Но я еще не хочу умирать. Столько всего я хотела бы еще сделать, — написала в своем дневнике шестнадцатилетняя Изабела Цахерт за несколько дней до того, как умерла от рака в клинике Бонна. Иногда я задаюсь вопросом, может ли встреча с неизлечимо больными людьми предотвратить планы самоубийц? Сделал бы Зденек то, к чему сейчас он готовится, если бы знал Изабелу? Или если бы сегодня днем посетил в Мотоле детскую онкологию? Его темно-синий пиджак и белая полотняная рубаха (и то и другое он купил спустя неделю после их разрыва) донельзя измяты и вымазаны корой деревьев. В волосах — обломки веточек. Едва он выезжает на своем служебном пикапе на магистраль, как колонна машин намертво останавливается перед ним. Он чувствует в голове высокое, упорное, но какое-то торжественное давление, которое мешает ему сосредоточиться и ясно мыслить.
Трудно говорить о серьезных вещах без достаточного словарного запаса, — писала Изабела.
Зденек может говорить на трех языках мира, но сейчас ему не хватает слов. Его мучит жажда, но сейчас это не имеет значения. Для него сейчас ничего не имеет значения: ни слова, ни погода, ни денежные переводы. Он отдается то справедливому негодованию, то неопределенной, успокаивающей жалости к себе. Он думает о своих детях. Думает о матери в белом свадебном платье, как она, беременная, всеми покинутая, сидит в прокуренном карлинском трактире.
— Как ты посмел, отец, как ты посмел... — бормочет он вполголоса.
Он уже на мосту. Мост забит, машины стоят перед ним на всех трех полосах. Этого он не предвидел — ждать он не может. Архангел Уриил с приборной панели по-прежнему твердит, что его эмоции придут в норму. Зденек выходит из машины, оставляя дверь открытой. Он обходит пикап и перелезает через дорожное ограждение. Гудят клаксоны. Зденек ускоряет шаг. Бежит. Не оглядывается, но знает, что он пробежал уже достаточное расстояние. Оттолкнувшись, он впрыгивает на заградительную сетку и с удивительной легкостью вытягивается во весь рост. Несколько машин тормозят, какая-то женщина истошно кричит. Смерть здесь совершенно некстати. Зденек перебрасывает ноги через край сетки и оказывается на ее внешней стороне. Два водителя выскакивают из машин и бегут к нему, но вдруг в растерянности останавливаются. Самого Зденека обуревает страх. Он судорожно упирается лицом в сетку. К нему подбегает светловолосый молодой человек в коричневой футболке с капюшоном.
— Не делайте этого, пожалуйста! — кричит он. Пожалуйста! — Он молитвенно складывает руки. — Послушайте меня, успокойтесь, — умоляет он Зденека. — Пожалуйста! Пожалуйста!
В молодом человеке говорит ужас перед смертью. Он еще никогда не смотрел ей в глаза. Столь часто обсуждаемое Божье милосердие прежде всего зиждется на том, что удерживает миллиарды людей в абсолютном неведении: оно позволяет им спокойно делать покупки, ссориться с женой, основывать политические фракции или играть в боулинг. Если Бог существует, то он милостив; действительно жестокий Бог дал бы людям прозреть.