Английские романтики в переводах Яна Пробштейна

Уильям Вордсворт (1770–1850) Откровения о бессмертии, навеянные воспоминаниями раннего детства

I

В былое время роща, луг, ручей,

Земля, и всё, что есть на ней,

Казались мне одеты

В небесное сиянье света —

Ярка, свежа была мечта моя.

Не так, как встарь, все видится сейчас

Куда ни гляну я, —

В ночи, при свете дня

От взгляда скрылось то, что радовало глаз.

II

Пусть Радуга горит,

Прекрасен Розы вид,

И всем упоена,

Среди нагих небес глядит Луна,

И звёздной ночью бег

Великолепен рек;

Блистателен Восход, но все ж

Былого не вернёшь,

Я знаю, что Земли померкла мощь навек.

III

Вокруг щебечут птицы на ветвях

И агнцы радостно идут,

Под звуки тамбуринов тут

Лишь я печальной мыслью удручён,

Но этой скорбной мысли выраженье

Душе моей дарует облегченье,

И снова я силён:

Раскаты Эха слышу я в горах,

Не омрачит весну моя печаль,

На кручах трубы шквалов будят даль,

А ветры будят ото сна поля,

И весела земля,

Всё в мире веселится,

И зверь, и птица,

Когда приходит Май,

Ликуй, Дитя, играй,

Кричи, мой пастушок, твой крик услышать дай!

IV

Блаженные созданья, слышал я,

Как вы перекликались, в этот час

Смеялось небо, радуясь за вас;

В венке цветочном рад

Я разделить стократ

Всю полноту, блаженство бытия!

О злая доля! Был бы я

Угрюм, когда сама Земля

Украсила наряд

Блаженным утром Мая,

И ребятня шалит играя,

И в тысяче долин вокруг,

Куда ни бросишь взгляд,

Цветы раскрылись вдруг

И льнёт Младенец к ласке материнских рук.

Я слышу, слышу, радостно внимая,

Но Поле есть одно, в нём Дерево одно —

Мне говорят о том, что сгинуло давно,

И вторит им фиалка,

Что сгинувшего жалко:

Ужель видений свет сошёл на нет?

И где они сейчас — мечта и славы свет?

V

Лишь сон и забывание — рожденье

Душа — Звезда, что к жизни восстаёт,

Но мы не знаем, где её заход,

Издалека её явленье,

Не в полном забытье,

Не в полной наготе, —

Но странствуя, как Славы облака,

Снисходим мы от Бога, свысока:

Младенчество есть наш небесный дом!

Пусть с возрастом темницы гуще тени,

Но мальчик видит свет, его исток;

Он рад, и день за днём,

На запад держит путь, забыв восток,

Но юноша — ещё служитель,

Природа — храм его, обитель,

В пути сойдёт как озаренье

Великолепное виденье;

А взрослый наблюдает, как на нет

Мечту низводит злободневный свет.

VI

Земля же наполняет свой подол

Своими радостями, у неё

Нет недостойных целей и своё

Природное желанье:

Бесхитростная няня

Стремится из последних сил,

Чтоб пасынок и узник позабыл

Величье и дворец, откуда снизошёл.

VII

Купается Дитя в блаженствах новых,

Малютка шестилетний, в упоенье

Лежит он среди собственных творений,

Мать не сдержала нежности порыв,

Узором поцелуев вмиг покрыв,

И свет струится из очей отцовых!

У ног его начертанный им план,

Фрагмент мечты о человечьей жизни,

О свадьбе иль веселье,

Похоронах иль тризне

Он будет петь пеан,

Все сердцем овладели

Они, чтобы затем

Любовь, дела, борьбу он в список тем

Включил, однако вскоре

Отбросит, с этих пор

Попробуется в новой роли

С отрадой гордой маленький Актёр,

С иронией он в молодом задоре

Все стадии до немощи и боли,

Что жизнь даёт в избыточном наборе,

Изобразит, как будто бы призванье

Его — бесчисленное подражанье.

VIII

Ты, чей скрывает втуне внешний вид

Души безмерность, кто хранит

Наследие, философ ты глубокий,

Среди слепых Всевидящее Око,

Ты глух и нем, читаешь в глубине,

Ты с вечным разумом наедине,

Благой провидец и пророк,

В ком наших истин всех исток,

Чтоб их найти, мы не жалеем сил,

Потеряны во тьме, во тьме могил,

Тебя ж бессмертье пестует храня,

Как Господин Раба, сиянье Дня, —

Заботу не отринь, и ты, Дитя,

Велик в ночи свободой богоданной,

Зачем торопишь пыткой неустанной

Ты годы неизбежного ярма,

С блаженством слепо борешься зачем?

Ведь душу гнёт земной лишь миг спустя

Придавит, и условности затем

Навалятся, как снег и как зима,

Глубокие, почти как жизнь сама!

IX

О радость, что ещё

Жизнь теплится в углях,

Природа помнит всё,

Что скрылось, словно прах.

Я вспоминаю прожитые годы

Всегда с благодарением, хотя

Не то хвалю, что стóит — не свободы

Размах, восторг, доверчивость дитя —

На отдыхе, в трудах, и окрылиться

Дано в груди его надежды птице —

Не это воспою,

Петь буду песнь свою

О тех вопросах непрестанных

О смысле, сути мирозданья,

Что ускользает от Созданья,

В мирах блуждающего странных —

Высокие инстинкты естества,

Пред коими ничтожны все сомненья

Дрожащего пред смертью существа,

Когда б не первых чувств волненье,

Воспоминаний смутных тени,

Какими б ни были они,

Всё ж озаряют светом наши дни —

То нашего прозренья вышний свет,

Даёт нам власть сквозь гомон шумных лет

Вобрать мгновенье вечной тишины;

Когда ж те истины пробуждены,

Пребудут навсегда:

Безумному усердью, равнодушью,

Ни Мальчику, ни Мужу,

Всему, что им враждебно, никогда

Не уничтожить их — они всего превыше.

Хотя в сезон затишья,

В глуби материка, на суше,

Всё ж помнят о бессмертном море Души,

Приведшем нас сюда,

Пойдём же к морю, где вода

И где на берегу играют Дети,

Услышим, как рокочут волны о бессмертье.

X

Так пойте радостную песню, Птицы!

И агнцев пусть ведут

Под звуки тамбуринов тут!

Всё в мире веселится

В толпу вольёмся мысленно мы вашу,

Ты дуди, а ты играй,

Ты, чьё сердце, словно чашу,

Радостью наполнил Май!

Что если ослепительный сей свет

От взгляда скрылся до скончанья лет,

И не вернёт ничто на свете, право,

Блистанья трав, цветка мгновенье славы,

Не восскорбим о том,

Но силу обретём

В том состраданье, что от века

Преображало человека,

В том утешенье, чей исток

В людских страданиях залёг,

В той вере, что узрит сквозь смерть,

Как философский ум объемлет твердь.

XI

И вы, Ручьи, Луга, Леса, Холмы,

Не бойтесь, что к вам охладеем мы!

Всем сердцем вашу силу чую;

Под более обыденной взыскую

Жить вашей властью, если б мог.

Люблю ручьёв стремительный поток

Я больше, чем когда был легконог;

Невинный свет вновь явленного дня

Чарует всё меня;

Клубятся на закате облака,

Снимая плёнку грустную с зрачка,

За смертностью следящего всё время —

Стяжало лавры уж другое племя.

Сквозь сердце лишь, которым люди живы,

В котором нежность, страх, любовь и грёзы,

Во мне любой цветок неприхотливый

Рождает мысль, глубиннее, чем слёзы.

Загрузка...