Ангелочек

Сен-Лизье, 28 июня 1880 года

Анжелина пришла к Жерсанде де Беснак через день после того ужасного сна, продолжавшего мучить молодую женщину. Анри бегал вокруг Октавии, которая чистила морковь. На ней был безукоризненно выглаженный фартук, волосы убраны под белоснежный чепец.

— Здравствуй, Анжелина, — сказала служанка. — Я специально оставила дверь открытой. Мадемуазель недовольна. Вчера ты не удостоила нас своим вниманием. Целый день без тебя! Предупреждаю, госпожа пребывает в дурном настроении.

— Я этот день провела с отцом. Нам нужно было многое обсудить: его свадьбу, мою помолвку…

— О, я тебя ни в чем не упрекаю, — запротестовала Октавия.

— Ну что ж, пойду к мадемуазель. Я взяла арьежскую газету, которую почтальон положил на ступеньку.

— Спасибо. Отнеси ей газету. Возможно, тогда она смягчится… А ты, Анри, не хочешь поцеловать крестную?

Ребенок играл с морковкой. Он отрицательно покачал головой и, рассмеявшись, на четвереньках уполз под стол.

— Какой хитрый! — воскликнула Анжелина. — Мой малыш, мой котенок, ты не хочешь меня поцеловать? Ты тоже на меня сердишься?

Анжелина наклонилась и стала щекотать малыша, не принуждая его покидать свое убежище. Анри засмеялся еще громче.

— Пелестань, мама, — попросил он.

— Ты слышала, Октавия? — удивилась Анжелина. — Он попросил меня перестать щекотать его. Я все поняла, хотя он не выговаривает «р». И он назвал меня мамой. Господи, он назвал меня мамой!

— И все же мы постоянно твердим ему, что ты приходишься ему крестной матерью. Только бы никто ничего не узнал! Когда ты выйдешь замуж за доктора, тебе придется сдерживать свои материнские чувства.

Слова Октавии расстроили Анжелину. Она вышла из кухни и направилась в гостиную. Удобно устроившись в кресле-качалке около окна, Жерсанда читала.

— О, Анжелина! Ты видела мои розы? Вчера их принес мне кучер.

— Да, чудесные цветы, они так приятно пахнут. Надеюсь, вы хорошо отдохнули после поездки в Бьер.

— А ты? Где ты пропадала?

— Я не выходила из дому. Папа был просто счастлив. Мы даже пообедали во дворе, под сливой. Прошу вас, не сердитесь, мне надо было подумать.

Анжелина рассеянно протянула газету Жерсанде. Жадная до новостей местной жизни, старая дама буквально выхватила ее из рук.

— Я не сержусь на тебя, — заверила Анжелину Жерсанда. — Только мне было не по себе. Я плохо сплю из-за мух, да еще эти ужасные преступления…

Анжелина облокотилась на подоконник и принялась наблюдать за черно-белым котом, охотившимся за воробьем на крыше соседнего дома.

— Я тоже сплю беспокойно, — призналась она. — Вечером я написала Филиппу Косту длинное письмо, посоветовав ему приехать в середине июля. Папа согласен. Мы пообедаем в ресторане на берегу реки.

— Вы могли бы пообедать и у меня. Октавия превосходно готовит.

— Папа ни за что не согласится. Но мы с Филиппом придем к вам на чай, обещаю, — твердо сказала Анжелина.

Старая дама молча кивнула головой и тут же погрузилась в чтение газеты. Но едва пробежав глазами несколько строчек, она воскликнула:

— Боже мой! Послушай этот заголовок, напечатанный крупными буквами на первой странице: «Таинственное бегство из больницы Сен-Лизье». А статья начинается так: «Раненый узник сбежал от охранявшего его жандарма, притворившись, будто потерял сознание. Подозреваемый в деле об убийствах и изнасилованиях так называемый Луиджи, акробат по профессии, улизнул…»

Сердце Анжелины бешено забилось. Она с недоумением смотрела на Жерсанду.

— Продолжайте же! Что там еще написано?

— Боже, какой легкомысленный стиль! Можно подумать, что эта история позабавила автора статьи. Так, где я остановилась? Ах да, он улизнул. «Возникает вопрос: как посреди ночи этот опасный преступник мог покинуть многовековые стены больницы города? К какому ловкому обману он прибегнул? Монахиня, сестра Сент-Антуанетта, обнаружила стража закона лежащим на полу коридора. Он был пьян, а кровать была пуста. Хотим успокоить население: бригады из Кастильона, Сен-Жирона и Сен-Лизье ведут активные поиски сбежавшего». Вот видишь, Анжелина, своим бегством этот человек признался в содеянном. Но он не уйдет далеко.

— Но если он не виновен, у него тоже были веские основания бежать. Он выбрал удачный момент, пока его не посадили за решетку!

— Ты защищаешь преступника, после того как выдала его? — удивилась Жерсанда.

— Нет, но я жалею, что оказалась причастной к его аресту. В тот день дядюшка дал мне понять, что я совершаю ошибку. По сути, у меня нет никаких доказательств виновности Луиджи. Он всегда утверждал, что невиновен.

— В таком случае суд оправдал бы его, — возразила старая дама. — А сейчас надо ждать новых преступлений.

— Вы так думаете? — мягко спросила Анжелина. — Вы считаете его виновным? А я теперь сомневаюсь. Узнав о побеге Луиджи из статьи, хочу вам сказать: я предпочитаю, чтобы он был на свободе. В этом случае его смерть не ляжет тяжким бременем на мою совести.

— Ты слишком легко меняешь свое мнение, малышка. Мне остается только пожелать, чтобы ты не изменила слову, данному будущему мужу. Ты отдаешь себе отчет? Убийца… Хорошо, предполагаемый убийца двух несчастных девушек лежал в больнице Сен-Лизье. Надо было думать об этом! Больница старая, принимает, в основном, нищих и подонков общества. Значит, вполне возможно, что он бродит по окрестным лесам.

«Да, я тоже должна была об этом подумать, — сказала себе Анжелина, кивая головой. — Слава богу, Луиджи не знает, где я живу! А теперь пусть идет к черту! Главное, чтобы он не являлся мне во сне и не целовал меня».

В гостиную вошла Октавия с Анри на руках и спросила:

— Пообедаешь с нами, Анжелина? Я приготовила морковь со сметаной и запекла лопатку ягненка.

— Да, охотно. Но сейчас я хочу поиграть с малышом.

Анжелина встала и взяла ребенка. Он прижался к ней щекой и поцеловал.

— Мое сокровище! — прошептала Анжелина.

Жизнь входила в привычную колею, даря маленькие радости. Анжелина испытывала огромное облегчение: сын ветра был вновь на свободе.

Сен-Лизье, 16 июля 1880 года

Филипп Кост сошел с поезда на вокзале Сен-Лизье в неописуемом возбуждении. В этот летний день его мечты приобрели реальные очертания. У него было такое чувство, что ему пятнадцать, а не сорок лет. Едва Филипп вышел на перрон, как увидел Анжелину. Она, одетая в очаровательное платье, которое ей необыкновенно шло, радостно улыбалась ему. Онемев от восторга, Филипп залюбовался молодой женщиной. Анжелина, смущенная восторженным выражением лица будущего жениха, потупила взор.

— Анжелина, какая вы красивая! — наконец произнес Филипп, сделав несколько шагов ей навстречу. — Мне не хватает слов. Я очарован! Неужели и это платье вы сшили из подкладки чемодана?

— О, вы не забыли эту подробность! — ответила взволнованная Анжелина. — Нет, этим чудесным туалетом я обязана щедрости мадемуазель Жерсанды. Она отвела меня в лучший магазин готового платья для дам в Сен-Жироне и купила все это: шляпу, перчатки, платье, в котором я едва осмеливаюсь дышать, поскольку боюсь помять его.

Они смеялись, радуясь, что снова вместе. Филипп взял Анжелину за руку и попросил ее повернуться несколько раз. Жерсанда де Беснак купила для своей протеже платье из фиолетового шелка. Плиссированный лиф плотно облегал грудь. Миниатюрные тканевые цветочки скрывали пуговицы. Из-под ровной, но довольно просторной юбки виднелись щиколотки в белых носках. На ногах Анжелины были туфли из тонкой кожи.

— Этот цвет подчеркивает блеск ваших восхитительных глаз, — заметил медик, настроенный на лирический лад.

— Несомненно, — согласилась Анжелина. — Но это цвет траура, скажем, неглубокого траура. Вот почему я долго колебалась.

— О, не надо было колебаться! Ваша подруга дала вам верный совет. Анжелина, я на долгие годы сохраню этот очаровательный образ в своем сердце.

Филипп провел рукой по волосам Анжелины. Они были тщательно вымыты и волнами спадали на спину. Казалось, эта мягкая масса жила собственной жизнью.

— Моя дорогая! — прошептал Филипп. — Ну, какова наша программа?

— Поскольку сейчас уже почти полдень, мы присоединимся к моему отцу в ресторане, вон там, на берегу реки. Мы пообедаем на террасе. Шум воды будет немного мешать, но в этом ресторане превосходная кухня. Советую вам снять комнату в соседней гостинице, ведь в своем письме вы сообщили, что хотите провести в нашем городе два-три дня. В гостинице есть все удобства.

— Я не помешаю вам? — вдруг забеспокоился Филипп.

— Что вы, я очень рада вашему приезду!

Доктор Кост вновь блаженно улыбнулся. Он остановился, чтобы полюбоваться окружающим пейзажем. Его взгляд сразу же упал на городские укрепления над бурной Сала. Он с интересом взирал на скалы, где в прошлые столетия люди возвели город. Над крепостной стеной возвышалась сторожевая башня. Анжелина сочла необходимым пояснить:

— Некогда город был полностью окружен крепостной стеной, но со временем часть укреплений разрушилась. На соседних склонах были построены дома. Я отведу вас туда. Вы сами увидите, как красив Сен-Лизье в это время года.

— Я уже в восторге от этой архитектуры! — ответил доктор Кост. — Уверен, что она понравилась бы и моей сестре. Но я выполнил вашу просьбу и не стал предлагать ей поехать со мной.

— Да, вы писали это в последнем письме. Папа находит такое положение дел странным. Он считает, что на обеде, посвященном помолвке, должны присутствовать представители двух семей. С моей стороны будет отец, а с вашей не будет никого!

Филипп взял свой саквояж и показал рукой на ресторан.

— Пойдемте, не надо заставлять мсье Лубе ждать, — улыбаясь, сказал он. — Я вам сейчас все объясню. Состояние здоровья моей матери не позволяет ей путешествовать. Что касается Мари-Пьер, то, насколько я ее знаю, она приложила бы максимум усилий, чтобы приехать. Однако летом она принимает у себя племянниц и племянников, детей брата своего мужа. У нее много забот.

— Да мне все равно, — призналась Анжелина. — Главное, вы приехали… Честно говоря, сама мысль, что ваша сестра встретится с моим отцом, вызывала у меня неподдельную тревогу.

— Я хорошо вас понимаю, дорогая Анжелина. Мы наверстаем упущенное. Я думаю устроить праздничный обед в честь нашей помолвки незадолго до Рождества. Заодно выпьем за ваш диплом, который вы получите в середине декабря. Вы познакомитесь с моими родными и тем маленьким мирком, в котором я вращаюсь.

— Я уже робею. Но, Филипп, почему бы нам не обручиться в конце декабря? Нам некуда торопиться.

— Я собираюсь просить у вашего отца вашей руки. Надеюсь, он воспримет предложение всерьез и не станет сомневаться в моих честных намерениях. Именно поэтому я хочу, чтобы мы обручились сегодня. Я так рад! Верьте мне, мы не станем нарушать традиций и условностей. Я счастлив, что вижу вас на столь великолепном фоне: горы, чистый воздух, эти древние стены со своей историей, по которым мы будем гулять сегодня вечером, взявшись за руки!

Анжелина нежно улыбнулась. Филипп Кост был действительно великим романтиком. Весело переговариваясь, они перешли через мост. Анжелина по привычке бросила взгляд на скалу, где разбилась ее мать, но быстро взяла себя в руки и прогнала прочь печальные мысли. Кроме того, она решила, что подождет до вечера и только тогда расскажет Филиппу о страшном преступлении, совершенном в долине Масса.

Огюстен Лубе прохаживался перед рестораном. Сапожник выглядел очень важным в сером суконном костюме и канотье на напомаженных волосах. Он тщательно побрился и даже достал из комода черный атласный галстук.

— А вот и вы! Здравствуйте, доктор! — воскликнул он, протягивая Филиппу руку, огрубевшую от работы с кожей.

— Здравствуйте, мсье, — ответил Филипп Кост. — Рад познакомиться с вами!

— Равно, как и я. Ну, Анжелина, ты на седьмом небе от счастья? — добавил Огюстен, с трудом удержавшись, чтобы не выругаться, поскольку не знал, что говорить дальше. — Давайте сядем.

Сапожник чувствовал себя настолько неловко, что Анжелине стало жаль его. Она взяла отца за руку, пытаясь приободрить.

— Папа, ты такой элегантный, — прошептала она ему на ухо.

— Ты тоже, дочь моя. Но почему ты с ног до головы вырядилась в этот цвет? Ты же больше не носишь траур по матери.

— Потому что он мне очень идет, — тихо ответила Анжелина.

Филипп слышал их разговор, но не вмешивался. Когда они сели за столик, обстановка немного разрядилась.

— Значит, вы, доктор, родились в Люшоне? — спросил сапожник.

— Да, в очаровательном городе с термальными источниками, известными во всей Франции. В последнее время наш город очень изменился. Там построили казино, а с тех пор как семь лет назад провели железную дорогу, к нам на воды стали приезжать знаменитости: писатели, художники, политические деятели и даже коронованные особы. И все это благодаря императрице Евгении, которая очень ценила наши края.

Анжелина кивнула головой. Они побеседовали о географии и истории Пиренеев. Говорил, в основном, Филипп, блистая красноречием. После матлота из угрей и рагу из зайца под арманьяком они принялись за клубничный торт со взбитыми сливками. Анжелина пила белое вино, почти не обращая внимания на вкусные блюда, которые им в изобилии подавали. Она, радостная, сбросившая со своих плеч груз забот, немного захмелела. Огюстен же, следуя советам дочери, пил мало и даже совершил настоящий подвиг, до сих пор ни разу не выругавшись на местном диалекте.

— Мсье Лубе, — заявил доктор, когда им подали кофе. — Вы знаете, почему я приехал сюда. Я имею великую честь попросить у вас руки вашей дочери Анжелины, к которой я питаю огромное уважение и бесконечную любовь. Хочу вас уверить в своей доброй воле, в желании сделать ее счастливой и любить всю свою жизнь.

Когда Филипп произносил последние слова, его голос немного задрожал. Он с беспокойством ждал ответа сапожника.

— Черт возьми! Конечно, я согласен, доктор! Слово Лубе, вы не найдете лучшую жену, чем моя малышка Анжелина. Она настоящее сокровище, ангел. Но хочу предупредить вас: она с характером…

— О, папа! — смутилась Анжелина, которой одновременно хотелось и смеяться, и плакать.

— Спасибо, мсье! — только и смог ответить Филипп Кост. — Спасибо!

Он торжественно вынул из кармана кожаный футляр, украшенный позолоченными нитями, открыл его и протянул Анжелине кольцо необычайной красоты. Это был крупный аметист в серебряной оправе в форме цветка, инкрустированного бриллиантами.

— Моя дорогая, я заказал это кольцо известному тулузскому ювелиру, однако он не поверил мне, когда я сказал, что встретил прелестную молодую особу с глазами цвета этого камня.

Анжелина была так потрясена, что не могла вымолвить ни слова. Она не думала, что Филипп подарит ей в этот день кольцо.

— О, какое великолепное кольцо! — наконец сказала молодая женщина. — Не надо было, не сейчас…

— Почему? — возразил Филипп. — Мне не терпелось вам его подарить. Оно будет символом нашей помолвки.

Доктор церемонно надел кольцо на палец Анжелины. Огюстен был вне себя от счастья. Он даже не наделся, что его единственная дочь так удачно выйдет замуж. «Моя малышка станет дамой, уважаемой особой, — говорил он себе. — Буржуа! Черт возьми, если Адриена видит все это, она, должно быть, радуется, как и я!»

— Я желаю счастья вам, дети мои! — воскликнул Огюстен. — Разрази меня гром! Я выпью за ваше будущее. Анжелина, поздравляю тебя! Готов поспорить, что мама, там, на небесах, гордится тобой.

Эти слова заставили молодую женщину покраснеть. Ей казалось, что она совершила подвиг, завоевав любовь известного врача, но она безмерно страдала оттого, что мадам Бертен назвала ее интриганкой. И сейчас слова отца разбередили старую рану.

— Это мой жених заслуживает поздравлений, папа, — возразила Анжелина. — Он всегда поддерживал меня, был терпеливым и мудрым учителем. И если мама гордится мной, то я хочу, чтобы это было связано с моей учебой и работой.

— О, дорогая! Не сердитесь. Ваш отец не сказал ничего плохого, — нежно прошептал Филипп.

— Черт возьми! А что я такого сказал? — смеясь, спросил сапожник.

— Ничего, ровным счетом ничего, мсье. Я думаю, наша Анжелина чересчур взволнована. Давайте выпьем за наше будущее.

Мужчины чокнулись. Раскрасневшаяся Анжелина любовалась кольцом, потом перевела взгляд на своего жениха. Она любила этого мужчину с шелковистыми белокурыми волосами с пробивающейся сединой. Его светлые глаза нежно улыбались из-за очков, которые придавали ему вид ученого. «Боже мой, как он мне нравится! — думала Анжелина. — Как мне повезло!»

Это был праздничный день. Молодая женщина решила забыть о не совсем уместных словах отца и тоже подняла стакан.

— За наше будущее! — срывающимся от волнения голосом воскликнула она.

Через полчаса Филипп Кост распаковывал свой саквояж в гостиничном номере. В это время Анжелина и ее отец прогуливались по берегу реки.

— Тебе не было за меня стыдно, малышка? — спросил сапожник. — Кажется, ты рассердилась, когда я заговорил о твоей матери.

— Нет, пустяки, папа. Но я хочу, чтобы ты знал: я выхожу замуж за Филиппа не ради его денег и положения в обществе. Вот! Я люблю его всем сердцем.

— Одно другому не мешает, — резко возразил Огюстен. — Любила бы ты его столь же горячо, будь он простым ремесленником или крестьянином?

— Папа! Твой вопрос оскорбляет меня!

— Выбирай выражения! Я вовсе не хочу оскорблять тебя. Твой доктор хорошо держится. Он мне показался славным и, да, да! Влюбленным в тебя. Но он старше вдвое, или почти вдвое. Конечно, он богат и обеспечит тебе беззаботное существование. По крайне мере, тебе не придется работать.

— А вот тут ты ошибаешься! — вспылила Анжелина. — Я предупредила Филиппа, что собираюсь заниматься своим ремеслом. И он согласился. Возможно, он даже откроет акушерскую клинику, в которой мы оба сможем работать.

— Разрази меня гром! Я больше не буду вмешиваться. Ладно, малышка! Улыбнись мне! Не стоит испепелять меня взглядом. Скажи, вы придете к нам домой? Вчера Жермена сделала в мастерской уборку, а ты вычистила кухню и даже двор. Я рассчитываю на вас.

— Конечно, папа! Я собираюсь показать Филиппу город. На чай нас ждет Жерсанда.

— Черт бы ее побрал! Твоя гугенотка, должно быть, ликует, — проворчал Огюстен.

Улыбающийся доктор шел им навстречу. Анжелина бросилась к нему.

— Вы готовы прогуляться?

— Я готов последовать за вами на край света, моя дорогая, — тихо ответил Филипп, — если буду держать вас за руку.

— Тогда в путь!

— Ну что ж, до скорого! — крикнул сапожник. — Я пойду домой коротким путем.

Жених и невеста смотрели, как Огюстен взбирается по узкой тропинке, вившейся между старинными укреплениями. Наконец они остались одни.

— Куда вы меня поведете, Анжелина? — спросил Филипп.

— Мы поднимемся по улице Нёв, которая прямо перед нами, и выйдем на базарную площадь около монастыря. Я хочу показать вам собор и, если вы не сочтете это смешным, повести вас на кладбище. Это в другой части города. Возможно, я глупая, но это единственный способ представить вас моей дорогой мамочке, которая многому меня научила.

— Боже мой, моя дорогая, вы вовсе не глупая! Я сам предложил бы вам сходить на кладбище, поскольку знаю, как дорога вам память о матери. Но надеюсь, что во время нашей прогулки я получу право на поцелуй.

— Это скомпрометирует меня, Филипп. Мы не можем целоваться на людях, — с сожалением ответила Анжелина.

— А если мы найдем уединенное местечко?

— Посмотрим, — сказала она с очаровательной улыбкой. — А теперь ответьте мне откровенно: какое впечатление произвел на вас мой отец? Он, разумеется, ругался, но гораздо реже, чем я предполагала.

— Он очень симпатичный, жизнерадостный человек. Согласен, он говорит правду в глаза, — заявил доктор. — Чувствуется, что он всем сердцем любит вас и восхищается вами. Но кто вами не восхищается?

Филипп страстно посмотрел на Анжелину. Однако он лукавил, поскольку манеры и язык сапожника показались ему грубыми. «Огюстен Лубе старался изо всех сил, — думал Филипп. — Увы, он чавкает во время еды, а его смех больше похож на конское ржание. Анжелина была права: ему не стоило встречаться с моей сестрой. В будущем я не представляю этого человека среди членов моей семьи…»

Если бы молодая женщина могла прочитать в данный момент мысли своего жениха, она оскорбилась бы, даже почувствовала бы себя униженной. Но, охваченная безудержной радостью, она проворно поднималась по мостовой улицы Нёв. Ответ жениха принес ей облегчение. Привыкший гулять по горам, Филипп без труда поспевал за Анжелиной. Солнце уже припекало, и они решили передохнуть на площади, в тени росших там лип.

— Посмотрите, слева от нас колокольня собора из красного кирпича, с бойницами. Красиво, правда? — заметила Анжелина. — Вот фасад монастыря, сад с пальмами. Удивительно, но пальмам не страшны наши суровые зимы.

— А наверху, полагаю, Дворец епископов, о котором вы часто упоминали…

— Да, некогда это была резиденция прелатов. В некоторых зданиях располагалась семинария. Теперь это больница для бедных. Мне хотелось бы учиться здесь, но, к сожалению, в больнице нет повитухи с дипломом.

— Не стоит расстраиваться, моя дорогая! Ведь тогда мы не познакомились бы.

Филипп покровительственно обнял Анжелину. Молодая женщина по достоинству оценила это прикосновение, сдерживая желание прижаться к доктору.

— Прошу вас, — все же прошептала она. — На площади всегда многолюдно. Не стоит меня обнимать.

— Простите. Но вокруг никого нет. Люди отдыхают от жары в своих домах.

Анжелина, заботясь о своей репутации, все же отстранилась от доктора. Они пошли вдоль аптеки монастыря, где царствовал брат Эд. В этот самый момент он вышел на улицу, одетый в коричневую рясу и кожаные сандалии.

— Моя дорогая Анжелина! — обрадовался брат Эд. — Я знал, что ты вернулась в город, но не имел счастья видеть тебя. Правда, я сейчас брожу по полям и лесам, собирая ценные лекарственные растения.

— Здравствуйте, брат Эд. Позвольте представить вам моего жениха, доктора Филиппа Коста.

— До меня доходили слухи о твоей помолвке, — ответил монах, широко улыбаясь. — От всего сердца поздравляю вас обоих и желаю долгой и счастливой жизни на благо ваших пациентов. Я счастлив познакомиться с вами, доктор.

Брат Эд вернулся в свою аптеку. Взволнованная Анжелина показала на фонтан, струи которого под ярким солнцем переливались всеми цветами радуги.

— А вот площадь, на которой собираются прихожане до или после мессы. Здесь они целый час беседуют друг с другом, за исключением тех господ, которые устраиваются на террасе таверны. Вон там, под аркадами. Хозяин таверны подает напитки с утра до вечера и готовит блюда исключительно для здоровых желудков. В камине всегда пылает огонь, даже летом. Хозяин жарит на огне мясо, колбасу и котекино.

— А это что такое? — усмехнулся Филипп.

— Очень жирная колбаса на основе свиной шкурки. В нашем краю она пользуется спросом. Когда я была маленькой, то однажды попробовала ее, но потом мне было плохо.

Они подошли к аркадам, дарившим клиентам таверны спасительную прохладу, потом обошли фонтан под любопытными взглядами прихожан, беседовавших на паперти собора.

— Эти дома с фахверковыми стенами просто восхитительны! — воскликнул доктор. — О, да за нами следят!

— Не глядите по сторонам, — попросила Анжелина. — Мы пойдем по дороге, огибающей город. Она приведет нас прямо к кладбищу.

Анжелина показала Филиппу стены укреплений и остроконечные башни Дворца епископов. Вскоре, к великому удовольствию доктора Коста, они оказались одни на тропинке, по сторонам которой возвышались дубы-гиганты. На скалах, покрытых мхом, росли кустарники и скромные белые цветы.

— Какое очаровательное место! — восхитился Филипп. — Оно мне кажется идеальным для поцелуя. Анжелина, моя дорогая…

Он обнял ее за талию и, почувствовав теплую плоть под легким платьем, задрожал от волнения. Анжелина не решалась пошевелиться в ожидании восхитительного момента, когда их губы соприкоснутся.

— Моя обожаемая невеста! — прошептал Филипп. — Этот пейзаж так идет вам! Боже мой, если бы феи существовали на самом деле, вы были бы их царицей! С вашими розовыми губками и щечками…

Филипп резко прижал к себе Анжелину и принялся неистово ее целовать. Она уже хотела уступить, принять эту изысканную игру сливающихся воедино языков, но тут услышала другой голос, сладострастный: «Анжелина, красавица моя, моя богиня, я хочу тебя, хочу голой, совершенно голой и прямо на земле».

Три года назад эти слова прошептал ей на ухо Гильем. В этом самом лесу, в такой же июльский день… Анжелина в панике стала вырываться.

— Простите меня! — прошептала она. — Я не знаю, что на меня нашло.

— О, какой же я грубиян! — с сожалением вымолвил жених. — Анжелина, если я оскорбил вас, то прошу принять мои самые искренние извинения. Но в Тулузе, в фиакре, вы не были такой разгневанной. Я думал…

— Филипп, полагаю, я просто боюсь, что нас застанут врасплох, — начала оправдываться Анжелина. — Нельзя сравнивать закрытый со всех сторон фиакр с этим местом, где прогуливается множество народу, особенно летом. Мне очень жаль! К тому же вы показались мне слишком смелым.

— О, неужели вы испугались, что я потеряю голову и воспользуюсь ситуацией? Я никогда не сделаю ничего подобного! Согласен, я слишком увлекся, поддался страсти. Господи, виной тому белое вино, очаровательный пейзаж и вы, такая красивая, такая нежная! Но успокойтесь, до тех пор, пока мы не поженимся, я буду довольствоваться только поцелуями. Вы непорочная, невинная. Допускаю, что мой опыт в любовной сфере внушает вам опасения.

Словно подтверждая слова Анжелины, из-за полуразрушенного овина, стоявшего неподалеку, появился пожилой мужчина и поприветствовал их взмахом палки.

— Доброго вам дня, влюбленные! — крикнул он на местном наречии. — Я собираю грибы.

— Здравствуйте, отец Батист, — ответила Анжелина. — Удачи вам!

Старик исчез за поворотом дороги. Молодая женщина сожалела, что так резко отреагировала, вспомнив Гильема. Желая заслужить прощение, она взяла жениха за руку и повела в овин.

— Теперь, Филипп, вы можете меня поцеловать.

— Вы уверены? — спросил он.

— Конечно! В овине это даже лучше, чем на свежем воздухе. Увидите, как сильно я люблю вас.

— Моя дорогая, — простонал Филипп, обнимая Анжелину. — Мое чувствительное сердечко, моя красавица…

На этот раз он вел себя гораздо предупредительнее и поцелуй, которым они обменялись, не вызвал у Анжелины воспоминаний о Гильеме Лезаже. Анжелина наслаждалась ласковыми прикосновениями рук жениха, скользящих по ее бедрам, спине и затылку. Она, нежная и покорная, заключила его в свои объятия. Но Филипп, задыхаясь, резко отпрянул назад.

— Пойдемте отсюда. Вы заставляете меня терять рассудок. Боже, до чего же вы странная молодая особа! Вы отталкиваете меня, словно защищаетесь, а потом…

— Потом?

— Ничего. Я не могу передать свои чувства словами. Вы не способны это понять, моя славная невеста.

Анжелина прикусила нижнюю губу, словно наказанный ребенок, и, готовая расплакаться, выбежала из овина. «Неужели он догадался, что я уже не девственница, поскольку мое тело слилось с ним воедино, а его ласки заставили меня дрожать от желания?» — с ужасом думала молодая женщина.

Доктор тоже задавал себе вопросы. Он был зрелым мужчиной, который не раз одерживал любовные победы, и ему показалось, что он прижимал к себе женщину, готовую немедленно отдаться, согласиться на плотский акт. Движения Анжелины, ее учащенное дыхание, манера обнимать заставили доктора усомниться в ее непорочности. «Но, может быть, она просто чересчур чувственная особа, — успокаивал он себя, догоняя Анжелину. — Возможно, она не осознает опасности такого вольного поведения».

Они смущенно посмотрели друг на друга. Расстроенная Анжелина первой потупила взор. Молодая женщина была такой прелестной, такой трогательной, что подозрения Филиппа рассеялись.

— Я обидел вас? — спросил он.

— Немного обидно, когда тебя считают глупой. Мы работали вместе, вы часто удостаивали меня своим доверием, а теперь утверждаете, что я не в состоянии понять ваших чувств. Что вас тревожит? Напрасно я привела вас к этому полуразрушенному зданию. Но я просто хотела угодить вам, не запятнав своей репутации. Разве я должна оставаться холодной в ответ на ваши ласки и поцелуи?

— Но, дорогая…

— Теперь я вас не понимаю. Вы упрекали меня в том, что я испугалась за свою репутацию, а когда я дала волю своим чувствам, вам это тоже не понравилось.

Анжелина, рыжие волосы которой сияли на солнце, смотрела Филиппу прямо в глаза. Ее взгляд, затуманившийся от гнева, выдавал истинную природу молодой женщины — мятежную и властную.

— Господи, какой темперамент! — воскликнул доктор. — Теперь я лучше понимаю предостережения вашего отца. Но, моя дорогая, зачем ссориться в день помолвки?

— Не знаю, но мне хочется вернуть вам кольцо. А ведь я была так счастлива!

С этими словами Анжелина разрыдалась. Она подумала об их первой брачной ночи, фатальной дате, когда Филипп непременно ее разоблачит. «А если сказать ему правду сейчас, прямо здесь? — спрашивала себя Анжелина. — Это разрешит ситуацию. Либо он немедленно порвет со мной, либо простит».

Но Анжелина не успела все обдумать, так как Филипп Кост бросился к ней, чтобы утешить. Он крепко прижал молодую женщину к себе и принялся покрывать ее волосы нежными поцелуями, принося тысячи извинений:

— Не плачьте, мой ангел. Я кретин, заносчивый кретин! Я обещал вашему отцу, что буду лелеять вас всю свою жизнь, а сейчас довел до слез. Анжелина, дорогая, забудьте все мои глупости. Я безумно люблю вас, вы моя единственная забота. Просто я большой ревнивец. Да! Хочу быть с вами откровенным. Там, в овине, я представил вас в объятиях другого мужчины… Вернее, не совсем так. Вы были такой послушной и одновременно страстной, что мне пришла в голову глупая мысль, будто вы не новичок в любовных утехах.

Анжелина вырвалась из объятий Филиппа и повернулась к нему спиной, чтобы немного успокоиться. Тихий внутренний голос говорил ей: «Скажи ему, другого подходящего момента не будет. Если он любит тебя так сильно, как утверждает, то будет тебе признателен, что ты была с ним искренней, повела себя благородно». Но Филипп уже подбежал к Анжелине и вновь обнял ее.

— Это нелепо, несправедливо, моя любовь! — воскликнул он. — Это доказывает, что позднее, став моей супругой, вы будете полностью удовлетворять меня, отдаваясь мне без всякого страха. Вы такая щедрая на ласки! Анжелина, не отвергайте меня, иначе я буду очень страдать. Вы уже снизошли до того, чтобы связать свою жизнь с моей, несмотря на огромную разницу в возрасте.

— Филипп, прошу вас! Мне совершенно безразличен ваш возраст. Я согласилась на помолвку и свадьбу, потому что люблю вас. Рядом с вами я чувствую себя в безопасности. Я также восхищаюсь вами как доктором и сердечным человеком.

— Тогда забудем о нашей маленькой размолвке и продолжим прогулку. Я хочу все делить с вами.

— Согласна, не будем больше об этом говорить, — уступила Анжелина. — Сейчас мы посетим кладбище, а потом пойдем к нам, на улицу Мобек. У мадемуазель Жерсанды мы должны быть в семь часов.

— Договорились!

Анжелина одарила Филиппа лучезарной улыбкой. Она не осмелилась заговорить о своем прошлом, уверенная, что ей еще не раз представится такая возможность до свадьбы, дата которой пока не была назначена. Через десять минут они, взявшись за руки, вошли в ворота кладбища, спускавшегося покатым склоном к долине Сала. По обеим сторонам главной аллеи росли высокие темно-зеленые кипарисы.

— В этих местах какое-то особенное спокойствие, — заметила Анжелина. — Я часто прихожу на могилу мамы, чтобы подумать. Или же слушаю птиц. Они всегда прилетают стайками и чудесно поют. Может, они поют для душ усопших?

— Возможно, — нежно ответил доктор Кост.

— Ой! У меня нет даже букета. А ведь я собиралась сорвать цветы по дороге. Вон, видите белый деревянный крест? Там лежит моя мама. Отец сам вырезал надпись: «Адриена Лубе, 1832–1877». В этом году ей исполнилось бы сорок восемь лет. Филипп, она была исключительной женщиной. В день ее похорон на кладбище собралось много народу.

— Дорогая, вы горячо любили ее… Мы вернемся сюда завтра с роскошным букетом.

— Она во всем была для меня примером. Природа наделила ее необыкновенной нежностью и живым умом. Мне так хочется быть достойной ее!

— Вы уже достойны ее, — заверил Анжелину Филипп.

Анжелина, смутившись, покачала головой.

— Нет, Филипп, нет! Пойдемте.

Дул теплый ветерок. Жених и невеста пошли по песчаной дороге, проложенной по верху сохранившейся части крепостной стены над оврагом, поросшим кустарником.

— Мы обходим город сзади, — пояснила Анжелина. — Потом вернемся в самую старую часть города. Посмотрите, отсюда уже видны дом каноников и первые сады. В Сен-Лизье столько роз, что с июня по сентябрь улицы благоухают самым изысканным из ароматов. Идите за мной, сейчас мы свернем на узкую улочку, где никогда не бывает ветра. Мои соседки посадили здесь штокрозы.

Необыкновенно изящная в своем фиолетовом платье, Анжелина оживленно болтала, размахивая тонкими руками. На ее пальце блестело кольцо, подаренное в честь помолвки. Филипп слушал, восторженно кивая головой, но запутанный лабиринт средневековых улочек все же немного сбивал его с толку.

— Вот мы и добрались до жилища Лубе, — наконец объявила молодая женщина. — Конечно, мой отец простой сапожник, но у нас собственный дом, что у многих вызывает зависть. Просторный огороженный двор и конюшня здесь считаются роскошью.

Анжелина смеялась и много говорила, чтобы скрыть нервозность. «Возможно, Филипп любит меня. Но я думаю, что он сделает все, чтобы оторвать меня от моих корней, заставить забыть о своем происхождении, — говорила она себе. — Когда я стану мадам Кост, мне придется приспосабливаться к его образу жизни, склоняться перед волей его семьи. Боже, какое счастье, что его сестра не приехала! Какое впечатление произведет на него наш бедный дом?»

— Давайте войдем, дорогая, — весело сказал Филипп. — Чего вы ждете?

В тот же миг за деревянными воротами раздался глухой заливистый лай.

— Что такое? Собака? — удивился доктор, отступая назад.

— Да, моя собака, овчарка. Я назвала его Спасителем. Не бойтесь! Спаситель, успокойся!

Анжелина открыла дверь и тут же схватила животное за ошейник. Но напрасно она то ласкала, то ругала Спасителя, он еще громче рычал и лаял. Из мастерской вышел Огюстен.

— Разрази меня гром! Я забыл привязать зверя! Черт возьми, да ты совсем не слушаешься!

— Папа, Спаситель должен познакомиться с Филиппом. Теперь они будут часто встречаться.

— Вот уж нет! — закричал доктор. — Анжелина, мне очень жаль, но я не питаю нежности к собакам, и они это чувствуют.

От Спасителя явно исходила угроза. Весь взъерошенный, он оскалил зубы.

— Моя овчарка не любит докторов, — весело сказала Анжелина. — Он чуть не напал на городского врача, доктора Бюффардо. Тем хуже, Спаситель, я запру тебя в конюшне.

Наконец Филипп Кост смог войти во двор, обсаженный цветами. Он заметил олеандр, росший в деревянной кадке, а также желтые розы, вившиеся по стенам дома.

— Ну? — спросил сапожник. — Хорошо прогулялись?

— Очень хорошо, мсье. И я готов посетить вашу мастерскую.

Анжелина в задумчивости подошла к ним. Она спрашивала себя, по каким признакам Спаситель судит о людях. Собака никогда не проявляла агрессивности ни к женщинам, ни к ее отцу. «Спаситель чуть не набросился на доктора Бюффардо, Блеза Сегена, а теперь на Филиппа. А вот к дядюшке Жану и… Луиджи он буквально ластился. Поди знай, почему!»

Сапожник, которого этот инцидент очень расстроил, тут же пустился в объяснения, словно прочел мысли Анжелины:

— Спаситель и впредь будет доставлять нам неприятности, дочь моя. Животные полагаются на детали, которых мы не замечаем, например, на запахи или поведение. Но я хорошо знаю одно: собаки чувствуют страх, который внушают, поскольку следуют инстинктам. Если кому-нибудь страшно, собаки расценивают это как опасность, угрозу и сами становятся агрессивными.

— Вы правы, мсье, — согласился доктор. — У меня часто возникают проблемы с собаками, потому что я не люблю их. Если собака приближается ко мне, я сразу же настораживаюсь, мне становится не по себе и в большинстве случаев я убегаю.

— Боже мой! Даже так? — удивилась Анжелина. — А вот ко мне собаки всегда подбегают и проявляют самые дружеские чувства. И хочу сразу же предупредить, что не собираюсь разлучаться со своей овчаркой.

Филипп Кост поднял глаза к небу. Он расценил слова своей невесты как ребячество.

— Мы обсудим это позже, моя дорогая.

Огюстен, который навел в своей мастерской чистоту и порядок, положил конец спору.

— Вот здесь я работаю. Многие годы я провел за верстаком, согнувшись над кожами и инструментами.

Мужчины быстро огляделись по сторонам. Доктор не замедлил прийти в восторг, увидев пару сапог для верховой езды из красной кожи.

— Боже, какое чудо! Мсье Лубе, я непременно хочу заказать вам такие же сапоги для себя.

— В таком случае, это будет мой свадебный подарок. Разрази меня гром! Я не возьму денег с будущего зятя!

— Нет, что вы! Любой труд требует вознаграждения.

— Черт побери! Я не возьму от вас ни одного су!

— Я оплачу хотя бы кожу.

— Нет, нет и нет! Подарок, говорю вам! Какой упрямец!

Анжелина присутствовала при сцене, но не вмешивалась. Она по опыту знала, что последнее слово останется за отцом. «На первый взгляд, папа и Филипп неплохо поладили, — думала она. — Но они оба прилагают для этого невероятные усилия».

Анжелина посмотрела на кольцо. Оно было очень красивым. Женщина даже сняла кружевные перчатки, чтобы надеть его на палец, но это не доставило ей ожидаемой радости. «Я чувствую себя виноватой. У меня такое ощущение, что я недостойна столь дорогого подарка. И это мешает мне быть счастливой».

Анжелина вышла из мастерской и остановилась около вьющихся роз с маленькими желтыми цветками, некогда посаженными Адриеной Лубе. «Мама, если бы ты была рядом, если бы ты могла дать мне совет! Жерсанда принуждает меня лгать. Она говорит, что в первую брачную ночь я должна буду притвориться девственницей. Но я не смогу!»

Запертый в конюшне Спаситель лаял, и Анжелина крикнула, чтобы он замолчал. Она сорвала розу и, закрыв глаза, стала вдыхать ее аромат.

«Я скажу Филиппу правду до объявления о нашем бракосочетании. Это произойдет через год или два. А пока мне надо об этом забыть. Просто не думать».

Приняв такое решение, Анжелина дала себе слово, что будет наслаждаться каждым мгновением, проведенным с женихом.

Они вошли в дом, где молодая хозяйка все начистила до блеска. Она постирала занавески, а пол вымыла с дегтярным мылом. На подоконниках, буфете и колпаке камина стояли букеты полевых цветов. Анжелина также вынула и красиво расставила самые дорогие вещи, которые Адриене дарили в состоятельных семьях после принятия родов. Она собиралась показать их Филиппу, гордая за свою мать. Все, что было связано с Адриеной Лубе, напоминало о глубоком трауре, и поэтому Анжелина, взволнованная до глубины души, начала дрожащим голосом:

— Посмотрите на это фарфоровое блюдо. Оно просто великолепно! Я никогда не пользуюсь им, поскольку боюсь разбить. Но я увезу его с собой в наш дом, хорошо? А вот серебряная чайница. О том, как она к нам попала, я расскажу вам как-нибудь в другой раз. Если я это сделаю сейчас, я расплачусь, а сегодня плакать не стоит.

— Вы, доктор Кост, должны знать, почему моя дочь так взволнована, — оборвал Анжелину сапожник. — Моя бедная жена держала эту чайницу в руках, когда ее тело нашли на скалах, в реке. Вероятно, Анжелина рассказала вам, как умерла Адриена.

— Нет, — признался доктор.

— Ужасный несчастный случай… Нотариус из Сен-Жирона вез мою жену в коляске. Неизвестно почему, но лошади понесли. Они прыгнули через парапет моста. Животные и коляска разбились о валуны Сала. Слава богу, мы успели проститься с Адриеной. Она умерла у меня на руках, бедная моя жена. И отдала чайницу Анжелине.

— О, понимаю, — произнес смущенный Филипп. — Печальная история.

— С тех пор прошло три года, но я не люблю об этом говорить, — прошептала его невеста. — Так, что я вам еще не показала? А, это статуэтка Будды из Китая. Мама повторяла, что она будет моим приданым. Мое приданое… Но я даже не приготовила белье… Ничего…

— Полно, это не имеет никакого значения, — возразил Филипп. — Моя дорогая, у нас будет все необходимое. В семье Кост много белья превосходного качества, столовых приборов… Не стоит волноваться из-за старомодной традиции. Ваше приданое — это ваша красота, ум и любовь, которую вы питаете ко мне.

— Да уж, поистине золотые слова! — воскликнул Огюстен. — Послушайте, я поставил в ведро с холодной водой бутылочку сидра. Давайте выпьем по стаканчику!

— Хорошо, папа. А потом мы пойдем к мадемуазель Жерсанде.

— О, твоя гугенотка либо дрыхнет, либо пудрит нос. Она может и подождать.

Филипп Кост сел за стол, стараясь не смотреть вокруг. Безупречное воспитание Анжелины, правильная речь и элегантные наряды скрывали ее истинное происхождение. Оказавшись в скромной, если не сказать убогой обстановке, Филипп еще раз в этом убедился. «Они бедные люди, — говорил он себе. — Несомненно, не такие бедные, как многие в этом городе, но какая нужда! Анжелина гордится фарфоровым блюдом, за которое я не дам и одного франка!»

Филипп понял также, какую роль сыграла в жизни Анжелины старая аристократка, о которой у него были самые теплые воспоминания. «Думаю, она научила свою протеже всему необходимому, что позволило бы ей появляться в светском обществе с достоинством и не казаться смешной».

Анжелина заметила, как изменился Филипп, и заволновалась. Она порывисто и в то же время нежно взяла его за руку. Филипп улыбкой поблагодарил ее.

— Ну, жених и невеста, за ваше здоровье, — сказал сапожник. — Вам следует знать, доктор Кост, что этот дом достанется моей дочери, поскольку мои сыновья умерли в раннем возрасте. У меня осталась только Анжелина. Она унаследует также имущество своего бездетного дядюшки Жана.

— Папа! Сомневаюсь, что Филиппу все это интересно!

— А что тут такого? Я просто хочу уточнить, что ты вовсе не бесприданница. Честно говоря, доктор, после того, как прошла первая радость при мысли, что Анжелина выходит замуж за знатного человека, я задумался. Все же она гораздо моложе вас, да и не вашего круга. Так вот, я повторяю: она родилась в рубашке, поскольку в нашем краю земля и дома значат многое.

— Совершенно с вами, согласен, мсье. Я тоже буду откровенен. Моя семья весьма зажиточная, и Анжелина ни в чем не будет нуждаться. Я решил заключить брачный договор, чтобы обеспечить ей безбедное существование, ибо так уж суждено, что я отойду в мир иной раньше нее.

Раздосадованная Анжелина вышла из-за стола. Она ненавидела подобные разговоры, но, тем не менее, прекрасно понимала, что это были условия, необходимые для заключения брака. «Если бы Гильем женился на мне против воли своих родителей, они, вероятно, лишили бы его наследства. И тогда он мог отказаться от чувств, которые мы питали друг к другу, от нашей любви, от нашей столь прекрасной любви!» — с горечью думала Анжелина.

— Я выпущу собаку, — заявила она. — Но не бойтесь, Филипп, я привяжу ее. Папа приделал цепь к сливе. Мы сажаем овчарку на цепь, когда у меня нет возможности гулять с ней. К тому же в городе к Спасителю относятся плохо. Жандармы даже обещали его пристрелить, если он будет бегать по улицам.

— Черт возьми! Сейчас у жандармов и так забот полон рот, — рассмеялся Огюстен. — Три бригады разыскивают того типа, который сбежал из больницы. Того самого, доктор, кто убил Люсьену Жандрон, подругу моей дочери. Он принялся за старое в ночь святого Иоанна в Бьере. Анжелина помогла его арестовать, но этот мерзавец сумел сбежать. Я думаю, что он вовсе не был ранен, просто симулировал ранение, чтобы не оказаться в тюрьме. Когда его поймают, то отправят на гильотину.

Филипп побледнел и вскочил на ноги. Подбежав к своей невесте, он схватил ее за запястье.

— Почему вы мне ничего не сказали об этом, Анжелина? Боже мой! Мне кажется, что это очень важно!

— Я собиралась рассказать вам об этом сегодня вечером за ужином, когда бы мы остались одни. Я не хотела омрачать вашу радость.

Бросив укоризненный взгляд на отца, Анжелина вкратце поведала доктору эту печальную историю.

— Боже мой, этот человек мог вас убить! — воскликнул Филипп, едва она замолчала. — Что за безумие вступать с ним в разговор! Да еще когда никого не было поблизости!

— Со мной была овчарка. И, даже если Луиджи убийца, он не стал бы душить меня в общественном месте, да еще утром. Более того, я жалею, что поступила необдуманно, поскольку, по сути, у меня нет против него никаких доказательств. А я отдала его на растерзание толпе! Это было ужасно. Люди требовали его смерти, бросали в него камни, размахивали косами и вилами… Но об этом я тоже не хочу говорить, особенно сегодня. Прошу вас, Филипп, давайте сменим тему. Сегодня день нашей помолвки, и у меня нет никакого желания копаться в этой грязи.

Сапожник пожал плечами. Филипп чуть не последовал его примеру.

— Простите меня, Анжелина, но я потрясен до глубины души, — сказал он. — Я только что узнал, что вы чудом избежали смертельной опасности. Но ваши слова ошеломили меня. Эти люди заслуживают лишь намыленной веревки или ножа гильотины. Я запрещаю вам испытывать хотя бы каплю сожаления, учитывая, что преступник по-прежнему на свободе.

— Вы не можете мне запретить иметь совесть и нравственные принципы, — резко возразила Анжелина. — А сейчас я выпущу собаку.

— Малышка, будь немного полюбезнее, — пожурил Анжелину отец. — Я сам займусь твоим зверем. Вам пора отправляться к этой де Беснак. Моей ноги никогда не будет в ее доме, но вам необходимо немного расслабиться.

Раздосадованная Анжелина кивнула головой. Она была в отчаянии и не могла заставить себя придать лицу радостное выражение.

— Ты прав, папа, — сказала она, целуя Огюстена в щеку. — До вечера!

— До свидания, мсье, — попрощался Филипп Кост. — Был очень рад с вами познакомиться.

— Я тоже, — ответил сапожник.

После обмена любезностями Анжелина и Филипп покинули дом Лубе. Анжелина быстро пошла вперед. Заинтригованный жених догнал ее. Молодая женщина с трудом сдерживала слезы.

— Анжелина, полно! Что с вами? — прошептал ей на ухо Филипп.

— Надеюсь, вы не станете слишком властолюбивым мужем, который будет решать, как мне жить, — тихо ответила она.

— Хороший муж обязан во всем направлять жену, моя дорогая. Так повелось испокон веков… Я сказал «направлять», а не «подчинять себе».

— Все идет не так, как я мечтала, — с горечью сказала Анжелина. — В день нашей помолвки мы успели два раза поссориться. Отец тоже все испортил. К тому же вы не любите мою собаку.

Голос Анжелины задрожал, неожиданно она разрыдалась.

— Господи, да вы еще ребенок! — смеясь, воскликнул Филипп. — Если вам так дорог этот белый медведь, я привыкну к нему. Что касается наших споров, то это ерунда. Просто мы оба немного нервничаем. Моя дорогая, в будущем все будет хорошо. Вы правы, давайте думать о приятных вещах. Где живет ваша подруга Жерсанда?

— Мы сейчас пройдем через арку, которая прямо перед нами, и спустимся на улицу Нобль.

Они пошли молча. Метров через двадцать Анжелина рукой показала на крытые рыночные ряды, перегораживавшие мощеную улицу.

— Видите вот те окна? Это гостиная моей подруги. Она живет в одном из самых старых домов в городе. А попасть туда можно по каменной лестнице, ступеньки которой посередине стерлись от времени.

Доктор рассматривал высокие фасады домов с резными фронтонами.

— Да, настоящая дворянская улица[62], — заметил Филипп. — Полагаю, здесь живет светское общество. Это видно по богатым домам.

— У нас в городе нет дворян, кроме Жерсанды де Беснак. Зато есть буржуа, хотя большинство из них купили владения вместе с парками и садами в долине или на холмах. Наш дом бедных Лубе сто лет назад был фермой. Вот. Вы удовлетворены?

— Но, Анжелина, какая муха вас укусила? Мне просто интересно, только и всего.

Они вошли в дом Жерсанды, так и не помирившись. Старая дама сгорала от нетерпения. Она приняла их, удобно расположившись в кресле-качалке. На Жерсанде было роскошное серое муслиновое платье, которое она купила в Тулузе накануне похорон Люсьены, жемчужное ожерелье и удачно сочетавшиеся с ним серьги.

Верная своей роли преданной служанки, Октавия в белоснежном фартуке радушно ввела их в гостиную.

— Анжелина, наконец-то! — воскликнула Жерсанда. — Мсье, какое счастье принимать вас у себя!

Как настоящая светская дама, она, не вставая с кресла-качалки, протянула свою худую руку доктору, и тот слегка прикоснулся к ней губами.

— Быстрее садитесь за стол, — добавила Жерсанда. — Я подготовила для вас сюрприз. Анжелина, да ты плакала?

Филипп думал, что его невеста скажет, что ей в глаз попала соринка или что-нибудь в этом духе, но ему опять пришлось испытать разочарование.

— Да, я плакала. Все идет плохо. Мадемуазель, мне очень жаль, но я не знаю, что со мной творится. Простите меня, я не хотела портить вам удовольствие.

— Полно, малышка! Загляни за кресло, и ты забудешь о своих горестях. Анри играет с новым другом.

Анжелина стремительно зашла за кресло и увидела, что Анри прижимает к груди котенка.

— О, мой малыш, да у тебя появился котенок! Он просто чудо… Филипп, а кошек вы выносите? Подойдите, я познакомлю вас со своим крестным сыном, Анри де Беснаком, самым прелестным ребенком на свете.

Слова Анжелины обеспокоили Октавию и Жерсанду. Но доктор Кост поспешил разрядить обстановку:

— Моя невеста сердится, поскольку я не воспылал пламенной любовью к ее овчарке. Должен признаться, этот зверь ответил мне взаимностью Так где же котенок? Я люблю кошек, Анжелина, уверяю вас.

Через мгновение Анжелина и Филипп вместе любовались Анри. Его темные вьющиеся волосы были тщательно причесаны. В своем бархатном костюмчике цвета морской волны с кружевным воротником он был похож на маленького принца.

— Мой котенок! — проворковал Анри. — Это мой котенок… Мама подалила…

— Поскольку я его усыновила, он называет меня мамой, — сочла необходимым уточнить старая дама.

— Понимаю вас, мадам, — с восторгом отозвался Филипп. — Прекрасный ребенок, развитый не по годам. Племянник вашей горничной, не так ли?

— Да, племянник моей дражайшей подруги, которая считает своим долгом ухаживать за мной, — поправила его Жерсанда. — Но я проголодалась. Чай почти готов. Садитесь рядом со мной.

Анжелина взяла Анри на руки. Сидевший на персидском ковре котенок жалобно замяукал.

— А вы, Филипп, возьмите этого бедного котенка себе на колени, — подзадорила она доктора. — Ему было так хорошо на руках моего крестного сына, что теперь он чувствует себя одиноким.

У доктора Коста не было выбора, и он подчинился. Старая дама рассмеялась.

— Мсье, когда-нибудь вы окажетесь под каблуком у своей невесты. Анжелина с характером. Чтобы она не разлюбила вас, вам придется благосклонно относиться к животным, детям и беднякам. Наша подруга такая сострадательная! Знаете, как я с ней познакомилась?

И Жерсанда рассказала о том летнем дне, когда Анжелина получила свидетельство об окончании учебы. Тем временем Октавия хлопотала на кухне.

— Порой в моей памяти всплывают и другие воспоминания, — добавила хозяйка дома. — Но я постоянно вижу ее освещенной солнечными лучами, с длинными рыжими косами и аметистовыми глазами. Потом она приходила ко мне, робкая, но решительно настроенная. Я давала ей книги с собой, или она читала, сидя рядом со мной. Она увлекалась географией, историей. Меня удивляло, как легко она все усваивала. Я, конечно, поправляла ее некоторые слова, особенно на местном диалекте, но у меня не было необходимости повторять дважды.

— Мадемуазель, прошу вас, — простонала молодая женщина. — Мой отец счел нужным похвастаться тем, что я унаследую, а в ресторане заявил, что у меня отвратительный характер.

— Нет, Анжелина, он не так сказал, — возразил доктор. — Он предостерег меня, сказав, что вы девушка с характером.

— Это одно и то же.

— Какие страсти! Какая бурная помолвка! — насмешливо сказала Жерсанда. — Октавия поторопись, иначе нам нечего будет отмечать.

Взглянув на лукавое выражение лица хозяйки дома, жених и невеста успокоились. Анжелина наконец расслабилась и показала подруге кольцо.

— О, какое чудо! Какой изысканный выбор, мсье!

— Осторожно! — громко сказала Октавия. — Если я споткнусь, все полетит к чертям.

Октавия отказалась от роли идеальной служанки. Она гордо подходила к столу, накрытому белой скатертью, неся фигурный торт с кремом, политый карамелью. Основание и верхушку торта украшали сахарные цветы. Жерсанда радостно захлопала в ладоши.

— Ну, разве это не чудо? — спросила она. — Я такая лакомка! Анжелина, моя малышка, я заказала этот торт лучшему кондитеру Сен-Жирона. Мсье, я подумала, что он подчеркнет торжественность момента.

Доктор с восторгом поблагодарил старую даму. Его восхищала строгая, но, вместе с тем, роскошная обстановка гостиной, более гармоничная, чем убранство и мебель его родного дома. Он рассматривал это как знак непреодолимых социальных различий, которые существовали между аристократами и буржуа.

Анжелина же наслаждалась общением с сыном, прижавшимся к ее груди. Лепет и смех малыша действовали на нее успокаивающе. Она кормила Анри тортом, который он запивал лимонадом.

— Из вас получится превосходная мать, нежная, внимательная, — заметил Филипп, наблюдая за Анжелиной.

Она ничего не ответила, так как комплимент Филиппа не обрадовал ее, а, наоборот, смутил.

— Мсье, вы знаете, что после моей смерти Анжелина станет официальной опекуншей Анри? — спросила старая дама. — Она очень привязана к малышу.

— Да он у всех вызывает симпатию, — ответил доктор. — Я понял вас, мадам. Анри будет желанным ребенком в моем доме.

Эти слова обрадовали молодую мать, на мгновение забывшую об обмане, к которому она прибегла вместе со своими подругами. Она даже простила жениху фальшивые нотки, не раз звучавшие в его голосе. Анжелина смягчилась и время от времени бросала на жениха страстные взгляды. Следующие два часа в обществе Жерсанды и Октавии прошли спокойно.

Когда начало смеркаться, Анжелина и Филипп распрощались с хозяйкой дома. Они решили немного прогуляться до базарной площади. Теплый воздух был наполнен благоуханием цветущих растений, облака были подсвечены розовыми лучами заходящего солнца.

— Завтра будет хорошая погода, — сказала Анжелина.

Филипп любовался заснеженными вершинами, контуры которых гордо вырисовывались на горизонте.

— Давайте пройдем немного дальше, — предложил он. — До того луга у реки.

Анжелина не стала возражать, когда Филипп положил ей на бедро свою теплую руку, и даже на мгновение прижалась щекой к его плечу.

— Вместе с вечером приходит успокоение, — заметила она. — Простите меня, мой любимый, сегодня я была такой несносной.

— Господи, благодарю тебя! Анжелина, вы назвали меня своим любимым! Это самый прекрасный подарок.

Филипп взял Анжелину под руку и повел в сторону луга. Развеселившись, словно дети, они побежали и остановились только на берегу, под дрожащей листвой плакучей ивы. Стая диких уток с хриплым кряканьем, шумно хлопая крыльями, опустилась на темную воду.

— Посмотрите на них, — сказала Анжелина. — Им повезло, они барахтаются в чистой воде. У нас здесь так хорошо! Филипп, любимый мой, как я счастлива! Этот день стал днем испытаний, но он почти закончился. Я хочу только одного: быть с вами. Теперь я даже не понимаю, почему мы ссорились.

— Несомненно, от избытка эмоций, от нервозности, — предположил он. — Но это больше не повторится, вот увидите.

С этими словами, полными нежности, Филипп обнял Анжелину и жадно припал к ее губам. Она безропотно покорилась. За первым поцелуем последовали другие. Они оба дрожали от страсти. Филипп начал расстегивать блузку Анжелины, опиравшейся спиной на ствол дерева. Он, задыхаясь, обнажил верхнюю часть ее груди, затем, приспустив кружевную нижнюю рубашку, принялся ласкать языком коричневые соски, затвердевшие от желания.

— О, Анжелина! Дорогая! Однажды вы станете моей и я смогу любоваться сокровищами вашего тела! У вас такая нежная, такая белая кожа!

Доктор наклонился, собираясь осыпать шею Анжелины поцелуями. Но вдруг выпрямился и отступил назад.

— Остановимся на этом, иначе я потеряю голову. Я подожду, я и так самый счастливый мужчина на свете.

Анжелина одарила его лучезарной улыбкой, полной благодарности. Подойдя к Филиппу, она обняла его за плечи и принялась целовать. Необходимость отсрочить заключение их союза сейчас огорчала ее гораздо больше, чем его.

— Когда я буду учиться в Тарбе, вы приедете ко мне? — выдохнула она между поцелуями. — И мы наймем фиакр?

— О, конечно, приеду! Какая прекрасная мысль! Фиакр! Мне хотелось бы сейчас оказаться в нем. Мы вдвоем, занавески задернуты, нас никто не видит… Обещаю вам, что сдержусь, как сдержался сегодня. Я счастлив уже тем, что могу вдыхать аромат вашей кожи, прикасаться к вашему телу. Теперь настала моя очередь просить у вас прощения. Сегодня я вел себя как последний дурак.

— Это моя вина, — возразила Анжелина.

— Вовсе нет, виноват я один!

Они радостно рассмеялись, словно заговорщики, уверенные, что стоят на пороге новой жизни, думая о минутах, когда ничто не сможет служить им препятствием. Зазвонили колокола собора.

— Пойдемте ужинать. Уже поздно, — решил Филипп. — Потом я провожу вас на улицу Мобек. Я уеду завтра, во второй половине дня, но в нашем распоряжении будет целое утро.

Анжелина застегнула блузку. Она задумчиво смотрела на золотистые облака. «Прощай, мое прошлое! — говорила она себе. — Прощай…»