Все было неправильным.
Так соревнования не устраивают. Это было понятно даже мне. Это же понимал и Молодов, который морщился и смотрел то на нас, то на Кайрата Айдыновича. Стандартный способ соревнований иной. Один спортсмен лезет маршрут на первой стенке, другой — маршрут на второй. Для каждого засекается время. Потом участники меняются. Таким образом, каждый спортсмен должен пролезть обе стенки. Наименьшая сумма времени прохождения обоих маршрутов выявляет победителя. Есть моменты по срыву на маршруте и прочие уточнения, но это нюансы. А тут…
Все было неправильным.
Но ведь для этого все и затевалось. Цель одна — сбросить меня с отборочного этапа, пусть даже и таким нечестным способом. Победителей не судят.
Молодов вновь попытался опротестовать это, но Кайрат Айдынович отмахнулся от него. И рявкнул:
— ТРИ!..
Старт был дан.
И мы начали подъем.
Взяли живо. И первые десять метров практически пролетели вверх, за считанные секунды. Потом, когда зацепы пошли не так часто и стали мелкими, темп сбавился. Краем глаза я видел, как Костарев достаточно уверено проходит этап, несмотря даже на то, что был новичком.
А был ли он новичком? — внезапно появилась в голове у меня мысль.
Вот так вопрос. Теоретически, Костарев мог вполне себе спокойно ходить в другой спортивный клуб — мы же ведь не следим за ним, да и вообще мало что знаем о нем. Но зачем тогда записался к нам, в «Снежный барс»? Да еще и наврал, что новичок? Был какой-то хитрый план? Что ж, если этот план предполагал такое развитие событий, когда мы соревнуемся, причем явно нечестно и не в мою пользу, то он вполне оправдан.
Невольные зрители начали подбадривать меня. Кайрат Айдынович попытался утихомирить их, но все было тщетно.
Следующие десять метров трассы пошли сложней. Зацепы тут были закреплены гораздо реже, а форма их была неудобной: почти плоская, ровная, скользкая. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не наломать дров. Выдохнуть. Сбавить скорость.
Первое желание любого альпиниста, лезущего по стенке, тем более, когда идёт соревнование — рвать вперед и вверх!. Рисково, из всех сил. Но цена ошибки слишком велика, поэтому каждый следующий шаг нужно просчитывать, а иногда и думать на один-два перехвата вперёд. Мыслить стратегически.
А стратегия тут важна, наверное, больше, чем в шахматах. Возьмешь не тот зацеп, или не тем хватом — можешь уйти с маршрута, или вообще не сможешь продолжить линию. Да, можно и вернуться иногда на шаг, но это трата дополнительных сил и времени.
Я вцепился пальцами в очередной зацеп. Почувствовал, насколько сильно сточен его микрорельеф. Сотни рук полировали его, доведя до завидной гладкости. И теперь приходилось, словно кошка, вцепляться в него, чтобы не соскользнуть. Но и это было еще не все!
Рядом находится зацеп, похожий на яйцо — такой же круглый и гладкий. Удобный, прям манит… Но опереться о него нельзя — придётся отклониться от трассы, и следующие зацепы поведут меня сильно левее, выводя на совсем уж крутой участок.
Поэтому придётся рисковать.
Я повис на одной руке, что вызвало эмоциональный вздох Молодова внизу. Но не время поддаваться панике!
Рука моя на мгновение превратилась словно бы в каменную. Справа зацеп. Но до него метра полтора. Ногой просто так не дотянуться. Но достать нужно — именно этот зацеп даст возможность вырваться вперед и пройти по относительно легкому участку.
Я качнулся. Опасно. Одно неловкое движение — и повисну на страховке.
Рука пока держит. Но пальцы пронзает острая боль. С*ка… Терпеть!
Еще мах ногой. Подушечки пальцев чуть сдвинулись. Зараза! Слишком скользко!
Но надо еще!
И последний амплитудный выверт…
Есть!
Носок ботинка коснулся нужного зацепа, и я тут же сделал рывок на динамике, к следующему зацепу.
Словно сжатая до упора пружина, которая вдруг вырвалась из своего плена, я рванул вверх. Получилось отлично, вышел даже выше, чем ожидал. Теперь я был чуть впереди Костарева.
Я мысленно услышал зубовный скрежет Кайрата Айдыновича. Не лопни от натуги!
Но не время расслабляться. Это только первый сложный участок. Впереди таких будет три. И самый последний — это карниз. Идти к нему? Верный провал. Обходить? Потеря драгоценного времени. А отставание не такое большое. Костарев его легко сократит. Тогда нужно выигрывать время сейчас. Опять рисковать, спешить…
Вот уж действительно стратегия похлеще шахмат. Что выбрать? Как быть? Каким путем пойти? И как просчитать всё, если в этом уравнении есть большая доля непредсказуемых переменных? Ресурсы сил, выдержка, нервы — это все играет немаловажное значение.
С этими мыслями я шел вверх, подходя ко второму своему испытанию.
Не смотря на номера — первый и третий, — стенки располагались параллельно друг к другу, и я слышал тяжелое дыхание Костарева. Он был внизу, но отставал на полкорпуса. Совсем мало.
Краем глаза я зацепился за карабин Костарева. Не закручен до конца. Поспешил, когда вщёлкивался? С таким спешить-то нельзя.…
Вторая преграда.
Выше располагался зацеп в виде небольшого «кармашка». Только вот закреплен он был неправильно (уж нарочно так, или по ошибке — не знаю). Рядом с ним — зацеп «школьный звонок», так мы его прозвали. Он был идеально круглый и в самом деле походил на звонок. Больше вокруг, в зоне досягаемости руки, ничего не имелось.
От «звонка» до «кармашка» — приличное расстояние. Один из зацепов приходится брать на динамике. И если не получается, то неизменно летишь вниз. Однако мало ухватиться за зацеп, нужно еще и удержаться на нем. В таких случаях — или каким-то чудом «прилипнуть» к отвесной стене, ухватившись свободной рукой за какие-то «мизера», либо… лететь вниз. Выбор не очень богатый.
Я уже проходил этот маршрут, но через раз срывался. Не слишком обнадеживающая статистика. Обычно я цеплялся за «звонок» одной рукой, вторую бросал на «кармашек», выходил в упор на него, и сразу же делал рывок наверх. Не всегда, правда, удавалось ухватить следующий зацеп. Слишком много сил на такой рывок тратится. А они-то уже начали таять…
Я ощущал, как дрожат и горят мышцы.
Но не позволил даже мысли о поражении проникнуть в голову. Вперед. Только вперед.
«Звонок», скользкий, круглый, неудобный. Основная хитрость — правильно схватиться за него. Пальцы должны быть ровно посередине зацепа. Сместишь чуть влево — влево же и соскользнешь. Вправо — туда же и отправишься. Но есть и другая хитрость. Если ухватиться за «звонок» не кончиками пальцев, а ребром ладони, причем завести ее именно слева, то будет гораздо удобней бросить вес тела на другой зацеп.
Это сейчас я и сделал. Неудобно чертовски! Запястье вот-вот затрещит. Но только так можно без сильного риска пройти дальше.
— Готовься проиграть, неудачник! — надменно кинул противник, одолевая еще один зацеп.
Я не обратил на него внимания, хотя и сильно хотелось бросить что-то едкое в ответ.
Пот уже лез в глаза, но смахнуть его не было никакой возможности. Пришлось сдувать. Это помогло, но ненадолго. Вновь сдунув подкатившуюся каплю, я сделал рывок.
Есть! Вот он и «камешек».
Противник уже был наравне со мной — я заметил краем глаза его серую тень.
Не отвлекаться! — приказал я сам себе.
И двинул дальше.
Только вот дальше был выбор. И очень непростой выбор.
Я вновь глянул на Костарева. Он шел уверено, и, кажется, даже не устал. А вот я немного вымотался. Если он продолжит в таком же темпе, то мне точно его не обогнать. А с учетом того, что ждало меня впереди, шансы победить делились еще надвое.
Я поднял голову.
Карниз.
Массивный, нависающий, кажется, высоко впереди, закрывающий обзор. Еще бы, целый метр выноса. В память о Нестерове, величайшем альпинисте, единственному которому этот такой карниз и был под силу.
— Обходи! Обходи как говорил! — раздался внизу голос Молодова.
А потом Кайрат Айдынович что-то пробурчал и Молодов затих.
Обходить слева? На это уйдёт секунд десять или даже больше. За это время Костарев уже будет стоять на верху и смеяться надо мной.
Тогда как быть? Справа обойти? Но это значит, что придется зайти на четвертую стенку, а это автоматом проигрыш. Идти маршрутом, который описал Молодов и надеяться на то, что Костарев ошибется? Не ошибется. Слишком хорошо и уверенно он идет. Да и трасса у него легкая.
Тогда как?
Я был на распутье. Но решение принял за доли секунды. В голове не было никаких доводов в пользу моего выбора, и даже никакие убеждающие речи и лозунги не прозвучали. Я просто принял решение, холодно и отстраненно. Именно так, как и нужно их принимать в такой ситуации.
Идти через карниз.
И едва я принял это решение, как кристально четко осознал — это безумный, но… единственный верный выбор.
А дальше уже не сомневался ни секунды.
— Что… что он делает? — раздался голос Молодова.
— Он же… Он к карнизу идет! Во рисковый парень! Сорвётся! Зря, нужно было иначе идти, — тут же загалдели другие зрители.
Но я уже не слышал их.
Приняв решение — не изменяй ему и иди до конца.
Я и шел.
Сколько раз я пробовал до того совершить этот самый рывок Нестерова? Ну, очень много раз… До тех самых пор, пока Молодов не пояснил мне, что такое в принципе невозможно. Но ведь Нестеров-то смог! Да, смог. Один раз. В ситуации, когда это нужно было сделать. И я помнил ту черно-белую фотографию, на которой запечатлён тот самый немыслимый подвиг.
Значит это можно сделать, что бы кому не говорили ученые и тренер.
Я вспомнил фотокарточку. На удивление, она всплыла перед глазами в мельчайших деталях: сам Нестеров, монолитный, крепкий, летящий пружиной вверх, к краю карниза, готовый ухватиться за стену невероятным образом. Вспомнилась и сама стена, ровная, почти гладкая, и только несколько трещин, за которые Нестеров держался перед тем, как прыгнуть, виднелись там. Три трещины: одна побольше, расположенная чуть внизу — в ней, наверняка стояла в распоре нога. И две выше, совсем крохотные…
И вдруг я понял, что нужно было делать.
Никто ведь не изучил самого главного! Все смотрели на фото самого Нестерова. Еще бы, такая легенда! Но никто, вероятно, не изучил стену, с которой он делал свой невероятный прыжок. А может быть, и смотрели, но не задавались главным вопросом: что же помогло ему сделать это?
Четыре точки опоры. Четыре момента, благодаря которым он и попал в разряд легенд. Не две, как думалось. И не три, как бывает чаще всего. А четыре. И ведь верно, можно легко подумать, что Нестеров прыгал, отталкиваясь только ногами. А как иначе? Но было, скорее всего, немного не так…
Рывок был сделан иначе!
И теперь я готов был его повторить. Без подготовки и репетиций — или пан, или пропал!
— Да что же он делает?! Сорвется ведь! — не унимался Молодов.
— Владимир Федорович, держите себя в руках! — рявкнул Кайрат Айдынович.
В голосе его звучала радость — он понимал, что момент, когда он сможет меня выпнуть из набора, уже практически наступил.
Я поднялся выше. До карниза оставалось чуть больше метра. Нужно еще немного, совсем чуть. Только вот… выше четырех нужных точек нет. Они почти в метре от карниза. Ничего не остается, как взять их.
Костарев, шедший уже чуть выше меня, даже остановился, чтобы посмотреть — неужели я и в самом деле готовлюсь совершить самоубийство? Парень понимал, что ему достаточно просто дождаться того, что я попытаюсь взять карниз и сорвусь вниз, чтобы победить.
Я же старался изо всех сил очистить свой разум от ненужного. Получалось так себе. Тело дрожало от усталости, а в голове роились потревоженными пчёлами разные лишние мысли.
Носки ботинок встали на небольшую полочку. Обе руки ухватились за длинную зацепку на уровне глаз. Почти «дверная ручка», какое совпадение!
Намерено или чисто случайно, но необходимые точки были расположены почти так, как нужно. Я встал в полуприсед, пружиня ногами. Проверил и зацепку, на которой лежали руки. Даже на мгновение повис. Не широко и не узко. Именно так, как нужно. Отлично.
Теперь успокоиться. И понять, что теперь в мире всё не важно. Каким бы не был результат, его не изменить.
Вдох. Пауза.
Руки налились силой. Резервы организма раскрылись, и я почувствовал уверенность в том, что делаю.
Выдох.
Глянул вверх и примерился. Убедил себя, что расстояние — совсем маленькое. Как сделать шаг. Как почесать нос. Как моргнуть.
Вдох. Пауза.
Ощутил, как поле зрения сужается, периферия затягивается белым туманом и впереди не остается ничего, кроме карниза.
Выдох!!! Рывок!!!
Я действовал руками. По крайней мере основной рывок силы пришелся именно на них. Да какой рывок! На мгновение мне даже показалось, что лопнули бицепсы. Однако и ноги тоже отпружинили как надо.
Наверное, со стороны я напоминал лягушку.
Полет длился, казалось, целую вечность. Но не прошло и секунды, как пальцы рук скользнули за вынос карниза.
Есть! — обожгла разум радостная эмоция. Но я не дал ей обмануть себя. И в следующий момент успел ухватиться за небольшой выступ за карнизом — выступ, который я видел сверху на прошлых тренировках. Повис.
От силы броска меня дернуло инерцией вперед и от стены, и удержаться получилось ценой невероятных усилий. В последний момент, когда пальцы едва не соскользнули, я успел довернуть правую руку на пару градусов, и пальцы легли в удобную надёжную выемку у края зацепки… Подтянулся.
Так, теперь ногу. Нужно закинуть ногу.
Но ее некуда было закинуть! Стена ровная.
Пришлось надеяться на силу трения. Край моей обувки был покрыт шершавой резиной, достаточно хорошо держащей любую поверхность. На это я сейчас и уповал.
Нога «прилипла». Я еще подтянулся, вышел в упор на выручивший меня выступ, ухватился за следующий зацеп. И немного выдохнул. Дальше смогу. Точно смогу!
И только когда я оказался весь выше карниза, где дальнейший подъем был уже не таким сложным (признаться честно, даже легким) — я вдруг понял, что внизу стоит абсолютно полная, напряженная тишина. Все взоры были направлены на меня. Казалось, люди снизу сейчас просверлят меня своими взглядами. И взоры эти были полны… удивления? Восторга?
— У него… у него получилось! — прогремел восторженный голос Молодова. — У него получился рывок Нестерова!
И толпа заголосила.
Наверное, я и сам в этот момент до конца не понял, что случилось. Лишь стоял на месте, держась за зацеп, пытаясь восстановить дыхание — рывок потребовал от меня всего имеющегося резерва сил. Но когда запоздалое осознание пришло, я едва не плюхнулся вниз. Рывок Нестерова… Смог… Вот ведь!
Поняв, что ситуация поворачивает в крайне плохую для него сторону, ускорился Костарев. Мне до финиша оставалось пара бросков. А вот ему… нужно было сильно постараться, чтобы успеть.
Он поспешил. Запаниковал. Возможно, испугался. В общем, допустил все ошибки, какие только можно допустить. И на следующем рывке, намереваясь добраться «на динамике» сразу до удобного «кармана», вдруг сорвался, но повис на зацепе шириной в четыре пальца.
Я глянул на парня. Кажется, он сегодня проиграл. Что ж, не судьба. Вот она, цена одной ошибки на высоте. Чуть зазевался — проиграл. Поделом тебе будет, парень.
— Костарев, где страховка?! — крикнул вдруг Молодов.
Голос его был напряжен и звенел, как металл.
Что? Страховка? О чем это он?
Я глянул на пояс Костарева… и ужаснулся тому, что увидел. Страховочная верёвка, не пристёгнутая ни к чему, просто висела рядом с ним… Как?! Почему?! Ошибка? Случайность? Что?
Парень висел без страховки на одной руке, на более чем двадцатиметровой высоте.
Двадцать метров. Семь этажей. Не так много, когда знаешь, что веревка в случае чего тебя спасет. Но это много, и даже больше — когда страховки нет. Внизу — бетонное основание. Да, простеленное прорезиненным материалом, но толку с него? В лучшем случае — переломаешь все ноги, руки, позвоночник и отобьешь внутренние органы, навсегда оставшись инвалидом. Но самый вероятный итог такого падения — смерть.
— Помоги… — выдохнул Костарев, глянув на меня глазами, полными животного страха и ужаса. — Помоги…
Последнее слово он уже не говорил, шептал одними губами, боясь потерять остатки сил. Рука, на которой он висел, дрожала. Попытка закинуть вторую руку на зацеп не увенчалась успехом — слишком высоко, только потратил силы.
Еще пара-тройка секунд — и Костареву несдобровать. У него просто разожмутся пальцы, и…
Мне хватило десятой доли секунды, чтобы принять решение и рвануть на первую стенку.
И вновь толпа затихла — в одно мгновение, словно по мановению руки.
Перебираться с одной стенки на другую было крайне неудобно, поэтому пришлось постараться, чтобы миновать поперечные балки. Теперь оставалось спуститься к Костареву, который был на корпус ниже меня.
Время играло против меня. Костарев уже откровенно выл, едва держась рукой за выступ.
Заложив веревку за балку, я качнулся вниз, переместившись точно к парню. Протянул руку.
— Хватайся!
Но тот словно не слышал меня.
— Хватайся второй рукой! За мою руку! — рявкнул я. — А не то упадёшь!
Это подействовало. Костарев вздрогнул, подняло голову. Увидев меня, посмотрел таким удивленным взглядом, словно видел в первый раз. И робко потянул свободную руку.
Я успел перехватить ее за мгновение до того, как вторая рука, которой он держался, соскользнула вниз. Мы повисли на веревке.
Я чувствовал, как Костарева колотит. Нас нужно было срочно спускать вниз, что страхующий тут же и сделал, не без помощи тренера.
Подскочил Молодов. Он готов был отчитать Костарева так, что полетела бы стружка. Но увидев состояние того, благоразумно промолчал. И, увидев красные глаза парня, лишь шепнул:
— Возьми себя в руки.
Меня окружили парни, принялись хлопать по плечу, а кто-то даже взял с меня слово оставить тому в альбоме автограф.
И только Кайрат Айдынович не был весел. Он стоял чуть поодаль от всех остальных и надменно смотрел на нас.
— Он сделал это, — произнес Молодов, глядя на Кайрата Айдыновича. — Прошел испытание.
Тот был невозмутим и даже не шелохнулся. Но выражение его лица мне не понравилось. На нем словно застыла мгла. Глаза так и сверкали. Казалось, еще чуть-чуть и он будет метать молнии.
— Не прошел, — наконец произнес Кайрат Айдынович. — По условиям состязания нужно было забраться на самых верх. Он этого не сделал.
На несколько секунд стало очень тихо.
— Кайрат… Айдынович! — слова Молодова звучали громко и чётко, как редкие удары молота. — Во время любых альпинистских мероприятий, спасательные работы отменяют все поставленные ранее цели! Это — незыблемый, непреложный закон советского альпинизма!
Я вдруг понял, что еще мгновение, и он просто отметелит этого Айдыновича так, что тому мало не покажется. Это понял и сам виновник спора, но не отступил. Лишь полным льда голосом повторил:
— По условиям состязания нужно было забраться на самых верх. Он этого не сделал.
Технически он был прав. На самый верх я так и не попал. А значит…
— Он тоже не забрался, — кивнул на Костарева Володька, вдруг выйдя из толпы.
— Да, он тоже не забрался, — поддержал его Генка.
И вдруг вся толпа начала возмущаться. Ребята требовали справедливости и все это перерастало в настоящий бунт. Кайрат Айдынович понял, что еще мгновение, и толпой уже управлять не получится. Нужно было срочно что-то предпринимать, иначе все дело грозит сорваться. А этого допустить было ни в коем случае нельзя.
Кайрат Айдынович поднял руку вверх, требуя тишина и внимания. Тишина наступила не сразу, и только когда Молодов попросил всех успокоиться, ребята затихли. Все взоры были направлены теперь на Кайрата Айдыновича и на то, какой вердикт он вынесет.
— Никто не проиграл, — произнес он после долгой паузы.
И резко развернувшись на каблуках, пошел прочь. Потом остановился на полпути, словно что-то забыв. И не оборачиваясь, не громко, но, чтобы всем было слышно, добавил:
— Но никто и не победил…
И ушел.
«Никто не победил», — эхо прошелестело по толпе. Что это значило?
Слишком мало для конкретики, но вполне достаточно, чтобы уяснить — противостояние еще не закончено. Оно только началось.