Апокалипсис [СИ]

Часть 2 — Поиски. VII

Карин нашла меня в королевском саду, в который я пришла погреться на солнышке и послушать пение птиц. Читать мне было сложно, мысли еле ворочались, и ни одна книга не могла увлечь меня достаточно, чтобы я прочитывала в ней больше одной страницы. Работать с дневником Сэра Дардиона было проще, вести свой — тем более. Но я пообещала, что не буду работать сегодня, и изо всех сил старалась сдержать своё слово.

— Я сегодня пропустила утреннюю тренировку, — потянувшись, сообщила мне Карин. — А ты? Удалось поспать?

— Д-да… — соврала я. — Вот, пришла сюда только что.

— Надо бы… ещё поспать, — протянула девушка, зевнув посередине фразы.

Я улыбнулась.

— И тебе тоже надо. Всё ещё выглядишь неважно.

— Возьмёшь меня на тренировку?

— О, ты хочешь составить мне компанию?

Кивнув, я встала, и через четверть часа мы уже обе переодевались в лёгкую тренировочную броню. Движения и удары — особенно пропущенные по лицу и плечам — взбодрили меня. Карин никогда не била меня всерьёз, но в рукопашном бою девушка была настолько искусна, что могла совершать скоростные атаки, едва меня касаясь. Я только и успевала, что чувствовать случайные прикосновения бинтов и ветер от пролетающих в паре миллиметров от моего уха кулаков. В сравнении с ней я всегда была заторможенной и хиленькой, но иногда и мне удавалось задеть Карин. Пару раз я случайно оцарапала её шею или предплечье, не ожидая, что действительно коснусь девушки, а в особо удачные дни, бывало, могла даже обезоружить воительницу в схватке на шпагах.

Единственное, в чём мы с Карин были равны — это стрельба из лука. Она недолюбливала это оружие, и поэтому тренировалась с ним гораздо меньше, что в итоге сказывалось на результатах. В шуточных турнирах, что устраивали мы с братом и некоторыми оруженосцами, я иногда занимала первое место за непревзойдённую точность стрельбы. Иногда я подозревала, что Филлипп или Карин поддаются мне, а оруженосцы просто не смеют стрелять лучше королевских особ, но побеждать всё равно было приятно.

После тренировки один из помощников встретил меня во дворе и попросил разрешить их спор насчёт трав. Всего лишь травы — работы касаются очень слабо. Карин не стала делать мне никаких замечаний и просто последовала за мной в оранжерею.

Я помогла двум бывшим ученикам Сэра Дардиона разобраться с кизилом (один из мужчин при этом сказал: «Я же говорил!») и осталась в теплице, провожая их взглядом. Не зная, что мне делать дальше, я принялась срезать анис. Карин молча наблюдала за мной.

— Не похоже на букет для спальни, — всё-таки сказала она.

— Повешу сушиться, и тут же выйду, — пробормотала я, направляясь к единственному месту в замке, которое по-настоящему считала своим. Я там главная, и никто не посмеет меня выгнать. Даже Карин.

Пройдя во внутренний двор, в котором мне была знакома каждая травинка, каждый камешек, я удивилась: возле моей лаборатории стоял Сэр Равалон и, похоже, ждал нас.

— Отец? — обратилась к нему Карин. Она тоже не понимала, почему он здесь.

Я отдала корзину с травами стражнику и попросила поставить её на мой стол.

— Я не хочу мешать тебе работать, Орфелана, и могу подождать, если ты сейчас занята, но что-то подсказывает мне, что дело срочное.

— Что случилось, Сэр Равалон? — спросила я.

— Один крестьянин сдался нам, утверждая, что попробовал запретные сладости рая. И попросил запереть его, удержать в темнице от греха.

— Э-э…

— На его одежде заметили скверну.

— О, Создатель, — проронила Карин.

— Где он сейчас?

— Сидит в коридоре, — ответил Сэр Равалон. — Мы не знали, куда его деть. Вдруг он будет кидаться на других заключённых? Или пообращает их всех в дедров? Я не знаю…

— Вы правильно поступили, — сказала я. — Могу я его осмотреть?

— Да, конечно.

Отец Карин посторонился, пропуская меня в мою же лабораторию. В коридоре, на каменном полу, покрытом копотью от недавних костров, которыми мы выпаривали скверну, сидел молодой мужчина, закованный в цепи, а над ним стояли четыре стражника.

— В кабинет его, — приказала я, и мужчина поднял на меня свои покрасневшие, как от пыли, глаза. Его лицо перекосилось, на краю рта появилась слюна, а глаза лихорадочно загорелись. Я вдруг поняла, что он рад видеть меня, подобно дворовому псу на привязи, к которому вышел хозяин, чтобы приласкать его и покормить.

Крестьянин подался в мою сторону, споткнувшись на ровном месте, но стражники одёрнули его за ошейник и кандалы так сильно, что он повалился обратно. Мужчина пробормотал: «простите», и воины завели его в комнату, крепко держа под локти. Он не был агрессивным. Пока ещё не был.

«Какой ценный образец!» — подумала я и сразу же ощутила вину за эту мысль. Так сказал бы Сэр Дардион, а я бы… Не важно. Теперь я лекарь и воительница, а не изнеженная девочка, жалеющая каждое живое существо, попавшее в беду.

Я прошла за мужчинами и передвинула стул на середину комнаты. Крестьянин послушно сел всё с той же перекошенной улыбкой, слезящимися глазами и слюной на подбородке. Он рассматривал меня и, казалось, не верил, что я реальна. Похоже, он думал, что я посланница Бога — ангел, сошедший с небес. Так на меня ещё никто не смотрел.

Стражники ожидали моих указаний, а я просто смотрела на мужчину и не знала, что мне делать дальше. Работая с обезумевшими животными, которые метались из стороны в сторону, я понимала, что нужно прикоснуться к ним, осмотреть их глаза и пасть, но человек сидел спокойно, и это пугало меня больше всего.

Преодолев оцепенение, я прошла к своему столу, раскрыла чернильницу и взяла перо.

— Как… — Мой голос осел, и я откашлялась. — Как ты заразился?

Мужчина улыбнулся шире, и две слезинки покатились из его больных глаз по щекам.

— Отвечай! — вскрикнула Карин. Похоже, заражённый нервировал не только меня.

— Ну, вы сами тут разберётесь, — пробормотал Сэр Равалон. — Карин, сколько стражников вам оставить?

Девушка посмотрела на него, затем на стражников, потом на крестьянина и сказала:

— Никого не нужно. Мы с Орфеланой справимся сами. Он закован.

Сэр Равалон безоговорочно доверял своей дочери. И спокойно протянув ей ключи от оков, подал знак мужчинам. Стражники передали цепи Карин и вышли из моего кабинета. Крестьянин в это время продолжал спокойно сидеть на стуле и оглядывать комнату. Он не выглядел опасным, но я знала, что это, может быть, просто видимость, и рано или поздно, заражённый всё равно потеряет себя и станет дедром.

— Ну? — потребовала я.

— Сла-а-а-дость, — протянул мужчина. — Я попробовал сла-а-дость.

— Где ты её нашёл?

— Все ви-р-роточины да-авно известны, — продолжал он. — Вы так прекрасны, принце-е-есса. Вы ведь принцесса? Орфела-а-ана Гаско-онтия Бет-трикс фон Де-е-енакен дит Неори-иваль цур Кертодол.

— Моё имя известно в широких кругах, — ответила я.

— Но не у крестьян, принцесса, не у крестьян.

Мужчина поднял закованные руки и потёр ими лицо. Карин держала цепи наготове, чтобы, в случае чего, обездвижить заражённого, но он, казалось, не собирается нападать.

— Знаете, принцесса, — с безумной улыбкой произнёс крестьянин. — Я солгал тюремщикам.

— В чём же?

— Я попробовал сла-а-адость, — он продолжал блаженно тянуть слова, которые ему нравились, — не потому, что она запретна, и не потому, что она сладка. Я хотел увидеть вас так близко. — Он подался вперёд, и я отпрянула; звякнула, натянувшись, цепь его ошейника.

Карин ударила его:

— Ты не будешь так рад, когда мы покромсаем тебя на кусочки!

— Что угодно, только пусть оно перестанет! — закричал мужчина. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть оно прекратит! — Он зажал голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону.

— Что прекратит?

— Я хочу пить и не могу напиться, я хочу есть, но и кусочек в горло не лезет.

— Ох, — вырвалось у меня.

Я сделала шаг вперёд, к заражённому, и Карин напряглась. Она подняла цепь выше и натянула её так, чтобы мужчина не мог дотянуться до меня закованными руками. Я осторожно дотронулась до его лица и стала рассматривать признаки заражения. Впервые посмотрев на мужчину, я подумала, что его глаза от природы такие тёмные, но оказалось, что его зрачки сильно расширены, а бледно-серая радужка сузилась в едва заметную за покраснением полоску.

— Тебе ярко? — спросила я.

— Лик принцессы ярче солнца, — восхищённо пробормотал мужчина. — Но не она приносит боль моему взору.

— Где ты нахватался таких слов? — спросила Карин.

— Я слушал… я слушал… ту песню богов, — он зажмурился и дотянулся головой до скованных рук, чтобы обхватить ими свои виски. — Я не знаю… не знаю… на ярмарке? Поэты читали… не знаю…

— Понятно, — вздохнула я.

— Пусть оно перестанет! Пожалуйста… пожалуйста… я не могу…

— Я не могу, — с сожалением произнесла я. — Что именно ты чувствуешь?

— У тебя есть сла-а-адость, — улыбнулся мужчина. — В этой комнате… и в другой…

— Никто не будет давать тебе скверну, — твёрдо сказала Карин.

— Я знаю, я знаю… не должен был есть… но сейчас хочу… пусть оно перестанет!

Я села за стол и записала, что заражённый человек пока ещё находится на ранних этапах первой стадии. Ведёт себя беспокойно, но не агрессивно. Мыслительные процессы нарушены, но не катастрофично. Он всё ещё помнит, как разговаривать, и просит остановить его «жажду».

— Что будем с ним делать? — спросила Карин.

— Мы не можем ничего сделать, — вздохнула я. — У меня нет лекарства, а любой яд мгновенно превратит его в дедра. Хотя он и сейчас уже…

— …безумен, безумен… безумен! — договорил за меня мужчина.

— Я принесу белку, — сказала я, вставая из-за стола. — И попрошу слуг подготовить новую клетку.

— Ты посадишь его к дедрам?

— Нет, поставим клетку здесь, — сказала я. — Там слишком много скверны…

— Сла-а-адость, — пробормотал мужчина сам себе. — Пусть оно прекратит…

Карин кивнула, обмотав плечи заражённого цепью, чтобы он не повредил ей в те минуты, пока я буду отсутствовать. Я только хотела сказать ей об этом, но воительница прекрасно знала, что ей делать, и без меня.

Мои помощники поставили для крестьянина клетку в углу и принесли для него соломенный тюфяк, подушку и шерстяное одеяло. Карин сняла с мужчины оковы под пристальным взглядом всех остальных, и он послушно забрался в просторную клетку.

— Дом в доме, — с улыбкой пробормотал заражённый. — Но оно не прекращает… Ты дашь мне сладость? Принцесса… принцесса прекрасна… прекрасна.

— Носите ему еду и воду, пожалуйста, — сказала я. — Три раза в день. В сопровождении стражника. Клетку не открывать. В ней есть отверстие для кормёжки. Всё понятно?

— Да, госпожа! — в один голос воскликнули все помощники.

Когда в кабинете остались только мы с Карин, крестьянин немного успокоился. Он закутался в одеяло и свернулся в клубок на тюфяке. Мужчина больше не улыбался, но не прекращал смотреть на меня, слегка щурясь, как от света. Карин села за мой стол, и проверив, нет ли скверны на его поверхности, поставила локти. Она смотрела на заражённого со смесью жалости и отвращения, но знала, что никак не может помочь ему, кроме как добить, чтоб не мучился.

Белка, стоявшая в углу всё время, пока размещали клетку, тихонько сопела, шебурша лапками. Она казалась мне более спокойной, чем обычно, но, возможно, её активность напрямую зависела от кормёжек, а мы не давали ей скверну уже почти три месяца. Но когда я подняла птичью клетку в воздух, белка снова заверещала. Карин скривилась, пробормотав какие-то ругательства. Она никак не могла привыкнуть к тонкому голосу маленького дедра. Я не слышала, чтобы обычные белки вообще когда-либо кричали, но эта, заражённая, верещала при каждом беспокойстве.

Я поставила зверька возле клетки с мужчиной и отошла к Карин. Крестьянин с интересом посмотрел на монстра.

— Что… это? Кто это?

— Это дедр, — сказала я. — Что ты к нему чувствуешь?

— Что может чувствовать пленённый к закованному брату своему?

Карин с тревогой посмотрела на меня. Стихи, срывающиеся с губ простолюдина, звучали странно и противоестественно. Даже если он действительно слышал и запоминал слова поэтов на ярмарках или заучивал церковные псалмы, почему он изрекает их сейчас?

— Пусть оно прекратит, — прошептал он, смотря на белку.

Маленький дедр, пока что, реагировал на заражённого мужчину точно так же, как и на меня или кого-либо из помощников. Я знала, что это поменяется, когда крестьянин начнёт покрываться чёрной шерстью, но стоило ли оставлять их рядом друг с другом надолго?

— Можешь сказать подробнее? Ты видишь в белке врага?

— Это белка? — удивился мужчина. — Никогда не видел, чтобы они были такими чёрными и… и… зубастыми.

— Отвечай на вопрос, — утомлённо проговорила Карин.

— Простите, миледи. У меня нет ответа на этот вопрос.

В голосе крестьянина действительно звучало сожаление. Казалось, сейчас у него был момент просветления. Он не чесался, не раскачивался и не держался за голову. Сидел спокойно и смотрел на возящуюся в своей клетке белку.

— Я умру, да? — спросил заражённый.

У меня защемило в груди. Мне не хотелось лгать ему, но и никакой надежды я не видела.

— Не сразу, — тихо ответила я, и мужчина поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

— А до этого, стану таким?

— Ты уже стал таким, — с горечью произнесла я. — Дело времени, когда ты потеряешь разум. А после покроешься чёрной шерстью.

— Что ещё вы хотите знать, пока… — тут он вскрикнул и схватился за голову.

Я подскочила к клетке и потянулась к замку, но Карин остановила меня, поймав за запястье, и притянула к себе.

— Зачем здесь так ярко!? — закричал крестьянин. — Так светло! Солнце выжигает мои глаза!

Вырвавшись из рук телохранительницы, я взяла свою накидку и накрыла ей клетку со стороны, через которую мог проникать свет из окна. Мужчина перестал кричать, спрятав лицо ладонями в самом тёмном углу, в который ему только удалось забиться, и тихонько поскуливал, как собака.

— Прости меня, — чувствуя вину, всё сильнее сдавливавшую моё горло, проронила я. — Я не могу тебе помочь… я…

Тут я поняла, что всё это время мы не пробовали снимать боль. Так сосредоточились на излечении, что и не думали об облегчении. Я вообще даже не знала, что заражённые испытывают какую-либо боль. Мне казалось, что это только беспокойство.

— Потерпи немного! — сказала я и вылетела из кабинета, оставив Карин присматривать за мужчиной в клетке.

В маленькой варочной комнате, в которую Сэр Дардион не допускал помощников, хранились не только порошки и травы для попыток лечения дедров, но и редкие зелья, выкупленные у южных торговцев. Мы почти никогда не знали подробный рецепт, но каждая скляночка была подписана, для чего это снадобье предназначалось. И у нас точно было обезболивающее, которое учитель разрешал мне применять только для солдат с оторванными конечностями. Всего несколько капель, разбавленных с водой, и рыцарь больше не стонал — он засыпал так, что можно было спокойно зашивать его раны и даже не просить других воинов его держать.

Я побоялась выносить склянку из комнаты, и капнув одну каплю в чистую чашу, добавила в неё воду. «Заодно и узнаем, будет ли она действовать против мора», — подумала я, но тут же попыталась отделаться от этой исследовательской мысли, присущей Сэру Дардиону.

Похоже сейчас, когда я почти свыклась с тем, что учителя больше со мной нет, его душа внушала мне мысли, или же моя душа стремилась к нему и восполняла утраченное. Я ведь помнила и знала, что лекарь мог сказать в той или иной ситуации, и сейчас могла воссоздать. Эти мысли помогали мне работать, и не важно, мои ли они собственные или принадлежат фантому Сэра Дардиона, который теперь оберегает меня от зла и беспомощности.

Я открыла клетку, несмотря на все протесты Карин, и помогла мужчине выпить снадобье. Он благодарно вцепился в моё плечо и сидел так, пытаясь с закрытыми глазами справиться с дрожью.

— Вы такая добрая, — тихонько пробормотал крестьянин. — Я недостоин… я виноват сам в своих бедах… но вы всё равно заботитесь обо мне…

Глаза заражённого всё ещё слезились, и я не могла понять, плачет ли он от боли, эмоций, или просто от того, что не может это контролировать. Я не знала, что могу ему ответить. Будь кто угодно на его месте, я поступила бы так же.

— Вылазь оттуда, — сказала Карин.

— Тебе полегче? — спросила я у крестьянина, игнорируя воительницу.

— Да… прикосновенье ангела излечит много хворей.

— Я не ангел, — пробормотала я, бережно убирая пальцы мужчины со своего плеча. — Попробуй отдохнуть.

— Как пожелаете, принцесса…

Карин повесила замок на клетку, с укором смотря на меня. Крестьянин медленно лёг на подушку, плотнее закутавшись в одеяло, и продолжил бормотать что-то невнятное. Я взяла белку и вынесла её из комнаты, чтобы мужчина мог отдохнуть.

— Не подвергай себя такой опасности, — сказала Карин, выйдя за мной в коридор. — Что, если он кинется на тебя? Ты помнишь, что говорят о заражённых? Они перегрызали горло своим жёнам и матерям! А ты подходишь так близко, что ему даже тянуться не нужно, чтобы схватить тебя!

— Карин… — устало пробормотала я.

— Что? Скажи ещё, что я не права!

Раскрыв дверь помещения для дедров, мы увидели, что тот огромный зверь, сидевший возле горы кристаллов, как-то выбрался из своей клетки и теперь стоял посередине комнаты. Он словно ждал сигнала к действию. И мы дали ему этот сигнал, когда показались в дверном проёме.

Повернув голову на шум, монстр бросился к нам, преодолев расстояние от середины комнаты до двери одним прыжком. Карин среагировала раньше меня и успела зажать морду чудовища дверью. Я навалилась на створку всем весом, помогая воительнице сдерживать дедра.

Если бы он выбрался каких-то полчаса назад, то застал бы меня внутри комнаты. В это время я как раз забирала белку. Одна. Это было предсказуемо: рано или поздно, дедры ломали любые ограждения и выбирались из запертых домов, но не у нас, у нас всегда всё было цело! Как же это случилось? Что я упустила?

— Чёрт! — прошипела Карин и, выхватив кинжал из ножен, начала вонзать его в нос и лапы чудовища.

— Стража! — закричала я, всё ещё помогая девушке держать дверь. Белке в это время удалось дотянуться до моей ноги и оцарапать. — Ай!

Я уронила зверька, и хвала Создателю клетка была надёжно закрыта на замок, иначе у нас стало бы два вырвавшихся дедра. И непонятно, кто из них опаснее — огромный и неповоротливый или маленький и юркий, норовящий исцарапать и покусать.

Мужчины с мечами ворвались в коридор и опешили от увиденного. Они привыкли к тому, что от них требуется только стоять возле входов и не впускать незнакомцев в небольшое каменное здание посреди двора, но вот впервые возникла реальная опасность, и они растерялись.

— Шевелитесь! — рявкнула Карин, и стражники, словно опомнившись, мечами помогли нам затолкать дедра обратно в комнату и закрыть дверь на засов.

— Как он выбрался? — спросил один из них. — Это заражённый его выпустил?

— Нет, — ответила я. — «Заражённый», — я вдруг поняла, что не спросила даже его имени, — был всё это время на виду.

— Что будем делать? — спросила Карин, осматривая своё перепачканное в крови дедра платье.

Стражники глядели на меня, ожидая указаний. На шум также собрались и мои помощники. Больше всего на свете они боялись, что случится что-то подобное, и оно произошло. Я всё ещё пыталась понять, что мы сделали не так, и ощущала свою ответственность за то, что дедр выбрался. Может быть, не стоило позволять ему жрать столько скверны?

— Нам… нужно его убить, — сказала я.

— Отойдите, Леди Тешер, принцесса.

Помощники закрылись в большой варочной комнате, Карин спрятала меня за собой, держа наготове кинжал, а два стражника встали перед нами, чтобы открыть дверь и отрезать дедру пути к отступлению через выход во двор. Оставшиеся двое приготовили мечи и подали знак снимать засов.