Армия короля Франции

Во многих отношениях царствования Филиппа Красивого кардинально отличалось от правления его отца. Война превратилась в инструмент для утверждения королевской власти внутри королевства. Время крестовых походов и дальних экспедиций прошло. Все военные кампании царствования происходили в пределах королевства. Более того, король больше не совершал походы лично. Состав армий был изменен, так как королевский Двор больше не был важным компонентом армий как при Людовике IX и Филиппе III. Наконец, королевская администрация стала более тщательно хранить свои архивы, особенно счета. Хотя большая часть их сгорела во время пожара в здании Счетной палаты в 1737 году, армии Филиппа Красивого известны гораздо лучше, чем армии предыдущих царствований, о которых мы располагаем лишь фрагментарной документацией, в основном касающейся службы вассалов. Начиная с 1290-х годов, источники о составе армий гораздо более разнообразны. Но по-прежнему необходима большая осторожность в суждениях, поскольку в том, о чем рассказывают эти новые источники, мы должны различать перемены, характерные для правления Филиппа Красивого, и структурные элементы, о которых говорит другая документация.

Армии для Аквитании (1294–1297)

Порученные Раулю де Клермону, сеньору де Нель, коннетаблю Франции, затем Карлу де Валуа и, наконец, Роберту д'Артуа, три кампании, с 1294 по 1297 год, были необходимы для успешного захвата герцогства Аквитания, которое было конфисковано у короля Англии Эдуарда I. Во всех трех случаях великий барон, возглавлявший армию, имел вокруг себя свиту рыцарей, которые окружали его постоянно[204]. Помимо своей непосредственной свиты, которая, несомненно, была по этому случаю увеличена, командующий армии вступал в "союзы" с другими баронами и простыми рыцарями, следуя часто упоминаемой схеме. Так, в 1296 году граф Булонский обязался предоставить графу Артуа 7 баннеретов и 25 простых рыцарей в обмен на 16.000 ливров в год (каждый баннерет получал по 50 су в день, а каждый рыцарь — 25 су); граф Булонский, заключил такие же договора со всеми этими людьми[205].

В случае с договорами, заключенными графом Артуа, большинство рыцарей также были его вассалами или родственниками, как например, Жан де Бриенн, граф Э, или его верный спутник Роберт де Ваврен, сеньор де Сен-Венан[206]. Это, вероятно, было общим правилом. Как всегда, рыцари составляли самую заметную часть армии, но к ним следует добавить конных оруженосцев и сержантов, которых было в три или четыре раза больше, чем рыцарей. Ги де Лаваль, рыцарь-баннерет, входил в свиту Карла де Валуа вместе с семью другими рыцарями и двадцатью семью оруженосцами. Симон, виконт Мелёна, нанятый Ги де Сен-Полем, служил с шестью рыцарями и двадцатью одним оруженосцем за 4.000 ливров в год[207]. В конце концов, все обязательства перед войсками взял на себя король. Так, Карл де Валуа во время своей экспедиции в Аквитанию в 1295 году "за свою персону и за людей своего двора нес все расходы и издержки" которые в итоге взял на себя король[208]. В этом отношении командующий армией был просто первым среди равных.

Как и в случае Арагонского крестового похода, наряду с рыцарями набирали и солдат, конных и пеших, хотя не всегда ясно, какая система использовалась, жалование или поденная плата. Происхождение этих солдат могло быть местным: так, в армиях для Аквитании мы видим конных солдат из Сентонжа[209].

Последним компонентом армий для Аквитании было феодальное ополчение. Хотя нельзя исключать, что призывались вассалы из бальяжей, похоже, что именно сенешальства, находившиеся ближе к театру военных действий, приняли на себя основную тяжесть военных усилий. Правило было уже устоявшимся: со времен армии для Фуа от дворян Юга почти каждый год требовали или просили службы. В годы после Арагонского крестового похода, между 1285 и 1290 годами, спорадическое продолжение войны привело к частым вызовам в армию, и всегда по одному и тому же принципу: вассалы короля и, помимо них, все дворяне должны были нести службу, при каждом созыве сенешалем, независимо от точного характера предстоящих операций и за эту службу они получали жалование[210].

Именно с конца 1293 года коннетабль начал собирать войска в округах Юга, и согласно сохранившимся документам, были задействованы бальяж Овернь, город Тулуза и Эймар де Пуатье, граф Валентинуа, что говорит о всеобщей мобилизации сенешальств[211]. То же самое произошло и во время второго созыва армии для Аквитании в 1295 году, когда граф Фуа и главные дворяне тогда подчинились приказам Карла де Валуа, а города предоставили свои контингенты. Община Бу-дю-Пон в Альби послала двух сержантов, один из которых был вооружен арбалетом, а другой — копьем; Нарбон послал 61 сержанта, 29 из города и 32 из округа[212].

Сенешали также продолжили политику, проводимую их предшественниками при Филиппе III, стремясь распространить обязанность военной службы на арьер-вассалов. 1 марта 1294 года Рауль де Клермон потребовал от сенешаля Каркассона, объявить призыв на службу в армии в некоторых местах, где это было обязанностью баронов или прелатов. В соответствии с уже испытанным методом, королевские чиновники расширяли свои прерогативы постепенно, устраняя посредников, чтобы напрямую охватить всех дворян, способных носить оружие. Аналогичная попытка, похоже, была предпринята и сенешалем Руэрга. Но на этот раз сам король пресек инициативу своего офицера, да еще дважды: первый раз, когда он заявил, что вассалы в Руэрге должны служить тому, на чьих землях они находятся (couchants et levants); второй раз, в апреле 1295 года, когда он запретил сенешалям Бокера и Руэрга и бальи горной Оверни требовать военной службы от подданных графа Родеза сверх того, что последний был должен, и тут же заметил, что они должны служить за свой счет, не требуя взамен денег. В любом случае, ситуация ясна: королевские офицеры стремились подчинить вассалов великих баронов своим приказам, включая их в повестки, адресованные непосредственным вассалам короля. Поскольку граф Родеза был влиятельной фигурой, с которой приходилось считаться, король предпочел откреститься от действий своих офицеров, притормаживая прогресс, который, в конце концов, был лишь отложен на потом[213].

Кроме того, осенью 1293 года для финансирования будущей кампании Рауль де Клермон решил взимать субсидию в размере 6 турских су с очага (домохозяйства), против чего протестовали жители Нарбона и, в частности, граф Фуа. Чтобы преодолеть протесты последнего, сенешаль Каркассона сослался на "защиту королевства", которая, по его словам, приостанавливала действие привилегии, согласно которой подданные графа Фуа не обязаны были служить в армии короля. В этом смысле субсидия явно была задумана как замена личной военной службы, но и то и другое вытекало из одного и того же обязательства перед королем, оправданного исключительной ситуацией, в которой оказалось королевство[214].

Если вассалы и дворяне сенешальств не были обязаны нести военную службу, они получали жалование, как это было принято со времен экспедиций в Наварру в середине 1270-х годов. Один из счетов сенешаля Ажене полностью посвящен расходам на жалование для дворян его округа. Это касалось сенешальств Ажене, Каркассон, Лимузен, Перигор, Пуату, Сентонж и Тулуза[215].

Великие бароны Юга были очень широко представлены в армиях для Аквитании. Граф Фуа получил 48.000 ливров, огромную сумму, которая подразумевала наличие значительного контингента, находящегося на военной службе в течение очень долгого времени. Граф Арманьяк, со своей стороны, обязался служить с двумя рыцарями-баннеретами, двумя простыми рыцарями и 61 оруженосцем — здесь можно отметить необычную пропорцию между рыцарями и оруженосцами[216]. С этими великими баронами, чья власть в регионе была весьма значительной, следовало обращаться осторожно. Например, в июле 1296 года граф Артуа попросил "своего очень дорогого и особенно любимого благородного человека и мудреца, монсеньёра Анри, графа Родеза", прибыть в Лангон 5 августа с таким количеством вооруженных людей, какое он сможет собрать, чтобы освободить от осады город Дакс, которую предприняли англичане: "Мы, которые в Вашей верности и доброте очень уверены, и по праву, особенно в том, чтобы помогать и охранять честь моего господина короля и его королевства, таким образом, как вы всегда это делали хорошо и верно, с большим трудом и большой болью, поручаем Вам от моего господина короля, и молим и просим Вас, насколько мы можем, как нашего дорогого друга, чтобы Вы, поскольку Вам так дорога честь моего господина короля и Ваша собственная, прибыли в Лангон в ближайшие две недели, как подобает дворянам вашего графств, чтобы отправиться и снять упомянутую осаду; и знайте, что из Вашего жалования и жалования Ваших людей, как только Вы выйдете из дома, до Вашего возвращения, мы исполним Вашу волю, и выплатим все"[217]. В данном случае, возможно, из-за сложной военной обстановки, королевский военачальник знал, как заручиться поддержкой великого барона, графа Родеза.

Таким образом, три армии, поочередно участвовавшие в кампаниях в Аквитании, были сформированы по одной и той же схеме. Назначенный из ближайшего окружения короля, полководец прибыл на театр военных действий со своей свитой и отрядом из нескольких сотен рыцарей и вооруженных людей, предоставленных различными сеньорами отправившимися в поход. На месте к нему присоединялись бароны и вассалы короля из южных округов, а города предоставили пеших воинов. Для финансирования войны с городов и общин также взималась субсидия.

Защита королевства и предупреждение знати

Как мы только что видели, пытаясь парировать протесты графа Фуа, сенешаль Каркассона сослался на необходимость "защиты королевства". На самом деле, между 1294 и 1297 годами это понятие очень часто появляется в ордонансах, изданных королевской канцелярией. Но не король и не его советники его изобрели. Историки Джозеф Стрейер и Габриэль Шпигель проследили происхождение этого древнего термина, который в первую очередь относится к обязанности и способности короля защищать свое королевство от агрессоров, чего не вправе был делать никто другой. Филипп III, несомненно, его использовал. Но, начиная с 1294 года, "защита королевства" превратилась в настоящую пропагандистскую кампанию. Понятие пропаганда, здесь вполне подходит, поскольку усилия офицеров короля, от юристов канцелярии до бальи и сенешалей, выглядят согласованными. 15 июня 1295 года король приказал бальи Вермандуа проинформировать жителей коммуны Сен-Кантен, дворян и недворян, пеших и конных, чтобы они были готовы служить ему "для защиты королевства", по первому требованию, в соответствии с недавно опубликованным "призывом к оружию" (submonitio armorum). Когда 7 апреля 1297 года король попросил графа Родеза прибыть к нему с вооруженными людьми, это было сделано "для защиты прав и чести короны Франции". В конце первого раунда конфликта с Филиппом сам Папа Бонифаций VIII окончательно признал, что король Франции может требовать от церковников субсидии "для защиты королевства"[218].

Но существовала ли реальная угроза королевству? Это вряд ли. Но страх перед вторжением короля Англии, похоже, распространился повсеместно. Вместо отправки в Аквитанию граф Артуа, лучший военачальник Филиппа Красивого, получил задание охранять побережье Па-де-Кале. В июне 1294 года вассалы были мобилизованы, чтобы "отправиться с оружием в руках в Кале в компании монсеньёра Роберта, графа Артуа, против короля Эдуарда, повелителя англичан"[219]. Рассматривалась ли возможность вторжения всерьез? В любом случае, этим воспользовались, как и опасностью, которую представляли собой союзы, заключенные королем Англии на континенте. Чтобы противостоять возможному вторжению с северо-востока, сенешаль Бокера в мае 1295 года получил приказ собрать всех жителей своего сенешальства, дворян, церковников и прочих, кто не получил специальных писем с освобождением от службы, а также контингенты добрых городов, и отправить их в Реймс к середине июля[220].

Таким образом, необходимость "защиты королевства" убедила общество в серьезности ситуации. Но если это понятие так часто вбивалось в голову людьми короля, то прежде всего потому, что оно упраздняло традиционные правила, привычки, привилегии и исключения. Именно по этой причине сенешаль Каркассона выдвинул его против протестов графа Фуа. Именно "защита королевства" послужила основанием для взимания в январе 1296 года cinquantième, то есть налога в размере 2%, который собирался по всему королевству. Исключение составляли только дворяне. Будь то рыцари, оруженосцы, священнослужители, дамы или девицы, дворяне не платили ничего, ни налога на свое имущество, ни на свой доход[221]. Эта исключительность никогда не объявлялась официально. Но нет никаких сомнений: если дворяне были освобождены от уплаты налога, то это потому, что они были обязаны служить в армии. Речь шла уже не о феодальных отношениях с королем, а о торжестве нового принципа — военной службы королю как обязанности дворянского сословия. С этого момента обязанность служить с оружием в руках лежала уже не на фьефах, а на конкретных людях. Поскольку они были дворянами, они были обязаны служить, но теперь они были обязаны этим не своему сюзерену, а непосредственно королю, именно потому, что на него была возложена обязанность защищать королевство от врагов. Начало этому было положено в сенешальствах Юга в конце правления Филиппа III. Чрезвычайная ситуация, возникшая в результате Аквитанской войны, умело использованная пропагандистами Филиппа Красивого, привела к впечатляющему росту королевской власти, и теперь, во время войны каждый был что-то должен. Дворяне были обязаны нести военную службу, остальные — платить налоги.

Первая армия для Фландрии (1297)

Пока продолжалась война в Аквитании (правда, не слишком интенсивная), Филипп Красивый открыл второй фронт, объявив Ги де Дампьера, графа Фландрии, лишенным своих владений. На этот раз король сам встал во главе армии, поднял Орифламму и с большой помпой посвятил в рыцари своего единокровного брата Людовика д'Эврё и несколько десятков молодых дворян. Собралась блестящая армия: "король призвал своих людей и баронов, а их было тридцать герцогов и графов, собравшихся в Аррасе в четверг после Пятидесятницы, в год Воплощения 1297", — говорится в Chronique artésienne (Артезианской или Артуасской хронике). И действительно, собралось много принцев: двое братьев короля, Карл де Валуа и Людовик д'Эврё, двое его двоюродных братьев, Роберт д'Артуа и Людовик де Клермон, а также герцог Бургундский и граф Бретонский; два князя Империи, графы Бургундский и Эно; графы Омаля, Осера, Булони, Даммартена, Дрё, Э, Руси, Гранпре, Сен-Поля, Сансера, Суассона, а также представители самой блестящей французской знати: Шатийон, Куси, Фальви, Анже, Аркур, Мелён, Меркёр, Монморанси, Пиквиньи, Танкарвиль, Три. Пересекши все королевство, прибыли и несколько баронов Юга: графы Фореза, Ла-Марша, Родеза, Эймар де Пуатье, виконты Лиможа и Вентадура[222]. Все эти великие бароны приехали со своими свитами, со своими вассалами или с рыцарскими дружинами, собранными этого случая — сохранились расписки, данные пятнадцатью рыцарями, нанятыми графом Артуа перед его походом во Фландрию[223].

Редкие сохранившиеся административные документы (вызов графа Родеза, созыв ополчения Парижа) свидетельствуют о том, что король проводил общую мобилизацию своих вассалов, крупных и мелких, епископств, аббатств и общин[224]. Наконец, были наняты арбалетчики, пешие и конные солдаты[225]. В некотором смысле, армия 1297 года является военным апогеем царствования: все это прекрасное рыцарство, собравшееся вокруг него со всего королевства, прекрасно иллюстрирует степень могущества, которой достиг Филипп Красивый.

Армия 1300 года

В январе 1300 года, как только истек срок действия перемирия, заключенного в 1297 году, Карл де Валуа вторгся в ту часть графства Фландрия, которую все еще контролировал Ги де Дампьер. Сохранился пергаментный свиток длиной более метра, в котором записаны имена рыцарей, поклявшихся присоединиться к графу Валуа, количество доспехов, которые они должны были иметь при себе, и количество денег, которые им полагаются в виде жалования. Карл де Валуа возглавлял 240 латников; Ги де Клермон — 5 рыцарей и 15 латников; Пьер L’Horrible[226] — одного рыцаря и 30 латников; Жан де Бофор — всего четырех латников. Это была смета предполагаемых расходов в которой указанная сумма соответствует полному году содержания войск[227].

Классификация имен, частично по географическому происхождению, может навести на мысль о традиционном созыве армии, на феодальной основе. В действительности, явка была добровольной, о чем свидетельствует тот факт, что каждый рыцарь, включая Карла де Валуа, заключал с королем договор. Поэтому методы набора в армию 1300 года ничем не напоминали традиционную систему феодального созыва. Напротив, они были очень похожи на крестовые походы 1270 и 1285 годов.

В отличие от 1297 года, это была небольшая армия, насчитывавшая всего около 1.500 латников. Несколько капетингских принцев, несколько великих баронов и сеньоров, привыкших служить в королевских войсках, великие военные офицеры и рыцари, набранные в графстве Артуа и бальяже Вермандуа, составили эту небольшую армию, которую король счел достаточной для завершения оккупации Фландрии. Хотя поначалу, по мнению короля, это был лишь сильный авангард. Филипп Красивый планировал сам возглавить гораздо более многочисленную армию, которую он одновременно приказал собрать с помощью общего созыва.

Однако авангарда Карла де Валуа оказалось достаточно для выполнения поставленной задачи и сбор остальной части армии была отменена. Стоит отметить, что, с одной стороны, существовала элита, состоящая из опытных бойцов, которые были связаны между собой и могли быть легко мобилизованы; с другой стороны, существовала масса мелких дворян, которых призывали в армию, если нужно было собрать большое количество людей.

Шок от разгрома под Куртре

Когда 18 мая 1302 года произошла Брюггская заутреня, Филипп Красивый просто повторил действия, которые он предпринял двумя годами ранее. Авангарду было поручено как можно быстрее добраться до Фландрии. Поскольку Карл де Валуа в это время находился в Италии, ответственным за восстановление порядка во Фландрии был назначен Роберт д'Артуа. Получив в конце мая огромные полномочия, Роберт д'Артуа потратил весь июнь на сбор необходимой ему весьма небольшой армии. Он созвал своих вассалов из графства Артуа, и как и Карл де Валуа в 1300 году, заключал договора с рыцарями, которые были близки к нему или следовали за ним в предыдущих походах. Король также дал ему разрешение на привлечение войск из-за границ королевства. Роберта сопровождали коннетабль, маршалы, несколько великих баронов, а также два князя из Империи, которые были связаны с ним давними узами, Жоффруа де Брабант и Жан, старший сын графа Эно. Все они имели свои собственные свиты. Войска, стоявшие по гарнизонам во Фландрии до восстания, также присоединились к Роберту д'Артуа. В общем, вокруг него были собраны лучшие воины. Они были не просто авангардом, а острием копья королевской армии. Набирались и пехотинцы, но как и всегда, наши источники слишком скромны в этом вопросе.

Эта элитная армия, вероятно, не превышала численности в 8.000 человек, включая 2.000 — 3.000 кавалерии. Фламандцы были не более многочисленными, но 11 июля они нанесли первое серьезное поражение французскому рыцарству.

Тяжесть поражения определялась не столько количеством, сколько качеством погибших. Граф Артуа, коннетабль, оба маршала, магистр арбалетчиков, несколько великих баронов: почти весь кадровый состав королевской армии пал на поле боя. Филиппу Красивому пришлось столкнуться с потерей своего главного армейского корпуса, в то время как сбор феодальных контингентов едва только начался. С начала мая, еще до Брюггской заутрени, был объявлен общий созыв, а сбор армии назначен на 1 июня. Но отправка во Фландрию армии графа Артуа в качестве авангарда, решение о которой было принято в конце мая, заставила короля отложить дату сбора армии. Если бы Роберт д'Артуа положит конец восстанию во Фландрии, то сбор главной армии мог быть отменен. Приказы короля были расплывчатыми: перед Куртре баронам и вассалам предлагалось быть наготове, но точной даты, когда они должны были собраться, не называлось[228].

Армия осени 1302 года: феодальное ополчение и арьер-бан

Очевидно, что после Куртре ничто уже не было прежним. Как и во время Аквитанской войны, приказы короля теперь подчеркивали опасность грозящую королевству. В начале августа король предписал, что только старики и больные освобождены от личной службы, а все, кто мог носить оружие, должны были явиться в армию, за исключением тех, кто уже заплатил за освобождение от службы[229]. Другими словами, король теперь нуждался в воинах больше, чем в деньгах.

Основное нововведение было сделано в ордонансе от 5 августа. В этот день король приказал всем своим офицерам, бальи и сенешалям, созвать 30 августа в Аррас "как тех, кто был призван в прошлом, как письменно, так и вообще, так и всех других людей, которые могут носить оружие, будь они благородные или неблагородные, pôté [то есть владевшими землей] или другого состояния, будь они под нами или под другими сеньорами, церковными или светскими, по обязанности или по арьер-бану"[230]. Впервые в королевской канцелярии появляется формулировка by ban or by back-ban (феодальное ополчение и другие вассалы). Историки искали эту формулировку в более ранних документах, и находили ее то тут, то там, начиная с XII века. Несомненно, советники короля так или иначе знали о ее существовании. Но это в общем не имеет значения. Откуда бы эта формулировка ни пришла, следует отметить, что канцелярия неожиданно сделала ее частью своего обычного лексикона и не переставала использовать не только в последующие годы, но и вплоть до конца Средневековья.

Но, возможно, летом 1302 года такая мера стала неожиданностью. Отсюда и настойчивое подчеркивание древности этой меры: это ни в коем случае не какая-то новинка, а вполне известная и принятая процедура, даже если необходимость в ней не ощущалась в течение длительного времени. Через год после Куртре, летом 1303 года, все еще нужно было объяснять это выражение: "Давно не вспоминали, что во времена наших предшественников была такая большая необходимость, как сегодня, созывать армию путем объявления арьер-бана, на который всевозможные люди, как вы знаете, обязаны приходить без всяких отговорок"[231]. Нет уверенности в том, что все знали, о чем идет речь, когда вдруг увидели в письменном приказе формулировку by back-bench или by way of back-bench. Но смысл приказа короля был ясен: все должны встать в строй.

Введение понятия арьер-бан, было ловким ходом. Вопреки всем ожиданиям, катастрофа при Куртре, умело использованная королевской пропагандой, позволила завершить тридцатилетнюю эволюцию обязательности службы, увенчав ее окончательным обобщением обязанности служить всем жителям королевства, где бы они ни проживали, как в королевском домене, так и за его пределами, и независимо от их статуса: теперь все были только подданными короля.

Но тогда, в начале августа 1302 года, для многих еще не пришло время осмыслить это грозное утверждение королевской власти. Прежде всего, необходимо было противостоять угрозе фламандского вторжения. 8 августа король разослал большому числу баронов, как на севере, так и на юге, письма с предупреждением о "всеобщем призыве по всему королевству путем сбора армии и арьер-бана" и требованием прибыть в Аррас в указанный день, "по любви, которую вы питаете к нам и к королевству", а некоторые князья Империи, такие как граф Эно, были включены в список адресатов, поскольку они получали от короля пенсию[232]. Таким образом армия, собранная в сентябре, была, возможно, самой большой за все время правления Филиппа Красивого. Согласно Grandes chroniques de France (Большим французским хроника), это было "100 раз по 100.000 и 40 раз по 40.000" воинов, то есть очень много[233]. Chronique artésienne (Артуасская хроника) говорит о 16.000 человек, что, несколько более соответствует действительности. Помимо великих баронов, которые были представлены массово, состав армии можно восстановить благодаря нескольким сотням расписок, которые избежали пожара в Счетной палате. Разбросанные по разным архивам, они дают нам имена нескольких сотен воинов, сопровождаемых свитой или служивших в одиночку. Если мы суммируем все данные, то получим следующие цифры:

1) 74 барона и баннерета, возглавлявших 445 рыцарей и 2.028 оруженосцев (в среднем 6 рыцарей и 27 оруженосцев на баннерета и 4–5 оруженосцев на рыцаря).

2) 304 простых рыцаря, еще 18 рыцарей и 1.175 оруженосцев (то есть чуть меньше четырех оруженосцев на рыцаря).

3) 1.097 оруженосцев, и следом еще 176 других.

С учетом того, что некоторые имена указаны дважды, это дает в общей сложности 841 рыцаря и 4.393 оруженосца, хотя, конечно, нет никакой гарантии, что все расписки сохранились. К этим цифрам следует добавить численность королевского Двора и свиты великих баронов, таких как граф Валуа или герцог Бургундский, которые не фигурируют в сохранившихся расписках, а это по крайней мере, несколько сотен человек, что предполагает наличие особенно многочисленной кавалерии, около 6.000 или 7.000 латников. Прелаты, города и аббатства также были призваны предоставить свои обычные контингенты пехотинцев. Если ограничиться только кавалерией, то следует отметить факт того, что воины дали расписку, означающий, что им заплатили. В конце концов, можно было надеяться, что серьезность сложившейся ситуации приведет к тому, что дворяне согласятся служить бесплатно. Но Филипп Красивый не стал рисковать.

Кампания 1303 года

Несмотря на массовую мобилизацию дворянства королевства, Филипп Красивый отказался от войны с фламандцами. Воспоминания о Куртре были слишком свежи и король решил распустить армию в начале октября 1302 года.

Однако, как и после созыва армий для Фуа и Наварры тридцатью годами ранее, одной из первых мер, принятых королем по возвращении в Париж, было наложение штрафов на тех, как дворян, так и недворян, которые, имея достаточный доход, на службу не явились[234]. Наложение штрафов, преследовало, прежде всего, цель укрепить авторитета короля, пошатнувшийся после поражения, и конечно же пополнение казны. Тем не менее, прагматизм возобладал. Граф Родеза явился по вызову, посланному ему королем, в замен Филипп Красивый отменил штрафы, наложенные на вассалов графа, которые не все явились на службу. Как мы видим, формулировка "по обязанности или по арьер-бану" уже была принята всеми, и даже на Юге арьер-вассалы больше не могли уклониться от призыва в армию короля[235].

Уже в конце 1302 года велись разговоры о будущей кампании, запланированной на весну следующего года. Во всех округах были мобилизованы вассалы и все дворяне, а прелатам и добрым городам также было предложено выставить контингенты, которые они были обязаны выставить. Теоретически, все трудоспособные мужчины теперь были обязаны служить, но инструкции короля для бальи по призыву в армию было тщательно прописано: "Следите за тем, чтобы города были достаточно обеспечены ремесленниками, такими как кузнецы, пекари, портные и другими необходимыми профессиями без обмана; и будут оправданы [освобождены от службы] все те, кто по бедности не может купить доспехи, а также пахари и виноградари, которые честно живут трудом своих рук; и намерение наше таково, что те, кто не достиг восемнадцати лет, или прожил более шестидесяти, и не могут явиться, были заменены другими, сообразно их состоянию"[236]. Короче говоря, мобилизации подлежали практически все, но исключения настолько многочисленны, что практическая сфера применения созыва арьер-бана кажется ограниченной, и король намеревался не столько собрать огромную армию, сколько подтвердить возможность того, что он может это сделать. С практической точки зрения, он также искал источники дополнительного дохода, ведь все, кто не пошел в армию, должны были платить субсидию. Военная служба и налогообложение шли рука об руку.

Первоначально запланированное на 30 апреля 1303 года, начало кампании было перенесено на 15 июня, а затем на середину августа. Король объявил о своем прибытии в армию, а затем несколько раз его откладывал. На самом деле, при формировании армии начинала нарастать путаница. Становилось все труднее определить, по какому принципу рассылать повестки. Более того, рыцари и оруженосцы, похоже, реагировали на вызов очень медленно. 5 августа бальи попросили ускорить сбор и отправку людей, которые должны были быть в Аррасе к 15 августа. В тот же день король приказал более чем двумстам баронам и сеньорам подчиниться его призыву. Следует ли из этого заключить, что эти 200 самых важных в королевстве люде, еще не двинулись в путь? Или королевская канцелярия сочла более благоразумным перестраховаться и распространить указания короля как можно шире, толком не зная, отправился ли уже кто-нибудь к месту сбора? В любом случае, Филипп Красивый снова отложил свое прибытие в армию, на этот раз до 1 сентября[237].

Наконец, прибыв в Перон 9 сентября, Филипп Красивый решил, как и в предыдущем году, не начинать кампанию. Не хватало денег, вспыхнул бунт наемных солдат а дворяне тянули время и не спешили прибыть в армию. Все это могло привести к катастрофическим последствиям, и в сентябре король согласился начать с фламандцами переговоры.

Однако возникает вопрос, не решил ли Филипп уже тогда не воевать. Весной сенешалям Тулузы и Бокера было приказано направить в Аррас к концу июля всех мужчин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет, у которых было достаточно средств для экипировки. Однако в течение июля инструкции короля были изменены: сенешаль Тулузы больше не должен был заставлять мужчин своего округа идти во Фландрскую армию, а вместо этого он должен был предложить им заплатить деньги. Три недели спустя, 17 августа, король отменил призыв в сенешальстве Тулуза[238]. Короче говоря, еще до того, как отправиться на театр военных действий, король знал, что очень большая армия ему не нужна, но, с другой стороны, у него была большая потребность в деньгах.

Армия 1304 года

Несмотря на начало переговоров, Филипп Красивый не отказался от мысли отомстить за унижение при Куртре. После двух так и не начавшихся кампаний, осенью 1302 года и летом 1303 года, сбор новой армии летом 1304 года стал поводом для настоящей рационализации. Уроки великого смятения, которое царило при формировании армии летом 1303 года, со всей очевидностью, были усвоены. Уже 7 октября 1303 года ордонанс, опубликованный в Шато-Тьерри, гласил, что дворяне и прелаты должны были предоставить королю одного латника с каждых 500 ливров дохода, а каждая община из 100 очагов должна была прислать шесть сержантов. Все дворяне должны были служить лично или заплатить пятую часть своего состояния (последняя мера, оказавшаяся непомерной, была на деле не реализована). В нескольких округах Юга (Тулуза, Перигор, Руэрг и Овернь, без Бокера и Каркассона) офицеры короля приступили к работе и определили контингенты, которые должны были предоставить главные сеньоры в соответствии с их предполагаемыми доходами: в общей сложности это составило 2.016 латников и 17.350 сержантов. Были ли эти усилия напрасными? Отнюдь. 19 мая 1304 года король приказал сенешалю Тулузы отправить на север контингенты, выставленные дворянами и недворянами сенешальства, а именно: для дворян — по одному конному латнику с каждых 500 ливров дохода, а для недворян — по 6 сержантов с каждых 100 очагов[239].

Неудачи предыдущих лет подорвали авторитет короля и его офицеров. Бальи и сенешали уже не справлялись с поставленной задачей. Уполномоченные, рыцари и священнослужители, разъезжали по округам, чтобы выполнять приказы короля, собирая воинов и субсидии. 8 мая 1304 года Симон де Рошешуар, направленный в сенешальства Сентонж и Пуату, получил все полномочия, чтобы в сотрудничестве с сенешалями решать вопрос об условиях, на которых дворяне будут служить в армии за жалование от короля. В тот же день король приказал сборщикам субсидий в сенешальстве Пуату выдать Симону и сенешалю суммы, необходимые для набора людей для Фландрской армии[240]. С тех пор везде и всюду требовалось вести переговоры. Иногда приходилось выдавать гарантийные письма, как, например, в бальяже Руан, для отправки в армию шести сержантов[241]. Ослабление королевской власти было немедленно использовано великими баронами. Таким образом, новый герцог Бургундский добился гарантийного письма, в котором говорилось, что если его отец, недавно умерший герцог Роберт, и нес службу сверх своих обязательств, то он сам теперь будет связан только традиционными обязательствами: так этот великий барон смог нивелировать значительное расширение военной службы за последние тридцать лет[242]. Но это еще не все. Денег не хватало настолько, что пришлось объявить, что нанятые королем солдаты получат жалование только 15 августа, а не 29 апреля, как было оговорено в начале[243].

Мобилизация войск началась весной 1304 года, но, как и в предыдущие годы, дата, первоначально назначенная для сбора армии, несколько раз переносилась. 24 марта сенешалям и бальи было приказано привести контингенты своих округов в Аррас 19 мая. 1 апреля король созвал туда же ряд нормандских и шампанских сеньоров, а некоторые из них также были приглашены на 16 апреля в Сен-Жермен-ан-Ле, чтобы высказать свое мнение о субсидии, необходимой для войны во Фландрии. 20 апреля король предписал нормандским аббатам и епископам прибыть со своими вооруженными контингентами в Аррас к 19 мая, а до этого они также должны были явиться к нему, на этот раз в Понтуаз к 3 мая, чтобы обсудить различные вопросы, касающиеся состояния королевства и Церкви. Король также созвал дворянство южных сенешальств (Тулузы, Каркассона, Перигора, Руэрга и Бокера) в Аррас к 19 мая. 12 мая король поручил бальи Орлеана призвать дворян и недворян его округа, не выплативших субсидию, отправиться в армию[244]. Филипп Красивый был особенно обеспокоен явкой баронов Юга. Графам Фуа, Арманьяка, Комменжа и Астарака, виконтам Нарбона, Тюренна и Брюникеля, маршалу Мирепуа Журдену де л'Иль, в общей сложности почти семидесяти баронам, было прямо предложено явиться к королю "с определенным количеством конных воинов" и даже, для самых влиятельных, еще и с пешими. Жан д'Окси, кантор Орлеанского собора, и Николя де Люзарш, прево Овера, в этих же сенешальствах были уполномочены следить за отправкой войск и сбором субсидий, выплаченных вместо службы[245].

Со стороны королевской администрации заметно стремление драматизировать ситуацию. В письмах, отправленных 1 июля, указывается, что король покидает Париж в тот же день, что являлось способом подчеркнуть важность того, что было поставлено на карту. До этого времени созывались только дворяне, вассалы и зависимые от короля люди; но еще 1 июля король приказал прево Парижа и бальи созвать в своих округах арьер-бан. На бальи было оказано сильное давление, чтобы дворянские контингенты их округов прибыли в Аррас в назначенный день. Строка в отчете о бальяже Макон указывает, что пять сержантов были посланы "к нескольким людям в бальяже, чтобы вызвать их и призвать идти к королю в армию"[246].

Эта масштабная кампания по мобилизации дворянства и обработке общественного мнения увенчалась победой Филиппа Красивого при Монс-ан-Певель 18 августа 1304 года. Несмотря на успешный исход войны, в выводах, которые можно сделать об условиях сбора армий в 1302–1304 годах, который исключительно хорошо задокументирован, необходимо отметить некоторые нюансы. Введя созыв "по обязанности или по арьер-бану", король утвердил принцип всеобщей воинской службы. Отныне все подданные были призваны защищать королевство с оружием в руках. С этой точки зрения, продвижение было впечатляющим. Однако при ближайшем рассмотрении результаты оказываются неоднозначными. Несмотря на все усилия своей пропаганды, королевское правительство достигло предела своих возможностей, хотя оно даже считало себя более эффективным, чем было на самом деле. В 1303 году, как и в 1304 году, реакция на призыв в армию, похоже, была менее удовлетворительной, чем раньше; бальи и сенешали, конечно, использовали средства принуждения, которые были в их распоряжении, но создается впечатление, что потребовалось провести много переговоров. Более того, весной 1304 года король постоянно приглашал дворян и прелатов высказать свое мнение, что в предыдущие годы случалось гораздо реже. Что было бы, если бы Филипп потерпел поражение при Монс-ан-Певель?

Армии для Фландрии (1312–1314)

Самый конец правления Филиппа Красивого ознаменовался возобновлением военных действий с Фландрией, которые носили спорадический и вялотекущий характер. Хотя арьер-вассалы не созывались систематически, дворянство вызывалось в армию каждый раз. В 1312, 1313, 1314 годах вопрос о созыве только прямых вассалов короля, крупных и мелких, уже не стоял. Были созваны все благородные оруженосцы королевства, в том числе и с Юга. Например, 24 июня 1313 года Филипп Красивый объяснив сенешалю Бокера необходимость возобновления военных действий с графом Фландрии, приказал тому созвать всех оруженосцев сенешальства и прибыть с ними, верхом и при оружии, в Аррас в День Святой Магдалины. В своей юрисдикции сенешаль Тулузы поименно созвал аббатов и прелатов, дворян и всех подданных короля, чтобы самому отвести их во Фландрию[247]. В других местах Юга есть свидетельства о людях, вызванных в армию, например, в Монпелье 8 июля и в Нарбоне 13 и 18 августа[248]. В 1313 году переговоры с фламандцами все же привели к заключению перемирия (24 июля). 1 августа, находясь в Аррасе, король отозвал ранее разосланные повестки и приостановил взимание субсидий[249].

Умиротворение было лишь временным. В следующем году армия снова была созвана на начало сентября. В течение весны и лета созывались дворяне, епископы и городские коммуны южных сенешальств. В бальяжах король даже объявлял арьер-бан, чего, похоже, не было в 1312 и 1313 годах. Конечно, как и десятью годами ранее, горожане, простолюдины и крестьяне не должны были идти в армию, но с другой стороны, призыв в армию заставлял наиболее зажиточных из них откупиться от короля деньгами. Напрямую призывались только те, кто имел имущество стоимостью в 2.000 ливров и более, если только они не предпочитали откупиться от службы за хорошие деньги. Все, кто был беднее, должны были выставить по шесть сержантов со ста очагов и, кроме того, выплачивать жалование и оплачивать снаряжение этих сержантов (12 денье в день на человека, плюс 30 су на его снаряжение)[250].

Как и в предыдущие годы, армия была распущена так и не начав компанию. Современники едко отреагировали на скандал, связанный с тем, что такая огромная армия разошлась так ничего и не предприняв. Филипп Красивый, однако, приказал преследовать штрафами всех, кто не явился. 10 сентября 1314 года он поручил бальи Амьена взыскать штраф с любого человека, знатного или нет, который не подчинился последнему призыву в армию. 1 ноября, за несколько недель до смерти короля, снова были изданы приказы в том же духе: бальи и сенешали должны были как можно быстрее переслать имена тех, кто не ответил на призыв, и прежде всего тех, кто пытался подстрекать население против войны; в тоже время, те, кто готовился к отъезду, даже если отмена кампании в итоге помешала им это сделать, не должны были быть подвергнуты штрафам[251].

Баронские лиги

В самом конце правления Филиппа Красивого, и особенно во время короткого правления Людовика X, все достижения королевской власти подверглись яростным атакам со стороны баронских лиг. В своих обвинениях дворяне подчеркивали прежде всего произвол со стороны королевского правосудия и королевских офицеров. Вопросы, связанные с продлением военной службы, не были главными в требованиях лигеров. В результате они не были включены в большинство хартий, выданных Людовиком X повстанцам. Однако во второй хартии Лангедоку появляется следующее правило: королевские чиновники больше не могут призывать арьер-вассалов, а могут лишь просто просить об этом непосредственных сюзеренов последних. Однако случай с объявлением арьер-бана стоял особняком, так как провозглашенный самим королем, он касался всех подданных королевства. Аналогичные положения содержатся в хартии, пожалованной бургундцам. Король больше не мог требовать от вассалов герцога Бургундского, графа Фореза и сеньора де Божё служить служить в армии или откупаться: таким образом, было восстановлено различие между прямыми и арьер-вассалами короля. Но, в реальности, оставленная королю возможность провозгласить арьер-бан отменяла все оговорки. Можно только удивляться эффективности королевской пропаганды, ведь в течение десяти лет концепция арьер-бана, внезапно выдвинутая после Куртре, вошла в сознание дворянства настолько, что ее оспаривание даже не рассматривалось[252].

О выгодном использовании поражений

Произошел решительный идеологический прорыв. Для короля это было самым ярким проявлением триумфа суверенитета над феодальными узами. С этого момента все, кто находился в пределах королевства, были обязаны служить королю. Тридцатью годами ранее Филипп III все еще полагался на свои собственные ресурсы: своих вассалов, крупных и мелких, и деньги, которыми он располагал для содержания рыцарей своего Двора. Однако со временем обязанность служить была освобождена от оков феодального права. Несколько раз Филипп III планировал вывести французское рыцарство за пределы королевства. Географические и временные границы, которые традиционно ограничивали службу в армии, больше не имели никакого значения. Выплата жалования, вероятно, начатая в 1276 году, способствовала переходу к службе, максимально освобожденной от условий, которые ее определяли. Возможно, сыграл роль и другой момент: повсеместно распространялась идея о том, что король может рассчитывать на поддержку всей своей знати, а не только своих прямых вассалов. Крестовые походы в Египет, Тунис и Арагон предоставили для этого возможность. Но именно акцент на "обороне королевства" на Юге в начале 1280-х годов, а затем в масштабах всего королевства со время войны с Англией, прежде всего, стал основой этой новой связи. Призыв дворян стал правилом, независимо от наличия феодальных отношений с королем. Последний шаг был сделан после Куртре, когда призыв "по обязанности или по арьер-бану" был распространен на всех подданных короля. Утверждение этого твердого принципа в реальности было ограничено исключениями и многочисленными возможностями откупа. Короче говоря, речь шла не столько о массовом призыве, сколько об установлении королевского суверенитета.

Проще говоря, это был вопрос оправдания введения новых налогов. Кто не хотел служить или не мог служить, тот должен был платить. При ближайшем рассмотрении расширение круга военнообязанных не изменило состав армий. Одни и те же люди, одни и те же семьи сражались в армиях Филиппа III и Филиппа Красивого. Нет уверенности даже в том, что очень большое число людей, собравшихся после Куртре, намного превышало число участников Арагонского крестового похода. В крайнем случае, следует отметить, что с 1297 года и особенно после 1302 года бароны Юга регулярно отправлялись на север королевства, чего они раньше не делали.

Если расширение круга военнообязанных неизбежно привлекает внимание, не следует забывать, что организация армий капетигнских королей опиралась прежде всего на центральное ядро, которое в некоторых отношениях напоминало первую постоянную армию. С одной стороны, был королевский Двор, а с другой — великие бароны и все приближенные к королю сеньоры, возглавлявшие основные отряды и сами нанятые королем. В большинстве случаев их было достаточно для руководства кампаниями и командования армиями, неоднородными по своему составу. В армиях Филиппа III, в Аквитании, как и во Фландрии 1297 года, это центральное ядро упоминается лишь мельком. О нем стало известно благодаря списку баннеретов, сопровождавших графа Валуа в его кампании 1300 года, который показывает, что король был способен быстро мобилизовать несколько сотен латников — 1.500 в случае с армией Карла де Валуа. Именно это острие копья королевской армии было разгромлено при Куртре. Французский военный потенциал был частично парализован, и за трудной победой при Монс-ан-Певель сразу же последовали переговоры. Филипп Красивый, явно, больше не хотел войны.

В конце его правления и при его сыновьях нет никаких свидетельств о каких-либо новшествах в сборе армии[253]. Изучение документации, которая очень обширна для периода правления Филиппа V (1316–1322 гг.), позволяет предположить, что способы сбора армии, созданные до и после Куртре, были в значительной степени повторены. Использование ресурсов своего Двора, созыв вассалов, прелатов и городов, жалование дворянам и солдатам и даже, в крайнем случае, провозглашение арьер-бана: именно так Филипп VI Валуа собирал свои армии в начале Столетней войны[254].