38

Ещё перед входом в зал со столами для трупов Фридриху послышались некие странные звуки, ассоциирующиеся никак не с местом упокоения усопших. А скорее — с кораблём секса из фильма «Калигула». Настолько сладострастны и томны были стоны прерывистого дыхания, доносившиеся до его ушей из-за закрытых дверей.

— Наверно, мой пьяный сон продолжается, — сказал сам себе Фридрих.

И тихо, чтобы не скрипнуть, отворил дверь. Вошёл. И увидел.

Ввиду сегодняшней очистки ледника морга пусты были все лежаки для трупов, кроме одного. Нет, двух. На одном санитар Вася осуществлял половой акт с каким-то лицом женского пола. Что можно было увидеть из отвисших по бокам грудей с широкими тёмными сосками. А также женского платья, небрежно брошенного на соседний лежак. На этом же лежаке валялся скомканный халат санитара, а на другом конце этого же лежака имела место быть отрезанная голова девушки. Длинные ресницы, накрашенные губы, химическая завивка…

Фридрих успокоительно покачал головой и кивнул сам себе. Теперь ему стало понятно, почему голое тело под санитаром показалось ему ненормально коротким. Просто оно было без головы. И, кстати, руки вниз с лежака живая женщина так бы не свешивала.

Постойте?..

Глаза Фридриха сделали попытку вылезти из орбит, нижняя челюсть опустилась, тело немного наклонилось вперёд, а в горле начался процесс беспрерывного икания, регулярно сотрясавшего ослабленный спиртом организм иностранца.

Вытаращенные глаза Ингера зашарили по пространству морга. Замечая то, что было упущено зрением при первом взгляде. А именно: большое ведро с тряпкой на боку, издающее запах какой-то горячей медицинской жидкости. А также металлическая стойка с большой резиновой кружкой Эсмарха, в просторечии именуемой клизмой или клистиром. Длинный резиновый шланг с белым пластмассовым наконечником свисал почти до пола и слегка раскачивался в такт страстным сексуальным движениям санитара.

Санитар Вася, накушавшись медицинского спирта, совокуплялся с трупом.

Достойное завершение оргии в морге.

На десятое или двадцатое икание немца Вася добился оргазма, замычал и затих.

Потом поднялся с мёртвой, почесал впалый тощий живот, снял с обвисшего члена презерватив и кинул его на соседний лежак. Прямо на скомканную одежду. Слез с трупа, похлопал безголовое тело по животу и бодро произнёс:

— Хорошо-то как, Маша! Я не Маша! А всё равно — хорошо!!

Повернулся и увидел оцепеневшего немца.

— А! — сказал Вася тем же тоном. — Проснулся, наконец.

Похлопал себя по телу, повертел головой во все стороны, поднял вверх палец:

— Сейчас всё будет правильно!

Окунул палец в ведро с горячей жидкостью, хмыкнул, произнёс звук «А!», махнул рукой, окунул в ведро большую тряпку, вынул её и постелил на тело покойной. Затем снял с крюка кружку Эсмарха, зачерпнул ею из ведра, повесил на место, а наконечник резинового шланга небрежно сунул между ног покойной, прямо в бугорок Венеры.

— Сейчас, — сказал Вася. — Сейчас согреется.

Полез под свой халат и вытащил из-под него большую связку презервативов, ласково именуемую в народе «патронташ». Оторвал один, протянул немцу.

— Зачем? — глупо спросил Фридрих.

Вася вытаращил глаза.

— А ты что, не будешь, что ли? Ты что? Ты же здоровый мужик! Любовь — это радость!

— Любовь? — сглотнул Фридрих тихим словом, поглядев на труп.

— Любовь, секс, трах, — как хошь назови. А не хошь говорить — спой!

Голый санитар всплеснул руками, перебрал босыми ногами по каменному полу, то есть, станцевал, в своём понимании танца, и заголосил дурным голосом:

— «Моя милая в гробу, я подкрался и… люблю«…Опа!

Остановился, нагнулся поближе, интимно потыкал пальцем в грудь немца.

— И ващще! Как попы говорят? Бог есть любовь! Значит, любовь есть Бог. Так в божественных книгах прописано. Понял, да?

Фридрих сглотнул невесть откуда взявшийся в горле комок, ответил слабо:

— Вы предлагаете мне секс с трупом?

— Слушай, не дури! Кому какое дело до того, каким образом человек достигает оргазма? Тебе будет — хорошо, а ей уже всё равно. И ващще! Ты мясо с трупа ел?

— Ел, — убитым голосом сознался Фридрих.

— Ну вот! — торжественно заявил Вася. — Потрахаешься в своё удовольствие, а потом и шашлычка сварганим! Шашлычок «Любительский», из свежеотлюбленной любимой. Мясцо парное, час назад как трамваем задавило. Я потом так зашью, что никто и не подумает. Всё равно шрамы от вскрытия остаются. А спирт, кстати, ещё есть.

И покровительственно сунул немцу презерватив, прямо в руки.

— Держи! Без этого нельзя. Потому как трупный яд, всё-таки.

Фридрих почувствовал приступ тошноты. Не исключено, что придётся ещё раз кричать съеденным. Чего не хотелось. Пришлось пускаться на хитрости.

— Я плохо чувствовать себя, — ломаным языком сказал он.

— В смысле? — не понял Вася.

— Оказаться, я плохо переносить много спирт, — честно ответил Фридрих.

— А! — задумчиво промолвил санитар. — Ну, это может быть. На спирт тоже тренировка нужна. Значит, не будешь, говоришь? Ну а я ещё разок тогда. Подожду немного, как согреется, да ещё палочку кину. Пятую…

— Что есть кинуть палку? — заинтересованно спросил Фридрих, уверившись в том, что угроза совокупляться с трупом, да ещё, оказывается, переполненным до самых краёв вагины трупным ядом, его миновала.

— Как — что? — удивился Вася. — Кинуть палку, потрахаться, вдуть, зафердолупенить по самые помидоры, отодрать мочалку, факнуть, дать покурить, если в рот, ну, бабу поиметь, в смысле. А ты чего таких простых вещей не знаешь?

Посмотрел вбок. Хлопнул себя по лбу.

— Блин! Ты же немец! Совсем забыл.

— Правда? — удивился Фридрих. Но дальше удивляться не стал, просто спросил:

— А зачем греть труп?

— Как зачем? Чтобы потеплее была. Как живая. В смысле.

— А вот это? — указал пальцем на кружку Эсмарха.

— А! — сказал Вася, подошёл к трупу, вытащил из вагины погибшей наконечник клистира, опустил его в ведро, послышалось журчание.

— Как говорит наш главный специалист по прохладным машкам, — что в нашем деле есть самый цимес? Вагинальная клизма из горячего формалина! От этого там, где нужно, такая приятственность образуется, что прямо лучше, чем у натуральной. Нет, ты в самом деле не хочешь попробовать, а? А то давай! Или ты стесняешься? Кого, меня? Так я выйду!

Фридрих замахал перед собой руками, показывая, что необходимости никакой нет, он и в самом деле лучше воздержится. Фридрих указывал на живот, свой живот, естественно, корчил рожи, показывая, как ему нехорошо, махал открытыми ладонями, нет, мол.

— Ну, — разочарованно сказал Вася. — Как хочешь, как хочешь…

Потом кинул на немца подозрительный взгляд.

— А ты часом не того, не пидарас?

— Кто? — вытаращил глаза Фридрих.

— Ну эти, которые мужиков трахают.

— А! — сообразил Ингер. — Гей? Русский гей есть п-пидарас?

По слогам выговорил незнакомое слово. Вася усмехнулся.

— Не. Не русский. По этому поводу мне тут анекдот рассказали. Ну, это, приходит мужик к врачу и говорит, значит. Дескать, доктор, я думаю, что я — гей. А тот ему так: а вы кто по профессии? Ну, там, банкир, журналист, политик? Ну, повар, — говорит мужик. А доктор ему: ну, ты хотя бы не русский? Да нет, говорит повар, — русский я. А врач ему так: какой же ты тогда гей? Ты простой пидарас!

И расхохотался. Потом сразу же нахмурился. Вздохнул тяжко.

— Был тут у нас один. Ночным санитаром. Тоже пидарас оказался.

— Он водил сюда мужчин? — догадался Фридрих.

Вася посмотрел на немца чуть ли не с презрением.

— Слушай! Умный человек, почти что иностранец, а такую дурь несёшь! Ну, какой дурак в морг устраивается, чтобы живых трахать? Ну, сам подумай! Жмуров трахал, паскуда!

И Вася в сердцах трахнул кулаком о лежак, на котором сидел бок о бок с немцем.

— Ему, как человеку, про вагинальную клизму объяснили! Кто ж знал, что он горячий формалин в жопу заливать будет! Мало того, что всю больницу говнищщем провонял, так ещё раз пришли родственники обмытого обряжать, а у того из жопы гандон торчит! Да ещё к тому же и пользованный! Шухер был до седьмого неба, блин! Ну, погнали того пидора ко всем, на хер, пидарам! А нам-то каково!

Вася всплеснул руками и уставился на немца разгневанным взглядом.

— Ну, ты сам посуди: какой от всего этого моральный урон чести заведения!

— О-о-о… — понимающе покивал Фридрих. — А я и не знал, в чём причина такой глубокой неприязни некро-гетеро-филов к некро-геям! А всё так просто!

— Некро-гетеро-фил… — со вкусом произнёс Вася и прищурился. — Звучит-то как…

Вздохнул, слез с лежака, подошёл к мёртвой сексуальной партнёрше.

Некоторое время глядел на неё, прищуривался, примеривался.

Потом сделал шаг, хакнул, нагнулся, выкинул руки и каким-то хитрым движением резко надавил на живот покойной. Срамные губы Венерина бугорка нехотя раздвинулись и выплюнули в пространство струю тёплого формалина пополам с трупным ядом. Внутренности полового органа в очередной раз согрелись и были готовы к употреблению.

Удовлетворённо посмотрел на дело рук своих, снял с трупа мокрую тряпку, надел на изготовленный к сексу член новый презерватив, в последний раз движением руки пригласил немца попробовать, а когда тот отрицательно помотал головой, окончательно отказываясь, вздохнул, пожал плечами и полез на партнёршу, напевая дикую, ни на что не похожую песню:

К нам недавно заходил -

Зоо-некро-педо-фил.

Мёртвых маленьких зверушек

Он с собою приносил…

Дальнейшего развития действия Фридрих дожидаться не стал, а потихонечку-потихонечку, крадучись, покинул место действия. Героическими усилиями удерживая в желудке жаждущее свободы содержимое из съеденного и выпитого ранее. Остановился только на улице, под светом фонаря. Тоскливо смотрел по сторонам, губы беззвучно шептали: «Апокалипсис EVERY DEY, Апокалипсис EVERY DEY»… Сюда его только привозили, обратной дороги пешком он не знал, а идти по городу ночью невесть куда…

Рассвет застал Фридриха на пропахшем тёплым формалином крыльце морга. Русский добрался-таки до своего спирта, разошёлся вовсю, и всю ночь истово предавался утехам крайней плоти. Немец ночевал на улице. Обхватив себя руками за подмышки, приплясывал с ноги на ногу, дрожал от холода пополам с похмельем и беспрерывно, по-русски, повторял:

— Надо меньше пить. Надо пить меньше. Меньше надо пить…

Загрузка...