Опустевший город представлял собой необыкновенное зрелище. Казалось, когда последние эльфы оставили его каменные стены, в них застыло самое время.
Медленно шагая по широким мощёным улицам, которые в его воспоминаниях всегда были полны народу, а теперь стали пристанищем для одних только птиц, которые вили свои гнёзда на крышах и парапетах, Ром то дело вздыхал о бренности бытия.
Правду говорят мудрецы: ничто не вечно кроме Белого Духа. Даже величайшая империя рано или поздно обратится в прах.
Вскоре он прошёл за древние стены, которые ограждали акрополь, и стал подниматься по тропинке, обсыпанной песком и разбитыми ракушками, змеящейся на вершину холма, на котором находился королевский дворец.
Ром зашёл в него и стал методично осматривать этажи. Первый, второй, третий… Наконец он поднялся в тронный зал и, через секретный проход, зашёл на балкон. На потолке пестрила древняя мозаика, которая изображала первый великий исход. Немного ниже сверкал прекрасный вид на безграничное море.
Ром смотрел на него некоторое время, затем вздохнул и пошёл на выход.
Спускаясь по тропинке, он уже думал о том, чтобы выйти за пределы города и проверить его окрестности, когда взгляд его зацепился за храм великого белого духа.
Почему бы и нет?
Ром пожал плечами и зашёл в белокаменное строение.
Через несколько минут ноги привели его в рощу кипариса. Ром уже собирался повернуть, как вдруг заметил возле алтаря фигуру в длинном саване. Он замер. Фигура стояла на коленях перед белым камням и молилась. Ром наблюдал за ней растерянными, заворожёнными глазами. Наконец она приподнялась, повернулась, и в этот момент сердце эльфа стремительно застучало.
Перед ним была Мира.
Ром неуверенно шагнул вперёд.
Остановился.
Девушка совершенно не изменилась за последние шестьдесят лет за исключением всего лишь двух вещей — волос, которые стали белыми, и глаз, которые теперь сверкали перламутром.
«Мира» смотрела на него невозмутимым взглядом, словно ожидая чего-то.
Наконец Ром выдавил улыбку и сказал:
— Давно не виделись.
Тишина.
Даже ветер не шелестел деревьями кипариса.
Ром сделал глубокий вдох и спросил:
— В тебе сохранилось… Хоть что-нибудь от неё?
«Мира» медленно помотала головой.
Ром кивнул, вздохнул, затем спросил серьёзным голосом:
— Чего вы от нас хотите?
«Мира» наклонила голову, раскрыла губы и ответила:
— Ничего.
— Тогда зачем напали?
— Мы. хотим. спросить. Его.
— Его?
Девушка вытянула руку и показала на белокаменный алтарь.
— Великий белый дух… О чём вы хотите его спросить?
Тишина.
А вот и ветер, подумал Ром, когда кипарисы стали шуметь.
— Тогда ещё один вопрос, если можно… — заговорил было Ром и вдруг замолчал, и вытаращил глаза.
«Мира» проследила за его взглядом. Лицо её осталось непоколебимо, но в зрачках вспыхнули огоньки.
На краешке алтаря сидела белая птица.
Висела тишина.
Птица поправила свои крылья дёрганым движением, затем открыла клюв и спросила:
— Вы хотите узнать, в чём смысл вашей жизни?
«Мира» осторожно кивнула.
Наблюдая за ней, Ром вдруг подумал, что, хотя это создание и не могло в полной мере выражать свои эмоции, они у него всё-таки были.
Птица снова поправила перья, сделала драматичкую паузу и ответила:
— Тебе решать.
— Я… Мы не поминаем, — скрипучим голосом сказала «Мира».
— У каждого свой смысл. Некоторые хотят свободы, другие власти, третьи спокойствия, четвертые мести, пятые — любви… Каждый сам выбирает, или позволяет выбирать своему сердцу, чего ему хочется от жизни… — птица повернулась и вдруг совершенно неожиданно обратилась человеком. Совершенно заурядным человеком, прямо как те, которых Ром видел во время своих странствий в дремучие южные леса. Разве что одет этот человек был странно. На нём были тонкая меховая шуба, которая кончалась в районе пояса, и штаны из странного материала, который Ром прежде никогда не видел.
— Ты хочешь знать, зачем я вас создал? — спросил мужчина, спокойно разглядывая Миру.
Девушка кивнула.
— Потому что захотел, — он пожал плечами.
Рому показалось, что перламутровые глаза округлились.
— Я захотел, и поэтому вы здесь. А сами вы… Чего хотите?
И снова повисла тишина. Ром заметил про себя, что в этом месте она нависала довольно часто. Наблюдая за тем, как непоколебимое выражение на лице «Миры» постепенно превратилось в задумчивость, Ром уловил момент, приподнял руку и, улыбаясь, сказал:
— Если можно, ваше Божественное величество…
Мужчина повернулся к нему и щёлкнул пальцами.
В следующую секунду возле Рома появилась ещё одна Мира, с чёрными волосами и закрытыми глазами. Она шатнулась и стала падать. Ром немедленно поймал девушку, а затем с великой нежностью посмотрел на её лицо. Наконец он низко поклонился Великого Белому Духу.
— Благодарю вас, — сказал Ром без толики своей обыкновенной весёлости, но, впервые в своей жизни, с истовым раболепием.
— Обещание есть обещание, — пожал плечами мужчина.
Ром ничего не понял, но спрашивать не стал. Отвесив очередной поклон, он приподнялся и с Мирой на руках пошёл на выход из рощи.
Заворачивая за угол, он заметил краем глаза, как губы другой, «Белой Миры» наконец зашевелились. Она что-то сказала, по всей видимости высказала собственное сокровенное желание, но в чём оно заключалось Ром не услышал.
Он спустился по тропинке, прошёл под каменной аркой и вышел на мощёную улицу. Через десять минут Ром уже устраивался в новой лодочке и укладывал в неё Миру.
Когда они вышли в море, он усиленно грёб до тех пор, пока город не скрылся из виду.
Примерно в это же время Мира медленно приоткрыла веки, приподнялась, посмотрела на небо, на морские дали и наконец прищурилась на Рома.
— С добрым утром, — сказал он, отпуская вёсла и заставляя их работать только силой своей мысли.
Мира прошептала:
— Сколько лет прошло?
— Много.
— Как дети?
— Живы.
— Ты постарел.
— Я знаю. А ты, кстати говоря, нет.
— Гребёшь на юг?
— Да. У меня там империя.
— Моя империя. Но я туда не хочу. Давай, лучше, на какой-нибудь необитаемый остров, — сказала она, устало закрывая веки.
Ром улыбнулся светлой улыбкой и ответил:
— Ваша воля закон, императрица…