вновь засунул бумажку в щель под дверь, теперь уже с обратной стороны.
Двинул к окну.
Настало время в полевых условиях показать, чему я выучился на тренировках. Руки предательски потрясывались. Я пытался успокоиться, но один только вид на окно заставлял мою спину покрыться потом. Сигать с седьмого этажа — пусть и с верёвкой, — мне еще никогда не приходилось.
Карабин Петровича и в самом деле оказался на удивление удобным. Я несколько раз щелкнул им, примеривая к руке. Он лежал как влитой. Да и сам хитрый механизм муфты позволял зацеплять его одним легким движением, не тратя лишнее время на закрутку.
Я встал на подоконник. Подошел к распахнутому окну. Глянул вниз.
И тут же выругал себя за это. Нельзя смотреть вниз. Ни в коем случае. Только страху добавится — а толку никакого.
Пальцы вцепились в веревку. Змеиные мысли о том выдержит ли она я погнал прочь поганой метлой. Выдержит. Это же не бельевой шнурок, а настоящая альпинистская веревка, имеющая солидный запас прочности. На такой десятерых меня можно вниз спустить. Так. Вдох и выдох.
Сосредоточенность. Ледяная. Каменная.
Я повернулся спиной и начал спуск.
И едва сделал шаг вниз — как все, что беспокоило и пугало вмиг пропало. Теперь для меня были реальными только высота и веревка.
И спуск.
Ранее утро и окна, выходящие на пустырь, помогли отвести от меня лишние взгляды. В противном случае я спустился бы уже к наряду милиции, ожидавшему внизу. Если бы вообще смог закончить свое безумное дело. Сейчас же вокруг было тихо и казалось, что я не на многоэтажке, а на скале.
Я чувствовал, как пружинит веревка, как покачивает меня ветер и как выше, на карнизе девятого этажа, воркуют голуби, явно удивленные такому неожиданному гостю.
Теперь главное в соседском окне хозяина или хозяйку не увидеть. Иначе скандал будет знатный. А то и вовсе как в том мультфильме «Ну, погоди!», где Заяц веревку Волку перерезал, когда тот лез по ней. Вот выглянет какая-нибудь сердобольная бабушка в окно, увидит пыхтящего человека и подумает чего плохого. Вор ли к ней в квартиру пробирается, али насильник коварный — и ножницами перережет веревку. Чик! — и прощай шпиён вражескай.
От нервов меня потянуло смеяться. Я вдруг живо представил эту картину — бабушка божий одуванчик режет единственную ниточку, сохраняющую мне жизнь, — и мне стало истерично смешно.
Смех рвался из груди, сотрясая всего меня, колючий и обжигающий.
«Успокойся!» — шипел я сам на себя, но все было напрасно.
Хохот битым стеклом рвался наружу.
Чтоб тебя!
И только когда взмокшие от пота руки не смогли прочно удержать карабин, и я дернулся вниз, едва не упав, смех как рукой сняло.
Я завис на страховочной петле. Не схватился бы «пруссик» — и лежал бы я сейчас рядом с рюкзаком, такой же тряпочный и неживой…
Сердце забилось сильней. Я сделал несколько глубоких вдохов и продолжил спуск.
Нога, наконец, встала на землю через одну минуту минуту после начала спуска, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Неужели все?
Нет, не все. Теперь марш-бросок.
Я отстегнул карабин (веревку пришлось оставить), схватил рюкзак и рванул в «Снежный барс». Времени оставалось катастрофически мало.
Рюкзак бил по спине, словно недовольный тем, что я его выбросил с седьмого этажа, а сам при этом благополучно спустился по веревке. Глаза застилало потом. Но я рвал из последних сил.
На пешеходном перекрестке пришлось остановиться — загорелся красный сигнал светофора. Хотя желание было мчать вперед, нарушая все мыслимые правила, лишь добраться вовремя. Но я остановил в себе это гибельное желание. Глядя, как едут машины и стоят на переходе люди, я испытал неприятное чувство дежавю. Именно так я и погиб в своем мире — пошел на красный и попал под колеса. Даже сейчас «мурашки» по спине от этих жутких воспоминаний.
Так что спешить сейчас нельзя. Уж лучше дождаться зеленого. Правда поднажать придется еще больше.
А бежать осталось… я прикинул в уме маршрут. Прилично. За оставшееся время преодолеть явно не получиться. Только если рвануть через дворы…
Едва вспыхнул зеленый свет, как я вновь побежал вперед. В подворотнях за мной увязались собаки, с визгливым лаем пытаясь нагнать. Не получилось. Мое желание успеть было явно сильней их желания меня покусать.
— Ошалелый! — буркнула бабка вслед, пригрозив мне кулаком. Потом принялась разгонять стаю дворняжек, гоняя их мокрым бельем, которое развешивала сушиться на веревке. — Окаянные!
Когда я подскочил к клубу, все уже почти погрузились, а автобус был заведен и прогревался. Водитель пинал колесо, курил, что-то недовольно бурчал себе под нос.
— Где ходишь?! — воскликнул Володька, увидев меня. — Живо садись! Я еле уговорил водилу подождать. Кайрат Айдынович со списком ходит, сверяет. Про тебя уже пару раз спрашивал, я соврал, что где-то тут ошиваешься, среди толпы.
— Спасибо! — выдохнул я, немного переведя дыхание. И оглянулся. — Леся…
— Их группы нет, — понял меня с полуслова Володька. — Никого.
— Что-то слышно по этому поводу?
— Поспрашивал ребят — они тоже ничего понять не могут. В той группе много сильных парней было, ты и сам помнишь. Да та же Леся… Черт его знает, что там у этого Айдыновича творится. Видимо, забраковал он их всех…
— Время! — крикнул знакомый голос.
Это был Кайрат Айдынович.
Явился. Только вспомнишь — оно и всплывет.
— Время посадки закончилось! Кто не успел — до свиданья! Они сами приняли это решение. Отправляемся без них.
Он выскочил между двух автобусов, увидел меня. Скривился, словно съел горькую пилюлю, но ничего не сказал. Вместо этого подскочил к водителю и зашипел в самое лицо:
— Чего встал? Живо за баранку! Отъезжаем!
От такой наглости пожилой уже водитель растерялся и не нашелся что ответить, понуро пошел в кабину.
Автобусов было два. Мы с Володькой и Генкой разместились во втором, на самом заднем ряду. Парни веселились, живо обсуждали предстоящую поездку. Но у меня настроение куда-то пропало. Я думал о том, почему нет среди общего сбора группы Леси, и не мог найти ответа.
Автобусы отъехали от секции ровно в восемь. Впереди нас сопровождением ехала милицейская машина. Выехали из города, двинули быстрей. Вокруг плыл сонный пейзаж — поля, холмы, деревья. Иногда проскакивали населенные пункты.
Я начал клевать носом и даже заснул. Снилось разное, но в основном неприятное: то я убегаю от черной «волги», которой управляет Кайрат Айдынович и пытается меня задавить, то я падаю вниз, со скалы, то меня запирают в тесной, словно гроб комнате.
…Тренировочный лагерь располагался в глухом лесу. Окруженный со всех сторон плотным кольцом сосен, он был закрыт от посторонних глаз, словно это было какое-то стратегическое место, со складами оружия и ракет. Хотя, кто знает, может, так оно и было на самом деле? И даже местные, живущие в деревушке Черемушки, что стояла на противоположной стороне реки, не знали о существовании лагеря.
Я проснулся, смахнул рукой с лица остатки сна, глянул в окно.
Мы ехали на автобусе по разбитой гравийной дороге, свернули в сторону, и казалось, что поедем сейчас прямо по бездорожью. Но автобус нырнул в низину, зарычал, заревел, начал подъем, и мы вдруг увидели среди луговой травы две тропинки — след от протектора. По ним и двинули.
Ехали долго. Измотались, отбили копчики и когда автобус свернул в гущу леса, мы уже и не надеялись, что доберемся до темна в пункт назначения. Но машина остановилась, мотор заглох. Водитель высунулся со своего места, буркнул нам:
— Ну, чего расселись? Приехали.
Мы принялись выглядывать из окон.
— А где лагерь? — спросил Володька, вглядываясь в яркую зелень леса.
Я тоже глядел и ничего не мог понять.
— Отец, ты куда нас завез?
— Лагерь. Выходим, не задерживаем. Мне еще обратно пилить.
Не сразу я разглядел среди высоких деревьев какие-то конструкции — натянутые веревки, перекладины, сетки. В глубине леса едва заметно проглядывали силуэты домика.
К автобусу подошел высокий крепкий парень, весь загоревший почти до бронзы. Лицо худое, нос острый, и такой же острый взгляд.
— Привет, молодежь! — произнес парень, улыбаясь широкой белозубой улыбкой. — Выходим, будем знакомиться.
Мы вывалили на поляну, уставшие и помятые. Осмотрел нас пристально, удовлетворенно кивнул.
— Меня зовут Владимир Федорович Молодов. Добро пожаловать в тренировочный лагерь имени Нестерова.
Запоздало вышел Кайрат Айдынович. Судя по его помятому лицу, он всю дорогу крепко спал.
— Молодов, принимай людей. Пересчитаешь?
— Что они, коробки с яблоками, чтобы их считать? Все здесь, куда они денутся?
— Тогда распишись.
Кайрат Айдынович протянул парню списки, тот одним движением расписался, вернул документы.
Кайрат Айдынович удовлетворенно кивнул. Потом повернулся к нам.
— Это ваш новый тренер. Он будет заниматься вашей подготовкой.
— Не только я один, — мягко поправил его Молодов.
— Не важно, — отмахнулся тот. И вновь обратился к нам: — Я же буду следить за общими показателями. Всех, кто отстает — будем отправлять назад. Домой, к мамочке.
— Кайрат Айдынович, ну что вы нагнетаете? Все у всех получится, — попытался смягчить Молодов.
Но Кайрат Айдынович не унимался:
— Без всяких оправданий, в этот же день — домой. Не справился — домой. Нарушил дисциплину — домой. Не слушаешься тренера или меня — домой.
Он еще некоторое время перечислял любые действиям, по которым полагалось домой, пока, наконец, не устал и не пошел прочь, чтобы выпить чаю и поесть.
Молодов улыбнулся, подмигнул нам. Тихо произнес:
— Все у вас получится.
Эта простая фраза вселила в нас, поникших и грустных, новые силы. Мы оживились, заговорили.
— А это что? — кивнул Володя, указывая на веревки, развешанные по деревьям.
— Это — дороги, — объяснил Молодов. — Вы будете тренироваться на них, отрабатывать разные способы движения по маршруту и орагнизацию страховки. Да это только малая часть, можно сказать, элемент интерьера. В северной части лагеря гораздо больше всего имеется. Да успеете еще все опробовать! Сейчас хватай сумки и пошли в казармы. Размещаться будем.
Слово «казармы» резануло слух, повеяло чем-то солдатским, неприятным. Но, как оказалось, все было не так плохо. Жилище наше представляло огромное длинное помещение. По центру тянулся коридор, слева и справа которого виднелись двери — комнаты.
— В каждой по четыре койко-места. Стройся! На первый-четвертый рассчитайся!
Многие оказались сообразительными и выстроились как нужно, чтобы подгадать своих друзей, чтобы заселиться с ними в комнату. Мы тоже не зевали и вскоре нас — Костю, Генку, Володю и меня, — уже заселяли в седьмую комнату. Молодов конечно же просек это, но лишь улыбнулся — мол, молодцы, быстро сориентировались.
— Сейчас — размещение. Потом ужин и отдых. А завтра начинаем усилено тренироваться.
— А что именно будем делать? — спросил Артем.
Он, как оказалось, попал в компанию к Костареву и еще парочке парней сомнительной наружности. Не понятно, то ли специально он так сделал, то ли ошибся с расчетами.
— Много чего, — ответил Молодов. — Проще сказать, чего не будем, хех! Упор на физподготовку. Она будет разнообразной. Отрабатывать будем все группы мышц. Техническая подготовка так же в приоритете. Есть у нас тут стены, имитирующие и скалы, и лед, и сыпучие поверхности — гравий, скальник, пыль. На всем специфика разная — будем тренироваться. Техника страховки…
— Мы умеем! — буркнул Генка.
— Знаю, что умеете, — спокойно ответил Молодов. — Дубинин в этом плане хорошо все знает. Заодно и покажете мне, что умеете. Много предметов будет у вас — знание гор, медицинская помощь, основы геологии. В общем, та же школа. Так что не думайте, что сбежали от нее сюда!
— И что, в тетрадках тоже писать все будем? — проворчал кто-то из толпы.
— Нет, тетрадки нам не обязательны. Тетрадки в горы не возьмем, там они — лишний груз. Вот сюда записывать будем, — он постучал себя пальцем по виску. — Но конспектировать теорию — не запрещаю. Еще один немаловажный предмет — психологическая совместимость участников. Вот тут, ребята, держитесь. Сложный это урок. А может быть и испытание даже. Но не мне вас пугать, вижу есть у вас тот, кто с этим справляется лучше меня.
Все хохотнули, понимая, что Молодов имеет ввиду Кайрата Айдыновича.
Тренер хлопнул в ладони.
— На этом вводная часть закончена. По комнатам. Завтра предстоит сложный день вашей новой жизни.
«Еще одна новая жизнь? — улыбнулся я про себя. — Не слишком ли много для одного меня?».