Армия короля Франции

Крестовые походы Людовика IX

Долгое время война не стоила слишком дорого. Это была роскошь, которую могли позволить себе короли. Общая сумма расходов за шесть лет пребывания Людовика IX за границей, с 1248 по 1254 год, составила около 1.500.000 турских ливров. Огромность этой суммы можно объяснить сбором армии в Эг-Морте, выплатой участникам похода, приобретением вооружения, снабжением кораблей, расходами, понесенными в пути, и, наконец, выкупом, выплаченным египтянам. Четыре года, в течение которых король оставался в Сирии, были менее затратными, чем предыдущие, хотя он потратил большие суммы денег на укрепление стен городов, все еще находившихся в руках христиан: почти 100.000 ливров, согласно оценке, сделанной бухгалтерами в конце XIII века. Стоимость крестового похода 1270 года не поддается количественной оценке. Кампания была короткой, всего несколько месяцев, но Людовик IX хотел возглавлять экспедицию организованную на высшем уровне, поэтому и подготовка была проведена соответствующая. Нет уверенности, что несколько месяцев в Тунисе стоили в общей сложности намного меньше, чем шесть лет, проведенных в Египте и Сирии[325].

Обе экспедиции финансировались одинаково. Главным спонсором была Церковь: Святой Престол дважды даровал Людовику IX децим, то есть налог в размере 10% на доходы священнослужителей королевства, действующий в течение трех лет. Годовой децим давал от 200.000 до 250.000 турских ливров: и теоретически, перед двумя отъездами за море король имел по 750.000 турских ливров. Это огромная сумма, но она правдоподобна: по словам Жуанвиля, когда король прибыл в Акко после египетской катастрофы, уничтожившей его армию, Людовик IX все еще тратил только церковные деньги, то есть доходы от децима[326].

При Людовике IX ежегодный доход королевского домена составлял около 250.000 турских ливров, но значительная часть этого дохода направлялась на различные структурные расходы: на содержание Двора, офицеров, административного аппарата (даже рудиментарного), зданий, дворцов и крепостей[327]. Поэтому можно было привлечь несколько тысяч ливров из доходов домена, но прежде всего необходимо было изыскать чрезвычайные средства. Офицеры короля делали это, например, путем конфискации имущества евреев. Но такой меры конечно же было недостаточно.

Поскольку он отправлялся в крестовый поход, король мог потребовать выплаты "феодальной помощи", которую вассалы должны были своему сюзерену в четырех случаях: посвящение в рыцари старшего сына сюзерена, замужество его старшей дочери, выплата выкупа и, соответственно, его отъезд в крестовый поход. Оба раза перед своими крестовыми походами Людовик IX собирал помощь со своих прямых вассалов: другими словами, только в королевском домене, а от остальной части королевства ему ожидать было нечего[328].

До Египетского крестового похода наибольший вклад вносили именно города. Суммы иногда были ничтожны (4 ливра для Шампиньи-сюр-Йонн), но могли быть весьма значительными (10.000 ливров от Парижа, 1.750 от Бове). Общая сумма взносов, о которых мы имеем сведения, составляла 57.500 парижских ливров (или 71.800 турских ливров), но здесь не учтены взносы от очень богатых нормандских городов. Когда король находился за морем, города снова были призваны на помощь. Например, Нуайон заплатил королю 1.500 ливров перед его отъездом, а регентша Бланка Кастильская впоследствии получила от города только 50; в 1254 году, когда Людовик IX вернулся в свое королевство, казна была пуста и тогда Нуайон одолжил королю 600 ливров, из которых было возвращено только 100[329]. В целом, по оценкам американского историка Уильяма Джордана, сумма, пожертвованная городами на финансирование Египетского крестового похода, достигла 274.000 турских ливров[330].

Сбор помощи для Тунисского крестового похода был встречен в королевстве с меньшим энтузиазмом. Однако на этот раз у короля было три причины для требования помощи: его отъезд в крестовый поход, посвящение в рыцари его старшего сына (будущий Филипп III был посвящен в рыцари на Пятидесятницу 1267 года) и замужество его дочери (Изабелла вышла замуж за Тибо, короля Наварры). Возможно, потому что города уже много заплатили во время его правления, новые требования Людовика вызвали протест, о чем свидетельствуют некоторые споры, вынесенные на рассмотрение Парламента. Тем не менее, король вышел победителем из противостояния, а добрым городам было приказано платить. Бурж заплатил 2.000 турских ливров, Исудён — 300[331].

Несмотря на высокую стоимость, два крестовых похода Людовика, похоже, не отяготили финансы Капетингов в долгосрочной перспективе. В Святой Земле в период между 1250 и 1254 годами Людовик продолжал получать деньги из Франции и при необходимости его платежеспособность считалась достаточной, чтобы занимать деньги у генуэзцев и тамплиеров. Из Туниса Людовик, а затем Филипп III убеждали регентов прислать им деньги и, если потребуется, взять заем в 100.000 турских ливров, погашение которого будет осуществлено из децима и собственных доходов королевства; но ни разу не возникло вопроса о реальном финансовом затруднении[332]. В итоге создается ощущение, что обычные ресурсы королевского домена, достаточные для обеспечения скромного образа жизни Капетингов, не пострадали от двух крестовых походов: причина этого, несомненно, в том, что именно Церковь королевства взяла на себя основную часть расходов.

Арагонский крестовый поход (1285)

Арагонский крестовый поход в 1285 году был первой экспедицией, стоимость которой бухгалтеры короля Франции оценили в 1.230.000 турских ливров. Финансирование осуществлялось из тех же источников, что и при Людовике IX. Церковь опять приняла в этом активное участие. В 1284 году Папа Мартин IV предоставил королю децим на четыре года, что означало, что доходы не будут полностью собраны до конца четвертого года, то есть в 1288 году. Тем временем офицерам короля пришлось покрывать расходы, вновь мобилизуя ресурсы королевского домена — при Филиппе III доход домена, увеличившийся за счет земель, унаследованных от Альфонса де Пуатье, вероятно, достиг 400.000 или 450.000 ливров. Старший сын короля, будущий Филипп Красивый, был посвящен в рыцари в августе 1284 года и поэтому можно было затребовать феодальную помощь. Были предприняты кампании по займам, очевидно, прежде всего у городов, как королевского домена, так и других. Аррас предоставил 6.250 ливров, Гент — 7.500, Брюгге — 10.000. Однако при Филиппе Красивом были предприняты конкретные усилия по погашению этих займов, хотя не все они были погашены к 1320 г. Некоторые города делали безвозмездные пожертвования, например, Пуатье, который предоставил 1.500 турских ливров, а Тулуза 10.000 ливров, а также еще и одолжила королю деньги, которые были потом возвращены[333].

Финансирование других экспедиций Филиппа III, армии для Фуа или Советеррской армии, в значительной степени нам не известны. Как мы видели, деньги от городов и монастырей приносили королю довольно большой доход, но отсутствие документации не позволяет нам установить общую оценку.

Расходы на войну

Предшественники Филиппа Красивого привыкли собирать относительно большие, хорошо оснащенные и, как правило, хорошо снабжаемые армии, иногда даже сопровождаемые флотом, арендованным или построенным для этого случая. Военная практика Филиппа Красивого, особенно в период с 1294 по 1305 год, претерпела два основных изменения: кампании следовали одна за другой почти ежегодно и король был вынужден содержать оккупационные войска в течение длительных периодов времени (в Аквитании с 1294 по 1303 год; во Фландрии с 1297 по 1300 год для франкоязычной части Фландрии, с 1300 по 1302 год для всей Фландрии, а после 1304 года на границах графства).

Простого упоминания статей расходов достаточно, чтобы показать, какой убыток нанесла война королевским финансам. Размер жалования не изменился: 20 турских су для баннерета, 10 для рыцаря, 5 для оруженосца или латника; пешие солдаты обычно получали 1 су (12 денье)[334]. Но теперь король платил всем призванным в армию, причем гораздо дольше, чем это делали его предшественники. Стоит упомянуть случай Жана, сеньора де Финьер, о котором мы имеем семнадцать расписок или упоминаний об оплате за время его пребывания во Фландрии в гарнизоне с ноября 1297 года по январь 1301 года: общая сумма приближается к 5.000 турских ливров. Можно представить себе, какие суммы в конечном итоге составляло общее жалование сотен рыцарей и оруженосцев, размещенных в Аквитании и Фландрии. Другой пример: в конце 1299 года когда Карл де Валуа готовился завершить оккупацию графства Фландрия, стоимость 1.500 латников, которых он нанял на один год, была оценена королевскими бухгалтерами в 200.000 турских ливров[335].

Войска также нужно было кормить. Армии конца XIII века не жили за "счет земли", и счета, относящиеся к снабжению армий провизией, даже очень многочисленны. Компенсация за потерянных лошадей была крупной статьей расходов, в частности 34.000 ливров для Арагонского крестового похода[336].

Требовалось также оплатить большой объем оборудования: палатки, повозки и метательные машины. С 10 апреля по 26 июля 1296 года содержание Двора графа Артуа, находившегося тогда в Аквитании, стоило почти 80.000 ливров, и это всего за три с половиной месяца. Даже если предположить, что граф Артуа жил на широкую ногу, эта цифра говорит об общих расходах, понесенных за кампанию, которая продлилась до марта 1297 года.

Наконец, если Людовик IX и Филипп III арендовали флоты у итальянских республик для своих крестовых походов, то Филипп Красивый пошел дальше. В 1295 году его знаменитая "морская армия", предназначенная для вторжения в Англию, потребовала колоссальных расходов[337].

Даже по отдельности, эти статьи расходов кажутся огромными. В совокупности же они достигают экстравагантных сумм. Несколько цифр, почерпнутых из разных источников, дают общее представление. В апреле 1298 года Жан де Даммартен представил отчет о войне в Гаскони под командованием Роберта д'Артуа: по сравнению с тем, что он получил в начале, он потерпел убыток в 240.000 турских ливров, что означает, что реальная сумма расходов была еще выше; счет Гийома де Монмаура за второй Аквитанский поход в 1295 году составил 170.000 ливров. Счет расходов Жана дез Барре, известного как Пео де Ша, сенешаля Перигора и Кагора в герцогстве Аквитания, за два года, закончившихся в День Всех Святых 1295 года, имел дефицит в 45.000 ливров. Экспедиция для подавления восстания в Бордо обошлась в 125.000 ливров. Содержание оккупационных войск также оказалось разорительным: два счета для гарнизонов Фландрии с 1297 по 1300 год, имеют дефицит в 110.000 и 450.000 ливров соответственно. Сохранился баланс счета клерка арбалетчиков с 1 декабря 1314 года по сентябрь 1315 года: 147.500 ливров прихода, 254.600 ливров расходов, то есть дефицит около 107.000 ливров. Несомненно, стоимость войны была огромной[338].

Традиционные доходы не могли восполнить такие расходы. Королевский домен не приносил большего дохода, чем раньше. Феодальная помощь была запрошена в 1307 году и снова в 1313 году, сначала в связи с замужеством Изабеллы, дочери короля, а затем с посвящением в рыцари Людовика Сварливого. Следуя по стопам своего отца, Филипп Красивый попытался ввести налог во всем королевств, но потенциальные налогоплательщики, как и следовало ожидать, были настроены весьма неохотно, и с этим пришлось смириться. Кроме того, города домена регулярно привлекались для пожертвований или займов, но их возможности были не безграничны[339].

Хотя поступления из этих традиционных источников не стоит недооценивать, факт остается фактом: королевское правительство было вынуждено искать новые решения, чтобы найти деньги, которые требовались для войны в беспрецедентных масштабах. Можно выделить три этапа: 1289 год (предоставление нового децима), 1294–1295 годы (ассамблеи духовенства и учреждение однопроцентного налога) и 1302–1304 годы (Куртре и его последствия).

Присвоение королем децима (1289)

Первое решение, котором воспользовалось королевское правительство, не было новым, но Филипп Красивый сразу же придал ему совершенно иной размах: оно заключалось в том, чтобы заставить духовенство платить больше. Как мы видели, Людовик IX и Филипп III получали щедрые субсидии от Святого Престола. В первые годы своего правления Филипп Красивый продолжал получать доход от четырехгодичного децима, пожалованного Папой Римским в 1284 году, но в 1288 году этот доход иссяк. Затем король отправил посольство в Рим, чтобы потребовать нового децима, официально обоснованного возобновлением военных действий против Арагонского королевства, прерванных после неудачи крестового похода в 1285 году. В июне 1289 года Папа, хотя и неохотно, но согласился на просьбу короля о еще трехгодичном дециме[340]. Опасения Папы были полностью оправданы: Филипп воевать с королем Арагона не хотел.

В фискальной политике Капетингов трехлетний децим 1289 года ознаменовал собой настоящий перелом, причем с двух точек зрения. С одной стороны, вопреки традиции, ответственность за сбор была возложена не на папского легата, а на прелатов королевства, архиепископа Руана и епископа Осера, которые оба находились в тесной зависимости от короля. Формально условия Папы были соблюдены: децимы собирали не люди короля. Но Гийом де Флавакур, архиепископ Руана, и Гийом де Грес, епископ Осера, были ответственны за расследование чудес короля Людовика в 1282–1283 годах[341]. Самое меньшее, что мы можем сказать, это то, что они находились под контролем короля. На самом деле, офицеры короля очень быстро взяли под контроль процесс сбора децима или даже непосредственно осуществляли его[342]. С другой стороны, опять же впервые, целью децима, как было сказано в пояснительном меморандуме, больше не был поход в Святую Землю, как в случае 1284 года когда экспедиция была благословленная Церковью. Филипп Красивый действительно говорит о новом походе, но очень туманно и таким образом, Папу Римского просто обманули. Король полностью взял контроль над сбором над децима в свои руки, а сменявшие друг друга Папы тщетно пытались его восстановить.

Стоимость Аквитанской войны (1294–1297)

Королевское правительство на этом не остановилось. В 1292 году оно попыталось ввести мальтот (maltôte), налог на сделки на севере королевства, из расчета один денье с каждого ливра (0,4%). На практике же такой налог было трудно взимать: поэтому многие города предлагали королю выплатить единовременную сумму, чтобы получить от него освобождение. Париж заплатил 100.000 ливров, Ла-Рошель — 10.000. Очень непопулярный (в Руане даже вспыхнуло восстание) мальтот был окончательно приостановлен в 1297 году. Несмотря на относительную неудачу, попытка ввести новый налог должна быть отмечена, так как в отличие от децима или феодальной помощи, мальтот был задуман как постоянный налог. Очевидно, что для Филиппа Красивого это был способ постоянного увеличения имеющихся доходов[343].

Начало Аквитанской войны весной 1294 года и особенно продление военных действий в последующие годы вызвали новые потребности в деньгах. Правительством последовательно были изучены три способа пополнения казны.

Опираясь на прецедент децима 1289 года, Филипп Красивый быстро воспользовался вакансией Святого Престола между 1292 и 1294 годами. В конце лета 1294 года король сам созвал ассамблею духовенства в каждой церковной провинции. Не без торга, но он получил децим на два года, который затем несколько раз продлевался. Необходимость "защиты королевства" преодолела все возражения. На этот раз офицеры короля взяли на себя прямую ответственность за операции по сбору денег. Даже традиционно освобожденные монастыри, такие как аббатство Сито, которые имели привычку платить сборщикам децима единовременную сумму, чтобы не попасть под действие общего права, не осмелились протестовать и были вынуждены делать взносы, в соответствии с теми же запросами, что и для предыдущих субсидий. За несколько лет, между 1289 и 1298 годами, Филиппу Красивому удалось присвоить право сбора децима, и формального согласия духовенства королевства оказалось достаточно, чтобы санкционировать его сбор[344].

Однако вскоре дохода от децима оказалось недостаточно. Возможно, что, повторявшийся слишком часто, он в итоге дал более низкий сбор для неумолимого роста расходов. Не ограничившись присвоением децима, Филипп Красивый затем предпринял замечательное фискальное нововведение: однопроцентный налог, с дохода каждого подданного. Принятый в течение 1295 года, после отказа от проекта налога на товарные запасы, новый налог, собранный достаточно эффективно, принес около 300.000 ливров. Но этого все равно было слишком мало. Затем было взыскано два двухпроцентных налога, в январе 1296 и апреле 1297 года; третий двухпроцентный налог последовал в начале 1300 года. По сути, это была форма подоходного налога. Эти налоги были относительно справедливы в принципе и на практике претерпевали изменения, так на Юге второй двухпроцентный взимался в форме фуажа (fouage, налога на очаг), в соответствии с местной традицией; напротив, главные города графства Фландрия предпочитали платить единовременную сумму, согласованную с офицерами короля[345].

Однопроцентный и двухпроцентный налоги были выгодны, но в долгосрочной перспективе, поскольку их сбор был рассчитан на несколько лет, так в 1301 году все еще собирались остатки однопроцентного налога, введенного в 1295 году. Поэтому необходимо было тем или иным способом срочно пополнить королевскую казну. Король умножил количество принудительных займов. Это не было новшеством, но королевское правительство умело воплощать задуманное в жизнь с грозным мастерством. В города были направлены многочисленные запросы и состоятельные люди были вынуждены выдавать королю большие займы. Согласно записке, написанной советником короля, вероятно, в 1297 году, жители добрых городов на севере королевства одолжили королю 630.000 турских ливров; прелаты и бароны, служащие Счетной палаты и Парламента — 50.000 ливров. Евреи раскошелились на сумму более 200.000 ливров, а ломбардцы, на сумму 65.000 ливров[346].

Последним найденным решением для покрытия расходов на Аквитанскую войну были манипуляции с монетой. По тем временам прибыль получилась огромной, поскольку в 1298–1299 годах эта операция принесла 1.200.000 ливров, в то время как общий доход, собранный королем, составил в общей сложности 2.000.000 ливров. Однако в долгосрочной перспективе девальвация денег была вредна для экономики. В обещаниях, которые он раздавал, чтобы получить деньги после Куртре, король делал большой акцент на возвращении к "хорошим деньгам" времен Людовика IX.

Именно в свете решений, принятых в 1294–1295 годах, необходимо рассматривать весь период, который заканчивается битвой при Куртре. С 1294 по 1302 год королевские армии одерживали общие победы, как в Аквитании, так и во Фландрии. Это были славные годы, в течение которых, казалось, что все Филиппу Красивому удается. Даже первый конфликт с Папой Бонифацием VIII, вызванный недовольством клириков тем, что двухпроцентный налог, введенный в январе 1296 года, распространялся и на них, хотя они уже платили децим, закончился в пользу короля. Папа фактически разрешил королю облагать духовенство налогом без предварительного согласия Святого Престола, "в случае крайней необходимости", то есть, по сути, когда король считал это полезным. Однако следует помнить, что хотя переговоры все еще велись, на практике все уже было решено с 1289 года, и в любом случае с 1294 года, когда офицеры короля взяли под свой контроль сбор децима. Поэтому неудивительно, что сборы децима практически не прекращались до самого конца царствования Филиппа. С точки зрения короля, речь шла о том, чтобы заставить Церковь принять полное участие в финансировании войн королевства, идея, которая не была полностью абсурдной[347]. Для короля это был налог, который было легко собирать, поскольку методы сбора были хорошо отработаны, а доходы были надежными и предсказуемыми. Наконец, после устранения Бонифация VIII (1303), со стороны Святого Престола больше не было оппозиции, и изменения, начатые децимом 1289 года, были окончательно подтверждены, включая разделение доходов между Святым Престолом и королем. Ни Бенедикт XI, ни Климент V не решались отменить децим который стал почти таким же налогом, как и любой другой.

После Куртре

В области финансов, как и во всех других областях, катастрофа, постигшая королевскую армию при Куртре, стала поворотным моментом. Первоначально Филиппа Красивого беспокоила потеря его главного боевого корпуса. Армия, которую он собрал в Артуа в сентябре 1302 года, была, безусловно, самой большой за все время правления. Но военный кризис быстро осложнился финансовым. С конца августа деньги стали дефицитом. 23 августа 1302 года бальи и сенешалям было приказано объявить, что все подданные королевства должны передать половину своей посуды из драгоценного металла на монетные дворы. Но именно весной следующего года, когда король созвал собрание прелатов и баронов королевства (март 1303 года), был достигнут новый уровень. Филипп Красивый действительно получил согласие на субсидию, выплачиваемую по всему королевству: одна пятая часть дохода и одна двадцатая часть стоимости имущества. Тяжесть налогообложения компенсировалась небольшим числом налогоплательщиков: чтобы попасть под этот налог, требовалось иметь 100 ливров годового дохода и имущество стоимостью 500 ливров. В обмен король обещал многое, в частности, восстановление крепкой валюты, возврат займов, реформу администрации. Все это были прекрасные, но довольно туманные обещания, которые Филипп заранее оставляет за собой право нарушить, используя такие формулировки, как "кроме как в случае крайней необходимости и по совету прелатов и баронов королевства", представлявшие собой на деле минимальные обязательства. Однако, инструкции, адресованные сборщикам налога, настаивали на умеренности, которую они должны проявлять, чтобы сбор осуществлялся "без малейшего недовольства и волнения простого народа"[348].

Через несколько месяцев Фландрская армия, собранная летом 1303 года, была бесславно распущена. Но уже тогда необходимо было готовиться к следующей кампании. 7 октября 1303 года король огласил решения, которые он принял вместе со своим Советом. Каждый знатный человек должен был служить в армии с июня по сентябрь, предоставляя одного вооруженного и конного латника с каждых 500 ливров земли; сто домохозяйств вместе должны были предоставить шесть пеших сержантов. Король предпринял длительное путешествие в Лангедок, чтобы получить согласие сенешальств Юга. Столкнувшись с трудностями сбора, условия были смягчены. Число сержантов было сокращено с шести до четырех, а дворянам было разрешено откупиться от реальной службы деньгами, выплачивая по 100 ливров за земли приносящие 500 ливров дохода.

Вопрос о сборе субсидии 1304 был вызвал замешательство, так как несмотря на свои обещания, Филипп Красивый распространил его и на духовенство, взамен приостановив сбор децима, предоставленного очень небольшим собранием духовенства. Однако в 1304 году вопрос о выплате децима снова обсуждался, и ставка была даже удвоена до 20%. Между некоторыми недовольными епископами и офицерами короля начали вспыхивать конфликты, и как только военное положение было восстановлено победой при Монс-ан-Певель, непокорных стали преследовать: бальи и сенешали получили приказ секвестировать мирское имущество прелатов и церковников, не оказавших королю достаточной помощи.

В конце концов, однако, король выиграл свое дело. Судя по всему, субсидия 1304 года принесла в казну 600.000 турских ливров, что позволило продолжать военные действия до победы. Однако королевские финансы так и не смогли оправиться от десятилетней войны. В 1305 году Атисский договор, который должен был положить конец войне с фламандцами, предусматривал выплату последними тяжелой военной репарации (400.000 ливров плюс ежегодная рента в размере 20.000 ливров). В 1305 и 1306 годах казна, действительно бедствовала, но деньги из богатых фламандских городов не смогли ее наполнить. Важно отметить, что королевские указы производят такое же впечатление срочности, как и после Куртре. Но поскольку войны больше не было, не было и причин для новой субсидии, и королевскому правительству пришлось обходиться собственными средствами. А это было крайне затруднительно, и последовавшее изгнание евреев (1306) и угрозы в адрес ломбардцев сопровождались огромными денежными поборами. К счастью для правительства, Бенедикт XI, а затем Климент V даровали сбор новых децимов.

В самом конце царствования трудности с фламандцами привели к тому, что пришлось довольно трудоемко собирать новые субсидии. Однако один принцип явно восторжествовал: королевская армия должна финансироваться за счет налогов и сбор новой армии автоматически приводил к сбору новой субсидии. Однако это была лишь половинчатая победа, поскольку новые налоги были неразрывно связаны с чрезвычайной военной ситуацией и их явно не хватало на поддержание растущих потребностей королевской администрации.

Налогообложение в связи с военной службой

Один из крупных специалистов по эпохе правления Филиппа IV Красивого, американский историк Джозеф Стрейер, считал, что при этом короле не было никаких реальных нововведений в налогообложении. Тем не менее, введение разнообразных и беспрецедентных налогов само по себе было серьезным нововведением. Из довольно примитивных средств, которыми располагали Людовик IX и Филипп III для финансирования своих дорогостоящих, но периодических экспедиций, капетингская королевская власть сумела создать довольно эффективную систему, которая приносила значительные доходы. Конечно, система оставалась хрупкой и временной, но она работала. Основная проблема, как мы только что сказали, заключалась в том, что налог еще был связан с откупом от военной службы, который одновременно оправдывал и ограничивал его.

Именно в эволюции понятия военной службы следует искать общую причину изменений, произошедших в королевском налогообложении при Филиппе Красивом.

В первое десятилетие царствования король решил подготовиться к войне, прибегнув к традиционному теперь решению — дециму. Мальтот, начиная с 1292 года, был первой попыткой ввести новую форму налога, отличную от церковных субсидий и феодальной помощи. Его провал и относительная недостаточность доходов от децима заставили королевское правительство изменить свою стратегию.

Затем Филипп Красивый обратился к вопросу о откупе от военной службы. Во время Аквитанских войн сильный акцент королевской пропаганды на "защите королевства" способствовал распространению идеи о том, что все дворяне должны нести военную службу, по крайней мере, в определенных случаях, и в частности, когда королевство находилось в опасности; если они не хотели служить, они должны были платить; если они не делали этого, они подвергались штрафу. Во время Фландрских войн, и особенно после Куртре, королевское правительство смогло пойти еще дальше, распространив обязанность военной службы на всех подданных короля, вассалов и арьер-вассалов, дворян и простолюдинов, клириков и мирян, в реальной или теоретической форме, материализованной, при необходимости, откупом.

Поэтому эволюция военной службы, которая в первую очередь касалась дворянства, и эволюция налогообложения, которая имела гораздо более широкий характер, были отмечены удивительным параллелизмом. Именно благодаря теоретическому распространению военной службы на всех дворян можно было распространить налогообложение на всех подданных короля.

Первый этап (Аквитанская война) с военной точки зрения привел к созыву всех сеньоров в бальяжах и сенешальствах. В области налогообложения однопроцентный, а затем три двухпроцентных налога привлекли к участию в войне всех подданных короля, но все же необходимо было получать согласие великих баронов и прелатов, как правило, путем отказа от части доходов, чтобы их собственные вассалы могли быть обложены налогом, так как король был не в состоянии обратиться к ним напрямую, так же как и призвать их на службу в армию. Обоснование этих сборов оставалось довольно туманным и выдвигался лишь тезис о "защите королевства", без четкого указания на всеобщий характер военной службы. Но именно благодаря тому, что король находился в сильной позиции, он смог собрать двухпроцентный налог, хотя и не без проблем, так на Юге сбор был более трудным, чем на севере королевства, который, видимо, лучше контролировался офицерами короля.

Следует подчеркнуть, что однопроцентный, а затем и последующие двухпроцентные налоги были задуманы, в конечном счете, как замена военной службы, хотя это не всегда было четко выражено. Если дворян и не беспокоили ни однопроцентный, ни двухпроцентные налоги, то это объяснялось тем, что все они, скорее всего, должны будут служить или платить откупные, чтобы избежать этого. И наоборот, если недворян призывали платить налог, то это потому, что они априори были освобождены от личной военной службы. Но, в любом случае, каждый должен был чувствовать себя заинтересованным в защите королевства.

Второй этап (после Куртре), был, по сути, уточнением. С появлением концепции арьер-бана был установлен принцип несения военной службы всеми подданными, как благородными, так и не благородными. На практике ситуация не изменилась, поскольку арьер-бан в значительной степени созывались лишь фиктивно и недворяне должны были платить. Но теперь они знали, почему они платят, так как теоретически они должны были сражаться с оружием в руках. Фактически, решениями о субсидиях на 1303 и 1304 годы был введен в действие принцип откупа от всеобщей службы в армии. Именно этим юридическая аргументация субсидий отличается от двухпроцентных налогов предыдущих лет, оправдываемых расплывчатой формулировкой "защита королевства": теперь же речь шла не о финансовом участии в защите королевства, а о войне за него; и именно потому, что не все были способны носить оружие, некоторым разрешено было откупаться от службы, которую они не могли нести лично. Интерес власти был двояким: собрать больше войск в сложной военной ситуации и одновременно заставить все население добровольно платить, создавая впечатление, что в обмен на деньги им предлагают шанс избежать реальной военной службы.

Выбор войны

Как мы видим, финансовой политикой правительства Филиппа Красивого руководили два принципа. Первым был прагматизм. Хотя королевские ордонансы развивали идеи, которые теоретически касались всего королевства, их применение оставляло много места для переговоров и компромиссов, до такой степени, что прагматизм часто переходил в некоторую импровизацию. Каждый налог должен был быть одобрен более или менее представительным собранием, иногда после споров, которые задерживали его сбор — иногда на несколько лет, как в случае с некоторыми децимами. Более того, условия взимания налога иногда существенно менялись, так город мог получить возможность заплатить единовременную сумму вместо сбора налога с продаж. Эти различия не позволяют легко понять налогообложение при Филиппе Красивом, тем более что королевское правительство проявляло большую гибкость при подходе к этому вопросу. Были отменены слишком непопулярные налоги, например, мальтот, который больше не упоминался после 1297 года, а практика принудительных займов также была отменена после Куртре.

Второй принцип, характеризующий фискальную политику Филиппа Красивого, — это интенсивное использование пропаганды, особенно формулировки "защита королевства", которой оправдывали и децимы, и поборы с евреев и ломбардцев, и двухпроцентный налог, и субсидии для сменяющих друг друга, после Куртре, армий. Более того, в этом отношении эволюция королевской налоговой системы не отличалась от эволюции военной службы. В обоих случаях можно утверждать, что Филипп Красивый сознательно использовал опасность для королевства с целью навязать всем своим подданным обязанность служить или откупаться от этой службы.

Состояние финансов в начале царствования не очень хорошо известно, но нет никаких свидетельств того, что оно было настолько катастрофическим. Четырехгодичный децим, предоставленный Мартином IV на 1284–1288 годы, и меры, принятые Филиппом III перед смертью, должны были позволить покрыть расходы на Арагонский крестовый поход. Вырвав децим 1289 года и оставив его сбор себе, а также наложив мальтот в 1291 году, Филипп Красивый восполнял прошлые затраты, и собирал финансовые резервы, которые позволили бы проводить большую политику в последующие годы. В этом смысле традиционно принятая логика должна быть обращена вспять: налог не является следствием войны, это война порождалась налогом. Позже, конечно, стоимость войны оказалась гораздо выше, чем ожидалось. Но до Куртре финансовая ситуация, казалось, была под контролем. Примечательно, что единственное восстание наемных солдат в правление Филиппа Красивого вспыхнуло в сентябре 1303 года, именно потому, что в этот раз офицеры короля испытывали нехватку денег и не могли выплатить им жалование. Деньги были отчаянно нужны. Известные инструкции, данные сборщикам субсидий, призывали их быть благосклонными и умеренными. С другой стороны, субсидии сопровождались очень важными ограничениями: с группами налогоплательщиков велись настоящие переговоры, в отличие от того, что было в 1294–1295 годах. Уступки, полученные налогоплательщиками, особенно духовенством, свидетельствуют об опасности, в которой на этот раз оказалось королевство.