Анархия. Начало

Глава 31

Линкольн

(Парень на байке)

— За тобой не следят патрульные машины? — спрашиваю я Молли.

— Пока нет, — отвечает она, заходя в дом и захлопывая за собой дверь. — Но не стоит расслабляться и думать, что я не позову их, Линкольн.

Я сжимаю руки, и ее взгляд падает на мои ладони. Несколько секунд она очень внимательно их разглядывает, а потом отводит от них взгляд и смотрит мне в лицо.

— Хорошо рассмотрела? — спрашиваю я. — Это то, чего ты хотела?

— Не совсем. — Она глубоко вздыхает, ее взгляд снова устремляется на свет, который теперь желто-оранжевый. Мое сердце бьется все еще часто, но уже не так сильно, как в то мгновение, когда она только вошла. — Что с ними?

— Ты не знаешь, что со мной произошло. — Я возвращаюсь к нашему утреннему разговору. — И ты вправе говорить о том, что я выбрал Кейса и Томаса вместо тебя, или что я ушел, или что я сумасшедший, который заслуживает, чтобы его пристрелили, как бешеного пса. Ты можешь говорить все это. И хоть это не на сто процентов правда, но все же, в какой-то степени, это так. Я действительно выбрал Кейса и Томаса, но причина была не в том, о чем думаешь ты.

— Так вот зачем ты здесь? Чтобы я почувствовала себя особенной? — спрашивает она, подходя к столу и выдвигая стул. Она садится, и я вижу на ее лице усталость. Она вымотана.

Но я тоже утомлен.

— Я устал притворяться. Если ты любишь меня, а это весомое если, тогда ты должна полюбить меня, Молли. Не Альфу. Не твои фантазии обо мне, как об Альфе. Не фантазию, в которой мы родственные души или любовники, которых разлучили.

— Кто же ты? — задает она вопрос. — Кто мы? — Она размышляла с тех пор, как я видел ее утром. Возможно, пыталась переосмыслить. Время всегда было мне другом. Я терпелив. Это мое природное качество. Характерная черта, с которой я был рожден. И это удивительно, учитывая, как нетерпелив я по отношению к большинству людей. Но это… план, над которым мы работаем. У меня безграничное терпение в том, что касается мести, о которой я мечтал столько лет. У меня будет лишь один шанс, чтобы отомстить. Единственная возможность учинить расправу. Возможность сделать все правильно. И все это зависит не только от десятилетней подготовки и планирования с Кейсом и Томасом для того, чтобы точно рассчитать момент.

Я протягиваю ладонь, и она светится оранжевым светом так ярко, что тот отражается от ее лица.

— Это электромагнитное поле.

Она моргает.

— Магнит, — объясняю я.

— Для чего они поместили магниты в твои руки?

— Они этого не делали, — говорю я спокойно. Мне никогда прежде не приходилось никому это объяснять. Кейс был там. Томаса не было, когда я сделал это, но он был там в самом начале. Он знал, что это произойдет, и знал почему. И я уверен, что его визит в бар у Мака в прошлые выходные был бесцеремонным напоминанием, что это не только мое дело. — Я поместил туда магниты. Было множество причин для этого, Молли. Но самая важная в том, что они положили начало этому, еще когда я был ребенком. Они изменили меня. И ты помогла им.

Она качает головой.

— Меня заставили.

— Я не пытаюсь обвинить тебя, Молли. Я лишь указываю на факты. Никто не сочтет восьмилетнюю девочку ответственной за это, — говорю я, поднимая свои светящиеся руки. — Уж точно не я. Школа использовала тебя для того, чтобы сдерживать меня. Они заставляли тебя пропускать через меня электрический ток…

— Бить тебя током? — Она трет виски пальцами, как будто пытаясь таким образом выгнать правду из головы.

— Да. Буквально. Это был их план Генезис. Создать сверхлюдей. Неординарных личностей, имеющих сверхспособности и умеющих управлять вещами, как никто не умеет. Люди, которые выглядят обычными, но на самом деле не являются таковыми. Но руководство школы не могло само стать сверхлюдьми. Для этого им нужны были дети.

— О, Боже.

— А чьих детей лучше всего использовать, если не своих собственных? Кто будет скучать по ребенку из состоятельной семьи, отправленному в частную школу-интернат?

— Господи Иисусе.

— У тебя были родители. У меня были родители. У всех были родители. И они отправили нас в эту школу, Молли.

— Я не могу в это поверить, — говорит она, мотая головой.

— Мой отец тоже, так что ты не одна. Исключение составил только Кейс — парня забрали в качестве платы за долг. Его семья никогда не отдавала его по собственному желанию, и, когда мы сбежали, они заботились и обо мне, несмотря на мои особенности, до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать.

Она ждет, когда я скажу это.

И я тоже. Я никогда раньше никому не рассказывал об этом, и у меня такое чувство, что я ждал всю свою жизнь, чтобы произнести это вслух.

— Я… был создан… меня превратили в…

— Просто скажи это, Линкольн, — шепчет Молли. — Просто скажи мне, какого хрена происходит.

— Я не тот, кем или чем ты меня считаешь, Молли. Шейла сказала, что она рассказала тебе о моих компьютерных навыках. О том, как я пишу языки программирования. Как я использую ее в качестве носителя для перекодирования компьютеров. И если бы это было все, что я делаю, все было бы не так плохо. Я не просто перепрограммирую машины, Молли. Я перепрограммирую людей.

— Как ты сделал со мной, да? Тот препарат, который ты дал мне после того, как я убежала в снежную ночь.

Я киваю.

— Он изменил твой ДНК, изменил твою память. Он действует, как вирус гриппа. Но в твоем случае он был временным. Любые ДНК истощаются со временем. Предполагалось, что его действие постепенно ослабеет спустя много лет. Понемногу, пока весь плохой код не будет перепрограммирован заново, используя другой спящий вирус, включенный в состав препарата. Но я не забирал его. — Боже, это так сложно объяснить, потому что я лишил ее памяти. — Я хотел, чтобы ты помнила, Молли. На самом деле, я сделал так, чтобы твоя память восстановилась, просто думал, это займет немного больше времени. Я не ожидал, что это произойдет в то время, когда ты будешь еще так молода и… — я замолкаю, потому что хочу сказать «соблазнительна». Все было бы гораздо проще, если бы она не была так привлекательна. Так красива. Если бы у нее впереди не было так много лет. Как теперь я могу уйти?

Я не могу. Я не уйду.

— Ты перепрограммировал тех ученых, — говорит она, возвращая меня обратно к нашему разговору.

— Да. Я перепрограммировал их. Изменил их. Заставил покончить с собой, задействовав нервные центры их мозга, используя световые схемы.

Она пристально смотрит на меня секунду, как будто сопоставляет кусочки головоломки.

— Ты убил еще одного, да?

Я киваю.

— Сегодня я ездила на осмотр места преступления, и уборщик менял лампу дневного света над столом жертвы. Ты использовал их. Сделал так, что они мерцали. Это и было импульсом?

Я снова киваю.

— Множество живых организмов на планете запрограммированы так, чтобы реагировать на изменения света. Миграции животных и птиц. Репродуктивные циклы. Зимняя спячка у медведей. Все это запрограммировано природой в их мозгах. И Школа Одаренных нашла способ сделать людей склонными к жестокости, используя свет в качестве импульса.

Она делает глубокий вздох, кладет свои ладони на стол и смотрит на них.

— Что делают твои руки?

— Ничего особенного. Специальная еда, которую я употребляю, питает вирус внутри меня, который дает силу моему мозгу, как электричество дает силу жесткому диску компьютера. Это генерирует большое количество тепла, которому необходимо рассеиваться. Я делаю это через свои руки.

— Что-то вроде вентиляции. Как подушечки на лапах у собак.

— Проще говоря, да. Но у них есть и практическое применение. Они магнитные и цвет свечения может изменяться, чтобы использоваться в качестве лазерного сканера.

Она пялится на меня с приоткрытым ртом. От восторга? Я почти смеюсь. Едва ли. Скорее от шока или отвращения.

— А я? Какую роль во всем этом играю я?

Я пожимаю плечами.

— Ты выполняешь главную функцию, Молли. Они создали тебя для того, чтобы ты остановила меня, в случае, если я зайду слишком далеко.

— Как супергерой против суперзлодея?

— Наверное. Но скорее, как бомба и детонатор, который управляет этой бомбой.

— Значит, я выступаю в роли этого детонатора.

— Мы — незаконченный проект. Я вытащил тебя до того, как все стало по-настоящему плохо. И это одна из причин, почему я согласился на план Томаса. Сначала они сводят нас вместе, как партнеров. Затем заставляют причинять друг другу вред. В моем случае, они заставляли меня заботиться о тебе после всего. Они привязали меня к тебе. Сделали так, чтобы меня тошнило от мысли причинить тебе боль. Ограничение поведения, генетическое манипулирование и прочая херня. Слишком долго объяснять. Но даже сейчас, спустя все эти годы, я не могу убить тебя.

— Повезло мне, — шепотом произносит она.

— Зато ты можешь с легкостью убить меня.

— Что? Как?

— В этом предназначение Омеги. Убить нас, когда мы станем бесполезны. Если бы твои тренировки были окончены, ты смогла бы приставить пушку к моей голове, и я не смог бы тебя остановить.

— Я не хочу убивать тебя, Линкольн.

— Тогда, полагаю, хорошо, что я успел вывести тебя оттуда, прежде чем это произошло.

— Ага. — Она снова смотрит вниз на свои руки. — Значит, эти люди, которых ты убиваешь… Они плохие, верно?

— Очень плохие.

— И это, вроде как, делает тебя хорошим, да?

— С этим можно поспорить, но я стараюсь изо всех сил.

— Значит… — Она отталкивается ладонями от стола и встает. — Ты на самом деле Бэтмен?

— Нет, — говорю я, издавая легкий смешок. — Он не настоящий, Молли. А я — да. И, несмотря на то, что все мои слова звучат достаточно невероятно, это моя жизнь, и она не такая романтичная или вдохновляющая. Она — не фантастическая фигня, которую они выдумывают для таких персонажей. Придется приложить много усилий, чтобы подняться до такого возвышенного статуса и тем более считаться хорошим парнем. Ты ведь об этом думаешь, да, Молли? Хорошие парни не убивают людей ради мести. — Я поднимаюсь со своего места и подхожу к ней. — Я бы действительно хотел этого и…

— Но если бы ты действительно хотел… — перебивает она меня, обходит стол и идет мне навстречу. Молли останавливается, когда нас разделяет лишь один метр и смотрит на меня своими большими карими глазами. — Тогда ты мог бы использовать все эти супер штуки, чтобы делать добро, а не зло. Чтобы помогать людям.

— Помогать каким именно людям? — огрызаюсь я. — «Корпорации Блю»? Этим людям? Они наняли ученых, которые сделали это, Молли. Они заставляли меня делать тебе больно. Они изменили нас, и мы никогда не сможем исправить этого.

— Значит, ты собираешься убить их всех? Одного за другим?

— Вовсе нет, — говорю я, отворачиваясь, чтобы она не могла увидеть мою зловещую ухмылку. — Только тех, которые этого заслуживают.

— Но кто ты такой, чтобы выносить им приговор? Кто ты такой, чтобы не оставлять им шанса на спасение?

— Ты не поняла главного, Молли. — Я уже начинаю терять терпение. — Эти люди не заслуживают помощи. Они разрушили нас. Они украли наше детство и заставляли нас делать чудовищные вещи друг с другом. Поэтому позволь мне просто сказать все как есть. Я не заинтересован в спасении людей. И если ты помнишь сюжет, Бэтмен тоже не был. Он искал мести, как и я. Спасение людей было последствием его охоты на тех, кого он ненавидел.

— Я так не думаю, Линкольн, — говорит она, качая головой. — У людей есть выбор, и если ты сверхчеловек, разве не можешь выбрать для себя роль супергероя?

— А кто тогда будет злодеем? — с ухмылкой говорю я ей. — Не ты, — смеюсь я. — Ты не запрограммирована причинять вред. Ты запрограммирована спасать. Я в этом убедился.

— Но твой случай — исключение. Ты сказал, что я могу сделать тебе больно. Я не говорю, что хочу быть твоей противоположностью, Линкольн. Я лишь хочу сказать, что ты можешь быть своей собственной противоположностью.

Я провожу рукой по своим волосам и отворачиваюсь, прежде чем скажу ей больше.

— У нас есть план, Молли. И что бы ты ни сказала, ничто не изменит его.

Я ожидаю, что сейчас она разозлится. Возможно, ударит меня по лицу или скажет, чтобы я убирался из ее дома и никогда больше не возвращался. Но она этого не делает. Она подходит ко мне, берет мою руку и складывает наши ладони вместе.

— Они такие теплые.

— А все остальное по-прежнему холодное.

— Нет, — говорит Молли, беря мою руку и прикладывая ее к своей щеке. — Ты теплый везде. И если ты можешь перепрограммировать людей, как ты говоришь, значит, можешь излечивать душевные расстройства, Линкольн. Ты можешь лечить людей с помощью этих разработок. Ты можешь менять ужасные вещи в лучшую сторону. Ты можешь быть героем. Миру нужен герой, Линкольн.

Я наклоняюсь и целую ее губы, мягко произнося в них:

— Никому не нужен такой герой, как я, Молли. Дорога в ад всегда вымощена благими намерениями.

— Каждому нужен герой, Линкольн, и если ты единственный, тогда ты не можешь сказать «нет». — Ее слова звучат очень мягко. Ее нежность просачивается в мою неестественно уродливую ладонь, когда она прижимается к ней своей щекой. — Миру нужен защитник, который сможет постоять за него.

— Я не хочу больше об этом говорить, — говорю я, прикусывая ее губу и снова целуя. — Хочу отвести тебя в постель и трахнуть.

— Нам нужен кто-то, кто будет бороться с несправедливостью, — говорит она, прижимая ладонь к моей груди. Это легкое тепло от ее прикосновения чертовски возбуждает меня.

— Борьбой я и занимаюсь, девчонка с пушкой. Но только по веским причинам. Я буду бороться с тобой сейчас, если ты скажешь «нет» вот этому. — Она смеется, когда я беру ее руку и опускаю вниз к своим брюкам. Она хватается за мою выпуклость, и я не могу скрыть ухмылку. — Просто продолжай трогать меня.

— Нам нужен кто-то, кто будет твердо стоять перед лицом несчастья.

— Если хочешь, мы можем сделать это стоя. — Я хватаю ее за попку, поднимаю и прижимаю спиной к стене. — Я хорош в сексе у стены.

— Кто-то, кто верит в ценность хороших поступков, Линкольн.

— Ты слышишь меня, девчонка с пушкой?

— Нет, — смеется она. — Я просто говорю, что мы могли бы использовать то, что они сделали с тобой в прошлом, и превратить это во что-то хорошее.

— Ну, сначала давай трахнемся. Мы можем обсудить все это позже. — Я жадно целую ее. Ласкаю ее грудь, отбрасывая желто-оранжевое сияние на футболке, которую она украла у меня этим утром. — Сними ее, — говорю я. — У меня руки заняты.

Молли отстраняется, ее грудь приподнимается, когда она снимает свою футболку. Я хватаю одну грудь так сильно, что Молли вскрикивает. Сдерживающая интоксикация затмевает страсть, когда я понимаю, что сделал ей больно этим жестом.

— Прости, — шепчу я.

— Мне нравится, Линкольн, — шепчет она в ответ. — Мне нравится, когда немного грубо.

— Мне становится плохо, если я причиняю тебе физическую боль, Молли. Так что я не могу слишком увлекаться.

— Ты не знаешь, что делает мне больно. А я знаю. Так что тебе стоит заняться переподготовкой, Супер Альфа.

— Никаких глупых прозвищ, — рычу я.

— Ты называешь меня девчонкой с пушкой. Так что я тоже могу тебя как-то называть.

— Да, потому что твое прозвище чертовски милое и напоминает мне о том дне на дороге. А Супер Альфа звучит глупо.

— Да, это глупо. Учитывая то, что альфа здесь не ты, а я.

— Черт, женщина.

Она смеется и целует меня в шею, шепча мне на ухо:

— Покажи мне, какой ты альфа, Линкольн. Управляй мной. Трахни меня жестко. Кусай мои соски. Толкай в меня свой член, пока я не начну кричать. Обещаю тебе, ни один из этих вскриков не будет от боли.

Господь милосердный. Я сильнее прижимаю ее к стене. Похоже, у Молли Мастерс мания величия. Она может считать меня супергероем, способным справиться с коррупцией и совершающим добрые поступки. И, возможно, я не тот герой, которым она меня считает, но Супер Любовником я могу быть.

— Покажи мне, Альфа, — стонет она, качая своими бедрами вперед и назад по моему члену, пытаясь свести меня с ума. — Покажи мне разницу между болью и удовольствием.

— Будь аккуратней со своими желаниями, детектив, потому что они могут сбыться.

Она вскрикивает, когда я подхватываю ее на руки и несу к лестнице, опуская на середине пролета.

— Расстегивай, — приказываю я, указывая на ее брюки.

Она подчиняется, и я беру ее джинсы за край и тяну до тех пор, пока не снимаю их.

— Давай поднимемся наверх, — говорит она.

— Давай сделаем это здесь, — возражаю я. Расстегиваю пуговицу и тяну молнию моих штанов вниз, затем стягиваю ткань, и мой член высвобождается.

— Нет, — вскрикивает она. Она пытается развернуться и поползти вверх по лестнице, но я переворачиваю ее на спину и прижимаю ее руки к ступени у нее за головой.

— Ты достаточно Альфа, чтобы удержать меня?

— Я заставлю тебя заплатить за это, — заявляю я.

Она снова вскрикивает и пытается вырваться, когда я тянусь к ее груди. Но я хватаю ее за лодыжку, и она слетает с катушек.

— Я боюсь щекотки!

— Тогда сиди смирно, девчонка с пушкой.

Она останавливается или, по крайней мере, пытается. Легкие смешки все еще вырываются из ее рта. Я был с ней груб, но она посылает мне правильные сигналы. Я просто должен научиться лучше ее понимать. Узнать ее получше. Научить ее тому, что люблю я, и позволить ей показать мне ее реакцию.

Я раздвигаю ее ноги на ступенях и лижу ее киску. Она втягивает воздух и задерживает дыхание, в то время как мой язык касается ее складочек.

— О, — стонет она. — Боже мой.

Я еще раз провожу своим языком, а затем захватываю ее нежную кожу между своих зубов и кусаю. Молли подпрыгивает, взвизгнув, и в то же мгновение я чувствую тошноту и моментально останавливаюсь.

Рука на моем плече успокаивает меня.

— Все в порядке, Линкольн. Мне нравится. Постарайся не путать мои сигналы.

— Я никогда снова не причиню тебе боль, Молли. Никогда. Обещаю. И если тебе нужен герой, я буду твоим героем. Ты принадлежишь мне. Ты моя Омега, и мне это нравится. Я никогда ни на что не променяю то, что у нас есть.

— Тогда возьми меня так, как ты этого хочешь, Альфа, потому что мы начинаем сейчас. Это наше начало. Сегодня. Прямо здесь, на моей лестнице. Я хочу, чтобы ты трахал меня, пока тебе не станет плохо, а потом делал это снова и снова, пока тебе не перестанет становиться плохо. Чтобы в следующий раз тебе не пришлось волноваться о моем пределе.

Господи. Молли Мастерс — моя ожившая фантазия.

— Вызов принят.