Арабелла

VI

Леди Бридлингтон не думала, что первый вечер Арабеллы будет неудачным: она всегда была хорошей хозяйкой и предлагала гостям лучшие вина и закуски, но то, что он будет иметь такой бешенный успех, даже не приходило ей в голову. Она скорее хотела представить Арабеллу другим дамам, чем устроить блестящую вечеринку; и хотя она, конечно, приглашала достаточно неженатых джентльменов, но без перспективы соблазнительных танцев или карт у нее было мало надежды увидеть больше половины их в ее просторных комнатах. Ее главной заботой было, чтобы Арабелла прекрасно выглядела и не испортила впечатление (и свое будущее) каким-нибудь неподобающим действием или неуместным упоминанием об этом жалком Йоркширском приходе. В основном, девочка вела себя очень мило, если не считать одного или двух раз, когда она всерьез обеспокоила свою покровительницу; один раз замечанием, которое ясно показало всю скромность ее положения — когда спросила перед дворецким, не помочь ли ей приготовить комнаты для приема гостей, как будто ждала, что ей тут же вручат передник и тряпку! — или другим, совершенно неожиданным поступком, который просто выходил за всякие рамки. Леди Бридлингтон не скоро забудет сцену у базара Сохо, когда она и Арабелла, выходя с рынка, увидели тяжелый фургон, неподвижно стоящий на дороге, и одну тощую лошаденку, которая тщетно пыталась сдвинуть его с места под градом ударов. В мгновенье ока застенчивая молодая девушка рядом с леди Бридлингтон превратилась в разъяренную фурию, которая набросилась на потрясенного возчика, и, топнув маленькой ножкой, приказала ему немедленно — немедленно! — сойти с фургона и не сметь поднимать снова свой хлыст. Он спустился, совершенно ошарашенный, и стоял перед этой маленькой фурией, возвышаясь над ней, как башня, пока она отчитывала его. Когда он пришел в себя, то попытался было оправдаться, но потерпел неудачу. Он — жестокое созданье, не способное управлять лошадью, и к тому же болван, раз не заметил, что одно колесо застряло, и, без сомненья, из-за его собственной неумелой езды. Он начал злиться, стараясь перекричать Арабеллу, но в. этот момент двое извозчиков, бросив свои экипажи, перешли через площадь и с сильным ирландским акцентом выразили даме свое одобрение, заодно поинтересовавшись, когда возчик уберет отсюда свою колымагу. Леди Бридлингтон все это время стояла, оцепенев от ужаса, в дверях базара, и думала только о том, что, слава Богу, никто из ее знакомых не стал свидетелем этой шокирующей сцены. Арабелла, живо ответив извозчикам, что она не потерпит драки, приказала владельцу фургона наблюдать за тем местом, где застряло колесо, а сама подошла к лошади, и та дала задний ход. Извозчики сразу предложили свою помощь; Арабелла же, прочитав короткую, но внушительную лекцию фургонщику о том, что недопустимо срывать свою злость на животных, возвратилась к своей крестной, спокойно заметив:

— Это большей частью невежество, знаете ли!

И хотя, когда ей было указано на недопустимость такого поведения, она извинилась, сказав что не стоило устраивать сцену на публике, было очевидно, что она ничуть не раскаивается; мол, папа бы сказал, что ее долг — вмешаться в такую ситуацию.

Но никакие упреки не могли заставить ее извиниться за достаточно неприличное поведение двумя днями позже, когда она войдя в свою спальню, обнаружила там очень молоденькую горничную с опухшим лицом, разжигающую камин. Нет, конечно у леди Бридлингтон не было никакого желания, чтобы ее слуги мучились от зубной боли и, если бы ее спросили, она без сомненья сказала бы, что при первом удобном случае девушку нужно отправить к врачу выдернуть зуб. Хозяйка большого дома обязательно должна заботиться о здоровье своей прислуги. Например, несколько лет назад, когда в моде были прививки от коровьей оспы, она привила всех слуг в Бридлингтоне и большинство арендаторов в поместье. Почти каждая знатная дама сделала это: так было принято в тот момент. Но упрашивать страдалицу сесть в кресло в лучшей комнате для гостей, повязать ей голову индийской шелковой шалью и побеспокоить хозяйку во время священного часа послеполуденного сна, врываясь к ней с требованием опиумной настойки, — такая благотворительность была уже чересчур. Леди Бридлингтон изо всех сил старалась объяснить это Арабелле, но она словно обращалась к глухой:

— У бедняжки такие ужасные боли, мэм!

— Ерунда, моя дорогая. Ты не должна позволять обманывать себя. Люди ее класса всегда поднимают шум из-за пустяка. Ей нужно выдрать зуб завтра, если ее смогут освободить от работы, и…

— Дорогая мадам, уверяю вас, она не в состоянии бегать вверх и вниз по лестницам с ведрами угля, — честно сказала Арабелла. — Ей следует принять несколько капель опиумной настойки и лечь в постель.

— Что ж, хорошо, — сказала ее светлость, уступая перед более сильной волей. — Но нет никакого повода так волноваться, моя дорогая! И просить одну из младших горничных сидеть в твоей спальне, и давать ей свою лучшую шаль…

— Нет, нет, я только одолжила ей, — сказала Арабелла. — Она из деревни, мэм, и, мне кажется, другие слуги не обращают на нее внимания. Она так тоскует по дому и так несчастна. А от зубной боли ей еще хуже. Я уверена, что больше всего ей хочется, чтобы кто-нибудь был добр к ней. Она рассказывала мне о своем доме, о маленьких сестрах и братьях, и…

— Арабелла! — произнесла леди Бридлингтон. — Я надеюсь, ты не сплетничала со слугами?

Она заметила, как молодая гостья напряглась, и быстро добавила:

— Тебе никогда не следует позволять этим людям рассказывать истории о своей жизни. Я понимаю, моя дорогая, ты хотела как лучше, но ты не представляешь, как они вторгаются…

— Я надеюсь, мэм — нет, я знаю, — сказала Арабелла и глаза ее заблестели, а маленькая фигурка вызывающе выпрямилась, — что ни один из детей моего отца не пройдет мимо ближнего в беде.

Леди Бридлингтон начала осознавать, что преподобный Генри Тэллент был не только серьезным препятствием для продвижения его дочери вверх по социальной лестнице, но и растущей угрозой ее собственному благополучию. Она, естественно, не смогла высказать эту мысль Арабелле, поэтому, откинувшись на подушки, робко проговорила:

— О да, моя дорогая, но если бы люди услышали об этом, они бы нашли это чрезвычайно странным!

Что бы ни подумали другие, но скоро стало ясно, что старшим слугам ее светлости этот эпизод дал самое невыгодное представление о социальном положении Арабеллы. Личная горничная ее светлости, старая дева с острым подбородком, дожившая до средних лет на этой службе и без зазрения совести придиравшаяся к молоденькой горничной, осмелилась намекнуть, когда расчесывала волосы своей хозяйке в этот вечер, как легко заметить, что мисс не привыкла жить в большом и приличном доме.

Леди Бридлингтон позволяла мисс Кларе Кроули достаточные вольности, но эта зашла слишком далеко. Будет просто замечательно, если слуги, сплетничая о господах своим отвратительным способом, разнесут эту новость по всей округе! В мгновенье ока она достигнет ушей их хозяев, и тогда пиши пропало! В нескольких полных достоинства и тщательно подобранных словах леди Бридлингтон дала понять своей помощнице, что мисс Тэллент приехала из большого, великолепного особняка и не нуждается в дальнейшем обсуждении. Чтобы закончить тему, она добавила, что нравы и обычаи, принятые на севере, сильно отличаются от лондонских. Мисс Кроули, слегка присмиревшая, но еще не до конца, засопела и сказала: «Так я всегда и думала, миледи!». Затем, встретив взгляд хозяйки в зеркале, подобострастно добавила:

— Но я просто уверена, никто бы и не догадался, что мисс с севера, миледи, она ведь так мило говорит!

— Конечно, — холодно сказала леди Бридлингтон, совсем забыв, с каким облегчением она сама вздохнула, когда обнаружила здороваясь с Арабеллой по ее прибытии, что у нее нет ужасного акцента, портящего ее нежный голос. Возможность того, что она говорит с йоркширской картавостью, не раз приходила ей в голову. Она не знала, что нужно благодарить преподобного Генри Тэллента за чистый выговор его дочери. Он был слишком утонченным и культурным человеком, чтобы позволять детям быть небрежными в речи, и строго следил за их выговором.

Мисс Клара Кроули вынуждена была молчать, но предосудительное поведение Арабеллы внушило ее хозяйке некоторые опасения и побудило готовиться к приему с особой тщательностью.

Но все прошло как нельзя лучше. Уверенная, что по крайней мере своей внешностью Арабелла должна произвести впечатление, леди Бридлингтон послала не кого-нибудь, а мисс Кроули добавить последние штрихи к ее туалету, и завершить усилия горничной, прислуживающей ей. Мисс Кроули совсем не была обрадована, когда ее отослали прислуживать Арабелле, но прошло много лет с тех пор, как она одевала молодую и красивую девушку и, несмотря ни на что, в ней проснулся энтузиазм, когда она увидела, как восхитительно идет Арабелле платье бледно-желтого крепа и с каким вкусом подобран блестящий шарф, накинутый на руки. Она сразу поняла, что едва ли сможет улучшить простую прическу из темных локонов, забранных в высокий узел на затылке, и коротких завитков, спадающих на уши, но она попросила мисс разрешить ей приколоть цветы на более подходящее место. Ее умелые руки быстро поместили букетик искусственных роз под нужным углом, и она была настолько удовлетворена результатом, что сказала, что мисс будет наверняка королевой вечера, тем более, что у нее темные волосы, а белокурые красотки уже давно не в моде.

Арабелла, и не подозревая насколько мисс Кроули снизошла до нее, просто рассмеялась, но так беззаботно, что это не вызвало неодобрения у строгой горничной. Арабелла отправлялась на свой первый лондонский прием необычайно вдохновленная только что доставленными первыми лондонскими цветами. Восхитительную коробочку сразу же принесли в комнату — и в ней оказался очаровательный букет, перевязанный — какая удача! — длинными желтыми лентами. К подарку была приложена визитная карточка лорда Флитвуда, теперь прикрепленная к зеркалу. Мисс Кроули увидела ее и была поражена.

Леди Бридлингтон, оглядев Арабеллу перед объявлением обеда, осталась в восторге и отметила, что у Софи Тиил всегда был утонченный вкус. Ничто не могло так подчеркнуть красоту Арабеллы, как это изящное желтое платье, отделанное спереди белым атласом и украшенное застежками из крошечных розочек, которые сочетались с такими же в ее волосах. Единственными украшениями, которые она надела, были кольцо, подаренное ей отцом, и бабушкина нитка жемчуга. Леди Бридлингтон хотела было попросить Клару принести из ее собственного ларца с драгоценностями два браслета — золотой и жемчужный, но потом решила, что красивые руки Арабеллы не нуждаются в украшениях. Кроме того, на ней будут длинные перчатки, и браслеты все равно никто не увидит.

— Очень мило, моя дорогая, — одобрительно сказала она. — Я рада, что послала к вам Клару. А откуда эти цветы?

— Их прислал лорд Флитвуд, мэм, — гордо ответила Арабелла.

Леди Бридлингтон приняла эту информацию с разочаровывающим спокойствием.

— Неужели? Тогда, скорее всего, мы увидим его сегодня здесь. Знаешь ли, моя милая, тебе не нужно настраиваться на большой сбор. Конечно, я уверена, гостиные будут достаточно заполнены, но еще только начало сезона, и поэтому не стоит огорчаться, если ты не увидишь так много людей, как бы тебе хотелось.

Ей следовало бы оставить при себе свое мнение. К половине одиннадцатого гостиные были уже переполнены, а она все еще стояла наверху лестницы, встречая опоздавших. «Никогда, — ошеломленно думала она, — такого еще не было!» Даже Уэйнфлиты — вот уж кого она не ждала! — были здесь; а надменная миссис Пенкридж, сопровождаемая своим разряженным племянником, была одной из первых прибывших. Она приветливо улыбнулась Арабелле и попросила разрешения представить мистера Эпворта. Лорд Флитвуд и его закадычный друг мистер Освальд Уоркворт тоже были здесь, в хорошем расположении духа галантно кланяясь Арабелле. Леди Самеркот привела двух своих сыновей, а Киркмайклы — долговязую дочку, лорд Дьюсберри не смог прийти, но сэр Джеффри Моркамб появился, так же как и Акрингтоны, Чарнвуды и Сефтоны. Леди Сефтон — такая милая! — с величайшей любезностью говорила с Арабеллой и обещала позднее прислать ей поручительство, пропускающее в залы Алмакского клуба. Леди Бридлингтон почувствовала, что чаша ее удовлетворения полна до краев. И может переполниться. Последних гостей, прибывших после одиннадцати, ее светлость, давно отпустив Арабеллу со своего места возле нее, встречала, уже собираясь покинуть свой пост и присоединиться к гостям в комнатах. В этот момент появился мистер Бьюмарис и неторопливо поднялся вверх по лестнице. Ее светлость ожидала его с некоторым волнением, и ее рука, схватившая веер, слегка дрожала под впечатлением несомненного триумфа этого вечера. Он приветствовал ее с прохладной учтивостью, она отвечала достаточно равнодушно, благодаря его за любезную услугу, оказанную ее крестнице в Лестершире.

— Всегда к вашим услугам, мэм, — сказал мистер Бьюмарис. — Надеюсь мисс Тэллент добралась до города без приключений?

— О да, конечно! Вы так добры, что зашли осведомиться о ней! Как жаль, что нас тогда не было! Вы найдете мисс Тэллент в одной из комнат. Ваша кузина, леди Уэйнфлит, тоже здесь.

Он поклонился и проследовал за ней в переднюю гостиную. Минуту спустя, Арабелла, с удовольствием принимавшая знаки внимания лорда Флитвуда, мистера Варкворта и мистера Эпворта, увидела, как он направляется к ней через комнату, останавливаясь по пути чтобы обменяться приветствиями с друзьями. До этой секунды она думала, что из присутствующих мужчин лучше всех одет мистер Эпворт: в самом деле, у нее просто голова закружилась от такого изысканного одеяния и изобилия колец, булавок, цепочек, которыми он был обвешан; но как только она взглянула на высокую, сильную фигуру мистера Бьюмариса, то осознала, что ватные плечи, осиная талия и потрясающий жилет мистера Эпворта были совершенно нелепы. Ничто не могло сильнее контрастировать с его экстравагантной внешностью, чем черный сюртук и панталоны мистера Бьюмариса, его простой белый жилет, единственные часы и одна жемчужина, скромно сияющая в сложных узлах его галстука. Ничто в его одежде не было придумано для того, чтобы привлечь внимание, но его вид заставлял каждого мужчину в комнате выглядеть или разряженным чуть больше меры, или слегка обносившимся.

Он подошел к ней и улыбнулся, а когда она протянула ему руку, быстро поднес ее к губам.

— Как поживаете, мисс Тэллент? — сказал он. — Я действительно очень рад возобновить наше знакомство.

— О, это ужасно, просто ужасно, — зачирикал мистер Эпворт, не сводя глаз с Арабеллы. — Вы и Флитвуд не даете нам шагу сделать — это просто неприлично, знаете ли!

Мистер Бьюмарис взглянул на него сверху вниз с высоты своего роста, как бы размышляя, стоит ли отвечать на подобную остроту, и решив, что не стоит, повернулся опять к Арабелле.

— Вы должны рассказать мне, как вам понравился Лондон, — сказал он. — Ведь совершенно ясно, что вы нравитесь Лондону! Могу я предложить вам бокал лимонада?

При этом предложении Арабелла вздернула подбородок и взглянула на него с отчетливым вызовом в глазах. У нее было достаточно времени узнать, что у хозяев вовсе не считалось дурной привычкой убирать вина со столов в конце первой перемены блюд, и она сильно подозревала, что мистер Бьюмарис подшучивает над ней. Но он выглядел совершенно серьезным, и в глазах его не было и тени насмешки. Не успела она ответить ему, как лорд Флитвуд допустил стратегическую ошибку, воскликнув:

— Конечно! Клянусь, вы умираете от жажды, мэм! Я сейчас же принесу вам бокал!

— Превосходно, Чарльз! — сердечно сказал мистер Бьюмарис. — Вы позволите мне увести вас из этой толпы, мисс Тэллент?

Он, казалось, воспринял ее согласие как само собой разумеющееся, так как, не дожидаясь ответа, повел ее к дивану у стены, который на минуту оказался не занятым. Как он умудрялся находить дорогу в таком скоплении болтающих гостей, было загадкой для Арабеллы, но действовал он при этом весьма аккуратно. Прикосновение к плечу мужчины, поклон и улыбка даме — и все было сделано. Он сел возле нее на диван, чуть в стороне, чтобы лучше видеть ее лицо, положив одну руку на спинку, другой лениво играя своим моноклем.

— Совпадает ли он с вашими ожиданиями? — спросил он, улыбаясь.

— Лондон? Да, конечно, — ответила она. — Я уверена, что никогда не была так счастлива в своей жизни.

— Я рад, — сказал он.

Арабелла вспомнила, что леди Бридлингтон предупреждала ее о том, что не следует выказывать слишком много эмоций. Было немодно казаться довольной. Она также вспомнила, что обещала произвести хорошее впечатление на мистера Бьюмариса, поэтому добавила томным голосом:

— Конечно, здесь невозможно тесно, но ведь так занимательно встречать новых людей.

Он, казалось, развеселился и сказал со смехом в голосе:

— Нет, не портите впечатления! Ваш первый ответ был очарователен!

Она с сомнением посмотрела на него, но не выдержала, и на щеках снова заиграли ямочки:

— Но ведь только деревенщина признается в своем удовольствии?

— Разве? — переспросил он.

— Вы, я убеждена, не находите удовольствия в подобном времяпрепровождении!

— Вы ошибаетесь! Мое удовольствие зависит от компании, в которой я нахожусь.

— Тогда, — простодушно сказала Арабелла, обдумав его слова, — это самое приятное из всего сказанного мне за этот вечер!

— Тогда я могу только предположить, мисс Тэллент, что Флитвуд и Уоркворт не смогли найти слов, чтобы выразить свое восхищение той изысканной картиной, которую вы собой представляете. Странно! У меня сложилось мнение, что они засыпали вас всевозможными комплиментами.

Она рассмеялась.

— Да, но все такая ерунда! Я не верила ни единому их слову!

— Надеюсь, вы верите в то, что я говорю, во всяком случае, потому что я очень честный.

Его мягкий тон, казалось, расходился с такими словами. Арабелла заметила, что он смутился, и задумчиво посмотрела на него. Она решила, что должна ответить в том же духе, и отважно спросила:

— Не будете ли вы так любезны, мистер Бьюмарис, чтобы ввести меня в светское общество?

Он обвел взглядом переполненную комнату, и его брови чуть приподнялись.

— Вы не производите впечатление человека, нуждающегося в какой-нибудь помощи с моей стороны, мэм.

Он заметил, что лорд Флитвуд пробирается к ним через скопление людей с бокалом в руке, и подождал, пока он достигнет дивана.

— Спасибо, Чарльз, — прохладно сказал он, беря бокал у его светлости и передавая его Арабелле.

— Вы, — с чувством проговорил лорд Флитвуд, — получите от меня вызов завтра утром, Роберт! Это самое наглое пиратство, которое я видел в жизни! Мисс Тэллент, я бы желал, чтобы вы отослали этого парня заниматься своими делами: его бесстыдство превышает допустимые нормы!

— Вы должны учиться действовать, не повинуясь моментальным импульсам, — доброжелательно сказал мистер Бьюмарис. — Секундное размышление, чуть-чуть находчивости — и мне бы пришлось отправляться за лимонадом, а вам — иметь удовольствие сидеть на диване рядом с мисс Тэллент!

— Но именно лорд Флитвуд заслужил мою благодарность, так как он был галантнее! — сказала Арабелла.

— Мисс Тэллент, благодарю вас!

— Вас достаточно щедро вознаградили и теперь, по-моему, вам самое время оставить нас, — сказал мистер Бьюмарис.

— Ни за что на свете! — объявил его светлость.

Мистер Бьюмарис вздохнул.

— Как часто мне приходится обнаруживать в вас отсутствие такта! — сказал он.

Арабелла, воодушевленная впечатлением от такой восхитительной стычки, поднесла свой букетик к носу и сказала, бросив на Флитвуда благодарный взгляд:

— Я в двойном долгу у лорда Флитвуда!

— Нет, нет, это я в долгу у вас, мэм, раз вы снизошли до того, чтобы принять мой скромный дар.

Мистер Бьюмарис, взглянув на букет, легко улыбнулся, но промолчал. Арабелла, заметив мистера Эпворта, оказавшегося поблизости в надежде на ее внимание неожиданно спросила:

— Мистер Бьюмарис, кто этот странно одетый мужчина?

Он огляделся и сказал:

— Среди присутствующих так много странно одетых мужчин, мисс Тэллент, что я в затруднении. Вы имеете в виду беднягу Флитвуда?

— Конечно, нет! — с негодованием воскликнула Арабелла.

— Ну, я уверен, что трудно найти что-нибудь более странное, чем его жилет. Это весьма огорчительно, учитывая то, что я потратил массу времени, пытаясь сформировать его вкус. А, теперь я понял, кого вы, должно быть, имели в виду! Это, мисс Тэллент, Гораций Эпворт. По его собственной оценке он относит себя к тому разряду созданий, которых, у меня есть основания предполагать, вы презираете.

Вспыхнув, Арабелла спросила:

— Он… он денди?

— Он был бы в восторге, если бы вы так считали.

— Что ж, если это так, — откровенно сказала Арабелла, — я уверена, что вы — другое дело, и прошу у вас прощения за сказанное в тот вечер.

— Не извиняйтесь перед ним, мэм, — весело сказал лорд Флитвуд. — Давно пора, чтобы кто-нибудь осадил его, и это, уверяю вас, задело его очень сильно. Вам следует знать, что он воображает себя настоящим коринфянином[18].

— А кто это такой? — заинтересовалась Арабелла.

— Коринфянин, мэм, кроме того, что следует последнему писку моды, — любитель спорта, мастер фехтования, меткий стрелок, прекрасный наездник…

Мистер Бьюмарис прервал этот издевательски-напыщенный перечень.

— Если вы будете занудой, Чарльз, вы вынудите меня объяснить мисс Тэллент, что имеют в виду люди, называя вас пустой погремушкой!

— И что же? — с озорством потребовала ответа Арабелла.

— Бездельника, мэм, который не заслуживает вашего внимания, — ответил он, вставая. — Я вижу невдалеке мою кузину и должен выразить ей свое почтение.

Он улыбнулся, поклонился и отошел; минуту или две поговорил с леди Уэйнфлит; выпил бокал вина с мистером Варквортом и покинул прием, в точности выполнив все, что он наметил, а именно — поставить мисс Тэллент на верхнюю ступеньку моды: ведь не пройдет и двадцати четырех часов, как весь город будет обсуждать новость, что богатая мисс Тэллент стала последним увлечением коринфянина.

— Вы видели, как Бьюмарис ухаживал за этой чертовски привлекательной девушкой? — спросил лорд Уэйнфлит свою жену, когда они возвращались домой с вечера у леди Бридлингтон.

— Конечно, видела! — отвечала его жена.

— Кажется, что он увлечен ею, не правда ли? Она не в его обычном стиле, ведь так? Интересно, имеет ли он в виду что-нибудь серьезное?

— Роберт? — спросила его жена со звуком, похожим на фырканье. — Если бы ты знал его так же хорошо, как я, Уэйнфлит, ты бы с первого взгляда разобрался, что он просто развлекается. Я-то знаю, как он ко всему этому относится. Кому-нибудь следовало предупредить это дитя не иметь с ним ничего общего. Не очень-то это хорошо с его стороны, ведь она еще совсем ребенок, клянусь!

— В клубах говорят, что она богата, как набоб.

— И я такое слышала, но здесь это не играет никакой роли. Роберт весьма состоятелен, и, если он когда-нибудь женится, в чем я начинаю сомневаться, то уж не из-за приданого, уверяю тебя!

— Да, я тоже так думаю, — согласился его светлость. — Почему мы пошли туда сегодня вечером, Луиза? Такие приемы ужасно скучны.

— О, потрясающе! Но Роберт просил меня прийти.

— Должна признаться, мне было любопытно взглянуть на его протеже. Он сказал мне, что собирается сделать ее самой популярной девушкой в Лондоне.

— Ничего не понимаю, — отвечал его светлость. — Зачем ему это?

— Именно об этом я себя и спрашиваю! Он сказал, что это может быть занимательно. Иногда, Уэйнфлит, мне, честное слово, хочется надавать пощечин этому Роберту!