— Андрей! — позвала мать.
В ее голосе звенел страх.
Я и сам был растерян, не понимая, по какому поводу ко мне пришли.
В голове начали рождаться странные теории, одна причудливей другой.
А что, если все это — какой-то дикий эксперимент? Например, посмотреть, как поведет себя человеческая психика, если ее поместить в такие необычнее условия? Вдруг где-нибудь в застенках правительственных лабораторий готовят уже первый опытный образец машины времени? Сразу сажать туда людей нельзя — неизвестно, что будет. Сначала испытания провести нужно.
Вот они и создали подобие виртуальной реальности, с полным погружение в СССР. А что, вполне сносная теория. И все объясняет. Например, что взяли именно меня, а не кого-то другого. Я ведь пенсионер, человек старый, пожил свое. Если что случись со мной — не жалко.
Только вот я согласия на это не давал!
А пришли видимо те, кто этот эксперимент и затеял. Хотят в щадящем режиме вывести меня обратно в мое время. Увидели, что адаптировался дед, уже и работу нашел, и в школе успел подраться. Нормально, значит, прошло все. жизнеспособный.
Нет, в это вериться не хотелось. Ерунда какая-то, виртуальная реальность, машина времени… Ведь настоящее все!
Я даже провел по стенам рукой, ощущая их шероховатость, холод бетона. Нет, тут что-то другое, менее фантастическое. Может, еще хотят спросить про падение с третьего этажа? Ведь намекал инспектор про то, что выглядит моя история, мягко говоря, глупо. А если трезво оценить, то вполне мои действия похожи на неудавшуюся попытку кражи.
Ага, значит нужно быть готовым к беседе на эту тему.
— Андрей, тут к тебе пришли, — вновь позвала мать.
Вытерев руки о полотенце, я вышел в коридор. Там меня ждал человек в форме.
— Здравствуйте, — поздоровался я, стараясь держаться как можно уверенней, не выдавая волнения.
— Андрей Герасимов? — спросил мужчина.
Я кивнул.
— А я по поводу сегодняшнего инцидента, — произнес гость, начиная листать бумаги в руках.
— Какого инцидента? — опередила меня мать с вопросом.
— Так пусть сам и расскажет, — усмехнулся милиционер.
Мать перевела взгляд на меня, а я лишь мог моргать, абсолютно сбитый с толку.
— Безобразничает ваш сын, — за меня ответил гость. — Ведет себя плохо. Вот, с одноклассником подрался.
Он вытащил бумагу, прочитал:
— С Романом Костаревым.
— Он мне не одноклассник!
— Ну какая разница? — пожал плечами милиционер. — Подрался ведь?
Я не нашелся что ответить.
— Андрей? — в голосе матери уже не было тревоги, начала позвякивать ярость. — Это что еще за новости?
— Да он первый начал…
— Первый начал, — передразнив, перебил меня милиционер. — Так всегда все говорят. А звоночек поступил. Вот пришел к вам разбираться.
Теперь стало понятно кто такой этот Костарев. Действительно, зловонная куча, которую лучше бы мне обойти стороной. А теперь столько вони.
Мать заохала — сын преступник. Пришлось долго и обстоятельно объяснять обоим, что в этой потасовке виноват не я. Помог жизненный опыт и долгие вечерние просмотры шоу «Час суда». Я рассказал всю правду, но преподнес это в выгодном для себя свете. Милиционер, слушавший меня, кивнул и лишь многозначительно протянул:
— Однако.
— Так что это была вынужденная самозащита. В противном случае меня бы этот Костарев со своими дружками покалечил бы.
— М-да, парень, — почесал затылок милиционер. — Ты давай, аккуратней. Я объяснительную конечно с твоих слов напишу, но имей ввиду — у Костарева отец партийный работник… В общем, не лезь ты к нему. Вместо того, чтобы ограничится беседой с учителем и директором, он уже моему начальнику позвонил, нужные слова сказал. Мне велено было со всей тщательностью разобраться. Я уже разобрался, общий смысл понял вашего конфликта. Но имей ввиду, вопрос еще не закрыт. Понял?
Я кивнул. От чего же понять? Понятно.
Мать вновь заохала. Пришлось ее успокаивать.
— Вы поймите, он ведь без отца растет, — начала она, но милиционер перебил ее.
— Погиб отец? — хмуро спросил гость.
Мать вздохнула, махнула рукой.
— Можно и так сказать.
— Ладно, я предупредил.
И сурово глянув на меня, ушел.
— Ты что, совсем рехнулся?! — нахмурилась мать. — Чего творишь?
— Я же объяснил все…
— Это все твой клуб путешественников! До добра не доведет! Я сказала тебе, чтобы ты завязывал с этой ерундой.
— Не ерунда это! — произнес я, внезапно разозлившись.
Мне стало обидно, что единственное, что есть у меня сейчас, что дает мне опору, не давая сойти с ума в старом-новом мире, назвали ерундой. Это никакая не ерунда.
— Андрей, да ты пойми. Я же как лучше хочу.
Хотелось выругаться, но я сдержался. Понимал ее, я ведь и сам недавно был ее возраста. Она и в самом деле хочет как лучше. Только вот ничего не понимает.
— Все будет нормально, — пробурчал я. — Давай отдыхать, завтра рано вставать.
— Куда? — удивилась мать.
— На работу. Нам обоим. Я ведь теперь работаю.
Проснулся я первым. Заправил кровать, сделал зарядку. Как же хорошо чувствовать новое тело, молодое, гибкое! Эх, еще бы кофе выпить, но кофе не оказалось. Только чай «Грузинский». Заварить его удалось с трудом — не мог понять, сколько сыпать. Пары больших ложек, какие я привык, не хватило — чай получился бледным. Ладно, и так сойдет.
Пожарил яичницу. Достал из холодильника плавленый сырок «Дружба».
Вскоре встала мать, и мы вдвоем с аппетитом умяли все. Все время, пока ели, мать говорила про работу — к кому следует подойти, о чем сказать, как вести себя, не надсадиться и прочее. Я слушал молча, почти в пол уха. О том, как устраиваться на работу я знал и без нее, а потому наслаждался завтраком.
Потом, помыв посуду, принялся собираться.
Путь до гастронома «Салют» был не прост. Я понятия не имел, где он находится. Но помогли прохожие. Я спросил у нескольких людей путь и вскоре вышел на Третью улицу, где и располагался нужный мне гастроном.
Магазин занимал все первые этажи пятиэтажки. Стеклянные витрины были до блеска отполированы, и сквозь них проглядывались прилавки. Особым разнообразием там и не пахло. Все скромно и серо. Но голых полок видно не было.
Я зашел внутрь.
— Мы еще закрыты, молодой человек, — сказала продавщица, что-то высчитывая на бумажке и отстукивая круглыми костяшками на огромных засаленных счетах.
— Я на работу устраиваться, — сказал я. И добавил: — Я от Софьи Михайловны.
Продавщица подняла на меня взгляд, улыбнулась. Сразу изменилась в лице, став добрее, приветливей.
— Так ты Андрей?
— Да.
— Проходи. Про тебя уже сказали. Давай, вон там подсобка есть, там Петрович. Он все объяснит.
Я двинул по темному коридору. Заглянул в одну дверь, вторую, третью. Но ничего, кроме коробок с луковой шелухой не увидел. И только в самом конце обнаружил небольшой темный закуток, где запах лука резко менялся на крепкий аромат солярки. Заглянул туда, увидел мужичка, худого, небритого, страдающего с похмелья.
Тяжело вздыхая, он пил из стеклянной бутылки кефир.
— Здравствуйте! — бодро сказал я, заходя внутрь.
— Ты кто такой? — спросил мужичок, осмотрев меня мутным взглядом.
Я тоже хотел адресовать ему этот вопрос, но сдержался. Терпеливо представился:
— Я — Андрей. На работу пришел.
— На работу? — нахмурился тот. — На какую еще работу ты пришел, ек-макарек?
— Разнорабочим.
— А как же я? — окончательно растерялся мужичок.
Такой ответ он явно не ожидал услышать.
— Про вас не знаю, — ответил я.
— А кто знает, ек-макарек?
— Наверное, Софья Михайловна.
Я не знал, сколько еще мог продолжаться этот странный наш диалог, если бы не грузная женщина, вошедшая в подсобку.
— Петрович, ты чего человека с работой не знакомишь? Тебе помощника взяли, на полставки.
— Помощника? Вот это другое дело! А я уж, грешным делом, подумал, что меня увольнять собираются, ек-макарек!
— Будешь продолжать с этим делом дружить, — тетка щелкнула себя по горлу, — точно уволим.
— Не имеете права! Что я, растратчик какой-то что ли? Тут есть кого уволить и без меня. ОБХСС сюда пригласить — пусть проверят кто тут и что, вот их и уволить.
— Петрович, ты давай тут сиди да помалкивай, — понизив голос, произнесла тетка. — А то точно полетишь как пробка из твоего портвейна, что ты каждый день хлебаешь! Твое дело маленькое — ящики таскать. ОБХСС он тут вспомнил. Вот ведь дурак!
Петрович поджал губы, потупил взор.
— Вот и хорошо, — кивнула тетка. — Принимай давай человека. И чтобы как положен, объяснил все, чтобы я потом не бегала, не искала вас с ключами, как в прошлый раз. Ну все, Андрюш, располагайся.
И втолкнула меня в коморку.
— Ну здравствуй, ек-макарек, — произнес мужичок. — Я — Петрович.
— Андрей, — вновь представился я.
— Ну и добро, Андрюша. Будем работать. Ты уж не серчай на старика. Я то думал ты уж мне на замену — эта мегера давно грозилась. А ты в помощь. Уже хорошо. В десять товар привезут, разгрузим в четыре руки. А там видно будет.
— Я на полставки, — пояснил я. — Мне после обеда в школу нужно.
— Дык ты школьник? Ну ек-макарек! А крепкий какой, не похож на школьника. Спортсмен что ли? Вон, руки какие, что канатами перетянутые.
— Нет, любитель. В кружок хожу.
— И какой же?
— Альпинизм.
При этом слове Петрович едва заметно вздрогнул. Глаза блеснули, в них что-то проскочило, какая-то то ли тоска, то ли боль. Странная реакция удивила меня.
— Восхождение на вершины, — добавил я, просто чтобы заполнить образовавшуюся неловкую паузу, причин которой я так и не понял.
— Спорт — это хорошо, — ответил Петрович, покачав головой, глядя куда-то сквозь меня.
И не успел я насмелиться и спросить его, в чем причина такой задумчивости, как он спохватился:
— Ну хватит рассиживаться. Давай, надевай халат. Скоро уже грузовик будет. Сегодня кефир, тяжелый зараза. Придется попотеть.
Попотеть и в самом деле пришлось. Крытый «газик» был доверху забит стальными сетчатыми коробками с бутылками кефира, по двадцать бутылок в каждой таре.
Первые три ящика показались мне легкими. Но потом руки от непривычного груза стали болеть. И с каждым новым ящиком звон стекла становился все громче — от подрагивания конечностей.
Я терпел, таскал молча, хоть и пыхтел от натуги. А Петровичу, казалось, все было ни по чем. Он брал сразу по три коробки и ловко лавировал по узкому коридору склада, успевая еще отвесить остроту или штуку в сторону кладовщицы. Я, сгораемый от стыда, что проигрываю в силе такому сопернику, пыхтел еще сильней и пыжился, едва поспевая за Петровичем. Но все было без толку.
К одиннадцати «газик» был разгружен, товар заботливо пересчитан завскладом, а мы, усталые, вернулись в подсобку.
— И как? — внезапно спросил Петрович, закуривая вонючую сигарету — «Беломорканал».
— Что — как?
Я подумал, что он имеет ввиду первый рабочий день и хотел уже было отмахнуться — мол, терпимо. Но Петровича волновало совсем не это.
— В горы уже ходил с секцией своей? — прищурившись от густого сизого дыма, произнес Петрович.
— Нет, еще не ходил, — ответил я.
Петрович покачал головой, задумался о чем-то своем. И вновь этот взгляд, туманный, отсутствующий, грустный.
— В горах сейчас хорошо, — сказал он, затянувшись сигаретой. И вмиг изменившись, вновь став самим собой, улыбнулся: — Что, устал?
— Нет.
— Да ладно врать то, ек-макарек! — рассмеялся Петрович. — Вон, руки дрожат. Не переживай, это не всегда такие машины будут. Сегодня просто «удачно» ты попал. теперь только к понедельнику завоз крупный будет, остальное по мелочи.
Петрович пожевал сигарету, глянул на часы, спохватился.
— Ек-макарек! Тебе пора уже! В школу опоздаешь! Давай, поторопись! Школу нельзя опаздывать и пропускать — а то таким же как я станешь, никудышным!
Я хотел сказать ему, что у меня есть в запасе еще пара часов, но старик практически вытолкал меня в коридор и скоро попрощавшись, захлопнул дверь. В коморке тут же звякнула бутылка и Петрович характерно выдохнул. Я не стал отвлекать его от поглощения портвейна и побрел домой. Хотелось успеть принять душ и переодеться.
Уроки показались мне блаженством — сидишь, слушаешь щебетание учительницы, тяжелые ящики таскать не надо. Иногда, вспоминая прошлую жизнь и пройденные материалы, уверенно отвечаешь, невольно привлекая к себе удивленные и восторженные взгляды одноклассниц.
А вот после уроков вновь начали сгущаться тучи.
Я вышел в коридор, собирался уже было идти домой, как кто-то свистнул, привлекая мое внимание.
— Ну что, снова встретились? — ухмыльнулся Костарев, выруливая из-за угла.
Я тихо выругался.
Рядом с ним стояло еще пять крепких парней, старше его. По жилистым рукам с бицепсами я понял, что со спутниками Костарева справиться будет гораздо сложней. А если быть предельно честным с самим собой, то преимущество явно на их стороне. Не одолеть мне их. Хоть тресни.
— Хочешь вновь поговорить? — спросил я, стараясь придать голосу как можно больше холода. — Не хватило в прошлый раз?
— В прошлый раз не совсем хорошо получилось с твоей стороны, — ответил Костарев. — Я ведь хотел с тобой парой слов обменяться, по-доброму, по-хорошему, а ты с кулаками сразу. Я не был к такому готов.
От возмущения у меня отвисла челюсть. Что несет этот придурок?!
— А сейчас ты готов значит? — с трудом взяв себя в руки, произнес я, кивая на его спутников.
Костарев злобно оскалился. Ладони его сжались в кулаки. Спутники тоже приготовились метелить меня прямо в школьном коридоре. Воздух стал наэлектризован. Суждено быть побитым — так тому и быть. Но просто так я не дамся. Вот этого мордатого точно с собой в нокаут утащу. И Костарев разумеется.
Чем бы закончилась эта потасовка, я не знал, но догадывался что ничем хорошим для меня. Однако в дело вмешался случай. Из кабинета биологии вдруг вышел директор школы. Глянув на нас, сурово спросил:
— А вы что тут ошиваетесь? Звонок на урок уже был. А ну живо по классам.
Спутники Костарева непонимающе глянули на него.
— Ну, чего стоите? Живо! — с нажимом произнес директор.
— Пошли, — выдохнул Костарев, понимая, что с директором шутки плохи. Потом, гляну на меня, сказал: — В выходные продолжим наш разговор.
И ушел.
Я облегченно выдохнул и провожаемый суровым взглядом директора, поспешил на урок.
После звонка я был сам не свой. Неприятности с Костаревым напрягали меня. Хотелось получать удовольствие от новой жизни и не знать забот, а не разгребать проблемы, которые накапливались словно снежный ком. Впрочем, повторись тот момент с Костаревым, сделал бы я все также. Навалял бы ему еще раз. Заслуживает.
Гад обещал проблемы в выходные, а они не за горами. Сегодня пятница. Завтра — суббота. Хоть из дома не выходи. Но я не привык так. Не трус и никогда им не был. Хочет поговорить со мной — без проблем. Отхватить от его дружков не боюсь. Получу прекрасный опыт спарринга сразу с несколькими противниками. Парочку бойцов в нокаут я отправить успею. И пусть будет уверен Костарев, что среди этих двоих он точно окажется.
— Ну что, готов? — спросил меня Костя, догоняя на улице возле школы.
— К чему? — не понял я.
Парень сплюнул.
— Опять у тебя провалы в памяти? Совсем ничего не помнишь?
Меня это стало раздражать. Я отмахнулся от парня, пошел дальше. Но Костя быстро догнал меня, сказал:
— Ну ты чего? Дубинин же на этих входных собирался вывести группу в Каменку на два дня. Мы своей группой идем — я, Марина, Володька, Артем. Еще двое из старших идут, Генка и Клим. И вроде ты собирался. Ну еще до твоего падения. Заранее же все планировали.
— На этих выходных? — переспросил я, вспоминая слова, брошенные Костаревым.
— Ну да, — кивнул Костя. — Подальше от города, от людских глаз. Только мы, природа, лес и горы. Каменка — слабенькая гора, ее легко можно сделать. Даже для тренировки новичков. Но природа там — закачаешься! Из-за этого все и идем.
— Подальше от города? — повторил я, улыбнувшись. — А что, идея мне нравится! Пошли!
— Вот и отлично! Пошли тогда в секцию. Там подготовить инвентарь нужно. Ну и оформиться, как положено. Дубинин в этом плане строг.
Такой исход этого вопроса меня вполне устраивал. Это не бегство и не трусость. Но как говорят великие мастера единоборств: единственное верное решение победить в поединке — это избежать его.
К тому же была еще одни причина, которая волновала меня сейчас не менее прочего. Марина. Она тоже должна была идти в поход. Я даже немного взволновался. Девушка она видная, красивая. Два дня в ее компании — это же просто рай! О таком только мечтать можно. Да, большая компания ожидается, но это не помеха для общения. К тому остальные ребята, про кого сказал Костя, тоже все нормальные, юморные, с кем будет весело и интересно. С ними я уже успел познакомиться на своей первой тренировке.
За разговорами и обсуждениями предстоящего похода мыс Костей дошли до секции, где уже собрались все. Народ толпился возле рябины, самые высокие парни то и дело задевали вихрастыми головами птичью кормушку на проволочной петле и та болталась, тревожно позвякивая.
— А почему не заходите? — спросил Костя, оглядывая всех.
Толпа загудела, каждый стал говорить что-то свое, наперебой, в разноголосье. Не сразу я услышал главное.
— Ну что вы разгалделись?! По одному, — попросил Костя. — Что случилось то?
— Дубинин заболел, — ответил Генка из старшей группы.
— Как это заболел? — растерялся Костя.
— Да кто же его знает? — пожал тот плечами. — Говорит, температура сильная. Я звонил ему сейчас с проходной домой. Сказал, что сегодня тренировки отменяются.
— А завтра? — одними губами прошептал огорченный Костя.
— Поход тоже отменяется, — ответил парень.
И я понял, что призрачная надежда не пересечься с костаревскими костоправами растаяла так же, как и появилась.