Анархия. Начало

Глава 16

Линкольн

(Парень на байке)

— Танцевать с ней, Кейс? Ты серьезно? Чего ты пытаешься добиться, просрать пятнадцать лет удачи за три минуты?

— Эй, расслабься. Я просто пытался прощупать почву. Понять, как много она знает.

Я слегка наклоняюсь в сторону и быстро смотрю на нее, чтобы проверить.

— Блядь, она идет сюда.

— Просто сохраняй спокойствие, чувак. И позвони мне потом, расскажи, как все прошло.

— Точно, — говорю я, когда Кейс смеется. — Придурок.

У нас серьезные проблемы. Я чувствую это. Все то дерьмо, которого я старался избегать, теперь готово вернуться ко мне.

Я поворачиваюсь и тру висок, выходя через задние двери, желая, чтобы нарастающая головная боль прошла. Из этого сада нет выхода. Я знаю это место лучше, чем Томас. Я спроектировал это место, еще когда мы были в школе. Я не представлял, для чего они собираются его использовать, пока не стало слишком поздно.

Думаю, это и был момент, когда я изменился. Предполагалось, что лабиринт будет использоваться для животных. В качестве исследования, так они мне сказали. Для животных, сказали они. Они заставляли нас бегать по лабиринту. Мы были животными. Более дюжины зашли в него и только трое вышли.

Я, Томас и Кейс — именно в таком порядке.

Тогда Томас коснулся моего плеча, когда мы входили в двери «Школы для Одаренных Детей», чувствуя себя еще более травмированными, чем до того, как вошли, и стараясь изо всех сил притвориться, что всего этого не было.

— Хороший проект, — сказал тогда он. — И вот что: ты знал его лучше, чем все мы. Так что молодец, что пришел первым. Но братья не позволяют остальным своим братьям гибнуть в лабиринте, Линкольн. В следующий раз не помешает пара подсказок, ладно?

Это был первый раз за все время, когда он назвал меня «Линкольн». И это изменило все для меня.

Как ему удалось добраться до этих старых планов, я понятия не имею. В общем-то, меня это и не сильно волнует, я рад, что ему это удалось. Потому что сейчас единственный способ избежать публичного скандала, это заманить Молли Мастерс внутрь этого лабиринта из живой изгороди, где мы сможем уединиться. Не у многих есть желание блуждать по темному лабиринту ночью.

Я ныряю через проход в изгороди, затем оглядываюсь, чтобы проверить, где девушка, и слышу ее шаги. Она спускается по каменным ступеням. Она ищет меня.

Как много Молли помнит? Думаю, я начну с этого. Возможно, у нее появляются лишь небольшие вспышки воспоминаний. И, возможно, мое лицо вызывает какое-то воспоминание, а может, она просто понимает, что вспоминает меня, но не может понять, откуда меня знает. Так или иначе, я привлекаю ее внимание.

От этой мысли я улыбаюсь шире, чем мне хотелось бы. Потому что… да, Шейла права. Молли мне нравится. И даже больше, чем нравится. Я жажду ее.

Смех вырывает меня из моих размышлений, и несколько молодых пар пробегают мимо, вероятно, радостные, что видят выход. На дальней стороне есть еще один выход. Но если люди доходят до середины, в большинстве случаев они не хотят испытывать судьбу, поэтому возвращаются обратно тем же путем.

Я поворачиваю за угол, таким образом возвращаясь через отверстие в изгороди в нишу, в которой есть проем, чтобы видеть, когда детектив пройдет мимо меня.

Звук мягких шагов по большим плоским камням заставляет меня нырнуть обратно в темноту. Несколько секунд спустя она проходит мимо проема. Осматривается по сторонам. Она смотрит прямо на меня, но не может разглядеть в тени.

Удастся ли мне ее уговорить? Хороший вопрос. Мы с Кейсом подробно обсуждали его на этой неделе после того, как я рассказал ему, как все было. Он пришел в пещеру ранее, и мы с ним и Шейлой посмотрели запись с камер видеонаблюдения, а затем посмотрели карту следования, полученную с передатчика, который я установил под днищем ее рабочего автомобиля.

Она ездила в «Корпорацию Блю» всю неделю. Что, как отметил Кейс, может оказаться полезным для нас, если нам удастся уговорить ее сотрудничать с нами. Все — я имею ввиду вообще все — знают, почему именно она была назначена на это дело, и это вовсе не потому, что им не хватает людей. А потому, что она новенькая, и не знает ничего. Ни связей. Ни прошлого.

Я дожидаюсь, пока ее шаги удалятся, и иду налево, заходя глубже в лабиринт. Это неверный путь, и, в конце концов, он приведет в тупик в дальней стороне сада. После огромного количества поворотов и переходов, у человека, не знакомого с этой головоломкой, может даже закружиться голова.

Но это направление пересекается с другим путем, который вернет меня на главный, так что я продолжаю двигаться. Слышу ее шаги несколько раз. И она слышит меня. Потому что детектив останавливается так, будто прислушивается.

Я задерживаюсь на несколько секунд, чтобы позволить ей оказаться впереди, и затем так тихо, насколько могу, прокладываю свой путь сквозь сильно затемненные коридоры до тех пор, пока не возвращаюсь на главную тропинку, ведущую в центр лабиринта. Томас не пожалел денег, когда строил это место и восстанавливал собор. И мне интересно почему? Зачем вкладывать столько денег, чтобы вернуть к жизни все то, что мы оставили позади? Я провел последние пятнадцать лет своей жизни, стараясь забыть это место. Не поймите меня неправильно, важные моменты я помню. Препараты. Доктора. Манипуляции. Конец.

Но лабиринт? И собор? Нет. Этого дерьма мне не надо.

— Я знаю, что ты здесь, — произносит детектив Мастерс, находясь в одном или двух проходах от меня.

— Тогда найди меня, — шепчу я в ответ.

Она разворачивается и оказывается ближе, чем я подумал вначале. Хитрая штучка, не так ли?

— Я помню тебя.

— Да? — спрашиваю я, переходя в другую нишу. Она пройдет мимо меня, если пойдет по направлению к центру лабиринта, так что от меня требуется только оставаться на месте.

— Шел дождь.

— Шел снег, девчонка с пушкой.

— И ты разбил свой байк прямо у меня на глазах.

— Я вытолкнул тебя из окна.

— Что? — спрашивает она. Я прохожу немного вперед, затем скольжу по каменной дорожке и прохожу в следующий коридор, где делаю поворот, который приведет меня обратно к ней, но по другую сторону изгороди. — Ты накачал меня наркотиками.

— В ту ночь ты сама себя накачала. Я был лишь поставщиком.

Она молчит. И затем спрашивает:

— Я была с тобой в прошлые выходные, да?

— Я думал, ты вспомнила. — Я слышу ее дыхание, так близко она находится. Могу видеть кусочки ее кремового вечернего платья сквозь промежутки в изгороди.

— И что, по-твоему, я сделал?

— Отвез меня домой…

— Я отправил тебя подальше, помнишь?

Она в замешательстве. Значит, она не помнит всего.

— Я не устраивала вечеринку в прошлую субботу.

— Звучит неуверенно. Как будто вечеринки — это твое. Ты тусовщица, Молли?

Она начинает идти, не ответив.

— Это неверный путь.

— Почему я должна тебе верить? — Теперь она тяжело дышит, как будто напугана. Так и должно быть, потому что она здесь со мной одна. Она — последний человек на земле, который должен оставаться со мной наедине.

— Потому что я знаю этот лабиринт наизусть. Я спроектировал его. Много-много лет назад.

— Лжец, — шепчет она.

— Тогда продолжай идти, — говорю я, следуя за ней по другую сторону изгороди. — Ты дойдешь до развилки…

— Развилка на дороге. Ты поехал налево, а он поехал направо.

— Ты побежала в одну сторону, а я в другую.

— Дорога была размыта, и ты был за рулем грузовика моего брата.

— Ты получила хорошего нового брата в этой сделке, да? Мне никогда не стоило ему доверять.

— Я понятия не имею, что это значит, но… — Она глубоко вздыхает.

— Нашла развилку?

— Почему ты здесь?

— Я здесь ради тебя. Зачем еще мне волноваться о том, чтобы показать свое лицо?

Она продолжает молчать какое-то время, и я слышу смех у входа в лабиринт, еще больше людей заходят в него. Мне интересно, закричит ли она?

Все же я решаю, что нет, так как она остается на месте. Она хочет поговорить. Хочет получить ответы. Она хочет пойти за мной. Молли может пока этого не осознавать, но она хочет, чтобы я взял все в свои руки. Снова был альфой.

— Поверни налево на развилке, — говорю я.

— Так же, как я сделала в прошлые выходные.

— Именно, девчонка с пушкой.

После этого в воздухе повисает долгое молчание, затем она делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

— Парень на байке, — шепчет она.

— Единственный и неповторимый. А теперь сделай, как я сказал, и мы поговорим.

— А что, если я не хочу говорить? Что, если я хочу арестовать тебя за изнасилование?

— Изнасилование? — смеюсь я. — Да брось.

— Я проснулась в нижнем белье.

— Ну и что в этом плохого? — говорю я, двигаясь по направлению к ее голосу. Я должен следовать по другому пути, чтобы прийти к середине, но не думаю, что она готова увидеть меня. Так что я остаюсь близко, но не слишком.

— Девушки не надевают такое, когда ложатся спать в одиночестве.

— Некоторые надевают.

— Но не я. А еще я не пью.

— Больше не пьешь?

— Точно.

— Хм-м-м, — произношу я. — Но это белье было милым, и ты в нем выглядела прелестно.

— Ты снял с меня одежду, — рычит она.

— Ты была вся испачкана в грязи и мокрая. Мне нужно было привести тебя в порядок. Так почему бы не нарядить тебя в таком случае?

— Ты — долбаный извращенец. — Теперь она дышит тяжелее, и я начинаю немного волноваться.

— Мы не спали вместе, если именно это тебя так беспокоит. Черт, да ты же была обдолбанная!

— Это ты меня накачал.

— Мне пришлось.

— Почему? — требует она. — Почему… — Затем, по всей видимости, на нее нахлынули оставшиеся воспоминания, потому что она останавливается и молчит несколько минут. Мы стоим так, всего в нескольких шагах друг от друга, но между нами гораздо больше, чем просто высокая изгородь. Нас разделяют пятнадцать лет. Снежная ночь и бесконечные сожаления. Выбор, который разделил нас, и судьба или неудача, которая воссоединит нас снова.

— Ты хочешь поговорить или нет? — наконец спрашиваю я, нарушая тишину. — Потому что у меня есть тайна, которую я хочу открыть тебе.

— Я хочу арестовать тебя.

— Встретимся в середине и посмотрим, будешь ли ты хотеть этого по-прежнему.

— Буду. Тебе не сойдет с рук то, что ты сделал.

— Ты можешь верить во что угодно, и я могу быть для тебя засранцем за то, что сделал в прошлые выходные. Но что на самом деле важно, так это то, что я сделал для тебя пятнадцать лет назад. Я спас тебя. Я не насиловал тебя. И я никогда не хотел тебе навредить.

— Нет? То есть, накачать наркотиками — это не значит навредить? А вдруг у меня аллергия? А что, если…

— У тебя нет аллергии.

— Не перебивай меня, придурок. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Иди налево, — рычу я. — Затем поверни в первый поворот направо, пройди мимо второй ниши и снова поверни направо. Там я тебя встречу.