Апокалипсис every day (СИ)

13

Ряд длинных, обитых жестью столов, практически пустовал. Только на самом дальнем, у стены с дверью во внутренние помещения, стоял, как бюст самому себе, лицом к стене, торс перерезанного пополам то ли трамваем, то ли поездом мужчины. Его ноги, голые, в отличие от одетого в грязную красную рубашку торса, лежали друг на друге поодаль, на другом конце того же стола.

Осмотрев затащенные вручную (чтобы не возиться с носилками) и положенные каждый на отдельный стол (Россия — щедрая душа!) трупы, ночной повелитель морга, по-хозяйски приподнимая губы, осмотрел рты у всех троих усопших.

— Ага, — удовлетворённо сказал Вася. — Что, пассатижей не было?

— Да хер ли нам с его зубов прибыли? Наливай, чего уж там!

И оба труженика труповоза широко улыбнулись. В предвкушении.

Человек в бывшем белом халате хмыкнул и скрылся за дверью.

Пока он отсутствовал, Фридрих с любопытством, невесть откуда возникшим в его душе, осмотрел помещение морга.

Пол из чёрных и белых плиток кафеля, клетчатый, как флаг тамплиеров.

Стены, теперь потрескавшиеся, когда-то были покрашены белой эмалью.

Потолок осмотру не поддавался: свисавшие на проводах длинные белые корытца с заливающими всё пространство трупным синим светом лампами, иронично названными «лампами дневного света», спрятали потолок в густой непроницаемой тени. Казалось, что шевеление мрака наверху происходило от того, что там, головами вниз, висели сотни и сотни летучих мышей-вампиров…

Двери распахнулись (Фридрих вздрогнул) и ночной Вася торжественно вкатил в мертвецкую передвижную каталку для перевозки трупов. Жестяная, удобная для мытья поверхность была застелена бесплатно рассовываемой по почтовым ящикам газетой рекламных объявлений. Поверх бумаги имели место быть: литровая стеклянная банка с прозрачной жидкостью, нарезанный ломтиками чёрный хлеб, отдельной горкой колечки лука, отдельно, на подносе для инструментов патологоанатома, горка кильки слабо солёной. А также четыре разнокалиберные ёмкости: стакан гранёный, чашка чайная красная в белый горошек с ручкой, чашка синяя в белый горошек с отбитой ручкой и мензурка медицинская.

Тишину обиталища усопших нарушил резкий, громкий и странный звук. Это оба русских, одновременно, не сговариваясь, хлопнули в ладоши и теперь медленно потирали их друг о друга, в то время как по лицам их расплывались широкие счастливые улыбки.

— Сервис, бля, — скромно заметил Вася. — Как в лучших домах Лондóна и Парижа.

И быстренько разлил прозрачную жидкость из банки по индивидуальным ёмкостям. Немцу — в привычный уже ему гранёный стакан. Себе — в мензурку, в чашки — всем остальным. Русские взяли свои ёмкости в руки и лица их приобрели странно торжественное выражение.

Увидев, что все смотрят на него, Фридрих поступил по их примеру: поднял стакан на уровень подбородка… В нос ударил запах спиртного… Совсем уже дрогнув рукой, чтобы вернуть стакан на место и попытаться объяснить, что ему совсем не хочется, Фридрих вдруг стал свидетелем странного явления: воздух над передвижным ложем мёртвых внезапно сгустился, и ирландец из самолёта, появившийся перед Фридрихом по пояс, как разрезанный труп в углу, покачал перед собой пальцем, и, указав на банку, повторил своё распоряжение:

— Хочешь выжить в России — пей водку!

После чего немедленно растворился обратно. Но слова его, особенно прозвучавшие в этой обстановке, показались Фридриху знаком свыше. Поэтому, когда человек в бывшем белом халате качнул головой, произнёс знакомое слово «Прозит!» и русские тут же одновременно опрокинули в рот содержимое своих сосудов, немец, не мудрствуя лукаво, дисциплинированно последовал их примеру.

В этот раз, однако, ему налили не водку. И он застыл с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, медленно затуманивавшимися от слёз недоумения.

— Что, забористое шильце?

Хохотнувший заводящимся дизелем водитель взял двумя пальцами кильку, выглядевшую в его лапах как девушка в руках Кинг-Конга, поднял голову, раскрыл рот и бережно опустил в него рыбку.

— Какое шило! — обиделся Вася. — Благородная медицина! И разбавлено с понятием — в самый раз для иностранца!

Фридрих старался не выделяться. Как все, он брал пальцами кильку и хлеб. Как все, вытирал пальцы и рот аккуратно нарванными кусочками газеты, исполняющими в этом мрачном застолье роль загробных салфеток. Вот только пить наравне со всеми эту убойную смесь он не мог. Впрочем, хозяева и не настаивали. Сами они заливали в себя огненную воду, точнее — разбавленный спирт, полными ёмкостями, без заметных следов какого-либо воздействия на своё поведение. Лица всех троих были по-прежнему серьёзными и сосредоточенными. Словно они не то делали какую-то работу, не то исполняли некий таинственный ритуал…