Ангел для Демона

Глава 52

Демон

Пролежав в гостиной примерно час, возвращаюсь в спальню. Помню, что Ангел просила о пространстве, но сейчас не могу не касаться ее. Такое ощущение, что, как только я выпускаю ее из рук, она подвергается еще большему риску. Херня, знаю, и все равно так чувствую.

Ложусь позади Гели и обнимаю ее. Она разворачивается в моих объятиях и жмется теснее. В комнате холодно, так что я набрасываю на нас еще и покрывало, болтающееся в изножье. Не хочу сейчас тревожить Ангела, чтобы забраться вместе с ней под одеяло.

Я дрейфую на грани сна и реальности, пока в моей голове одна за другой строятся схемы выхода из сложившейся ситуации. Раньше я воспринимал фразу “И овцы целы, и волки сыты” не так остро, как сейчас, когда в голову приходит новая концовка, которую постоянно озвучивает Герман: “И овцы целы, и волки сыты, и пастуху вечная память”. Так кто же будет этим пастухом, а? Как сделать так, чтобы в наших семьях больше не было жертв?

В голове тут же всплывают воспоминания двухлетней давности. То, как мама плакала над гробом Ильи. Как я давал обещание, держа холодную руку брата. Как проклинал всех, в ком течет кровь Полкана. И что сейчас? Это, блядь, наказание какое-то?! Карма?! Как могло случиться, что я влюбился в дочь кровного врага?!

Приоткрываю глаза и смотрю на Ангела. В темноте ее лица практически не видно, только очертания. Глажу по скуле тыльной стороной пальцев.

– Мы обязательно справимся с этим, Ангел, – шепчу и, прижав ее голову к себе, целую в лоб. – Вместе справимся. Ты только не убегай от меня. Без тебя все это не имеет смысла. Ничего без тебя не имеет смысла.

Она ничего не отвечает, только тяжело и судорожно вздыхает, слегка дернувшись во сне. Бережно прижимаю к себе свою хрупкую статуэточку, задумавшись, сколько раз еще мне предстоит ее склеивать.

Не заметив, как это случилось, засыпаю, окутанный нежным запахом моего Ангела. А просыпаюсь утром, когда свет брезжит в окно, и чувствую на себе взгляд. Приоткрываю глаза, сталкиваясь со взглядом Ангелины. Она смотрит внимательно, слегка хмурясь.

– Доброе утро, – произношу и притягиваю Ангела ближе.

Она не сопротивляется и не пытается оттолкнуть. Наоборот, льнет так, будто я ее личный островок безопасности.

– Как спалось? – спрашиваю и целую в макушку.

– Нормально.

Не могу удержать руки. Они блуждают по ее волосам, спине, провожу кончиками пальцев по затылку Гели, чувствуя, как под ними пробуждаются мурашки. Закрываю глаза, и мы снова уплываем в сон.

В следующий раз опять просыпаюсь от взгляда на себе. На этот раз Ангел не хмурится. Ее глаза полны слез, опять опухшие и красные. Она выглядит как потерянный котенок, которого хочется спрятать за пазуху, а лучше под кожу, чтобы срастись с ней и дать почувствовать, что я умру ради того, чтобы защитить ее.

– Что мы будем делать? – спрашивает она шепотом.

– Не знаю, Ангел, – отвечаю со вздохом. – Останемся здесь, пока не придумаю.

Ночью, пока строил схемы ее спасения, приходил к выводу, что итогом каждой был возврат Гели к Полкану. Но я, блядь, не могу вернуть ее! Он заберет мою девочку! А без нее все это лишено смысла.

– Нас здесь не найдут?

– Нет, маленькая. Сюда летают только частные вертолеты и пристают только частные лодки. Чтобы приехать сюда, надо знать, куда ехать. На картах нет этого дома, только поросший кустами и деревьями маленький островок. На другом конце есть еще пара домов, но они тоже не отмечены.

– Кто там живет?

– Семья смотрителя острова и семья врача, который свалил сюда из шумного города. Не самый общительный человек.

– Ты сказал, что твои друзья знают об этом острове. Они не расскажут твоему отцу?

– Нет. Гера с Артуром самые надежные люди, которых я знаю.

– Ладно, – вздыхает она судорожно.

– Ангел? – Геля поднимает голову и смотрит на меня. – Я сделаю все, чтобы защитить тебя. Слышишь меня? Все. И даже больше.

Наклоняюсь и целую ее, не проникая в рот языком. Просто нежно касаюсь ее губ своими, пытаясь таким образом буквально вцеловать в нее мои слова.

– Хочешь, искупаемся в море?

– Забыл? Я не умею плавать.

– Я буду рядом.

– Нет.

Я чувствую, как напряглось ее тело, поэтому поглаживаю спину, чтобы расслабить.

– Расскажи мне.

– О чем?

– Почему ты так боишься воды?

Ангел ныряет лицом в изгиб моей шеи. Дышит тяжело. Ладонью я чувствую, как колотится ее сердце.

– Ладно, – успокаиваю ее. – Не хочешь – не рассказывай. Если это слишком личное…

Какое, нахер, личное? Что может быть слишком личного, чтобы рассказать об этом мне? Интимнее, чем было и есть между нами, быть не может. Но я учусь слышать ее, хоть это охренительно трудно.

Молча лежим минут десять, а потом внезапно Ангел выдает:

– Мама топила меня в детстве.

– Не понял…

У меня на голове волосы становятся дыбом только от того, что слышу, и я уже ни хрена не уверен, что хочу услышать продолжение. Но, кажется, Ангел решилась посвятить меня в это, и кто я такой, чтобы останавливать ее?

– Она ненавидела меня. Лютой ненавистью. Моя мама была шлюхой. Господи, мама. Не мама, а женщина, котрая меня родила. Отец нанял ее, когда она работала в эскорте. Ее карьера как раз пошла в гору, ей больше не приходилось спать со всякими клерками, она вышла на новый уровень. Отец приметил ее в каком-то ресторане. Нанял на две недели. Трахал много и с удовольствием.

– Блядь, откуда ты знаешь такие подробности?

– Я еще и не такие знаю. Она заставляла меня слушать все это. Каждую. Грязную. Деталь.

– Пиздец, – выдыхаю и крепче прижимаю Ангела к себе.

– В общем, после двух недель, когда она уже раскатала губу, что он влюбится и женится на ней, папа отправил ее домой. Там была долгая история, как она пыталась снова попасться ему на глаза. Но все закончилось тем, что она встретила его где-то в городе и кинулась на шею, а он был с женой. В общем, ее оттащили и неплохо так отделали за то, что создала отцу проблемы. В больнице, куда она попала, узнала, что беременна. Аборт делать не стала, надеясь шантажировать отца. Но он волшебным образом испарился. Она нигде не могла его найти. Короче, когда поняла, что ничего с ним не получится, избавляться от ребенка было уже поздно. Не знаю, почему она не отказалась от меня. Может, попади я в детский дом, моя жизнь сложилась бы иначе?

Я отстраняюсь и смотрю на Ангела. Она не плачет. Взгляд застыл, как будто там, в голове, она смотрит фильм о своем адском детстве. Снова прижимаю к себе. Геля переворачивается на спину, и я кладу одну руку ей под голову, а второй поглаживаю живот.

– Я не помню, чтобы была когда-нибудь счастлива рядом с ней. Не помню, чтобы улыбалась. А она, словно отыгрывая на мне обиду на отца, с каждым годом придумывала для меня все более изощренные пытки. Топила. Душила. Закрывала в подвале с мышами, натравливала собак. Подливала мне алкоголь в компот, когда я была еще ребенком. Всего не перечислишь. Поэтому я боюсь воды и люблю танцы. Они стали моим спасением. Способом сбежать из дома и хоть ненадолго окунуться в мир, где я сама решаю, достойна ли я жить на этом свете.

– Пиздец. Вернемся в город, убью суку, – рычу, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не исполнить угрозу самостоятельно.

– Она уже мертва, – говорит Геля, и я слышу в голосе облегчение. – Прежде, чем убить, над ней сильно поиздевались. В том числе топили и держали в подвале несколько дней.

– Кто?

– Понятия не имею. Просто знаю, что так было. Папа рассказывал это своему помощнику, я подслушала.

– Блядь, мог бы, воскресил бы и замочил своими руками. И подвал с водой ей показались бы раем.

Геля не отвечает на эту реплику, а я мысленно в извращенной форме мочу сучару, которая издевалась над моим Ангелом. Как, блядь, ее можно обидеть?! Как?! Она маленькая, хрупкая. И глазищи эти бездонные, смотрящие в самую душу…

– Вот поэтому я боюсь воды.

– А как ты оказалась у Полкана? Он ведь не знал о тебе?

– Нет, – качает головой. – Когда с матерью стало совсем невозможно жить, я нашла свое свидетельство о рождении, пока она была на работе, и сбежала. Долго пыталась пробиться сквозь охрану отца, и наконец получилось.

– Он сразу принял тебя?

– Он сразу сделал тест, но только после того, как я вывалила на него кучу подробностей, где, когда и как он брал мою мать. Круто, да, знать, в каких позах твои родители занимались сексом? – Она невесело улыбается. – В общем, после теста и моих рассказов он забрал меня к себе. Как-то сразу проникся, дал мне много всего. А я надышаться на него не могла. Он же меня слушал. Видел. Помогал. Поддерживал. К сыновьям был строг, а меня практически на руках носил. Но с его женой у нас не сложилось. Будь ее воля, она бы повторила “подвиги” моей матери. Собственно, частично она делала гадости через своих старших сыновей. Стас с Игорем меня ненавидят так же люто, как и она. Так что при любой возможности унижали и обижали. Я три раза сбегала из дома отца, но в телефон был встроен маячок, так что он быстро находил меня.

Геля прерывается и делает несколько глубоких вдохов, потом прикрывает глаза и продолжает.

– Тогда папа, узнав, что его семья меня не приняла и поддавшись моей просьбе, поселил меня в ту квартиру, где я сейчас живу. Как-то так.

– Больше никому не дам тебя в обиду, – обещаю ей.

Геля поворачивает голову и смотрит мне в глаза. Да, в самую душу.

– А сам? Сам будешь обижать?

– Никогда, Ангел, – обещаю шепотом, не отводя взгляд. Хочу, чтобы она прочитала в нем искренность и твердость моих намерений.

– Хорошо, – отвечает на выдохе и, снова повернув голову, закрывает глаза.