Ангелочек. Время любить

Глава 15 Отречение

Анжелина и Луиджи смотрели друг на друга. Они не обращали никакого внимания на моросивший дождь, падавший с неба цвета жемчуга. Молодая женщина не думала о своих растрепавшихся волосах и прядях, прилипших ко лбу. Она была мертвенно-бледной, ее лицо осунулось из-за безмерной тревоги и слез. К тому же в одной блузке ей было холодно. Луиджи выглядел не лучше. Бледный, всклокоченный, с синяками под глазами после бессонной ночи.

— Я не могла допустить, чтобы ты стоял на коленях перед моими воротами, — сказала смущенная Анжелина, робко улыбаясь.

— Спасибо!

Больше Луиджи ничего не смог сказать, очарованный столь непривычным обликом Анжелины. Он открывал в ней новую, хрупкую и вместе с тем возвышенную красоту. Вероятно, у Анжелины был такой же вид потерявшегося ребенка, когда она в одиночестве рожала своего сына в горной пещере.

— Моя любимая! — прошептал Луиджи, протягивая руки к ее лицу.

Анжелина восприняла прикосновение теплых ладоней как благословение и, закрыв глаза, упивалась этой почтительной лаской. И тут Луиджи нежно притянул ее к себе. Он, дрожа всем телом, заключил ее в объятия, и Анжелина целиком погрузилась в эту нежность, казавшуюся ей надежным укрытием. Легкие поцелуи покрывали ее щеки, лоб, затем губы.

Их губы встретились, словно жили собственной жизнью. Анжелину и Луиджи охватила любовная лихорадка, которая томила их уже столько недель подряд. Они испытывали невероятное наслаждение, а искорки радости забегали по слившимся воедино телам. «Ты, ты! Наконец!» — думала Анжелина. «Моя любовь! Моя любовь!» — твердил себе Луиджи.

Они перевели дыхание, и Анжелина положила голову на плечо Луиджи.

— С Розеттой все в порядке, — сообщила она. — А вот я никак не могу прийти в себя. Для меня все это ужасно!

— Не сомневаюсь, любимая. Не надо думать об этом, ведь у тебя не было выбора. Как мне нравится называть тебя так: любимая! Это значит, что я люблю тебя, что ты мне дорога, бесконечно дорога! Я говорил искренне, стоя за этими проклятыми воротами. Вчера я лишился рассудка. Я на дух не выношу несправедливости, а также некоторых проступков.

— Знаю! Знаю!

Анжелина заставила Луиджи замолчать неистовым поцелуем, на который он ответил с такой же неистовой страстью.

— Прости, я причинил тебе столько горя за те несколько минут, — сказал Луиджи, глядя Анжелине прямо в глаза. — О святые небеса! Мне всей жизни не хватит, чтобы насладиться этими аметистами, которыми одарила тебя природа! Виолетта…

— Подожди меня в конюшне, — прошептала Анжелина ему на ухо. — Я ненадолго. Хочу убедиться, что Розетта еще спит и ни в чем не нуждается.

Озадаченный Луиджи кивнул, не осмеливаясь верить своим предчувствиям, поскольку Анжелина ушла со странной улыбкой на губах, улыбкой, больше походившей на обещание.

— Иди! Я буду ждать тебя много часов подряд, если понадобится! — отозвался Луиджи.

Анжелина удалилась легкой, но стремительной походкой. Овчарка хотела последовать за ней, но потом, бросив взгляд на Луиджи, пошла за ним к конюшне.

Войдя в диспансер, Анжелина остановилась, пытаясь осознать реальность происходящего. Луиджи признался ей в любви, осыпал ласками, утешил, и она до сих пор дрожала от столь нежданного счастья. Но, несмотря на все это, она не могла забыть о его поступке, который он оправдал внезапным безумием.

— Мадемуазель? — прошептала Розетта.

— Да, это я. Как ты себя чувствуешь?

— У меня болит нога. Черт возьми! Неужели мне еще долго придется лежать вот так, не имея возможности попрыгать?

— Увы, да! Ты не очень голодна? Можешь потерпеть? Пришел Луиджи. Он там, во дворе. Я потом тебе все объясню.

— Вы помирились?

— Почти.

— Ну, тогда бегите к нему, я вовсе не голодна. Я постараюсь снова заснуть.

— Спасибо. Крикни погромче, если тебе что-нибудь понадобится.

Розетта кивнула. Анжелина поспешно вышла. Луиджи встретил ее с распростертыми объятиями. В конюшне было темно и тепло. Кобыла приветствовала свою хозяйку тихим ржанием, одновременно покачивая головой.

— Здравствуй, моя Бланка, — ответила ей Анжелина.

— Ты всегда разговариваешь с животными? — спросил развеселившийся Луиджи.

— Да, я привыкла говорить с ними, ведь часто я остаюсь одна со Спасителем или с Бланкой.

Луиджи крепко обнял Анжелину и почтительно поцеловал в голову.

— Ты так приятно пахнешь! Какая странная смесь ароматов: роза, лаванда, вербена… и мыло.

— Нет, только не сегодня утром. У меня не было времени умыться.

— Но ты все равно хорошо пахнешь… — настаивал Луиджи, целуя ее в шею.

Он расстегнул верхние пуговицы на халате Анжелины, и тут под его пальцами оказалась цветастая ткань повседневного платья. И снова пуговицы затруднили движения его рук. Наконец он справился с ними, обнажив кружева нательной рубашки на бретельках. Задыхавшаяся от желания Анжелина совсем не сопротивлялась.

— Столько сокровищ, чтобы восхищаться ими, ласкать их! — шептал Луиджи, прижавшись губами к ее щеке. — Я знал лишь твое прекрасное лицо, незабываемый взгляд и страстные губы. Я сгораю от желания познать твое тело.

Они стояли посредине пустого стойла. Луиджи увлек Анжелину к кучке соломы, которая должна была послужить им ложем.

Анжелина обвила руки вокруг шеи Луиджи, а он еще ниже спустил платье с ее плеч. Его пальцы скользнули под ткань, ощущая тепло тела Анжелины.

— Какие у тебя круглые, упругие груди! И такие нежные!

Анжелина взглядом вымолила поцелуй, и он подарил его ей, страстно лаская грудь, задерживая свои пальцы на темно-розовых твердых сосках.

— И они тоже хотят, чтобы их поцеловали.

Испытывая утонченное наслаждение, Анжелина молчала, закрыв глаза. Она вздрогнула, когда губы Луиджи принялись осыпать ее тело поцелуями. Он наклонился, и она видела только его пышную черную шевелюру.

— Я люблю тебя! Как я люблю тебя! — простонала Анжелина.

— И я тебя люблю, всем своим естеством. Сегодня утром я так счастлив, как никогда прежде.

Луиджи выпрямился и долго смотрел Анжелине в глаза, нежно проводя рукой по щекам и лбу. Анжелина, упивавшаяся сладкой истомой, даже не думала прикрыть обнаженную грудь.

— Иди ко мне, — нежно проворковал Луиджи.

И хотя Луиджи сгорал от желания, он не хотел принуждать Анжелину делать что-либо. Он уже и не надеялся сжимать ее в объятиях, касаться ее губ, владеть ее телом.

Анжелину охватил любовный огонь, и, прижавшись к Луиджи, она глухо застонала. Он уступил ее желанию, поднял юбки и провел рукой по ляжке, затянутой в шелковый чулок. И тогда Анжелина повалила его на чистое сено, пахнущее летом и залитыми солнцем лучами. Казалось, она металась в чувственном бреду, а может, так оно и было.

Упав на сено, Анжелина сразу стала покорной, похожей на прилежную ученицу той поры, когда она наслаждалась объятиями Гильема, который, будучи опытным распутником, научил молодую женщину достигать экстаза, упиваться жгучим, невообразимым наслаждением.

Однако сейчас чувства, которые она испытывала, ощущая ласки Луиджи, были совершенно иными. Наслаждение перерастало в блаженство. Душа, сердце и тело Анжелины изнемогали от сладострастия. Все жесты, которыми они обменивались в этой любовной схватке, были необычайно гармоничными, и это восторгало их обоих. Тело Луиджи вибрировало в такт телу Анжелины.

Луиджи был поражен неистовостью Анжелины, ее решимостью в этот же момент отдаться ему.

— Не сейчас и не здесь, — ласково произнес он. — Моя любимая, моя красавица, ты должна научиться ждать, сдерживать огонь, который поглощает тебя и лишает сил сопротивляться. Мы проведем нашу ночь на огромной кровати, в окружении свечей и букетов роз. Ты заслуживаешь лучшего, чем охапка сена и потолок, украшенный паутиной.

— Прошу тебя! — задыхаясь, прошептала Анжелина.

— Я мог бы раз десять уступить твоей просьбе, но я хочу, чтобы ты сумела насладиться ожиданием идеального момента. Мне это тоже будет стоить немалых усилий. О, если бы ты знала!

Луиджи приподнялся на локте, чтобы еще раз полюбоваться ногами Анжелины, с которых спустились чулки, ранее державшиеся на подвязках. Он, забавляясь, полностью расстегнул ее отделанные кружевами трусы с разрезом — в то время многие женщины носили такое весьма практичное белье.

— Прелестное золотое руно! — прошептал Луиджи, проводя по лобку Анжелины тыльной стороной кисти. — Преддверие рая!

Но Луиджи тут же придал Анжелине пристойный вид. Он расправил ее юбки и застегнул лиф платья. Впрочем, проделал он все это с явным неудовольствием.

— Прошу тебя, Анжелина, не сердись и не обижайся, — сказал Луиджи. — Как-то раз ты доверилась мне. Тогда ты поведала мне о свиданиях на опушке леса или в полуразрушенной риге, об актах плотской любви, поспешных и тайных, и этом негодяе докторе Косте, который изнасиловал тебя в спальне своей роскошной виллы, будто ты была его покорной прислугой. Я не стану опускаться до их уровня, я не хочу спать с тобой тайком, здесь или в любом ином месте.

Раздосадованная Анжелина встала и хотела было выйти из конюшни.

— Сколько раз ты еще будешь напоминать мне о моем прошлом? — в отчаянии воскликнула она.

— Это в последний раз, обещаю. Не убегай и честно ответь мне на вопрос: был ли у тебя выбор, когда Гильем соблазнил тебя, желая удовлетворить свою похоть?

— У меня не было сил ему сопротивляться. Разве можно противиться буре, сметающей все на своем пути? Тогда все, будто обезумевшие, уступают порывам шквалистого ветра. Понимаешь?

— Прекрасно понимаю. Эта тема закрыта, Анжелина, ну не огорчайся, иди ко мне!

Луиджи так нежно ласкал ее, что Анжелине захотелось расплакаться и плакать часы напролет, прижавшись к нему. Этот мужчина, которого она любила всем сердцем, теперь знал о ней все, и это успокаивало ее. Он принимал Анжелину со всеми ее прегрешениями, недостатками и достоинствами. И она должна была поступить точно так же. И тогда ничто не будет омрачать их счастья.

— Я тоже хочу задать последний вопрос, — тихо сказала Анжелина. — Я могу понять, до какой степени ты был растерян и испуган, когда решил жениться на Розетте. Но ты произнес ужасные, несправедливые слова, утверждая, что она, возможно, не хочет быть моей рабыней всю оставшуюся жизнь. Как ты осмелился сравнивать наши отношения с Розеттой с рабством? Да, я знаю, она трудится не покладая рук, но она счастлива, что у нее появилась возможность помогать мне и в диспансере.

— Я сказал не подумав. Просто мне хотелось причинить тебе боль.

— И тебе удалось это сделать.

— Прости меня, Анжелина! Я еще раз прошу у тебя прощения.

— Если бы я наотрез отказалась сделать Розетте аборт, пришел бы ты сюда, чтобы обнять меня, чтобы повторять, что любишь меня, или же по-прежнему упорствовал бы в своем решении жениться на Розетте?

Луиджи не задавал себе этого вопроса, поскольку Анжелина поступила так, как он хотел. Растерявшись, он долго молчал.

— Но ведь все обстоит иначе, так что говорить об этом бессмысленно.

Ответ Луиджи вызвал у Анжелины беспокойство. Молодой женщине хотелось верить в его любовь, но трезвость мышления и логика вынуждали ее сомневаться. Луиджи догадался, о чем думает Анжелина, и поспешил добавить:

— Я уверен, что ты в конце концов избавила бы Розетту от этой беременности, которую я считаю чудовищной, ведь ты ненавидишь несправедливость и жестокость по отношению к женщинам. На Розетте я бы не женился, в этом я тоже уверен. Я тебе уже говорил. Тогда я был растерян, подавлен, мною владела ярость. Я действовал неосознанно. Но это был также один из способов ускользнуть от тебя.

Анжелина высвободилась из объятий Луиджи и посмотрела ему прямо в глаза.

— А сейчас ты уверен, что вновь не захочешь ускользнуть от меня? Луиджи, я так настрадалась за свою жизнь! Никто не может представить себе, до какой степени я чувствовала себя несчастной после рождения Анри, которого была вынуждена отдать посторонним людям. Позднее мне пришлось смириться с мыслью, что Гильем не вернется. И все эти несчастья я пережила, горько оплакивая мать, погибшую несколько месяцев назад. Я все спрашиваю себя: что стало бы со мной, если бы не Жерсанда? Она не одобряла мой выбор, но помогла мне стать повитухой. Как только я начала учиться в Тулузе, как только смогла присутствовать при родах, моя жизнь обрела смысл. И каждый раз, когда я нахожусь рядом с пациенткой, когда держу на руках здорового новорожденного, я благодарю Бога за то, что он даровал мне эту радость, возможность собой гордиться. Я спасла от ужасной смерти нескольких женщин и детей, и это оправдывает мою земную жизнь и смывает с меня все грехи.

— О, весьма незначительные грехи! Любить и уступить желанию! Если бы я был кюре, то охотно отпустил бы эти грехи, — пошутил Луиджи, властно прижимая Анжелину к себе. — Анжелина, я никогда не буду мешать тебе заниматься твоим ремеслом, позволяющим спасать жизни. Ты совсем молодая, но уже пользуешься безупречной репутацией. Подари мне улыбку, прошу тебя!

Но Анжелина впилась своими губами в губы Луиджи. Она чувствовала насущную потребность забыть о своем решении отказаться от ремесла повитухи, о чем пока не осмеливалась ему сообщить. И тут свершилось чудо. Их обоих захлестнула волна невообразимого счастья, предвещавшего удивительное согласие их душ. Их тела затрепетали, но не от банального желания, а от истинного родства душ.

Наконец Анжелина отстранилась. Лицо ее просветлело, глаза блестели.

— Я должна заняться Розеттой. А ты?

— Поеду в Сен-Жирон за покупками. Принести тебе что-нибудь на обед?

— Сделай одолжение, у меня нет времени готовить.

Они не решались расстаться, не могли насладиться общением.

— Нам надо столько сказать друг другу! Столько всего обсудить! — воскликнул Луиджи. — Господи, как резко поменялась моя жизнь за эти три месяца! Я потрясен!

— В будущем произойдут и другие изменения, — откликнулась Анжелина. — И мы вместе будем с этим справляться.

— Справляться? Неужели это будет так сложно?

— Нет, ничего не бойся. До встречи в полдень! Мне так стыдно, что я оставила Розетту одну!

И они, взявшись за руки, вышли из конюшни. Оставшись у ворот одна, Анжелина заперла их на ключ. «Мне уже не терпится вновь увидеть Луиджи!» — со сладостной негой подумала она.

Утро для Анжелины пролетело незаметно. Усадив Розетту на кровать, она дала ей кофе с молоком и тартинки с черничным вареньем. Розетта казалась умиротворенной, и Анжелина была этому рада.

— Вот увидите, мадемуазель Анжелина, скоро я научусь читать. Из-за загипсованной ноги у меня будет время повторять уроки и писать буквы. Я буду грамотной, умной, но, конечно, не такой, как вы.

— Ты и так очень умная и здраво рассуждаешь. На такое не каждый способен.

— Спасибо, это очень мило с вашей стороны. Когда-нибудь я стану вашей ассистенткой.

Анжелина, выслушав рассуждения Розетты о ее замечательных планах на будущее, умыла ее, осмотрела и поменяла окровавленные пеленки.

— Кровь будет идти еще два-три дня, как при месячных. Кстати, если вместо меня за тобой будет ухаживать Октавия, ты ей так и скажи… что у тебя месячные… Господи, какая я глупая! Теперь я не нуждаюсь в ее услугах!

— Почему вы так говорите?

— Октавия должна была переехать сюда. Я не успела тебе об этом сказать. Но сейчас необходимость в этом отпала. Я должна сообщить ей об этом.

В очередной раз Анжелина не захотела говорить о своем решении, особенно Розетте, поскольку девушка могла счесть себя виновной в этом. И все же Анжелине предстояло сообщить об этом решении отцу и Жерсанде, но, по ее мнению, они не стали бы расстраиваться.

— У вас какой-то странный вид. Что вы от меня скрываете? — спросила Розетта.

— Ничего. Как твоя нога?

— Ба, еще болит, но меньше, чем вчера.

Анжелина, успокоившись, поднялась в спальню, чтобы привести себя в порядок. Ей не хотелось, чтобы одежда сковывала ее движения, и она сняла халат. Стоя перед зеркалом, она причесалась, сменила платье на белую блузку в фиолетовых и красных узорах и довольно широкую черную юбку.

Увидев свое отражение, Анжелина с удивлением заметила, что улыбается. Ее вновь охватила радость, вкус которой она почти забыла.

— Я словно помолодела, мне как будто снова пятнадцать лет! — сказала себе Анжелина. — Боже мой! Я уже представляю себе, как еду вместе с Луиджи в Париж, Лондон или Венецию!

Опьяненная немного безумными мыслями, Анжелина сбежала вниз по лестнице, которая после капитальных преобразований теперь вела непосредственно в диспансер. От непогоды лестницу защищал большой навес из зеленой ткани, прикрепленной к стойкам из светлого дерева.

— Розетта, сейчас только одиннадцать часов. У нас есть время поговорить. Как я выгляжу? Я заплела волосы в косы.

— Вы очаровательны, Энджи! Но расскажите, что у вас было с мсье Луиджи.

— Если ты зовешь меня Энджи, то и его зови Луиджи, а не мсье Луиджи. Мы любим тебя, как сестру, и ты не должна свидетельствовать нам свое почтение.

— Я постараюсь, обещаю вам. Ну, садитесь рядом со мной, если хотите поговорить. Он сделал вам предложение?

— Нет, еще нет, но это не имеет значения. Мы действительно помирились. Сегодня в полдень он придет к нам обедать. Розетта, если я выйду за него замуж, я открою для себя неведомое, о чем не имею ни малейшего представления, — супружескую жизнь. Я думала об этом, когда причесывалась. Вставать вместе с мужем, сидеть вместе с ним за столом, спать на одной кровати… Многие люди ведут такой образ жизни, но для меня это будет настоящее приключение… Каждый день, каждый час…

— Вы привыкнете. В августе мсье Луиджи… простите, Луиджи был здесь с утра до вечера, и вы вместе обедали. Не вижу большой разницы.

— И все же это не одно и то же. Впрочем, глупо волноваться. Мои родители много лет жили вместе в этом доме, и я храню о том времени самые прекрасные воспоминания. Едва встав, папа уходил в свою мастерскую. Ворота оставались открытыми, и к нам часто приходили его клиенты. Если маму не вызывали к какой-нибудь пациентке, она занималась хозяйством с удивительной энергией. Она сажала цветы — ирисы, нарциссы, и это она посадила желтую розу, превратившуюся в огромный куст. Я так и вижу, как она идет по двору, чтобы дать сена нашей ослице Мине.

— Это то бедное животное, которое умерло в марте на лугу мадам Жермены? — спросила Розетта.

— Да, это была Мина, уже совсем старая! Сколько километров пришлось преодолеть ей за всю свою жизнь! Я помню, как мы сидели за столом, все трое. Мама использовала эти минуты, чтобы научить меня, как готовить рагу, или, пока я ела, давала настоящие уроки по географии и истории. Она была чудесной женщиной. И такой красивой! С каштановыми волосами, утонченными чертами лица и черными глазами! А я унаследовала свои фиолетовые глаза и рыжие волосы от прабабушки Дезирады. По словам папы, у одного из моих братьев, Клода, тоже были рыжие волосы и фиолетовые глаза.

— Как жаль, что они, ваши братья, умерли такими маленькими! — вздохнула Розетта. — Мне хотелось бы с ними познакомиться.

— Мне тоже, но их, Жерома и Клода, унес круп, когда я только-только родилась. Им было по году и три месяца. Словом, мои родители были счастливы в браке, я в этом уверена. Однажды я застала их, когда они обнимались, спрятавшись за конюшню. Я тут же убежала, но слышала их смех. Но все же, если верить моему отцу, он проклинал ремесло мамы. Она уезжала на ослице в любой час дня и ночи, в любую погоду, даже если дороги были завалены снегом или покрыты льдом. Если возникала необходимость, она два-три дня проводила в доме рожавшей женщины. Я никогда не буду достойной ее. До того несчастного случая, оборвавшего ее жизнь, она всю себя отдавала своим пациенткам и их сосункам.

— Вы будете такой же, мадемуазель Энджи.

Анжелина встала и подошла к раковине, чтобы смыть слезы. «Я занималась практикой только восемь месяцев, — думала молодая женщина. — Это очень мало, до смешного мало. Меня ждет другая жизнь. У меня, несомненно, будут дети, я стану воспитывать Анри, поскольку мы с Луиджи заберем его. В любом случае мне не надо будет работать, поскольку мой будущий муж богат».

Эти слова, «будущий муж», показались Анжелине такими малозначащими по сравнению с силой ее любви.

— Энджи, думаю, вы плачете, там, в уголке. Но я не могу встать, чтобы утешить вас, — жалобно сказала Розетта. — А ведь в полдень вы должны обедать с мсье Луиджи! Черт возьми! Никак не удается… с Луиджи. Не думайте обо мне. Я и так причинила вам слишком много хлопот.

— Нет, что ты! — возразила Анжелина.

Но, взглянув на свои руки, она вновь увидела их окровавленными, эти самые руки, которые вынимали медный зонд из матки Розетты. Вместе с кровью из матки вывалился эмбрион — живое существо, которое она убила. То обстоятельство, что он был результатом кровосмешения и изнасилования, не могло уменьшить ее вину, поскольку для повитухи подобное деяние было преступлением, тяжким преступлением.

«Я должна сделать так, чтобы Розетта ни о чем не догадалась. Она не осознает тяжести моего проступка. Теперь она чувствует себя свободной, она возродилась для той простой жизни, которая ее вполне устраивает».

— Слышите? Кто-то пришел! — воскликнула девушка. — Наверняка ваш жених.

— Тише! Мы еще не помолвлены, — сказала Анжелина, вытирая последнюю слезинку. — Ты права, это он.

Акробат, в белой рубашке и сапогах, вошел в диспансер с театральным эффектом. Его черные волосы были распущены по плечам. В левой руке он держал букеты цветов, в правой — тяжелую корзину.

— Барышни, я изрядно потратился, — заявил он. — Тебе, Анжелина, эти красные розы, символ страстной любви, которую я питаю к тебе, несмотря на все мои вчерашние глупости. Тебе, Розетта, эти белые розы, символизирующие чистоту нашей дружбы и твою непорочность. Я купил также атласные ленты, сидр, вкусные пирожные, тарталетки со сливами и сочные фрукты, слегка обжаренные и политые золотистым сиропом.

И Луиджи продолжил с воодушевлением, что в эти мгновения делало его похожим на странствующего торговца, расхваливавшего свой товар:

— Смейтесь, барышни! Если бы я мог взять свою скрипку, я сыграл бы вам серенаду, но мне не хватает пары дополнительных рук. Что касается обеда, то я отыскал настоящего мастера колбасного дела. Я остановил свой выбор на изысканных блюдах. Мясной пирог с хрустящей корочкой, утиный паштет, фуа-гра с трюфелями. А еще мне захотелось салата из картошки и лука-шалот и белого вина!

— Настоящий пир! — воскликнула Анжелина.

— Только пируйте вдвоем, — сказала Розетта. — Я не голодна, я съела слишком много тартинок. К тому же я хочу спать. Я пообедаю чуть позже.

Луиджи и Анжелина сделали вид, будто поверили, но на самом деле они не сомневались в том, что Розетта решила самоустраниться. Они уединились в кухне. Эта интимная обстановка немного смущала их.

— Я накрою на стол, — предложил Луиджи. — Где тарелки?

— В буфете, слева. Думаю, подогревать нечего.

— Нет, это будет холодный обед.

Анжелина поставила розы в вазы и склонилась, чтобы вдохнуть их чарующий аромат.

— Я отнесу Розетте ее букет. Пусть она наслаждается цветами.

Луиджи рассеянно кивнул. Анжелине показалось, что он держится скованно, и она встревожилась, но не осмелилась его расспрашивать.

— Мы похожи на неуклюжих ребятишек, — сказал Луиджи, улыбаясь. — Мне очень жаль, но я не нашел ни вилок, ни салфеток.

Анжелина подошла к буфету и открыла ящик.

— Это здесь. А стаканы стоят в том небольшом угловом шкафу.

Луиджи воспользовался моментом и быстро поцеловал Анжелину в губы. Она тут же бросилась к нему на шею и крепко обняла.

— Мне страшно, Луиджи. Мне страшно мечтать. Я боюсь испытать разочарование. Скажи, ты действительно любишь меня?

— Да, моя любовь, не бойся. Отнеси цветы Розетте и поскорее возвращайся. Я откупорю бутылку белого вина. Я делаю успехи — нашел штопор, он лежал вместе с ножами.

И Луиджи, придав своему лицу лукавое выражение, помахал штопором. У Луиджи были привлекательные и очень подвижные черты лица, и он мог менять его выражение мгновенно. Такое искусство преображаться всегда вызывало у Анжелины смех.

— Браво, мсье акробат! А как вы откупоривали бутылки, когда бродили по дорогам?

— Святые небеса! Мадемуазель, я пил только родниковую воду!

Анжелина, успокоившись, вышла из кухни. Повседневная жизнь с таким человеком не будет скучна. «Я попрошу его не быть слишком суровым и серьезным, — дала себе слово Анжелина. — Я хочу, чтобы он играл на пианино и на скрипке, чтобы делал «колесо» или забирался на крышу конюшни».

Розетта обрадовалась, что сможет любоваться букетом белых роз. Сложив руки на груди наподобие статуй, стоявших в соборе, она тихо давала советы Анжелине:

— Главное, веселитесь. И, прошу вас, окончательно простите его, хотя вчера он заставил вас страдать. Он, ваш Луиджи, любит вас.

— Если он на мне женится, ты будешь моей фрейлиной, — так же тихо сказала Анжелина.

— Это доставит мне удовольствие. Пожалуй, даже большее, чем ваша свадьба. Ну, бегите! Потом мне все расскажете!

— Розетта, если бы ты знала, как я люблю тебя! — прошептала Анжелина, целуя девушку в лоб.

— Эти слова надо говорить не мне. Скажите их лучше мсье Луиджи.

И они заговорщически улыбнулись, действительно похожие на двух сестер, на двух подруг.

За время отсутствия Анжелины Луиджи постарался на славу, разложив провизию на два блюда и поставив бутылку вина около вазы с красными розами.

Едва Анжелина вошла, как он отодвинул стул.

— Изволь садиться! — предложил Луиджи, протягивая ей руку. — Я устроюсь напротив тебя.

— Разумеется!

Анжелина, забавляясь, решила в полной мере насладиться этим первым обедом наедине с Луиджи. Она чувствовала потребность верить в эту любовь, которая наконец расправила свои крылья. И Анжелина заставила себя забыть обо всех неприятных событиях вчерашнего дня. Акробат, со своей стороны, прилагал все усилия, чтобы рассмешить молодую женщину, пересказывая ей свои разговоры с торговцами Сен-Жирона.

— Я очарован местным диалектом, — признался Луиджи. — И лучшим его примером служит говор твоего отца. А вот ты говоришь практически без акцента, если не считать окончаний отдельных фраз.

— Когда я была девочкой, мадемуазель Жерсанда внимательно следила за моим произношением. Постепенно я стала говорить так, как ей хотелось.

— Теперь ты поступаешь точно так же с Розеттой. Она делает поразительные успехи! Но вскоре тебе больше не придется называть мою мать мадемуазель.

— Почему?

Они собирались попробовать тарталетки со сливами, уже получив удовольствие от пирога и картофельного салата.

— А ты не понимаешь? — спросил Луиджи, наливая вино. — Впрочем, сейчас поймешь.

Из кармана Луиджи вынул маленький черный кожаный футляр и протянул его Анжелине.

— Любимая, вот кольцо, которое будет служить настоящим символом нашей помолвки. Сегодня утром я купил его у ювелира на улице Вильфранш.

Потрясенная Анжелина не сводила глаз с прелестного кольца. Роскошный аметист в серебряной оправе был обрамлен крошечными бриллиантами.

— Я видел подобное кольцо в Барселоне. Оно сразу же напомнило мне о твоих глазах. А когда я увидел это кольцо в витрине, то сразу понял, что оно предназначено тебе.

— Оно такое красивое! — восхищалась Анжелина.

— И все же не такое красивое, как ты, Виолетта! Прости, но мне нравится называть тебя так. Давай, примерь. Надеюсь, оно подойдет тебе!

— О, да! Оно подходит! Право же, ты настоящий волшебник!

Но, произнося эти слова, Анжелина расплакалась. Луиджи вскочил и обошел стол, чтобы нежно заключить Анжелину в свои объятия.

— Почему ты плачешь? Взгляни на меня, прошу тебя!

Луиджи сел рядом с Анжелиной, взяв ее за руки. Он почувствовал, что причина слез Анжелины — не радостное волнение.

— Мне страшно, Луиджи. И хотя я тебя простила, я не в силах забыть некоторые твои слова. И потом, твое отношение к Розетте… Едва ты произносишь ее имя, как мне становится тяжело на сердце. Так было и совсем недавно, когда ты сказал, что она делает успехи, стараясь говорить правильно. Я так люблю ее! Я не хочу разлучаться с ней. Но если мы поженимся и она войдет в нашу семью, я, возможно, все время буду ревновать тебя к ней.

— И из-за этого пустяка ты рыдаешь? Нет, тут что-то другое. Любимая моя, я искренен с тобой. Ночью я много думал, поскольку не мог заснуть. Я хочу жениться на тебе и сделать тебя счастливой. Я еще не знаю, где мы будем жить и последует ли Розетта за нами. Но обещаю тебе, что буду любящим мужем, верным, внимательным.

— Не сомневаюсь. Ты на удивление любезный, предупредительный. Но…

— Никаких «но»! Только правду! Что тебя тревожит?

Анжелина вновь залюбовалась кольцом. Потом она взглянула на Луиджи, и в ее взгляде читалась тревога.

— Я скажу тебе об этом позже. А сейчас умоляю, обними меня и давай поговорим о нашем будущем. Нам будет трудно жить здесь, ведь комнаты такие маленькие, а на первом этаже вообще одно помещение.

— Хорошо, давай поговорим. После поцелуя, нашего первого поцелуя как обрученных.

Луиджи впился в губы Анжелины, а она гладила его по волосам и спине. Молодая женщина полностью отдалась неге, закрыв глаза, наслаждаясь нежностью мужских губ. Вскоре желание заставило ее сделать решительный шаг.

— Пойдем поднимемся в мою комнату. Ведь мы наконец одни. Луиджи, я люблю тебя, пойдем!

Луиджи, смеясь, отказался. Разочарованная Анжелина с негодованием посмотрела на него.

— Всему свое время, — заупрямился Луиджи. — Нам надо поговорить. Действительно, я не представляю, как мы будем жить в этом доме. К тому же мы заберем Анри. Я привязался к твоему сыну. Он очень умный и почтительный мальчуган, когда, конечно, не капризничает. Мы вместе будем воспитывать его.

— А ты думал о том, что у нас появятся и другие дети? — спросила Анжелина с какой-то робостью.

Луиджи недовольно нахмурился. Встревоженная Анжелина отпрянула от него.

— Ты не хочешь становиться отцом?

— Как я тебе уже говорил, я не испытываю в этом потребности. Но, разумеется, если от нашей любви у нас родится пупс, я поступлю так, так поступают все мужчины: буду гордым и счастливым.

— Но что останавливает тебя?

— Я вырос в монастыре, среди других сирот. Несмотря на неусыпную заботу святых отцов, правильное питание, воспитание, я страдал из-за того, что у меня нет семьи: нет матери, которая приласкала бы меня, нет отца, с которого я мог бы брать пример. Потом, бродя по дорогам, я встречал многих беременных женщин и молодых матерей. Социальное положение и тех и других смущало, даже раздражало меня. У меня создавалось впечатление, что материнство лишило их главного, на мой взгляд, достояния — свободы. О, не надо возмущаться! Ты служишь тому живым примером, Анжелина, ты, которая объяснила мне, на какие пошла жертвы, отдав Анри моей матери, чтобы иметь возможность учиться и заниматься своим ремеслом. Ты должна была отречься от своего сына, чтобы последовать по избранному тобой пути.

— Я совершила ошибку, — резко произнесла Анжелина. — Было бы в сто раз лучше, если бы с помощью мадемуазель Жерсанды я стала портнихой. Мне стыдно, что я не кормила своего ребенка грудью, что лишила его своей ласки и заботы. Если бы ты знал, как я страдала! Я мечтала услышать это нежное «мама», на которое я имею право и которое он никогда не произнесет. И даже если родятся еще дети, мне будет тяжело быть их мамой, поскольку для Анри я навсегда останусь лишь крестной.

Дрожавшая всем телом Анжелина замолчала и вновь расплакалась.

Встревоженный Луиджи лишь покачал головой.

— Анжелина, нельзя заранее знать, что нас ждет в будущем. Но мы уже можем попытаться стать счастливыми, оба. Потом мы всецело положимся на судьбу. Возможно, надо просто радоваться жизни, ценить настоящее. Я — богатый сын благородной дамы, ты — замечательная повитуха. Значит, неважно, в каком доме мы будем жить, сколько детей у нас родится. Давай лучше думать о нашей помолвке! В декабре я намерен увезти тебя в Париж, и у тебя нет никакой возможности отказаться…

— Мне очень хотелось бы посетить Париж, — тихо сказала Анжелина. — Я читала роман, действие которого происходит в Париже, и мне все так понравилось, да… Луиджи, а теперь я хочу кое в чем тебе признаться. Я отказываюсь от ремесла повитухи. Я отказываюсь заниматься практикой после того, что сделала ради Розетты… Пусть у меня не было выбора, но я чувствую себя виновной, даже преступницей. Я предпочла спасти ее, поскольку она вновь попыталась бы совершить самоубийство, покончила бы с собой тем или иным способом до рождения ребенка. Но для меня это ничего не меняет. Совершив это действие, я пренебрегла своими обязательствами, нарушила обещание, которое дала матери. У меня руки в крови невинного, беззащитного создания. Я больше не могу, не хочу заниматься своим ремеслом. Я свободна, понимаешь? Я вольна последовать за тобой в Париж или в любой другой город, спать без задних ног, не боясь, что меня разбудят. Ты женишься не на повитухе, готовой в любую минуту пуститься куда-либо по горам, по долам.

Анжелина замолчала, почувствовав облегчение после своего признания. Ошарашенный Луиджи молчал, не в силах разобраться со своими чувствами.

— Как ты можешь быть столь уверена в таком решении? — наконец спросил он. — И, самое главное, кто займет твое место в этих краях? К тому же ты так мечтала о диспансере!

— Прошу тебя, не надо все усложнять! Я дам в газете объявление, что больше не принимаю пациенток. Возможно, другая повитуха заинтересуется моим диспансером. Я могу также написать в Тулузу бывшим ученицам больницы Святого Иакова. Они получили дипломы в тот же год, что и я. Я думаю о самых прилежных — о Дезире Леблан, Одетте Ришо, Арманде Бланшар. Арманда была самой старшей из нас. Она уже много лет принимает роды. Это очень вежливая и крайне серьезная вдова. Я наверняка узнаю ее адрес, если напишу мадам Бертен, главной повитухе больницы.

— Действительно, у тебя есть возможность найти сведущую повитуху, — согласился Луиджи. — Что касается меня, я должен был бы радоваться, поскольку сетовал на то, что ты занимаешься таким ремеслом. Но я считаю, что ты приносишь ужасную жертву. Подумай только! А вдруг ты узнаешь, что женщина умерла при родах? Или младенец? И все это из-за ошибки матроны или повитухи, не обладающей ни твоими знаниями, ни твоим талантом!

— Луиджи, сжалься надо мной! Я не должна рассматривать свое отречение с такой точки зрения. В конце концов, я не единственная повитуха в нашем краю. В Сен-Жироне живут три повитухи, и у всех них есть дипломы. Нет, я не отступлю. Я всего лишь в течение восьми месяцев отдавала всю себя своим пациенткам. Восемь месяцев! Как это мало! Обо мне быстро забудут.

— Не думаю, что тебя быстро забудут, — возразил Луиджи. — Пациентки, которых ты наблюдала или которым помогала при родах, всегда будут тебя помнить, я в этом уверен. И ты тоже не забудешь о том, что пережила в те первые месяцы, когда следовала по стопам своей матери. Возможно, будет лучше, если мы уедем из Сен-Лизье.

— Но почему?

— Здесь ты всегда будешь знать о родах, со счастливым или трагическим концом, и часто будешь испытывать душевные муки, особенно если сочтешь, что могла бы противостоять смерти. Мне пришла в голову одна мысль.

— Какая? — тихо спросила Анжелина.

— Мы уедем в Лозер, во владения де Беснаков. Моя мать описывала их. Это прелестное имение в сельской местности. Думаю, сначала лучше поехать туда вместе с моей матерью и Анри. Кое-кто из членов моей семьи жил там. Это будет своего рода паломничество.

— Да, мы сможем вскоре туда поехать, например осенью. Но жить там… Не знаю…

— Не беспокойся. Это всего лишь моя идея, один из вариантов. Мне доставит удовольствие, если я смогу посетить край моих предков вместе с тобой.

— А я с тобой пошла бы куда угодно, — заявила Анжелина.

Луиджи испытывал бесконечное счастье, видя, что Анжелина пребывает в таком радужном настроении. Он сразу же пришел в восторг от ее слов.

— Мы доедем до Тулузы, а затем пересядем в поезд, идущий в Манд! Затем наймем повозку и доберемся до владений де Беснаков. А в это время Октавия будет ухаживать за Розеттой.

Луиджи погладил Анжелину по щеке и податливым прядям, упавшим на лоб. Взяв тарталетку, он с удовольствием съел ее, а затем протянул кусок пирога Анжелине. Она, раскрасневшаяся от переживаний, с таким же удовольствием съела пирог.

— Я так мало путешествовала! — призналась Анжелина. — Ездила только в Тулузу и Тарб. О, Лозер, Севенны, столь милые сердцу Октавии!

Луиджи обнял Анжелину за плечи и поцеловал ее в губы. Пальцы Луиджи без устали скользили по ее шее и обнаженной части груди. И эти пальцы так ласково, так жадно дотрагивались до ее нежной кожи!

— Боже, я должна отнести Розетте обед! — воскликнула Анжелина, стремительно вставая. — Ей надо набираться сил.

— Как жаль! — прошептал Луиджи. — Я помогу тебе поставить тарелки на поднос. А пока ты будешь с ней, я вымою посуду.

Как и Октавия и Жерсанда, Анжелина по достоинству оценила эти черты характера акробата, который не гнушался никакой работы и всегда был готов оказать услугу с врожденной любезностью. Она, растрогавшись, спрашивала себя, поступил бы точно так же Гильем, желая помочь матери или супруге. Даже ее родной отец всецело отдавался своему ремеслу сапожника, когда была жива Адриена.

«Вероятно, Луиджи выполнял и женскую работу, когда скитался по свету. Ему приходилось стирать свое белье. Если ему оказывали радушный прием, он, разумеется, стремился отблагодарить тех, кто давал ему кров и стол», — говорила себе Анжелина.

Новое чувство, более сильное, чем желание, рождалось в сердце молодой женщины. Это была и огромная нежность, и уважение, к которым примешивалось сочувствие. Этот мужчина, казавшийся таким веселым, такой преданный и сумасбродный, несомненно, много страдал и в детстве, и в отрочестве.

«С кем он встречался? — думала Анжелина. — С кем общался? С акробатами, дрессировщиками медведей, бродягами? Не удивительно, что он предложил Розетте стать его женой по тем самым причинам, о которых она догадалась. В ту минуту он пребывал не в меньшем отчаянии, чем она. Я часто жалуюсь на свои несчастья, но мне совершенно неизвестно, какие муки претерпел он. Я почти ничего не знаю о его прошлом. Вероятно, ему было холодно и голодно. Нам будет о чем поговорить этой зимой, сидя у камина, в тепле, прижавшись друг к другу».

— Луиджи? — позвала Анжелина.

Он, улыбаясь, посмотрел на Анжелину, кладя пирожное на блюдечко.

— Луиджи, я люблю тебя всей душой! Как бы мне хотелось стать твоей женой! Прошу тебя, женись на мне на Рождество!

— Если это приказ, то я повинуюсь, — торжественно заявил Луиджи, обнимая Анжелину за талию.

Луиджи заставил ее сделать пируэт, а потом подхватил на руки и закружился с ней в танце. Она, пребывая в эйфории, обхватила рукой его за шею и сумела поцеловать.

— Плутовка! — смеясь, воскликнул Луиджи.

И Анжелина рассмеялась. Ее смех звучал как заливистый бубенчик. Анжелина никогда так не смеялась после смерти матери. Луиджи понял это и еще сильнее сжал ее в своих объятиях, поскольку теперь у него появилось желание расплакаться.

В древнем городе Сен-Лизье шел дождь. Вершины гор скрылись за плотными черными тучами. Анжелина разожгла яркий огонь в камине и, сев около очага, принялась чинить простыню. Лежавшая перед дверью овчарка дремала.

— Так-то оно так, мадемуазель Энджи, но вы не послали телеграмму Филиппу Косту, — вздохнула Розетта.

— Нет, не послала. Я решила встретиться с ним, — ответила молодая женщина. — И не пытайся разговорить меня, повторяй свой урок. Через десять минут ты прочтешь мне строки, которые я отметила крестиком.

— Хорошо!

С помощью отца и Луиджи, которого Анжелина с удовольствием называла женихом при каждом удобном случае, она установила кровать в кухне. Розетта очень огорчилась, узнав, что Анжелина собирается перенести ее на второй этаж.

— Я с утра до вечера буду совсем одна. К тому же всем вам придется по нескольку раз в день подниматься и спускаться по лестнице. Постелите мне циновку в углу кухни!

Но вместо циновки у Розетты появилось очень удобное ложе. Она могла сидеть, опираясь на две подушки. Анжелина подавала ей еду на подносе, и девушка могла любоваться пламенем, прежде чем заснуть.

— Я в раю, Энджи! — сказала Розетта, беря в руки учебник. — Скажите, а где вы его примете, доктора Коста?

— В диспансере. Я хочу показать ему оборудование и перевязочные материалы.

— Он поразится! Слава Богу, вы не слишком-то разочарованы… С воскресенья никто не обращался к вам за помощью, ни из города, ни из округа…

— Ничего страшного. Зато я смогла погулять с Анри и пообедать с мадемуазель Жерсандой. Ты понимаешь, Розетта? Когда мы с Луиджи поженимся, она станет моей свекровью. До чего же странной порой бывает жизнь! Я даже не могла представить себе, что у нее есть сын, что я встречу этого сына в Масса и что однажды он станет моим супругом… ну, человеком, которого я очень люблю.

Взволнованная, Анжелина вновь принялась за работу.

— Скажите, Луиджи собирается венчаться в церкви? — спросила Розетта.

— Да, конечно, он же крещеный. И хотя с его языка часто срываются антицерковные выражения, он все равно остается христианином.

— Черт возьми, как вы хорошо говорите! Думаю, мне никогда не удастся сравняться с вами, надо же!

— Тебе следует уже перестать упоминать черта кстати и некстати. И не надо торопиться, ты и так делаешь похвальные успехи.

Розетта откинулась на полушки и закрыла глаза, мысленно повторяя: «Похвальные успехи». Вскоре эти слова показались ей лишенными смысла. Как это часто случалось с ней последнее время, она быстро уснула. Анжелина, заметив это, нежно улыбнулась. «Спи, малышка! Ты в полной безопасности. Я позабочусь о тебе», — думала молодая женщина.

Анжелина попросила Луиджи никому не говорить о своем решении отказаться от практики. Пока только он один знал об этом обстоятельстве, которое должно было ошеломить всех. А еще Анжелина хотела воспользоваться приездом доктора Коста, чтобы найти женщину, способную ее заменить. Анжелина полагала, что акушер мог бы дать ей хороший совет, пусть даже цель его приезда была совершенно иной. Она ничего не боялась. Кольцо на пальце должно было послужить ей надежной защитой.

— Я обручена и скоро выйду замуж, — тихо шептала Анжелина, испытывая невероятное блаженство.

Жерсанда была на седьмом небе от счастья. Октавия тоже. Их общая мечта претворялась в жизнь.

Что касается Огюстена Лубе, такого молчаливого, обычно не склонного к разговорам, то он сообщал каждому встречному и поперечному, что его дочь Анжелина выходит замуж за Жозефа де Беснака.

Когда Огюстену заявляли, что его будущий зять ведет себя эксцентрично и к тому же странно одевается, сапожник лукаво улыбался.

— Разрази меня гром! Не всяк монах, на ком клобук! — говорил он, посмеиваясь. — Этот человек богат. Он имеет право наряжаться так, как считает нужным.

Слухи распространялись по городу с невероятной быстротой. Многие совершенно справедливо полагали, что прекрасная повитуха теперь откажется от своего ремесла. Зачем ей принимать роды у местных женщин, если она выйдет замуж?

Но Анжелина, практически не покидавшая свой дом на улице Мобек, даже не догадывалась, что оказалась в центре всеобщего внимания. Луиджи регулярно приходил в полдень на обед или вечером на ужин. Они оба проявляли удивительную мудрость, обмениваясь только поцелуями и благопристойными ласками, что заставляло их с нетерпением ждать ночи любви, обещанной акробатом.

Анжелина уже заканчивала свою работу, когда кто-то позвонил в медный колокольчик, висевший на воротах. Спаситель тут же вскочил и залаял.

— Наверно, это Филипп, — прошептала Анжелина. — Розетта?

— Да, мадемуазель. Я немного задремала. Как это приятно — дремать, не так ли?

— Несомненно, малышка. Но, я полагаю, пришел доктор Кост. У тебя под рукой есть все необходимое. Я оставляю тебя. И не стесняйся меня звать!

— Не волнуйтесь, я хорошо себя чувствую. Только нога чешется под этими гипсовыми повязками, но что поделаешь! Скажите, а мсье Луиджи… он не злится, что вы встречаетесь со своим бывшим любовником?

— Вовсе нет. Я сказала ему о визите доктора, и он воспользуется этим обстоятельством, чтобы провести весь день с мадемуазель и моим сыном. Разве ты забыла? Рано утром они уехали в аббатство Комбелонг.

— Ой, правда! Простите меня, мадемуазель!

Анжелина выбрала платье из тонкого бархата, светло-коричневое, которое так шло к ее волосам, собранным в пучок. Несмотря на внешнюю безмятежность, в душе Анжелина чувствовала смутную тревогу. Она быстро завела собаку в дом и, прихватив большой черный зонтик, прошла через двор. Анжелина вспоминала о своей последней встрече с Филиппом Костом в Люшоне, на роскошной семейной вилле. Это были мучительные воспоминания, мгновенно овладевшие ею. «И я даже не сопротивлялась, поскольку понимала, что он хочет мне отомстить, ведь я солгала ему», — думала Анжелина, краснея.

Анжелина открыла калитку и очутилась лицом к лицу с доктором. Он выглядел очень элегантно в черном пальто с кожаными лацканами и в черной шляпе. Анжелина даже удивилась. Она не помнила его таким высоким и так хорошо сложенным. Однако доктор носил те же очки в медной оправе, которые увеличивали его очень светлые, голубовато-зеленые глаза. А вот в светлых усах уже пробивалась седина.

— Анжелина, наконец-то я вас вижу! — воскликнул Филипп Кост. — Какая отвратительная погода! Дождь начал лить еще в Тулузе.

— Входите, прошу вас, — любезно предложила Анжелина.

Доктор последовал за Анжелиной, не спуская взгляда с изящного силуэта молодой женщины, легкой походкой шедшей по двору. От волнения он лишился дара речи.

— Идите сюда. Я приму вас в санитарно-гигиеническом помещении, которое не так давно оборудовала. Я называю это помещение своим диспансером, но это скорее медицинский кабинет повитухи. Я растопила дровяную печку.

— Очень хорошо, — сказал изумленный доктор.

Удивление Филиппа Коста росло. Он профессиональным взглядом окинул помещение, но так и не нашел, к чему можно было бы придраться.

— Очень чистое и приятное помещение, — согласился доктор после тщательного осмотра мебели и инструментов. — Господи! Анжелина, откуда у вас такие деньги? Я сомневаюсь, что ваши пациентки настолько богаты или безумно щедры.

— Мне посчастливилось найти мецената, — пошутила Анжелина. — Снимайте пальто, Филипп.

Доктор Кост недоверчиво взглянул на Анжелину. Привычным жестом он снял пальто и протянул его Анжелине. Она повесила пальто на вешалку.

— Я всегда знал, что вы очень честолюбивы, но тем не менее!.. — продолжал доктор. — Что за пожертвователь истратил свои деньги ради вас? А! Боже, ну и глупый же я! Это наверняка старая дама, Жерсанда де Беснак!

— В основном да. Но и ее сын Жозеф не скупился на расходы. Филипп, мне очень жаль, если я вновь делаю вам больно, но я предпочитаю сразу вам все сказать. Я помолвлена с этим мужчиной, и мы собираемся пожениться в декабре. Теперь вам все известно, и мы можем разговаривать без всяких задних мыслей.

— Господи! Куда подевалась робкая юная Анжелина Лубе? — с нескрываемой иронией откликнулся доктор.

— Неужели вы упрекаете меня в том, что за последние месяцы я обрела уверенность? — улыбаясь, спросила Анжелина. — После нашей размолвки в Люшоне я вернулась сюда и занялась практикой. Я поставила перед собой только одну цель: стать в нашем крае лучшей повитухой. И я добилась своего. Но теперь я выбрала любовь, настоящую любовь, и поэтому мне придется отказаться от своих честолюбивых планов.

Ошеломленный Филипп Кост пересел поближе к Анжелине.

— Анжелина, это глупо! Вы были лучшей ученицей мадам Бертен, что и доказали, работая в Тарбе. Я видел вас в деле. Ваши знания подкреплены несомненным талантом — талантом следовать своей интуиции, применять опыт вашей матери и брать инициативу в свои руки. Я считаю ваше решение так быстро бросить практику весьма опрометчивым. Брак не может помешать вам заниматься этим ремеслом!

— Мое ремесло относится к тем профессиям, которые разрушают самые крепкие союзы. Разве вы женаты? Нет, вы остаетесь холостяком, хотя вам уже давно стукнуло сорок лет.

— Представьте себе, я надеялся вскоре сочетаться законным браком с женщиной, о которой упорно мечтаю с прошлого Рождества, — с вами, Анжелина. Я не стану приводить вам свои аргументы, но мы смогли бы вместе преодолевать тяготы семейной жизни, вместе работать в больнице или в частной клинике[26]. Я приехал сюда окрыленный надеждой, преисполненный решимости вымолить у вас прощение за свое скандальное поведение. Вы понимаете, на что я намекаю?

— Я простила вас. Давайте переменим тему.

Анжелина, выпрямившись, сидела в метре от доктора. Ее стройное тело облегало бархатное платье. Филипп Кост любовался линией шеи и плеч Анжелины, удивительно красивым лицом с правильными чертами. Однако он не осмеливался взглянуть молодой женщине в глаза. В былые времена его так часто поражал блеск драгоценных камней, на которые походили глаза Анжелины.

— Значит, одному мужчине все же удалось завоевать вас, — продолжал искренне расстроенный Филипп Кост. — Какой же я глупый! Ведь он же не первый! А вы, должно быть, скрыли от вашего будущего мужа ваше прошлое, умолчали о своем незаконнорожденном ребенке?

— Нет, я ему рассказала обо всем, о чем он должен знать, еще до того, как он предложил мне обручиться. Филипп, мне очень жаль.

— Вам очень жаль? Вы разбили мне сердце, и вам очень жаль! Господи, почему ты позволил мне приехать сюда? Анжелина, неужели вам было трудно дать мне телеграмму?

— Сначала я собиралась телеграфировать вам. Но потом сочла необходимым встретиться с вами. Ведь мы останемся добрыми друзьями, не так ли?

По натуре Филипп Кост был человеком спокойным. К тому же ему нельзя было отказать в логике. Понимая, что проиграл эту партию, он попытался с честью выйти из игры.

— Прекрасно. Раз уж так вышло, я готов смириться. Надеюсь, вы будете счастливы, поскольку заслуживаете этого. Я был бы неблагодарным человеком, если бы стал отрицать это. После нашего расставания я много размышлял, поэтому мне теперь ясны причины вашего молчания о сыне и вашей связи с его отцом. Возможно, окажись я на вашем месте, я поступил бы точно так же. Я хочу сказать, что не всегда легко признаваться в некоторых вещах жениху, постоянно твердящему вам о своих высоких чувствах. Я хотел получить вас нетронутой, неискушенной в любви, я мечтал о том, как буду учить вас удовольствиям, и радовался этому. Но вы уже были опытной и не осмеливались признаться мне в этом.

— Да, — согласилась Анжелина, чтобы не расстраивать доктора.

Не стоило сейчас признаваться, что в Люшоне она поняла: брак со знаменитым акушером Филиппом Костом ей не нужен. Она вновь увидела, как выглядывает в окно огромной виллы, истосковавшись по ледяному воздуху, устремив взор на заснеженные вершины, готовая убежать, только бы не стать покорной супругой этого мужчины. Свобода казалась Анжелине бесценным сокровищем. Она жаждала свободы, чтобы подчиняться собственным законам, чтобы заниматься своим ремеслом, пусть даже ей, как и ее матери, придется жить среди бедных людей. И в этом Анжелина была похожа на Луиджи.

— Анжелина, могу ли я пригласить вас пообедать в том ресторане на берегу Сала, где мы вместе с вашим отцом отмечали нашу помолвку?

В голосе доктора звучали умоляющие нотки. Анжелина подумала, что за обедом у нее появится возможность перейти на общие темы и она в спокойной обстановке спросит Филиппа Коста, не знает ли он, кто смог бы занять ее место.

— Я согласна, Филипп. Но я должна предупредить одну молодую больную особу, которую разместила в своей кухне. Это моя служанка Розетта. Впрочем, слово «служанка» претит мне, поскольку, хотя Розетта много помогает мне по хозяйству, я считаю ее своей младшей сестренкой, которой у меня никогда не было.

— И чем же она больна?

— У нее сломана берцовая кость, и она вынуждена оставаться в постели. В воскресенье она неудачно упала. Через минуту я буду в вашем распоряжении.

— Если бы это так и было… — горько пошутил доктор. — Простите меня!

Анжелина удивленно взглянула на доктора, потом вышла из диспансера. Она догадывалась, что и сама она, и выражение ее лица, и движения говорят об искушенности и делают ее еще более соблазнительной, наделяют силой притягивать к себе мужчин.

«А я закончу свои дни старым холостяком! — думал Филипп. — Никакая другая женщина не сможет удовлетворить меня».

Он уже жалел о своем решении увидеться с Анжелиной, но что сделано, то сделано.

К ресторану была пристроена терраса, и даже в этот дождливый день Анжелина и доктор смогли пообедать на свежем воздухе. Вода в Сала поднялась; прозрачные волны, разбиваясь о выступающие скалы, монотонно шумели. Молодая женщина сидела спиной к реке, около балюстрады из кованого железа. Эта знакомая обстановка пробуждала в ней тяжелые воспоминания. Она думала о матери, нашедшей свою смерть в результате трагического несчастного случая, происшедшего именно в этом месте, недалеко от моста.

— Выпьете немного вина? — предложил Филипп. — К этому рагу из ягненка с морковью и репой, которое мы заказали, прекрасно подойдет вино из Бордоле. Оказавшись с вами за одним столом в ресторане, я вспомнил о нашем обеде в Буссансе, в привокзальном буфете. Это было около двух лет назад.

— Я не забыла об этом обеде, — ласково откликнулась Анжелина. — Я стольким вам обязана! В больнице Святого Иакова вы были превосходным учителем. Хочу спросить вас просто из любопытства. Не знаете ли вы, что стало с моими соседками по дортуару — с Дезире Леблан, Одеттой Ришо и Армандой Бланшар?

— Господи, да я не обращал никакого внимания на учениц, за исключением вас. Ведь я хотел немедленно познакомиться только с вами!

— Филипп, прошу вас! Мне было бы приятнее с вами беседовать, если бы вы перестали упоминать о тех чувствах, которые испытывали ко мне прежде.

— Но мои чувства к вам нисколько не изменились! — возразил Филипп. — Впрочем, я не хочу портить обед и поэтому постараюсь выполнить вашу просьбу. Послушайте, а ведь я могу рассказать вам о Софи де Монтель! Мы наняли ее в родильное отделение, где она оказалась весьма полезной. Дезире Леблан — кто это? Маленькая блондинка с крупным носом?

— Да, совершенно верно!

— Получив диплом, она уехала из Тулузы. Мне очень жаль, Анжелина, но я не знаю, что стало с Одеттой Ришо. А вот Арманда Бланшар, насколько мне известно, весьма сведущая девушка, получила место в больнице Альби. О, вспомнил! Вы ведь были знакомы с некой Жанниной, весьма милой девушкой?

— Да, это закадычная подруга Одетты Ришо.

— Она практикует в квартале Сен-Мишель, мы об этом как-то раз говорили с мадам Бертен. Это бедный рабочий квартал, и она сетовала по этому поводу, когда привезла к нам в больницу одну из своих пациенток. Вы довольны?

Служанка принесла закуски, зеленый салат с орехами, кусочками козьего сыра и сухариками. Анжелина, охваченная ностальгическими воспоминаниями, покачала головой. Целых полгода она делила дортуар с этими молодыми женщинами. По вечерам они доверяли друг другу самые сокровенные мысли и обменивались сомнительными шутками. В частности, она вспомнила о Магали Скотто, уроженке Юга, наделенной острым язычком и такой же бесшабашной веселостью, как и Розетта. Перед мысленным взором Анжелины возникали лица Одетты, Жаннины и Дезире, а потом и очаровательное лицо Люсьены, изнасилованной и убитой Блезом Сегеном во время одной из его поездок в Тулузу.

— Мне хотелось бы написать им, сообщить о себе, — вздохнула Анжелина. — Я так сблизилась с Дезире… В секретариате больницы, должно быть, сохранились их адреса…

— Разумеется! Полагаю, вы намеками просите меня сообщить вам их адреса в письме, когда я вернусь в Тулузу? Вы хотите известить их о своем замужестве?

— Нет, вовсе нет. По правде говоря, Филипп, я хотела предложить одной из них работать в моем диспансере и пользоваться моими инструментами. Я нисколько не хвалюсь, но у меня есть достаточно пациенток, а в Сен-Лизье нужна повитуха. Надежная повитуха, которая не растеряется в сложной ситуации и справится со всеми трудностями.

Анжелина принялась рассказывать доктору Косту о самых тяжелых родах, которые ей пришлось принять с тех пор, как она получила свой диплом. Не обошла она стороной и благополучные роды.

После рагу из ягненка, которое они оба сочли превосходным, они обменялись мнениями по поводу отдельных сложных случаев, посоветовав друг другу использовать те или иные инструменты или удачные решения, не уступающие приемам деревенских матрон.

— Как полезно и приятно разговаривать с такой акушеркой, как вы! — с восторгом заметил Филипп Кост. — Знаменитый массаж, способный перевернуть ребенка в правильное положение, вошел в анналы нашего родильного отделения. Мадам Бертен учит ему своих учениц и называет «массаж Лубе».

— Правда? — удивилась молодая женщина.

— Разумеется. И в связи с этим прошу вас еще раз подумать о своем ошибочном решении.

— Нет, я больше не буду практиковать, — резко прервала доктора Анжелина, но в ее голосе звучало беспокойство.

Они пили кофе. Дождь прекратился. Доктор сидел, задумавшись. Он приехал в Сен-Лизье, чтобы снова завоевать Анжелину и, разочарованный, уже скучал при мысли о предстоящей разлуке и о часах, которые будет вынужден провести в этом городе.

— Я рассчитывал уехать завтра утренним поездом. — Он вздохнул. — Я неисправимый оптимист, я предполагал, что мы пообедаем в лучшем заведении Сен-Жирона и проведем там ночь любви, во время которой я постараюсь сделать так, чтобы вы забыли о моей грубости, о том постыдном поступке, до сих пор вгоняющем меня в краску.

— Господи! Да вы совершенно не думаете о моей репутации, доктор Кост! — с улыбкой прошептала Анжелина. — Для человека науки вы слишком романтичны.

— Знаю! Ну, тогда я воспользуюсь своим приездом в ваш город, чтобы посетить больницу. Ее возглавляет один из моих коллег. Кстати, какую гостиницу вы мне порекомендуете?

— Гостиницу «Белый дуб». Это около коммунальной школы. На площади с фонтаном останавливаются фиакры. Название улицы я сообщу кучеру. Филипп, благодарю вас за обед и за вашу любезность. Давайте забудем о прошлом, хорошо?

— Я никогда не забуду об упоительных часах, которые мы, Анжелина, провели вместе. Давайте останемся добрыми друзьями, как вы того хотите. И я постараюсь узнать для вас адреса ваших соседок по дортуару.

Филипп заплатил по счету. Они медленно шли к собору. Анжелина думала о Луиджи, который, вернувшись из аббатства, должен был прийти к ужину на улицу Мобек. Эта перспектива наполняла ее радостью.

— Ну что ж, давайте попрощаемся, моя дорогая, — с грустью в голосе сказал доктор, прежде чем сесть в черный экипаж, запряженный серой лошадью. — Как я понимаю, не стоит приглашать вас на ужин?

— Вы правы. Я жду жениха, а он очень ревнивый, — лукаво улыбаясь, ответила Анжелина. — Буду ждать вашего письма. Мы можем переписываться, если это доставит вам удовольствие.

Анжелина протянула руку. Доктор Кост поднес ее к губам и поцеловал пальцы, затянутые в кружевные перчатки.

— Берегите себя, Анжелина.

Она проводила глазами фиакр, удаляющийся под скрип колес. Еще одна страница ее жизни была перевернута, и молодую женщину окутал горьковатый аромат отречения.

— Прощайте, повитуха Лубе, — сказала себе Анжелина.