Ангелы на каждый день

27. Иофанел

Зденек по-прежнему не поднимает трубку, и Ярмила начинает нервничать. Она взад-вперед ходит по маленькой квартире, так что мне приходится постоянно передвигаться. Золотые крылья отнюдь не легкие, и мои ноги отказывают, как тормоза на альпийских дорогах. Кроме того, нас подгоняет время, вот-вот должно начаться шоу. Закругляемся, как любят выражаться телевизионщики. Одного из них мы недавно сопровождали в Австрии. Его последнее невысказанное желание: пожар должен уничтожить все, что он отснял. Ха-ха! Конечно, не в наших силах взорвать весь архив телевизионной развлекаловки... Но, к счастью, ему ужасно захотелось “мюнхенских” белых сосисок, которые по наитию, возвращаясь с работы, купила ему жена, — так что инфаркт застиг его в состоянии полного удовлетворения. Каждое промилле человеческого счастья — колоссальное достижение, частенько повторяет Гахамел.

Ярмила ждет Зденека с ужином до половины седьмого, потом не выдерживает, ужинает одна и во вред себе опять переедает. Убрав со стола, варит кофе. Видимо, настала пора, говорю я, и предчувствие меня не обманывает. Ярмила зажигает маленькую лампочку возле радио и выключает двухрожковую люстру над столом. Она удобно располагается в кресле и начинает глубоко дышать: исторгает из себя последние возможные тревоги, порожденные собственным ясновидением. Ха-ха! Правой рукой она берет хрустальное стекло и приближает его к тому месту над бровями, где, согласно американским психотерапевтам, находится третий глаз, — представляю себе, как сверху сквозь хрусталь проникает луч белого света. Одновременно левой рукой Ярмила касается темени, ибо верит, что из пальцев исходит энергия, которая пронизывает ее обесцвеченную голову и очищает от психического мусора. Итак, довольно! Я считаю до десяти и вхожу. Ярмила нечленораздельно охает, ее лицо наливается кровью — она невольно вспоминает неприятные кадры в конце венского телесериала.

— Добрый вечер, Келли. Я — Уриил, ангел Зденека. Не пугайся меня, — говорю я успокаивающе.

Ярмила раз пятнадцать поддакивает.

— Я врачую человеческие эмоции и мысли, избавляя их от ядовитости. Особенно я хорошо врачую людей от злости и непрощения.

Наконец она начинает дышать. По ее щекам стекают горячие слезы счастья. У меня, как у ангела, нет ни малейшей склонности к насилию, но сейчас я с удовольствием представляю себе, как ломаю черенок метлы о Дорин Вирту.

— Я принес тебе скорбную весть, Келли: Зденек уже отплыл на другой берег.

Руки Ярмилы, взлетев к лицу, прикрывают ее красивые губы. Подобные вещи я видел миллионы раз — но всякий раз у меня разрывается сердце.

— Ты понимаешь, о чем я, Келли?

Спустя минуту она кивает.

— Прости ему, Келли. Он знал, что его земное существование в последнее время приносит тебе одни страдания, — несу я всякую чушь, ибо эта словесная шелуха несколько успокаивает ее.

— Когда-нибудь ты с ним встретишься и увидишь, что он счастлив. И ты будешь счастлива.

Ярмила, упав на колени, в отчаянии ломает руки. Я невольно отхожу, ударяясь одним золотым крылом о холодильник, но она ничего не замечает.

— Прощай, Келли. Мы уже никогда не увидимся.

Я собираюсь уйти, но вдруг меня осеняет, что можно еще лучше использовать мое опереточное облачение.

— Ты никогда больше нас не зови, Келли. Понимаешь?

Я жду, когда она снова поддакнет. Делаю строгое лицо.

— Все, что тебе надо, ты знаешь, Келли. Хрусталь выбрось. Во Влтаву. Обещай мне, что выбросишь это стекло.

— Обещаю, — произносит она хриплым голосом.

— И тебе надо подружиться с Марией.

В ее глазах изумление.

— Да, с Марией. С учительницей из вашей школы. Она будет нуждаться в тебе, Келли. А ты — в ней. Вот увидишь.

— Но ее сын... — возражает она, как я и ожидал.

— Я знаю, Келли. Прости ему. Не теряй времени в ненависти. Не теряй времени даже на нас. Carpe diem! Лови момент! Радуйся каждому дню. — Я думаю не только о Зденеке, но о Кареле и о Томаше. И о молодой китаянке. О тысяче тысяч других. — Наслаждайся всем этим божьим миром, с которым Зденеку и многим-многим другим пришлось расстаться.

Она рыдает, но я чувствую, что она не перестает меня слушать.

— Радуйся дарованной тебе жизни. Радуйся улыбкам детей, краскам, запаху кофе, теплому ветру и трезвону трамвая. Радуйся холодной зиме и знойному лету. Счастье — это время, Келли. Не забывай об этом.