Апокалипсис every day (СИ)

11

Свет внутри помещения с трупами никто не выключал. Труповоз заурчал двигателем и неспешно двинулся в сторону города. Шуршали по лобовому стеклу щётки, поскрипывал фургончик, помощник водителя смотрел на пассажира, чуточку приоткрыв рот и, казалось, чего-то ждал. Помаргивая для большей сообразительности, Фридрих понял, что лучшим выходом из сложившейся ситуации будет показать свой паспорт. Что он и сделал.

Всмотревшись в раскрытый перед его лицом документ, русский, напряжённо наморщив брови, шевелил губами, произнося про себя читаемое. После чего ахнул, изумлённо взглянул на иностранца, весело и радостно крикнул водителю. Тот изумлённо ответил что-то и затормозил. После чего, повернувшись в салон, недоверчиво спросил:

— Фриц?

— Ja, áber… — ответил немец. — Я — Фридрих, Фридрих!

И в качестве доказательства протянул раскрытый паспорт водителю.

— Ганс, Фридрих, — махнул своей лапой водитель, — один хрен — фрицы!

Ганс-Фридрих только рот раскрыл. Все рассказы о зловещем вездесущем КГБ тут же всплыли в его памяти. Неужели всё это было подстроено? Но как?! Как они могли узнать?..

Меж тем его попутчики уже оживлённо что-то обговаривали. После чего водитель с сомнением взглянул на наручные часы. Пожевал губами и отчаянно махнул рукой, соглашаясь.

Второй русский, сидевший на трупах рядом с Фридрихом, оживлённо потёр ладони.

Водитель чем-то побулькал у себя и, обернувшись, протянул в кузов до половины наполненный стакан. Второй русский принял из его рук и подал с улыбкой немцу.

Фридрих вспомнил, что страшно хочет пить, и жадно приник губами к чистейшей, как слеза, влаге. И только оторвав гранёную ёмкость от губ, понял, что тут что-то неладно. Глаза его сделали попытку вылезти из орбит, дыхание перехватило. Это была водка.

Оба русских, ожидавшие результата своего эксперимента, остались довольны. Пока Фридрих пытался совладать с подвергшимся неожиданной атаке организмом, русские налили себе по полному стакану и спокойно выпили. После чего, немного наморщив лицо, с аппетитом понюхали рукава своих одежд. Тут же вспомнился сосед в самолёте и его последний не то совет, не то приказ: Хочешь выжить в России — пей водку.

Откуда-то появился свёрток, тут же и развёрнутый поверх трупов, между русским и немцем. В свёртке оказались бутерброды. Точнее: куски чёрного хлеба с кружочками лука и мелкой рыбой килькой, слабо солёной. Русские с аппетитом вгрызлись в закуску, а Фридрих всё ещё с изумлением осматривал вручённое ему для съедения. Нет, он, конечно же, знал, что из Германии в Россию идёт «секонд хенд»: бывшая в употреблении одежда. Но чтобы импортировать содержимое мусорных баков для пищевых отходов? Он никак не мог признать вручённое ему за пищу. Однако выпитая водка настоятельно требовала еды, еды, еды!!! И он каким-то непонятным движением положил в рот этот странный русский сэндвич.

Странно… То, что на вид больше всего напоминало однажды уже кем-то съеденное, на вкус оказалось не так уж и плохо. Оно неким непонятным образом гармонировало с выпитой водкой. И к тому же после самолёта он ещё ничего не ел.

Быстренько, на скорую руку, распив с двумя русскими на троих бутылку водки (рассказать Эльзе — не поверит!) и закусив двумя русскими сэндвичами из чёрного хлеба с луком и килькой, Фридрих почувствовал себя лучше. Намного лучше! И даже тот факт, что трапеза происходила не за столом, застеленным скатертью, а сидя на трупах, с газетки, из одного стакана на троих, — даже это каким-то странным образом укладывалось в некую, в целом гармоничную картину.

Допив водку, русские не показали ни единого признака опьянения. Водитель смягчился, и только. Его повеселевший помощник что-то сказал немцу, и тот, непонятно почему, согласно кивнул головой:

— Ja, ja, natürlich, — невесть чему радуясь, ответил Фридрих.

Русские расхохотались, и машина поехала дальше.

Пребывая в блаженной полудремоте, Фридрих отчего-то почувствовал, что всё будет хорошо. И тихонечко улыбался этому ощущению, напевая про себя колыбельную, непонятно как всплывшую в его памяти…