Архив Шамбала

35. Москва. Суббота

Фирма Татьяны Серовой, хоть и получала заказы от правительственных структур, была частной и жила по принципу «волка ноги кормят». Именно поэтому многие работники вышли на работу, не дожидаясь окончания новогодних «праздников».

Серова слишком долго и кропотливо подбирала коллектив, чтобы разбрасываться работниками. В фирме трудилось много людей предпенсионного возраста, а то и пенсионного, что нетипично для нашего времени. Вопреки устоявшемуся мнению, люди эти редко болели, не опаздывали и очень мало сплетничали. Ну, если только о чем-то, не касающемся работы.

Вот и в этот субботний день в небольшом особнячке неподалеку от Садового кольца толклось много людей, занятых делом. Некоторые из них, вернувшись с отдыха, хотели повидаться с Серовой. Кто по делам, кто просто так.

Однако сделать это оказалось невозможно: Серова была занята: в ее кабинете уже больше часа сидел тот самый солидный мужчина, который, по мнению «экспертного сообщества», оказывал на Татьяну самое благотворное воздействие.

Но в этот день все отличалось необычностью. Если раньше Небольсин привлекал Серову как умный человек, мнение которого она ценила, то сейчас он стал любимым мужчиной, которого хочется удержать от риска.

Серова понимала, что указывать Небольсину рискованно: он этому просто не поддастся. Понимала, что характер его не приспособлен к пустому лавированию. Понимала, что он верен взятым обязательствам. Понимала, что все это, вместе взятое, демонстрирует его исключительно хорошим человеком, на которого всегда можно положиться.

Но именно это и не устраивало Татьяну. Она знала, что Валерий все важные решения будет принимать сам. Тем более — в данном вопросе.

Ей тоже был симпатичен Корсаков, но сейчас ситуация оказалась слишком сложна, чтобы лезть в нее очертя голову. Именно это Татьяна Львовна и пыталась объяснить Небольсину, стараясь быть покладистой, но доказательной.

— Успокойся, ты ни в чем не виноват, — говорила она Небольсину. — Мне кажется, ты уже взрослый человек, чтобы быть максималистом.

Тот слушал молча. Отошел к спасительному окну. Пепельницей ему по традиции служил бумажный кулечек, сворачиваемый каждый раз Серовой.

И сейчас она подошла к Небольсину с таким кулечком. Он взял «пепельницу», обнял Татьяну:

— Ты же понимаешь, что я тебя не «услышу», — признался он.

Серова была согласна, но сдаваться не собиралась:

— Валер, я тебя понимаю, поверь, но прошу не спешить! — старалась быть убедительной Таня. — Предел возможностей есть у всех людей. Это лучше принять сразу и навсегда.

Небольсин поморщился:

— Ты не на заседании Общественной палаты, не на ток-шоу, Таня. Корсаков в критической ситуации, и развиваться она может в самые разные стороны.

Он говорил без нажима, ровным голосом, за которым трудно было уловить непреклонность. За это Серова его и любила. Из-за этого и старалась помешать.

— Хорошо, пусть так, — согласилась она. — Что делать? Обратиться в милицию к твоим бывшим коллегам?

Небольсин поморщился, и Серова усилила давление:

— В прокуратуру? В газеты, на ТВ? И что? Летят самолеты и танки идут на помощь Игорю Корсакову, — ироническим тоном спросила она и испугалась.

Продолжила торопливо, лишь бы он не воспринял все чересчур серьезно:

— Конечно, неприятно понимать, что не все зависит от тебя, но это неизбежно.

Выговорив, прильнула к нему, замерев. Небольсин провел рукой по ее спине, прижал сильнее:

— Понимаю.

Это была крохотная победа, и Таня форсировала, почти шепча в самое ухо:

— Ты же понимаешь, что Игорь вполне может оказаться в чьей-то игре. Не по своей воле, а просто — подставили. Сейчас ведь подставить может кто угодно!

Зазвонил телефон, и Серова отошла к своему столу. Говорила она долго, может быть, даже слишком. Надеялась, что Небольсин остынет, обмякнет. Положив трубку, не спешила встать, попросила приготовить кофе. И только, когда пили кофе, продолжила:

— Недавно была я на суде. Убили приятельницу. Я не знала, даже на похоронах не была. История, конечно, страшная: приятельница замужем, муж — деловой человек, на нее времени нет, зато и не запрещал ничего. В общем, у нее был… в гостях молодой любовник… Нашли два трупа в спальне… все разбросано…

Голос Серовой задрожал.

— Похищены драгоценности, ее шубы, еще что-то… Замки не повреждены. По всему выходило, что двери кто-то открыл, а дома — только домработница, которая постоянно ругалась с хозяйкой. Ну, вот, суд. И, ты представляешь, ее только опросили как свидетельницу, которая никого не видела и не слышала. Как свидетельницу, и все!

— Ты зачем мне это рассказываешь? — недоумевал Небольсин.

— Чтобы ты понял, что сегодня предать может кто угодно, — умоляющим тоном ответила Серова.

— А ты меня предашь? — с улыбкой спросил Небольсин и не дал ответить. — Я думаю — нет.

Он потянулся, продолжил:

— Домработницу, конечно, не смогли задержать, потому что не было доказательств.

— Да, я знаю.

— Ты, видимо, не знаешь, что было потом.

— Не знаю.

— Девица эта уехала к себе домой, а через две недели вернулась, написала явку с повинной.

— Да ты что?

— Только писать не могла: пальцы руки сломаны, и все лицо в синяках. Ее, конечно, сразу освидетельствовали, чтобы потом на милицию не свалили. Ну, да она и не скрывала ничего, и к милиции претензий не имела.

— А кто ее так… убедил?

— Брат твоей покойной подруги. Нашел ее…. поговорил с ней душевно… где-то в лесу, вот в этой девице душа и заговорила, — ответил Небольсин. — Между прочим, парень этот со своей сестрой при жизни только и делал, что ругался. Это я к тому, что в каждом из нас скрыты разные силы и мотивы, и многим они неведомы до поры до времени.

Серова провела руками по лицу, потом по рукавам блузки.

— То есть ты хочешь сказать, что не отступишься, правильно?

— Если бы я отступился, ты бы мне этого не простила.

Серова поднялась:

— Ты прав.

И отправилась к своему столу и, набирая номер, спросила:

— Ты ведь знаешь, что Корсакова хорошо знает Мельников?

— Мельников?

— Да. Тот самый…

Геннадий Сергеевич Мельников — еще один человек, принявший участие в истории с «заговором Ягоды». Странно, что Небольсин забыл о нем.

Серова положила трубку:

— Он ждет тебя через час.

Мельников поднимался из своего кресла навстречу Небольсину медленно, со значением: нужно было, чтобы проситель проделал весь путь от двери до стола. Только хороших друзей следует принимать в дверях. Правда, такие друзья тут появлялись редко.

Времени на общие разговоры Мельников не выделил:

— Татьяна Львовна сказала, у вас ко мне дело, касающееся вашего знакомого.

Оба-на! «Вашего знакомого»? Этого Небольсин не ожидал:

— Она имела в виду Корсакова.

— Игоря? — уточнил Мельников. — Да, знаю такого. В чем дело? Какие проблемы?

Небольсин не стал спешить, тем более что начиналось все как-то неожиданно.

— Я изложу по порядку, в меру, так сказать, осведомленности, — предложил он.

— Как вам будет угодно, — согласился Мельников, и Небольсин ощутил растущую злость.

Однако гость решил, что по ходу рассказа Мельников и сам поймет, в чем тут проблема и как можно помочь. Говорил он неспешно, стараясь излагать все по порядку, чтобы не возвращаться, ломая фабулу. Иногда делал паузы, подбирая слова или обдумывая формулировку.

Мельников сидел молча, не делая никаких заметок. После того как Небольсин замолчал, подождал немного, потом спросил:

— У вас все? Тогда я уточню.

Он поднялся, прошелся по кабинету, встал перед Небольсиным:

— Итак, Игорь искал какие-то документы. Кстати, что его все время на документы тянет? — улыбнулся он, но Небольсин на улыбку не отреагировал, и Мельников продолжил: — Ну, хорошо, увлекся парень, бывает. Но документы-то, о которых вы говорили, — настоящие, реально существующие? Или это просто предположение, допуск?

Небольсин почувствовал неловкость: этот вопрос он и сам задавал себе, но всякий раз отгораживался ссылками на то, что он помогает Корсакову, а не ищет вместе с ним раритеты.

— Не могу ответить однозначно, — признался он наконец. — Возможно, допуск.

Потом спохватился:

— В конце концов, можно поговорить с Дружниковым.

Мельников внутренне чертыхнулся: этот милиционер предлагает собрать тут консилиум! Он с ума сошел? Не понимает, что, даже принимая его, Небольсина, Мельников рискует? А если кто-то решит: это интрига или, хуже, заговор?

— Да зачем же огород городить ни с того ни с сего? — возразил он, не глядя на Небольсина. — Чаю хотите?

Пока накрывали на стол, Мельников и Небольсин обменивались какими-то пустыми фразами. А когда остались вдвоем, хозяин предложил:

— Ну, давайте продолжим. Итак, газовая тема, о которой вы говорили, это — реальность? Есть какие-то факты, намеки? Или это тоже — допуск?

Небольсин снова задержался с ответом, и Мельников, стараясь говорить спокойно, без рывков, заметил:

— Смотрите, во что вы меня втягиваете: сплошные допуски, версии… Если я пойду к президенту с такими рассказами, мое положение серьезно пошатнется, поверьте. Фантазиями сейчас переполнены и газеты, и Интернет — читай, не хочу! — И, видя, как напряглось лицо Небольсина, он перебил сам себя: — Давайте чай пить.

Допив из чашки и помолчав, Небольсин попытался сыграть последним козырем:

— Сейчас Тимур завязан на наркотики, а это — наличные, которые могут выплыть где угодно. Так что вскоре Азизов сможет переключиться невесть на что.

«Только когда настанет это «вскоре», и кто тогда будет тут сидеть?» — подумал Мельников про себя. А Небольсину ответил:

— Все понимаю, но ничем сейчас помочь не смогу. Домыслы не ценятся.

После ухода Небольсина он долго расхаживал по кабинету, даже покурил тайком в комнате отдыха.

Потом вызвал помощника:

— Подберите мне все материалы следующей направленности: Азизов — бизнес — наркотики — газ. Ну, и вообще.