Армия короля Франции

Король и принцы

Хотя рыцари были не самым многочисленным сословием, но они лучше всех других отражены в исторических источниках, так как безусловно, являлись самыми ценными воинами. В определенной степени все рыцари были равны между собой. Когда они обращались к окружающим их рыцарям, то и баннерет, как Жуанвиль, и предводитель армии, как граф Артуа, и сам король называют их сеньорами[84]. Капетингская армия — это армия дворян.

Естественным командующим армией, конечно, был король. В каждой важной экспедиции Людовик IX и Филипп III лично возглавляли собранные ими войска. Так было с двумя крестовыми походами 1248 и 1270 годов, а при Филиппе III — с армиями собранными для походов в Фуа, Наварру и Бордо, а также с Арагонским крестовым походом. Филипп Красивый был более осторожен. Хотя он, по приказу отца, участвовал в Арагонском крестовом походе Филипп лично возглавлял только две фландрские кампании: триумфальную 1297 года и другую, гораздо более трудную, которая закончилась битвой при Монс-ан-Певель. Как правило, Филипп Красивый предпочитал доверять командование принцу из своей семьи. Его брат, Карл де Валуа, возглавлял военную демонстрацию против графа Эно (1292) и вторую Аквитанскую экспедицию (1295), сыграл важную роль во Фландрской войне 1297 года и завершил оккупацию графства (1300). Отсутствие графа Валуа, занятого в Италии оказанием помощи своему кузену Карлу II Хромому Анжуйскому, остро ощущалось после катастрофы при Куртре, настолько, что, возможно, Филипп Красивый ждал его возвращения, чтобы начать новую кампанию: и Карл вернувшись был рядом с королем при Монс-ан-Певель.

До своей гибели под Куртре главным военачальником рода Капетингов был Роберт II, граф Артуа. Вступив во владение графством в 1267 году, он вместе со своим кузеном, будущим Филиппом III, принял участие в Тунисском крестовом походе (1270) и восстановил порядок в Памплоне (1276). В 1282 году, после Сицилийской вечерни, он командовал войсками посланными Филиппом III на помощь Карлу I Анжуйскому. До 1291 года он вел войну против сицилийских повстанцев и их каталонских и арагонских союзников. По возвращении во Францию Роберт разгромил англо-гасконцев (1296–1297) и одержал победу над фламандцами при Фюрне (1297). Ему было поручено подавить восстание в Брюгге и части Фландрии, но он потерпел поражение и был убит при Куртре 11 июля 1302 года[85].

Роберт д'Артуа и Карл де Валуа провели значительную часть своих жизней в войнах. Насколько мы можем судить, им это было по вкусу. Другие капетингские принцы, напротив, принимали участие в сражениях только в случае крайней необходимости. Так было с Людовиком, графом Эврё, единокровным братом Филиппа Красивого, и Карла де Валуа, который участвовал в битве при Монс-ан-Певель, но которого чаще видели во главе посольств, чем в армии. То же самое, вероятно, можно сказать о Пьере, графе Алансонском, одном из братьев Филиппа III, и Альфонсе де Пуатье. Однако все капетингские принцы стали рыцарями. Так было не всегда: в первые десятилетия XIII века еще жива была традиция, согласно которой в церковники направляли по одному мужчине из поколение. Последнему сыну Людовика VIII и Бланке Кастильской, будущему Карлу Анжуйскому, была предназначена судьба священника, но он предпочел остаться в миру. Несколькими поколениями ранее будущий Людовик VII стал наследником короны в результате случайной смерти своего старшего брата, хотя до этого он готовился стать священником; другой его брат, Генрих, пошел по церковной стезе, став епископом Бове, а затем архиепископом Реймса[86]. Но Карл Анжуйский был последним принцем, кого предназначали для Церкви.

Возведение принцев в рыцарское достоинство отмечалось пышными празднествами, которые, пожалуй, являлись главными из тех, которые проводила строгая капетингская королевская власть: в Компьене для Роберта д'Артуа (1237), в Сомюре для Альфонса де Пуатье (1241), в Компьене для будущего Филиппа III (1267), в Париже для будущего Филиппа Красивого и его брата Карла де Валуа (1284), снова в Париже для сыновей Филиппа Красивого (1313)[87]. Празднование посвящения принцев в рыцарство могло быть связано и с другими событиями, так Пьер Алансонский был посвящен в рыцари по случаю коронации своего брата, Филиппа III, 15 августа 1271 года. Но наиболее значимым поводом для посвящения в рыцари являлось принятие или возобновление обета крестового похода, как в 1267 и 1313 годах. И это совпадение двух действ было вполне логичным. Какой новый рыцарь мог отказаться принять крест, не рискуя прослыть трусом и плохим христианином? С другой стороны, вполне вероятно, что в 1267 году Людовик IX, зная о нежелании баронства участвовать во втором крестовом походе, намеренно воспользовался атмосферой празднества, по поводу посвящения в рыцари старшего сына и нескольких десятков других дворян, чтобы идея нового обета крестового похода восторжествовала. В 1313 году, когда он посвятил в рыцари трех своих сыновей и несколько сотен других молодых дворян, намерения Филиппа Красивого, несомненно, были теми же, если только он не пытался укрепить сплоченность дворянства вокруг себя, так как в предыдущие годы не было недостатка в испытаниях. 15 августа 1284 года будущий Филипп Красивый, который в тот же день должен был стать королем Наварры в результате брака с наследницей королевства Жанной, и Карл де Валуа, который должен был стать королем Арагона, оба были посвящены в рыцари. Они были еще молоды (Филиппу было семнадцать, Карлу — пятнадцать), но будущий король обязательно должен был быть рыцарем; другой капетингский принц, их кузен Филипп Артуа, был посвящен в рыцари в тот же день[88]. Людовик д'Эврё, в свою очередь, стал рыцарем в июне 1297 года, когда королевская армия собиралась в Компьене перед началом кампании во Фландрии. Людовик де Клермон (будущий герцог Бурбонский), кузен короля, и сто двадцать молодых дворян были посвящены в рыцари по тому же случаю[89].

Для капетингских принцев, как и для любого нового рыцаря, день посвящения в рыцари является запоминающимся на всю жизнь моментом. К сожалению, мы не знаем, насколько военная подготовка была частью образования этих людей. Эти благочестивые принцы, безусловно, были обучены искусству верховой езды, обращению с оружием и основам командования войсками. Но источники ничего об этом не сообщают. В случае с Людовиком IX, который был посвящен в рыцари в возрасте двенадцати лет и сразу же столкнулся с мятежами баронов, можно предположить, что его способности к командованию поначалу были весьма ограниченными. Однако позже он принимал самое активное участие как в битве при Тайбуре, так и в боевых действиях Египетского крестового похода. "Я никогда не видел более красивого человека при оружии, ибо он выделялся высотой своих плеч над всеми своими людьми, с золотым шлемом на голове и немецким мечом в руке", — вспоминал Жуанвиль, рассказывая о сражениях в Египте в 1250 году. В какой-то момент во время сражения Людовик был на короткое время окружен турками схватившими его лошадь за уздечку, но ему удалось вырваться без посторонней помощи[90]. Внук Людовика IX, Филипп IV Красивый, также оказался окруженным врагами, вплоть до того, что его чуть не убили при Монс-ан-Певель. Довольно часто обязанности по командованию войсками возлагались на сыновей короля вполне намеренно. Во время Арагонского крестового похода, когда ему было всего шестнадцать лет, Филипп Красивый отличился командуя частью войск, а экспедиция в Наварру в 1307 году и Лионская армия в 1310 году были поручены Людовику Сварливому (родился в 1289 году) под присмотром коннетабля Гоше де Шатийона, а в 1310 году — его дяди Карла де Валуа; в августе 1314 года во Фландрии три сына Филиппа Красивого, Людовик, Филипп и Карл, командовали каждый своим отрядом.

Хотя из-за запрета, наложенного Церковью, королю не разрешалось принимать участие в турнирах, капетингские принцы разделяли эту великую страсть рыцарей своего времени. Когда он не участвовал в военном походе, Роберт д'Артуа не пропускал ни одного турнира. Также поступал и Карл де Валуа. Именно во время турнира Роберт, граф Клермонский, один из братьев Филиппа III, получил сильный удар по голове, который, похоже, навсегда лишил его рассудка[91]. Подобные происшествия, и прежде всего приоритет, который рыцари должны были отдавать защите Святой Земли, объясняют, почему Церковь запрещала практику турниров столь же последовательно, сколь и неэффективно. Филипп III сам испытывал сильное искушение принять участие в турнире и присоединиться к сражающимся, но Папа сурово упрекнул его за это[92].

Когда принц вставал во главе армии, это происходило не только по тому, что он был братом или кузеном короля. Так при Филиппе Красивом командующий армией получил титул "лейтенант короля", который следует понимать в этимологическом смысле "тот, кто занимает место короля". Один хронист отмечает, что в 1297 году, после победы над англичанами, граф Артуа вошел в Бордо и "сразу же город со всей Гасконью был отдан ему, так как он был вместо короля Франции"; в 1300 году жители Брюгге сдались графу Валуа, "который был вместо короля"; в 1302 году Роберт д'Артуа был назначен, по словам одного хрониста, "капитаном и представителем господина короля; и король издал ордонанс, предписывающий всем подчиняться графу и следовать за ним"[93]. Датированные 15 и 16 апреля 1296 года, семь писем короля подробно описывают полномочия, возложенные на графа Артуа, поскольку он собирался возглавить армию в Аквитании. Ему были предоставлены очень широкие полномочия, охватывающие военную (осмотр крепостей и поддержание в них порядка), административную (установление границ шателенств и бальяжей, заключение договоров, перемещение или увольнение офицеров короля), политическую (принятие присяги и оммажа от имени короля) и судебную (исправление нарушений и оскорблений, нанесенных офицерам и подданным короля) деятельность. Роберту д'Артуа даже были даны некоторые полномочия, которые, являлись только прерогативой короля: помилование, отмена штрафов, посвящение в рыцари недворян.

Деятельность графа Артуа в Аквитании оставила лишь отрывочные документальные следы. Тем не менее, в двадцати или около того сохранившихся актах мы видим его прежде всего как военачальника, приказывающего такому-то и такому-то барону или городу направить контингент в армию. Так, 5 мая 1296 года Роберт д'Артуа попросил бальи Ажена прислать ему 200 пеших сержантов (100 арбалетчиков, 100 копейщиков) в Мон-де-Марсан в течение пяти дней. Но он также выступал в качестве лейтенанта короля, отдавая приказы королевским офицерам (сенешалям, виконтам и т. д.), улаживая местные конфликты и предоставляя королевскую защиту религиозным учреждениям, таким как аббатство Муассак. К нему обратились жители Каркассона, подозреваемые инквизицией в ереси и он попросил сенешаля Каркассона отложить их арест. По его настоянию консулы города Сарла уступили право сбора пошлины на дороге монахам-кордельерам (францисканцам) города. Исследование этой темы необходимо продолжить, но то, что нам известно о деятельности Роберта д'Артуа, позволяет предположить, что он широко использовал предоставленные ему полномочия[94].

Однако следует подчеркнуть один момент. В этот период капетингские принцы были исключительно верны королю. Карл Анжуйский был единственным, кто посвятил себя личному проекту. Два поколения спустя Карл де Валуа попытался пойти по его стопам, планируя повторное завоевание Константинополя, а затем претендуя на императорскую корону на Западе. Но в отличие от Карла Анжуйского, которого Людовик IX скорее терпел, чем поощрял, каждый шаг Карла де Валуа, похоже, направлялся Филиппом Красивым. Другие принцы казались довольными своим положением и ролью, которую глава семьи готов был им отвести. Несмотря на несколько попыток выйти из под контроля со стороны короля, Роберт I д'Артуа и Альфонс де Пуатье так и остались в политической орбите Людовика IX, как и Пьер Алансонский и Роберт Клермонский, которые были еще более осторожны. Наиболее удивительным является случай Роберта II д'Артуа, выдающегося полководца, который, похоже, не имел собственных амбиций, хотя его харизма и военные таланты могли бы принести ему какую-нибудь корону, например в Империи. В частности, в период с 1282 по 1291 год он осуществлял реальную власть на юге Италии, в том что осталось от Сицилийского королевства. Но нет никаких указаний на то, что у него была мысль, надежда или план приобретения собственного княжества в пределах анжуйских владений. Мог бы он планировать захват Константинополя, оставленного латинянами в 1261 году? Надо сказать, что, как и другие капетингские принцы его времени, он был предан делу короля и верен царствующей династии. Его стремлением было служить.

Коннетабль Франции

Наряду с принцами, которые были связаны с королем кровными узами и инвеститурой, которую он им давал, стоят великие офицеры. Термин офицер не должен вводить в заблуждение. В то время он относился ко всем, кто находился на службе у короля, кто занимал должность, а не, как сегодня, к воинским званиям в армии. Бальи и сенешаль — это офицеры. В том смысле, в котором мы понимаем это слово сегодня, в королевских армиях не было офицеров как таковых, за исключением, высших, великих офицеров: коннетабля Франции, маршалов Франции, магистра арбалетчиков.

Во времена первых Капетингов, в XI веке, коннетабль был, прежде всего, членом ближайшего окружения короля. Сomes stabuli, "граф конюшни", преобразовавшийся в connétable, отвечал за лошадей короля и его свиты. Лишь постепенно коннетабль утратил эту придворную функцию и получил командование над королевской армией. Роль коннетабля напоминает роль начальника штаба, осуществляющего контроль над армией как социальным организмом, а не как боевой силой. Коннетабль, которому помогали маршалы, прежде всего, отвечал за материально-технические аспекты кампании: выплату жалования солдатам, снабжение провизией и походный порядок армии. Коннетабль, маршалы и магистр арбалетчиков составляли своего рода постоянный штаб, способный в случае необходимости быстро собрать армию в походный порядок. Все они были частью Королевского Двора (Hôtel, Отеля), и почти постоянно окружали короля, даже в мирное время. Когда армия была в походе, коннетабля сопровождала небольшая группа администраторов, архивы которой, к сожалению, если они вообще существовали как таковые, полностью исчезли — несомненно, они хранились в Счетной палате, которая сгорела в 1737 году. Не позднее середины XIII века в подчинении коннетабля появились "сержанты с жезлами" (sergents à masse), которые были похожи на королевских сержантов и отвечали за выполнение его приказов или распоряжений[95].

Как правило, коннетабль подчинялся назначенному королем главнокомандующему армии. В отсутствие короля и принцев коннетабль мог сам возглавить кампанию, как это сделали Рауль де Клермон в 1294 году в Аквитании и Гоше де Шатийон в 1303–1304 годах во Фландрии. Но это были довольно редкие случаи. Сам Рауль де Клермон был поставлен под начало Карла де Валуа в 1300 году, затем Роберта д'Артуа в 1302 году. Значение коннетабля было немаловажным, тем более что его эффективная роль не ограничивалась военными обязанностями. Коннетабль заседал в королевском Совете, и все последующие обладатели этой должности играли определенную роль в правительстве Капетингов, выполняя всевозможные миссии, и часто на переднем крае.

В конце XIII века коннетабль всегда назначался из высшего дворянства. Жиль Коричневый, назначенный Людовиком IX, был единственным коннетаблем происходившим не из королевства Франция (он был уроженцем графства Эно). По словам Жуанвиля, Людовик отличал его за его набожность[96]. Он также был хорошим воином и последовал за Робертом де Бетюном, в составе армии Карла Анжуйского, для завоевании Сицилийского королевства (1265). Эмбер де Божё был коннетаблем примерно с 1270 по 1285 год (не позднее). Его преемником стал Рауль де Клермон, коннетабль с 1285 по 1302 год. После его гибели при Куртре, он был заменен Гоше де Шатийоном, который занимал этот пост до своей смерти в 1329 году. У этих трех дворян было очень схожий статус. Божё и Шатийон были кузенами Капетингов. Рауль де Клермон, сеньор де Нель, происходил из династии древних графов Клермон-ан-Бовези. Служба и близость к королю уже были прочно закреплены в их семьях. Дядя Эмбера Гумберт де Божё был коннетаблем в 1248–1250 годах и погиб во время Египетского крестового похода. Отец Рауля де Клермона, Симон, был регентом французского королевства вместе с аббатом Сен-Дени в 1270, 1283 и 1285 годах, а дальний родственник, Рауль, граф Клермон-ан-Бовези, был коннетаблем при Людовике VII. Сам Рауль, до своего назначения коннетаблем, был с 1278 года камергером Франции. Его брат Ги, маршал Франции, погиб сражаясь рядом с Раулем в битве при Куртре. Что касается Гоше де Шатийона, сеньора де Креси, а затем графа Порсьена, то он был двоюродным братом трех братьев де Шатийонов, Гуго, графа Блуа, Ги, графа Сен-Поля и виночерпия Франции, и Жака, сеньора де Лёз, которые были дядями супруги Филиппа Красивого, Жанны Наваррской, и единоутробными братьями Роберта д'Артуа. Сам Гоше был первым коннетаблем Шампани. Старые семейные связи с Капетингами, традиция служить королю, богатый военный опыт — вот те общие моменты, которые объединяли сменявших друг друга коннетаблей.

Престиж должности и знатное происхождение объясняют разнообразие задач, которые ставились перед коннетаблями. Эмбер де Божё следовал за Филиппом III во всех его экспедициях и погиб во время Арагонского крестового похода, но его также направляли с миссией в Наварру. Рауль де Клермон был лейтенантом короля в Аквитании в 1287, 1293–1294 годах и губернатором графства Фландрия в 1297–1300. Гоше де Шатийон был, вероятно, тем, чья деятельность была наиболее разносторонней: его роль была решающей в месяцы после Куртре, как в военном отношении (охрана границ королевства), так и в дипломатическом(переговоры, которые все еще продолжались с фламандцами). Филипп Красивый был очень уверен в дипломатических способностях Гоше, поскольку отправил его к Бонифацию VIII, когда конфликт с Папой достиг своего пика. Коннетабль был настолько эффективен в своих различных миссиях, что его сеньория Шато-Порсьен была возведена, в 1303 году, в ранг графства — исключительное отличие. После окончания войны с фламандцами Гоше утвердился при дворе Филиппа Красивого, в том числе и в Парламенте, одним из магистров (maîtres) которого (мы бы сказали, одним из председателей) он стал в 1306 году. Тем не менее, он продолжал участвовать в военных предприятиях, а именно дважды под началом принца Людовика, военную подготовку которого он таким образом завершил. Вдвоем они подавили восстание в Наварре (1307 г.) и отбили желание у города Лиона выйти из-под контроля Капетингов (1310 г.). В последние годы правления Филиппа Красивого и при его преемниках Гоше, конечно же, участвовал во всех походах армии Франции, несмотря на то, что ему было уже более шестидесяти лет (он родился в 1249 году). Гоше де Шатийон умер только в 1329 году, в начале правления пятого короля, которому он служил в качестве коннетабля[97].

Маршалы Франции

Ниже коннетабля находились два маршала Франции. Эта должность является более позднего происхождения, чем должность коннетабля, поскольку ее, по-видимому, еще не существовало в период правления Филиппа II Августа. Коннетабль и маршалы выполняли схожий набор функций, фундаментально связанных с повседневной жизнью армии. Не было такой армии, которая не имела бы своего маршала. Даже довольно небольшие войска, состоящие из нескольких десятков или нескольких сотен солдат, имели своего маршала. В случае с различными армиями королей Франции необходимо провести различие между маршалом армии, термином, соответствующим его точной функции, и маршалом Франции, который являлся и титулом, и функцией. Среди жертв Брюггской заутрени в мае 1302 года был Готье де Сапиньи, которого хронист назвал маршалом: однако он не был маршалом Франции, а просто маршалом отряда, возглавляемого Жаком де Шатийоном, губернатором Фландрии[98].

Как и коннетабли, маршалы были профессиональными военными, служившими королю почти на постоянной основе. Под руководством коннетабля маршалы устраивали смотры солдатам, проверяя их вооружение и снаряжение. Они также могли распустить их, если потребуется, до официального окончания кампании. Первый хорошо задокументированный пример — это случай с Жоффруа де Вернёем, в Туре в мае 1272 года, во время сбора армии для похода в графство Фуа[99]. Маршалы следили за тем, чтобы вызванный вассал явился с тем количеством воинов, которое с него причиталось. Маршалы также должны были записать количество лошадей, с которыми явились вассалы. Если животные заболевали, были ранены или погибали во время похода, король возмещал владельцам понесенные убытки. Чтобы избежать мошенничества, необходимо предъявить шкуру павшей лошади. Нет необходимости подчеркивать важность этой задачи для армии по большей части состоящей из всадников.

Как уже было сказано, купцы, привозившие продовольствие для армии, находились под защитой короля и освобождались от пошлин, сборщиками которой были усеяны дороги королевства. Маршалы должны были обеспечить соблюдение исключительного положения, в котором находились эти купцы, например, предоставляя им пропуска, необходимые для проезда по платным дорогам[100]. Поэтому, как и коннетабли, маршалы обязательно имели в подчинении помощников, и несомненно, в довольно большом количестве в случае наиболее крупных армий.

Маршалы также отвечали за распространение приказов по армии. В конце 1270 года крестоносцы покинули Тунис и провели две недели в окрестностях Трапани, но город был слишком мал, чтобы вместить их всех и король приказал маршалам рассредоточить войска. Эта роль распространения приказов также могла выпасть и на долю коннетабля, так в июле 1303 года Гоше де Шатийон получил приказ короля объявить в армии новый курс парижского денье. Глава армии мог лично отдавать приказы, особенно в самых серьезных случаях, как например в 1276 году, когда пехотинцы начали грабить Памплону, граф Артуа отдал приказ по армии о запрете мародерства[101].

Маршалы также обеспечивали поддержание порядка в армии. Осенью 1302 года в лагере королевской армии в Фампу, недалеко от Арраса, произошла драка между контингентами из Сен-Кантена и Бокена[102]. В Chronique artésienne (Артезианской или Артуасской хронике) упоминается еще один такой случай. Маршалу пришлось отрубить одному из солдат руку, когда арбалетчики чуть не подняли в армии бунт[103].

Что касается французского маршала Фулька де Мерля, назначенного после битвы при Куртре, то сохранилось несколько актов, относящихся к его деятельности в 1303–1304 гг. Они свидетельствуют о его компетентности в определении компенсации за потерянных лошадей, охране военнопленных и выплате жалования солдатам. Фульк даже возглавлял дознание по установлению военного ущерба, понесенного городом Турне, который король обязался компенсировать[104].

Маршалы были зародышем постоянной структуры, настоящей военной администрации, а также имели право оперативного командования, хотя они редко появлялись во главе действительно автономных войск.

Для конца XIII века хронология маршалов Франции не вполне ясна. Задача осложняется тем, что, в отличие от коннетабля, чья должность являлась пожизненной, маршалы Франции занимают свои должности временно. Тем не менее, некоторые из них погибли в сражениях или во время кампании. Анри де Куранс был убит в битве при Тальякоццо, в сражаясь рядах армии Карла Анжуйского. Готье де Немур, из семьи, давшей много слуг королям из династии Капетингов, умер от болезни в Тунисе. Его непосредственный преемник, Рено де Прессиньи, был вскоре убит когда слишком увлекся преследованием противника. Находясь в Тунисе, Ланселот де Сен-Маар выжил после ранения в глаз и все еще занимал должность маршала в 1274 году. Симон де Мелён и Ги де Клермон были убиты при Куртре. Жан де Барр погиб во время осады Ла-Реоля летом 1324 года, главного эпизода кампании Карла де Валуа в Аквитании[105].

Не все маршалы были такого же знатного происхождения, как коннетабли — за исключением Ги де Клермона, маршала Франции с 1292 по 1302 год, который был не кем иным, как братом коннетабля Рауля де Клермона. Как правило, маршалы происходили из среды очень приближенных к королю людей, которые были "его" рыцарями, "рыцарями короля", чья зависимость от короля подтверждалась выплатой жалования. В этих семьях служба королю была наследственной: сын Ферри де Вернёя, Брюн, был убит при Монс-ан-Певель, когда защищал Филиппа Красивого.

Карьера некоторых маршалов хорошо известна. Рауль д'Эстре, сеньор де Буа-ле-Лиху, был типичным представителем рыцарства среднего класса, представителем семьи из старого королевского домена, возвышению которого способствовала служба у короля. Его брат был аббатом монастыря Сен-Корнель в Компьене. Его сыну, названному в честь отца, был обещан прекрасный брак с Маргаритой де Куртене, потомком короля Людовика VI. Но смерть молодого человека от ран, полученных во время турнира, положила конец его карьере. Рауль д'Эстре родился около 1220 года и был назначен Филиппом III маршалом Франции, вероятно, в первые годы своего правления. Сохранился лишь один след его сугубо военной роли: он умер в 1283 году, когда Филипп III находился в Бордо во главе небольшой армии в ожидании запланированной дуэли между Карлом Анжуйским и Педро Арагонским. Рауль явно пользовался доверием короля, совершив по меньшей мере два посольства к Святому Престолу, в 1278 и в 1282 годах, и контролируя в 1279 году возвращение Ажене королю Англии, как герцогу Аквитании[106].

Симон де Мелён представляет несколько иной случай. Его отец был младшим членом семьи виконтов Мелёнских а мать родственницей графов Сансера. По своему происхождению он был выше Рауля д'Эстре. Однако он никогда не появлялся среди баронов, а был прежде всего слугой капетингского государства. Он был первым сенешалем Лимузена (1277–1281), а в 1282 году стал магистром арбалетчиков, должность, которую он перестал занимать не позднее 1287 года. Около 1290 года Симон был назначен маршалом Франции, когда уже был важной фигурой при Филиппе III, о чем свидетельствуют многочисленные подарки, полученные им от короля. Особенно важную роль он играл в Лангедоке в 1282–1283 годах, в преддверии грядущей войны с Арагоном, отдавая приказы различным сенешалям. Естественно, он принял участие в Каталонской кампании в 1285 году. В 1289 году Симон был отправлен на Юг, опять же для надзора за действиями сенешалей. Он жил в непосредственном окружении короля, при его Дворе, и получал жалование. В то время как отношения между Филиппом Красивым и Ги де Дампьером ухудшались, он выполнил несколько миссий во Фландрии: как и Рауль д'Эстре, Симон де Мелён не ограничивался военной деятельностью, хотя начало десятилетней войны в 1294 году естественным образом поставило его в число командиров королевской армии. Между 1294 и 1297 годами он воевал в Аквитании и Фландрии, и по-видимому, непрерывно. За свои заслуги он был вознагражден пожалованием фьефа с доходом в 500 турских ливров. Затем Филипп IV назначил его арбитром в любых конфликтах, которые могли возникнуть во время перемирия с королем Англии. Дважды в период с 1297 по 1300 год он был назначен опекуном Брюгге, а между этими двумя датами засвидетельствовано его постоянное присутствие в войсках, удерживающих франкоязычную половину графства. В начале 1300 года Симон присоединился к армии, которая под командованием Карла де Валуа завершила оккупацию графства. Он был одним из тех, кто привез Ги де Дампьера и Роберта де Бетюна к Филиппу Красивому после их капитуляции. Как и многие другие, Симон был убит при Куртре. Его сын, Жиль де Мелён, хоть не получив высокого поста отца, являлся ревностным слугой короля в его войнах[107].

Примеры Рауля д'Эстре и Симона де Мелёна иллюстрируют разнообразие задач, выполняемых маршалом Франции, помимо простых военных обязанностей: посольства, арбитраж, расследования и специальные миссии. Как и коннетабль, маршалы были слугами короля и его доверенными людьми.

Магистр арбалетчиков

В отличие от коннетабля и маршалов, чьи должности были довольно древнего происхождения, магистр арбалетчиков был должностью созданной лишь в XIII веке, возможно, Людовиком IX. Во всяком случае, Жуанвиль упоминает первого известного магистра арбалетчиков, Симона де Монлеара, во время Египетского крестового похода. Трудно с точностью установить, кто первым занял эту должность. Тибо де Монлеар, несомненно, связанный с предыдущим, занимал этот пост в 1260 году и снова в 1270 году, во время Тунисского крестового похода[108]. В 1275 году его преемником стал Рено де Рувре. Этот человек, о значении которого в окружении Филиппа III можно лишь догадываться, был сенешалем Лимузена в 1272 году. С 1277 по 1279 год он был губернатором Наварры от имени короля Франции, выполняя очень рискованную миссию. После этого он оставался в свите Филиппа III и Филиппа IV и регулярно появлялся в счетах королевского Двора, сохранившихся в очень неполном виде, например, за май и октябрь 1301 года. Филипп Красивый по-прежнему поручал ему важные миссии, хотя и менее рискованными, так например, он отвечал за охрану Роберта де Бетюна, который был помещен под домашний арест вместе со своим отцом, графом Фландрским. В 1304 году он отвечал за сбор дворян в армию в Орлеанском бальяже[109].

Должность магистра арбалетчиков не являлась пожизненной. Это была даже не вершина карьеры. В 1277 году, когда Рено де Рувре стал губернатором Наварры, он, несомненно, оставил свою прежнюю должность, хотя единственный известный его преемник, Симон де Мелён, похоже, занимал этот пост только в 1282–1284 годах, после чего его сменил Жан де Бюрла. Помимо географического происхождения (он был родом из под Каркассона) карьера последнего очень похожа на карьеру двух предыдущих: сенешаль Каркассона в 1285–1287 годах (его отец уже занимал эту должность), он был назначен магистром арбалетчиков и одновременно исполнял другие серьезные обязанности, особенно в 1294–1298 годах, в качестве губернатора герцогства Аквитания, занятого королевской армией (затем он носил титул сенешаля Гаскони и Гиени). Между 1300 и 1302 годами он служил во Фландрии, но не имел другого титула, кроме магистра арбалетчиков. После его гибели при Куртре его сменил некий Пьер де Куртизо, рыцарь из Шампани, который тоже погиб в бою в мае 1303 года[110]. Его преемник, Тибо де Шепуа, вероятно, наиболее известен благодаря копии Livres des merveilles du monde (Книге чудес света), которую он попросил у Марко Поло. Став членом королевского Двора в конце правления Филиппа III, Тибо присоединился к свите Роберта д'Артуа, которого, вероятно, сопровождал в Италию, и отличился в Аквитанских войнах; богато вознагражденный за свою доблесть, он получил должность сенешаля Ажене. Тибо не участвовал в битве при Куртре, но, назначенный начальником арбалетчиков, он командовал пехотой при Монс-ан-Певель. В 1306 году он отправился в Венецию выполняя миссию по признанию прав, которые Карл де Валуа получил от своей жены, Екатерины Куртене, на Константинопольскую империю; там он познакомился с Марко Поло, после чего отправился в Грецию, откуда вернулся только в 1310 году[111].

Карьеры магистров арбалетчиков схожи с карьерами маршалов. Эти люди происходили из среднего слоя дворянства и посвящали себя служению королю, что часто было традицией в их семье. Возможно, из-за того, что эта должность появилась довольно поздно, она кажется менее престижной, чем должность маршала Франции. Но для некоторых из людей ее занимавших, это был лишь этап в карьере, которая по-прежнему была связана с военной службой. Симон де Мелён был магистром арбалетчиков, прежде чем стал маршалом Франции. Рено де Рувре оставил эту должность, чтобы стать губернатором Наварры, а Жан де Бюрла совмещал ее с должностью сенешаля герцогства Аквитания и в обоих случаях речь шла об управлении и защите захваченных территорий. Пьер де Галар, магистр арбалетчиков с 1310 по 1328 год, играл важную роль на границах с Фландрией в конце правления Филиппа Красивого. Тот факт, что он оставался магистром арбалетчиков до своей смерти в 1328 году, возможно, свидетельствует о том, что эта должность стала достаточно престижной, чтобы ее обладатель мог занимать ее всю жизнь.

Роль магистра королевских арбалетчиков теоретически определяется его титулом. Первоначально, вероятно, речь шла о назначении рыцаря для командования двадцати пятью арбалетчиками, которые вместе с королевскими сержантами занимались охраной королевского Двора. Но очень быстро магистр арбалетчиков получил командование над всей пехотой королевской армии в поле и, подобно маршалам, право осуществлять командование небольшой армией. По Жуанвилю Симон де Монлеар был занят защитой лагеря армии во главе сержантов, но в разгар сражения он также возглавил баталию, в которой участвовали не только сержанты, но и конные воины. В других кампаниях, магистр арбалетчиков иногда упоминается как капитан пеших воинов, но часто он осуществляет более общее командование. В 1270 году в Тунисе Тибо де Монлеар возглавил арбалетчиков Двора во время авантюрной вылазки, в конце которой им угрожало окружение, но он явно был одним из лидеров армии, к совету которого прислушался король Людовик. При Куртре магистр арбалетчиков Жан де Бюрла командовал первой баталией — пешей, но позже он участвовал в кавалерийской атаке. Во время битвы при Арке, 4 апреля 1303 года, произошло то же самое: согласно Гийому Гийару, магистр Пьер де Куртизо, в тот день стоял во главе первой баталии с конкретной задачей — руководить арбалетчиками. Поэтому существует органическая связь между титулом и функцией, но магистр арбалетчиков все же явно принадлежал к высшему командованию армии[112].

Как коннетабль и маршалы, магистр арбалетчиков имел свиту, размеры которой трудно определить. Мы знаем о рыцаре Жане де Мери, который описан как лейтенант магистра арбалетчиков в двух расписках, касающихся оплаты службы солдат и каменщиков во время второго похода в Аквитанию в 1295 году. Мы также знаем о клерке арбалетчиков (clerc des arbalétriers) по имени Дени д'Обиньи: еще одно свидетельство существования реальной администрации, по крайней мере, зачаточной, вокруг великих офицеров[113].

Адмиралы

В арабском языке термин адмирал обозначает начальника арсенала, а затем и флота. Существование титула адмирала Франции удивительно, учитывая, что Капетинги не содержали постоянного флота. В случае необходимости, для двух крестовых походов Людовика IX, для Арагонского крестового похода, для "морской армии" Филиппа Красивого, привлекались флотоводцы из итальянских республик. Однако в конце правления Людовика IX и во время правления его сына Флоран де Варенн регулярно носил титул адмирала Франции, не играя, насколько известно, никакой роли в командовании флотом, так как в источниках, касающихся Тунисского крестового похода, в качестве главы флота всегда упоминается Арнуль де Курферо. В 1285 году, во время Арагонского крестового похода, Ангерран де Байоль был адмиралом галер (amiral des galées). Вероятно, необходимо отличать должность адмирала флота, которая подразумевает оперативную ответственность, от более почетной должности адмирала Франции. Все эти люди достаточно хорошо известны. Сенешаль Бокера и Нима (1264–1265), а затем Каркассона, Арнуль де Курферо был особенно активен в подготовке крестового похода в сенешальствах Юга[114]. Флоран де Варенн, уроженец Пикардии, также был верным сторонником Людовика IX и Филиппа III: например, в 1271 году, после смерти Альфонса де Пуатье, он вместе с Гийомом де Нёвилем, каноником Шартра, принял присягу на верность от жителей графства Тулуза, перешедших под прямое управление короля — тогда он носил титул адмирала Франции[115]. Ангерран де Байоль, взятый в плен во время разгрома каталонцами флота крестоносцев, был выкуплен Филиппом III. Его пленение не лишило его благосклонности Филиппа Красивого, так как он все еще фигурирует в счетах Двора в 1288 годах[116].

Знаменосцы

В определенном смысле, к группе высших офицеров можно причислить знаменосцев. Каждый раз, отправляясь в поход, король Франции приезжал в аббатство Сен-Дени за Орифламмой. Нет никаких сведений о конкретной должности знаменосца до правления Филиппа Красивого, когда знаменосцем был Ансельм де Шеврёз. В 1297 и 1304 годах этот сеньор из Иль-де-Франс, уже достигший пожилого возраста, упоминается в хрониках как знаменосец, а тот факт, что он назван дважды, говорит о том, что это была пожизненная должность. Ансельм погиб при Монс-ан-Певель 18 августа 1304 года, и именно один из двух маршалов Франции, Миль де Нуайе, подхватил выпавшее из его рук знамя. В 1356 году в битве при Пуатье был убит и дальний преемник Ансельма де Шеврёза, Жоффруа де Шарни[117]. Для рассматриваемого периода известен только один другой знаменосец, Рауль (известный как Герпин) д'Эркери, который при Людовике X участвовал в "грязевом походе" во Фландрию[118].

Другие военачальники и бароны имели своих знаменосцев. Во время Египетского крестового похода знамя двоюродного брата Жуанвиля, Жоффруа д'Апремона, нес рыцарь по имени Готье де Ла Орнь[119]. У Роберта д'Артуа их было двое, Валь Пайеле и Симон де Синк-Орм, известные фигуры в его окружении. Эта должность, по-видимому, сопровождалась выплатой ежегодной ренты (60 ливров для первого и 50 для второго). Вале Пайеле был убит при Куртре, а Синк-Орм перешел на службу к королю, а затем вернулся на службу к Маго д'Артуа. Ожье де Молеон, знатный наваррский сеньор, отличившийся в войнах за Аквитанию и Фландрию, в 1310 году стал знаменосцем короля Наварры, будущего Людовика X[120].

Во главе капетингских армий

В отсутствие короля командование армиями Капетингов переходило к принцам его семьи, хотя на практике только двое из них, Роберт д'Артуа и Карл де Валуа, фактически его осуществляли. Несколько великих офицеров, коннетабль, два маршала, магистр арбалетчиков (не считая адмирала, чьи полномочия менее ясны, и знаменосца) составляли своего рода постоянный штаб, каждый из членов которого мог время от времени брать на себя командование частью армии. На практике, однако, только коннетабль получал право командовать целой армией. Маршалы и магистры арбалетчиков командовали лишь отдельными баталиями, как при Куртре или Монс-ан-Певель, или во время операций в Аквитании или Фландрии.

Очевидно, что другие люди могли время от времени командовать войсками или играть важную роль вместе с королем во время войны. Они всегда были знатными баронами. Граф Сен-Поль некоторое время командовал войсками, оккупировавшими Фландрию; его брат Жак де Шатийон был губернатором графства; граф Фуа получил очень важные полномочия во время войны в Аквитании. В различных случаях герцог Бургундский и граф Булонский также играли роль командующего армией. В целом, знатные бароны, естественно, были призваны участвовать в Совете, окружавшем короля или командующего армией в походе. В такой битве, как при Куртре, десять баталий перешли под командование великих баронов: помимо графа Артуа, предводителя армии, коннетабля Франции Рауля де Клермона, его брата Ги, маршала Франции, и магистра арбалетчиков Жана де Бюрла, это были Людовик Клермонский, кузен короля, Ги и Жак де Шатийоны, дяди королевы Жанны Наваррской, Жоффруа де Брабант, брат вдовствующей королевы Марии Брабантской, графы Омаля, Булони и Э. В своем рассказе о Египетском крестовом походе Жуанвиль неоднократно цитирует Жана де Бомона, камергера Франции, как одного из главных советников короля Людовика, особенно в военных вопросах[121]. Согласно Жуанвилю, король Людовик был окружен группой из "восьми человек и все они были добрыми рыцарями, прославившимися по сю и по ту сторону моря, и поэтому они заслужили того, чтоб назвать их добрыми рыцарями"[122]. Они образовывали своего рода личную охрану, а также военный Совет. Как всегда, нам не хватает Жуанвиля для последующих царствований: невозможно сказать, были ли у преемников Людовика IX в окружении "добрые рыцари".

Дисциплина

Одним из самых главных вопросов было поддержание в армии дисциплины. Каждый молодой рыцарь стремился к личной славе, даже в ущерб общему делу. В примерах нет недостатка: безрассудством первого графа Артуа, брата Людовика, обычно объясняют поражение при Мансуре, которое стало прелюдией к разгрому армии крестоносцев в Египте; роль второго графа Артуа в битве при Куртре также сурово осуждается, но можно предположить, что хронисты приписали сыну то, что знали об его отце. Впоследствии в великих поражениях Столетней войны, особенно при Креси (1346) и Азенкуре (1415), винили недисциплинированность рыцарей. Не имея возможности выработать общую тактику, они стремились, прежде всего, к личной славе. Хотя мы не можем быть полностью уверены, возможно, что в период с 1270 по 1330 год рыцари стали лучше контролироваться командованием, что мы склонны связывать с усилением власти короля над дворянством. Если оставить в стороне эпизод с графом Артуа при Мансуре, Египетский крестовый поход примечателен стремлением Людовика IX к соблюдению дисциплины в армии. Жуанвиль рассказывает следующую историю: рыцарь по имени Готье д'Авреш был убит в одиночном бою с турками и Людовик заявил, что ему не нужна тысяча таких, как он, поскольку ни один из них не сможет повиноваться. Этот эпизод особенно интересен тем, что мнение Людовика, кажется, идет вразрез с мнением рыцарей. Рыцари восхищались прежде всего прекрасным подвигом и отказывались осуждать одного из своих за храбрость. Людовик, напротив, видел только бедствия, вызванные недисциплинированностью. В остальных частях своего повествования Жуанвиль несколько раз показывает короля озабоченным наведением порядка среди рыцарей[123]. То же самое относится и к Тунисскому крестовому походу, где на враждебной территории, формально было запрещено отходить от лагеря или армии на марше[124]. В армиях Филиппа III и Филиппа IV о подобных трудностях уже не было и речи, видимо коннетаблю и маршалам удалось добиться большего послушания. Эволюция подчинения, если бы она была подтверждена более тщательным исследованием, подтвердила бы идею все более строгого надзора за дворянством, что являлось следствием обязательности службы королю.