5. Филипп III и изменения в феодальной армии

Крестовый поход был особенной экспедицией, когда в рамках своего Двора или вне его король собирал большое количество солдат, рыцарей, оруженосцев, конных и пеших сержантов. В 1272 году Филипп III созвал свою армию, чтобы подавить мятеж Роже-Бернара, графа Фуа. Впервые за последние десятилетия армия, возглавляемая королем Франции, состояла не из крестоносцев. Какие же силы мог собрать Филипп III и каким образом?


Служба владельцев фьефов

Отправляясь в поход, первые Капетинги созывали своих вассалов и зависимых людей, которые делились на несколько категорий. Великие бароны составляли первую категорию. Герцог Нормандии, граф Анжу, граф Фландрии и другие владельцы крупных фьефов несли военную службу, имея с собой определенное количество рыцарей, которое, похоже, не было твердо установлено. Около тридцати епископатов и десятки аббатств также предоставляли для королевской армии свои контингенты. В этих контингентах было много пеших воинов, но были и рыцари, потому что епископы и аббаты были не только священнослужителями, но и выполняли важные мирские обязанности. Наконец, король мог рассчитывать и на всех тех, кто владел фьефом на территории, которой он непосредственно управлял, "королевским доменом". От Компьеня и Санлиса на севере до Орлеана на юге многие рыцари были прямыми вассалами короля. Но до кампаний Людовика VI король практически их не контролировал. Прежде всего, у него не было возможности собрать вассалов великих баронов, которые не были ему ничем обязаны. Бретонский рыцарь не должен был служить королю, если только граф Бретани не давал на это согласия. Поэтому в XI и XII веках король мог собрать в армию лишь небольшую часть рыцарства своего королевства.

Поэтому долгое время военная мощь капетингского короля оставалась весьма скромной. Только после Филиппа Августа все изменилось. Артуа, Нормандия, Мэн, Анжу, Пуату и Овернь перешли под прямое управления короля. В начале правления Людовика IX, в конце альбигойских войн, часть Лангедока также была включена в королевский домен. В тоже время, Людовик предоставил своим братьям большую часть недавних приобретений в качестве апанажей. Но он позаботился о том, чтобы сохранить самую богатую из этих провинций, Нормандию, и самую стратегически важную, Лангедок, которая выходила на Средиземное море. В этих двух регионах те, кто был лишь его вассалами вассалов, стали его прямыми вассалами. Теперь они были обязаны ему военной службой. После великих завоеваний Филипп Август позаботился об инвентаризации своих новых приобретений — именно в этом "духе оценки" американский историк Джон Болдуин видит главный итог его правления. В нескольких последовательных реестрах, которые постепенно совершенствовались, королевские клерки записывали феодальные обязанности местных рыцарей. Что касается Нормандии, то вначале они довольствовались копированием реестра, который Генрих II Плантагенет, будучи герцогом Нормандии, составил в 1172 году. Оценки в 1204 и 1208 годах позволили обновить эту информацию. В 1207 году был создан новый полный реестр нормандских фьефов. Примерно в то же время был составлен реестр всех рыцарей-баннеретов северной половины королевства, классифицированных по регионам. Другой реестр содержит 34 королевских епископства с кратким упоминанием прав короля на каждое из них, и прежде всего, имеет ли он право требовать военной службы (exercitum). Цель составления этого реестра была проста: король должен был знать, кто должен был явиться и служить ему, когда он собирал свою армию[151].

Эта огромная работа, проведенная в течение нескольких лет, похоже, не получила продолжения. Возможно, документация, накопленная во времена Филиппа Августа, могла быть использована и в последующие царствования, учитывая наследование фьефов в рамках одних и тех же семей. В любом случае, Людовик IX мало использовал свои права сюзерена для вызова вассалов в армию. Во второй половине своего правления он уже не нуждался в этом, так как королевство находилось в мире со своими соседями. Два его крестовых похода были основаны на добровольной основе и привлечении наемных солдат, без каких-либо феодальных обязательств как таковых. Однако в первой половине правления ему неоднократно приходилось созывать своих вассалов, как, например, в 1236 и 1242 годах. В сентябре 1253 года, когда король еще находился в Святой Земле, Альфонс де Пуатье, правивший в отсутствие своего брата, собрал армию против английского короля Генриха III[152]. Но после возвращения Людовика, в 1254 году, войн, чтобы оправдать общий созыв вассалов, больше не было.

По определению феодального права в его бесчисленных местных вариациях, служба, которую вассалы обязаны были нести для своего сюзерена, не являлась для них непосильным бременем и как правило, ограничивалась сорока днями. В одних регионах она была обязательной только в том случае, если сюзерен вставал во главе армии. В других вассал должен был служить лишь для защиты своего сюзерена, но не обязан был участвовать в наступательных действиях. В Нормандии же вассалам часто приходилось служить по сорок дней без каких-либо оговорок. В большинстве регионов сюзерен имел право требовать с вассала деньги, вместо реальной службы[153]. Но, в конце концов, важен был сам принцип, когда вассал должен был служить своему сюзерену с оружием в руках. Точная форма, которую принимала эта обязанность, являлась вопросом личных отношений. Филипп Август регулярно созывал вассалов, которые являлись в армию беспрекословно, но его преемники были менее успешны в этом вопросе. Согласно английскому хронисту Матвею Парижскому, Людовику VIII, оказавшемуся в затруднительном положении под Авиньоном, граф Шампани пригрозил отъездом, заявив, что он отслужил положенные ему сорок дней и может считать себя свободным от своих обязательств. Что касается молодого Людовика IX, то, опять же согласно Матвею Парижскому, ему пришлось отложить экспедицию против графа Бретани из-за нежелания баронов служить (1230 г.)[154].

Некоторое время спустя, около 1270 года, в документе Les Établissements de Saint Louis (Установления Людовика Святого), составленном в Турени и Анжу в самом конце правления короля, по-прежнему говорится, что бароны и люди короля обязаны служить ему в его армии сорок дней и сорок ночей. По истечении этого срока они могут остаться только по своему желанию, если только речь не идет о защите королевства, но и тогда они обязаны оставаться на службе у короля, только за определенную плату. С другой стороны, если армия с самого начала предназначалась для действий за пределами королевства, вассалам разрешалось покинуть ее по истечении сорока дней, даже если им было обещано жалование[155]. Такое правило было в Турени и Анжу.

В Иль-де-Франс, Нормандии и, возможно, в других частях королевского домена, похоже, что даже рыцари, которые не владели своими фьефами непосредственно от короля, были обязаны ему служить, по крайней мере, через своего сюзерена, который, в свою очередь, был вассалом короля. Когда армия собиралась под началом Филиппа III, вассалы фаворита короля, Пьера де Ла Броса, были призваны последним на службу[156]. Если мы правильно понимаем Coustumes de Beauvoisis (Кутюмы Бовези) Филиппа де Бомануара, то это относилось и к графству Клермон-ан-Бовези, где теоретически, все рыцари могли быть призваны в королевскую армию, и если офицеры короля не могли призвать их напрямую, то вызов обязательно направлялся через их сюзерена — графа Клермонского[157]. С другой стороны, вассалы таких принцев, как герцог Бургундский или герцог Аквитанский (король Англии), всегда были для короля недосягаемыми. Таким образом, власть Капетингов над рыцарством была далеко не нулевой, но она была связана с множеством ограничений, часто запутанных и всегда разнообразных, не последним из которых была продолжительность обязательной службы. Но как можно было завершить крупную военную кампанию за сорок дней?


Созыв армии для вторжения в графство Фуа

Весной 1272 года мятеж, устроенный графом Фуа, дал Филиппу III повод созвать армию. Действительно ли только мятеж графа оправдывал личное участие короля Франции в его подавлении? Это сомнительно. Намерением короля, вероятно, было утвердить свою власть на землях, которые он недавно унаследовал от своего дяди, Альфонса де Пуатье, а именно, Пуату, Овернь и особенно графство Тулуза. Возможно, королю и его приближенным также было необходимо оценить общую военную мощь, которую мог обеспечить феодальный призыв в масштабах всего домена, спустя почти двадцать лет после последней кампании, проведенной в этом качестве. В любом случае, во всех округах, подвластных королевскому домену, бальи и сенешали созвали вассалов.

В отличие от предыдущих кампаний, включая крестовые походы, созыв армии для Фуа особенно хорошо задокументирован, в частности, благодаря трем реестрам, которые показывают усилия королевской администрации по отслеживанию этапов ее формирования.

Для вассалов были установлены два места сбора. Вассалы из бальяжей на севере королевства были созваны в Тур через две недели после Пасхи (8 мая 1272 года); вассалы из сенешальств Юга — в Тулузу через две недели (22 мая).

В первом реестре приводятся имена рыцарей и лиц, призванных в армию в нескольких районах королевского домена: в бальяжах Кутанс, Кан, Вермандуа, Орлеан, Ко, Жизор и в шателенстве Паси[158]. Этот реестр, безусловно, неполный. Даже не принимая во внимание вассалов из сенешальств Юга, вызванных в Тулузу, а не в Тур, очевидно, что несколько бальяжей в нем пропущены: парижское превотство, бальяжи Амьена, Буржа, Этампа, Макона, Руана, Санса, Санлиса, Вермандуа и Вернёя. Несомненно, что ответственные за эти округа не отправили королевским клеркам имена лиц, вызванных в армию в пределах их юрисдикции.

Этот первый реестр позволяет нам увидеть конкретную процедуру созыва армии. Роль бальи в ней имела решающее значение. Королевская канцелярия направляла персональный вызов небольшому числу наиболее важных вассалов, который им пересылали через бальи — по крайней мере, так происходило в бальяжах Кана и Орлеана[159]. Сам же бальи должен был позаботиться о созыве младших вассалов, всех тех простых рыцарей, которые владели фьефами от короля. Бальи и сенешали могли получать помощь для решения этого вопроса. Так в 1293 году два сержанта получили 40 су за десять дней, которые они потратили на созыв дворян сенешальства Тулузы в армию для вторжения в Аквитанию[160]. Можно также предположить, что существовали местные ассамблеи, по провинциям, виконтствам или шателенствам, в зависимости от региона (административная география была далеко не единой) перед которыми бальи объявляли призыв в армию. Последнее играло большую роль. Бальи сам должен был возглавлять контингент из своего округа, и эффективность его действий, несомненно, проверялась советниками короля. Его карьера зависела от его служебного рвения.

Имеющийся в нашем распоряжении реестр, по-видимому, был составлен из отчетов, присланных бальи. У каждого ли бальи был своевременно обновляемый реестр, вассалов короля? Или он полагался на информацию из реестра времен Филиппа Августа, копия которого у него была? К сожалению, это невозможно сказать, поскольку все или почти все, что могло составлять архивы местных администраций в XIII веке, безвозвратно утеряно[161].

Как видно из первого реестра 1272 года, вызванные в армию люди были разного статуса. Их вызывали не к конкретному человеку, а к владельцу данного фьефа. Многие из них являлись взрослыми мужчинами, которые, как можно предположить, были способны выполнять свои обязанности должным образом. Но не менее многочисленны и более сложные случаи. Наследники такого-то и такого-то вассала вызывались не лично, а как коллективные представители своего умершего отца или дяди. В этой феодальной системе женщины также получили вызовы, и в довольно большом количестве, так как являлись вдовами или дочерьми умершего вассала. Так например вызовы были направлены "мадемуазель д'Эбекур" и "вдове сеньора де Соммет"[162]. Очевидно, никто не ожидал, что эти дамы явятся в армию, вооруженные с головы до ног. Но они должны были вместо себя и за свой счет прислать для несения службы рыцарей из принадлежащего им фьефа. То же самое относится и к священнослужителям, которые являлись владельцами фьефов и обязаны были нести военную службу. Декан Парижа, Жоффруа де Поншеврон, был вызван в армию не в качестве сановника соборного капитула, а как владелец семейного фьефа, в превотстве Жьен, в Орлеанском бальяже. Призыв женщин и священнослужителей, не имеющих права носить оружие, был не единственным недостатком системы, основанной на владении фьефами. Если один и тот же сеньор владел несколькими фьефами, за которые он был обязан служить королю, то он должен был не только явиться лично, но и предоставить воинов, с каждого своего фьефа — в первом реестре один и тот же человек мог быть вызван в армию в нескольких разных бальяжах, если он владел там фьефами.


Второй реестр[163]

Второй реестр, также неполный, содержит имена тех вызванных, которые действительно явились, либо были представлены другими лицами или откупились. Прибыв в Тур, эти люди предстали перед Ферри де Вернёем, маршалом Франции, и заявили, что готовы служить. Именно об этих заявлениях сообщается во втором реестре. Если вассал был обязан служить с нескольким людьми, имена тех, кто его сопровождал, также были зафиксированы. Поражает бесконечное разнообразие возможных случаев. Один вассал должен был служить с одним воином, другой — с полутора, третий — предоставить только aide, то есть, денежную сумму. Срок службы варьировался от четырех дней до тридцати или сорока. Наконец, многие из призванных просто заявили, что они не обязаны нести военную службу. Но стоит отметить один момент: вассалы тщательно следили за своими обязанностями. Вызов короля не был воспринят легкомысленно. Насколько мы можем судить, агенты короля вынуждены были полагаться на заявления вассалов, не имея, очевидно, возможности их проверить. Недобросовестность, умственная ограниченность и откровенная ложь, должно быть, освобождали от службы многих рыцарей, которые были достаточно уверены в себе, чтобы лгать перед бальи или маршалом армии. Так испытывали ли вассалы короля гордость, от того что идут за него сражаться?

Оригинала этого второго реестра в нашем распоряжении нет, но есть все основания полагать, что сначала в него были включены только заявления вассалов. Через несколько дней была определена участь каждого: либо отправление с армией (vadunt, vadunt in exercitu); либо увольнение (remittitur), иногда с объяснением (quia senex et inutilis est, "потому что он стар и бесполезен", а часто quia pauper est, "потому что он беден" — беден, то есть не в состоянии иметь лошадь, достойную своего положения, или подходящие доспехи).


Третий реестр[164]

Третий реестр был составлен в Тулузе, когда армия уже находилась в поле около трех недель. Ряд вассалов указали теоретическую продолжительность службы, которую они должны нести, и время, которое они уже отслужили. За этими указаниями следуют заявления, сделанные вассалами короля из сенешальств, которые были созваны, как следует помнить, в Тулузу, а не в Тур. В конце документа приводится краткое изложение расписок, выданных некоторым баронам Юга по случаю экспедиции. Эти расписки, похоже, были полностью переписаны со свитка, из которого тот, кто переписывал реестр, взял самую важную информацию: с именем каждого барона, количеством воинов, рыцарей и дамуазодамуазо был на Юге тем, кого на севере королевства называют оруженосцем.


Служба епископов и аббатов

Мирские вассалы были не единственными, кто был призван в армию. Также было призвано большое количество епископов и аббатов. Но когда они прибыли в Тур, епископы не обязательно знали лучше рыцарей точный характер службы, которую они должны были оказать королю. Архиепископ Санса лично отправился в армию с четырьмя рыцарями. Епископ Парижа прислал трех рыцарей, и заявил, что если он должен прислать еще, то готов это сделать; если же эти три рыцаря превышают то, что он должен, то это не является прецедентом для него самого или занимаемой им кафедры. Епископ Труа выставил двух рыцарей, которых он был обязан предоставить, согласно его собственным словам. Несколько прелатов прислали поверенных которые должны были представлять их интересы: племянника, рыцаря, каноника. Епископ Нуайона заявил, что с него причитается пять рыцарей, но он сверх того послал еще трех, несомненно, чтобы король отнесся к нему благосклонно. Епископы Байе, Бове, Шартра и Кутанса предоставили только то количество рыцарей, которое были должны (десять, пять, три и четыре соответственно). Епископ Авранша должен был трех с половиной. Епископ Се оправдывался тем, что: "Он не может узнать истину из-за уничтожения книги"[165]. В архивах некоторых епископств, по крайней мере, есть возможность узнать, сколько воинов епископ должен был предоставить королю. Во время созыва армии некоторые епархии были вакантными, например, Реймсская и Лаонская. В этом случае управление мирскими делами возлагалось на королевских чиновников, которые и заботились об отправке воинов в армию[166].

Также было и с монастырями. Аббаты Сент-Эвру и Сент-Этьен-де-Кан предоставили по одному рыцарю. Аббатиса Монтивилье прислала двух. Островной монастырь Мон-Сен-Мишель владел несколькими фьефами, расположенными в разных местах: поэтому аббат послал одного рыцаря за фьеф Бретвиль в бальяже Кан, а четырех других — за фьефы, принадлежавшие монастырю в бальяже Кутанс. Аббата Сен-Вандри представлял рыцарь Гийом де Букто, который заявил, что аббат обязан выставить трех рыцарей и поэтому его сопровождали еще два рыцаря[167].

Некоторые прелаты и аббаты лезли из кожи вон, чтобы заявить, что они ничего не должны. Аббат Сен-Колумб-де-Санс заявил, что он никогда не видел, чтобы его монастырь участвовал в созыве армии, посылая воинов, но всегда платил деньги (160 парижских ливров плюс 17 ливров за вьючную лошадь). Точно так же новый аббат Ферриера прибыл лично, но заявил, что он не был обязан служить cum equis et armis ("с оружием и лошадьми"), поскольку с него причитались только деньги, а что касается вассалов аббатства, то они должны были заплатить королю 120 парижских ливров. Аббат Сен-Таурин-д'Эврё ограничился тем, что послал одного из своих монахов заявить, что монастырь королю ничего не должен. Тот же монах, брат Жан, также выступал в качестве представителя аббатисы монастыря Сен-Совер из того же города[168].


Армия для Фуа: состав и численность

Эти три реестра дают нам гораздо больше информации о армии для Фуа, чем о любой другой экспедиции в период правления Филиппа III. Но их надежность лишь относительна. Они не составлялись в неразрывной связи друг с другом или по одному и тому же плану. Имена, не встречающиеся в первом реестре, упоминаются в двух других, либо в одном, либо в другом, а люди, о которых во втором реестре не сообщается, что они появлялись в Туре, тем не менее, упоминаются в Тулузе. Одни и те же имена перечислены в одном бальяже, затем в другом. Один и тот же рыцарь призывается за себя самого и одновременно служит от имени епископа или монастыря — продолжительность этих двух служб складывалась (если он должен был служить сорок дней за себя и двадцать за своего сюзерена, ему приходилось пробыть в армии шестьдесят дней). Некоторые сеньоры, которые, как нам точно известно, присоединились к армии, не фигурируют ни в одном реестре, как, например, Понс де Монлор, влиятельный сеньор из сенешальства Бокер, который составил свое завещание 15 мая 1272 года перед отъездом в экспедицию в Фуа[169]. В этом случае документы о его присутствии в армии, видимо, утеряны, а в сохранившихся он нигде не упомянут[170].

Несмотря на эти пробелы, три реестра ценны зафиксированной в них информацией. Результат созывов в бальяжах и сенешальствах был посредственным: около 300 рыцарей из бальяжей, задокументированных в третьем реестре (Париж, Этамп, Руан, Кан, Ко, Кутанс, Жизор, Пуату, Сентонж). Тем не менее, следует отметить, что несколько бальяжей старого королевского домена (Орлеан, Санлис, Санс) не упоминаются, хотя их контингенты должны были быть весьма значительными. Ситуация в сенешальствах Юга (Каркассон, Тулуза, Бокер), должно быть, была иной, но они упоминаются лишь вскользь, в форме "рыцари и оруженосцы такого-то и такого-то сенешальства заявили, что они обязаны королю такой-то и такой-то службой", но несомненно, эти дворяне должны были волей-неволей следовать за королем, так как проживали в непосредственной близости от театра военных действий, и мы можем считать, что они были довольно многочисленны. Поэтому можно предположить, что несколько сотен рыцарей и дамуазо из сенешальств Юга последовали за Филиппом III. С другой стороны, не было и речи о том, чтобы они служили за свой счет: они получали жалование с самого начала кампании, без малейшего периода бесплатной службы. Несколько строк в конце третьего реестра, указывают имена и контингенты нескольких баронов, так виконт Нарбонский, например, служил с 12 рыцарями и 13 дамуазо, что составляло довольно большой отряд.

Если оставить в стороне вассалов, прибывших из бальяжей королевского домена, то можно увидеть, что великие бароны, светские и церковные, массово последовали за Филиппом III: с ним были герцог Бургундии, графы Блуа, Бретани, Булони, Даммартена, Дрё, Фландрии, Понтье, Родеза, графини Невера и Ла Марш, архиепископ Санса, епископы Авранша, Шартра, Кутанса и Невера. Король Наварры, который был обязан королю службой в качестве графа Шампани, отсутствовал, но маршал Шампани, Гуго де Конфлан, привел, от его имени, 60 рыцарей, включая 11 баннеретов. Это был самый большой контингент, наряду с контингентом графа Бретани. В отличие от них, епископы Шартра и Невера прислали только по два рыцаря. В общей сложности, великие бароны, светские и церковные, предоставили около 400 рыцарей, что является заниженной оценкой. Эти бароны и епископы явились сами или прислали своих представителей. Однако, их вассалы прибыли только для того, чтобы сопровождать своего сюзерена, так как сами они королю ничем обязаны не были.

И снова понятие рыцарь являлось только расчетной единицей: оруженосцы, дамуазо и конные сержанты не упоминались. Маловероятно, что 60 рыцарей графа Бретани или графа Шампани, или 50 герцога Бургундии приехали без сопровождения большой свиты оруженосцев, не говоря уже о пажах, конюхах и различных слугах. Два контингента известны более подробно: граф Булонский послал 33 рыцаря и 70 оруженосцев; граф Родезский — 7 баннеретов, 26 рыцарей, 97 оруженосцев и 16 конных арбалетчиков. В этих двух примерах соотношение рыцарей и нерыцарей составляет 1:2 для контингента графа Булони и 1:3 для контингента графа Родеза. Поэтому число людей, выставленных баронами, можно оценить в 400 рыцарей и от 800 до 1.200 оруженосцев и солдат.

Кроме того, следует помнить, что целью трех реестров было не подсчет количества собравшихся людей, а оценка обязанностей вассалов короля, путем определения того, что каждый из них должен, и, после прибытия в Тулузу, что они должны сделать, чтобы освободиться от своих обязательств. Но нет никаких доказательств того, что феодальное ополчение составило всю армию, собранную Филиппом III. Рыцари, известные как приближенные к королю, не фигурируют ни в одном из трех реестров. Не осталось никаких упоминаний и о великих офицерах, за исключением Ферри де Вернёя, маршала Франции, который принимал вызванных вассалов в Туре. Не упомянуты ни коннетабль и другой маршал, ни граф Алансонский, брат короля, ни граф Артуа[171]. Однако хроники уверяют нас, что эти двое находились с Филиппом III, каждый во главе своего собственного контингента, вероятно, из нескольких десятков рыцарей. Дядя Филиппа, Карл Анжуйский, был королем Сицилии и графом Прованса, но он также был графом Анжу и Мэна, и как таковой был обязан служить своему племяннику. Следовательно, его представитель в Анжере должен был привести контингент в Тур; то же самое относится и к королю Англии, поскольку он также является герцогом Аквитании.

Но прежде всего, в преддверии предстоящей кампании, Филипп III должен был увеличить численность Двора, как это делал его отец перед двумя крестовыми походами и его предки до него, по крайней мере, со времен Филиппа Августа[172]. Король был богат и мог оплачивать большое количество воинов. Невозможно оценить количество рыцарей получавших жалование, но можно предположить, что их было не менее нескольких десятков, возможно, гораздо больше. В частности, в состав Двора входили молодые люди из высшей знати, которые заканчивали там свое обучение, так в списке членов Двора, в 1274 году, графы Ла Марша, Перигора и Жуиньи перечислены среди камердинеров (под этим термином следует понимать молодых людей, еще не посвященных в рыцари). Неизвестно, были ли они там тремя годами ранее, но это отнюдь не исключено. Военная экспедиция, подобная той, что состоялась в 1272 году, была идеальной возможностью почувствовать вкус лагерной жизни без особого риска. Учитывая эти различные соображения, в составе королевского Двора должно было быть не менее нескольких сотен всадников, включая несколько десятков рыцарей.

В целом, армия для Фуа представляется достаточно большой: несомненно, несколько сотен рыцарей, возможно, более тысячи, к которым следует добавить двойное или тройное количество оруженосцев и дамуазо. Что касается конных сержантов и пеших солдат, то их количество так и остается тайной. Несомненно, что Людовик IX и Филипп III нанимали их для своих крестовых походов. Вполне вероятно, что так было и в 1272 году.


Наказание для не явившихся

Хотя королю удалось собрать достаточно большую армию, чтобы принудить графа Фуа к покорности, результаты феодального призыва среди простых вассалов, должно быть, разочаровали королевское правительство. В этом качестве в армию вступило не более нескольких сотен рыцарей. Основную часть армии составляли крупные светские и церковные вассалы, принцы из династии Капетингов и членны королевского Двора. Кроме того, окружение короля должно было быть поражено впечатляющим разнообразием обязательств, которые имели вассалы. Один должен был служить, но только двадцать дней; другой должен выставить двух рыцарей, но уходить не дальше определенных географических границ; третий вообще не знал, что он должен. Один служил бесплатно, а другой просит оплату. В одном случае фьефом владела женщина, в другом — священнослужитель, в третьем — ребенок. Как тут разобраться?

Советники короля и, на местах, бальи и сенешали, несомненно, располагали материальными средствами для ведения достаточно точных реестров фьефов и их владельцев. Но стоило ли это их усилий? Другими словами, было ли выгодно использовать вассалов? Этот вопрос тем более важен, что принцип созыва людей армию на основе владения фьефом искажал ситуацию, поскольку не позволял строго узнать численность созываемых, так как один и тот же человек мог быть призван как владелец нескольких фьефов, в разных бальяжах.

С прагматической точки зрения, лучшим решением было бы упрощение всей этой системы путем унификации обязательств всех сторон. Но для современников это было немыслимо. Более того, для короля и его советников это был не просто вопрос принуждения вассалов к службе в армии. Также важно было укрепить связь между великим, малым и средним рыцарством, прелатами, аббатами и королем. Это объясняет твердость, с которой королевское правительство преследовало не явившихся вассалов.

Людовик IX уже иногда рассматривал подобные дела в своем суде[173]. Но после похода в Фуа Парламенту неоднократно приходилось принимать решения по этому вопросу. Но эти решения далеко не всегда были благоприятны для короля. В День всех святых 1272 года епископ Макона, оштрафованный бальи, подал апелляцию и выиграл дело. Цистерцианское аббатство Оне было признано освобожденным от военной службы за деревню Ферьер. Дама де Ревенель также была объявлена освобожденной от военной службы предъявив в подтверждение своего заявления договор дарения Равенеля, который освобождал ее от этой обязанности. Штраф, наложенный на жителей Лорриса, Обиньи, Шато-Ландо, Ла-Шапель и Йевр-ле-Шатель, был отменен, когда они сослались на свой общинный устав, который гласил, что они обязаны идти служить в армию только тогда, когда они могут вернуться домой в тот же день. Парламент принял такое же решение в пользу жителей Вакмулена, Буакоммена, Буржа и Дён-ле-Руа. А вот, жители Жьена были приговорены к службе в королевской армии. Во всех этих случаях Парламент принимал решение после изучения дарованных ранее хартий и привилегий. Созыв армия для похода в Фуа часто служил поводом для разъяснений в последующих спорах, так жители Турню таким образом добились того, что король не мог требовать от них военной службы без предварительного обращения к аббату[174].

Очевидно, что именно в сенешальствах Юга королевские офицеры были наиболее требовательны, возможно, потому, что права короля на этих территориях появились относительно недавно и основывались на другой правовой традиции, чем на севере королевства. Однако споры возникали и раньше. Например, в 1255 году сенешаль Каркассона Пьер д'Отей, осадивший замок Керибюс (удерживаемый катарами), призвал на службу архиепископа Нарбонского и подчиненных ему епископов, как это делал Симон де Монфор, когда владел этой страной. Прелаты ответили, что они не обязаны следовать за королем или сенешалем в армию, и что каждый раз, когда они это делали в прошлом, это происходило по личной инициативе архиепископа Нарбона или по приказу легата — то есть в рамках крестового похода против альбигойцев. В тех случаях они согласились помочь сенешалю, не потому, что были обязаны это сделать, а потому что ими двигала любовь к королю и забота о благе Церкви. Сенешаль ответил двумя документами: письмом с печатью нескольких баронов сенешальства подтверждающим, что прелаты провинции Нарбон и сенешаль Каркассона и их вассалы несколько раз служили в войсках, возглавляемых сенешалями, а до этого графом Монфором. Другим документом был длинный меморандум, направленный Пьером д'Отей королю, часть которого касалась военной службы. В нем он сообщал, что объявил призыв в армию в обычном порядке, получив приказ короля. Аббаты уже собирались подчиниться, когда архиепископ Нарбонский запретил им это делать. Следуя их примеру, жители Альби, Агда и Нарбона также не проявили желания служить, как и некоторые светские сеньоры. Сенешаль предупредил короля, что если он не наведет порядок своей властью, то войска придется вводить с севера королевства, так как указанные прелаты и сеньоры были сюзеренами почти всех рыцарей в этом регионе. При Симоне де Монфоре, добавил сенешаль, епископы подчинялись, иначе их штрафовали[175].

Такая неисполнительность была бы немыслима на севере королевства. Причина этого проста: бальяжи, которые уже давно были введены в королевском домене, были знакомы с этой системой сбора армии, и широко ее практиковали. Хотя все еще существовала неопределенность, обязательства вассалов перед королем были более или менее четко регламентированы обычаем. В сенешальствах Юга традиция была другой. Отсутствие сильной политической власти приучило дворян и прелатов к меньшей степени подчинения, а служба в армии сократилась и когда в ней возникала необходимость, то она часто превращалась в уплату денег[176]. Став сюзереном значительной части Лангедока, Симон де Монфор наложил тяжелую военную обязанность, особенно на прелатов и крупных сеньоров. Но его внезапная и жестокая гибель, а также проблемы с преемственностью, ограничили масштабы предпринятых им мер.

Поэтому логично, что призыв в армию для Фуа вызвал наибольшие трудности у сенешалей. В своей хронике Пьер Кораль, монах из Сен-Марсьяль-де-Лимож, упрекает Филиппа III за то, что он призвал епископа Лиможа в армию, когда от него этого не требовалось[177]. Многие споры по этому вопросу рассматривались в Парламенте. За то, что они не явились в армию для Фуа, сенешаль Каркассона оштрафовал епископов Безье и Агда. В сентябре 1272 года оба епископа в сопровождении представителей всех остальных епископов церковной провинции Нарбон торжественно заявили сенешалю протест[178]. Поскольку сенешаль оставил свое решение в силе, епископ Агда отправился в Париж, где конфликтующие стороны столкнулись друг с другом при дворе короля. Епископ заявил, что он обязан королю службой только в пределах своей епархии. Он основывал свое утверждение на отсутствии прецедента и если он и мог служить королю в прошлом, то исключительно добровольно с его стороны. Сенешаль, с своей стороны, едва ли был более убедителен заявив, что экспедиция короля восстановила мир, и поэтому участие в ней тех, кто извлек из этого выгоду, было обязательным; кроме того, утверждал он, долг вассалов — прийти на помощь своему сюзерену; и, вообще все епископы в королевстве обязаны нести военную службу (предложение, в общем сомнительное, но прекрасно раскрывающее амбиции короля и его офицеров).

Неубедительность аргументов обеих сторон, вероятно, объясняет компромисс, достигнутый в Парламенте. Штраф, наложенный на епископа, был отменен на том основании, что он был обязан нести службу только в своей епархии; однако, его вассалам было приказано заплатить, что означало, прежде всего, то что они в будущем должны будут нести военную службу. В целом, это решение достаточно хорошо отражает сложность вопросов, связанных с феодальными обязательствами на территориях, которые относительно недавно перешли под прямое правление короля. Но, в конце концов, король оказался в выигрыше, так как, хотя они не были его прямыми вассалами, вассалы епископа Агда отныне были обязаны служить в его армии — под угрозой привлечения к суду Парламента[179].

Заслуживает рассмотрения еще один случай. Оспаривая утверждения агентов короля, Ги де Леви, сеньор де Мирепуа, "маршал крестового похода" (Альбигойского), утверждал, что только он должен нести военную службу, вместе с девятью другими рыцарями, а его вассалы свободны от этого. Парламент доказал его неправоту сославшись на то, что "сеньоры и их люди обязаны служить королю в армии": поэтому в некоторых случаях магистры Парламента опережали время, так как этот принцип будет принят во всем королевстве только через двадцать лет[180]. Эти два случая показывают, что идея о том, что арьер-вассалы (вассалы вассалов) должны были служить королю, как и прямые вассалы, была актуальна в мире юристов и советников короля, заседавших в Парламенте. Как уже упоминалось выше, это правило, несомненно, уже действовало в бальяжах. Потребуется еще некоторое время для его окончательного триумфа, но стремление к этому хорошо заметно с начала правления Филиппа III.


Ордонанс от сентября 1274 года

В период с 1272 по 1274 год во время своих сессий Парламент рассматривал большое количество дел по поду не явки военнообязанных в королевскую армию. Это касалось прелатов, общин жителей и церковных учреждений. И далеко не всегда их наказывали. Это может объяснить, почему король и его окружение были озабочены изданием правил распространяющихся на всех. В сентябре 1274 года, через два года после созыва армии для Фуа, Филипп III уведомил бальи о только что принятом ордонансе, согласно которого вассалы, которые были призваны королем в армию для похода в Фуа и не явились, должны были быть оштрафованы. Сумма штрафа представляла собой стоимость их расходов на дорогу и на время, которое они должны были провести в армии плюс дополнительные деньги за неявку. Барон должен был заплатить 100 турских су за каждый день службы, плюс штраф 50 су; баннерет — 20 су за день, плюс штраф 10 су; простые рыцари — 10 и 5 су; сержанты или оруженосцы (servientes seu armigeri) — 5 су и 2 су 6 денье. Бальи также должны были заставить баронов и баннеретов заплатить за каждого рыцаря, которого они должны были привести с собой, 10 су в день и штраф в размере 5 су. Общая сумма выплаты составляла не менее 300 ливров для барона, 60 для баннерета, 30 для рыцаря и 15 для оруженосца или сержанта — что предполагало минимальный срок службы в 40 дней.

Ордонанс от сентября 1274 года не решал всех проблем, связанных с определением феодальной службы. В нем не было четкого указания на ее продолжительность, характер или условия, при которых она полагается. Но впервые, в интересах как своих вассалов, так и офицеров, король установил общие рамки обязательной военной службы: верный признак того, что Филипп III и его окружение не собирались оставлять все как есть.


Наваррская или Советеррская война (1276)

Обстоятельства благоприятствовали быстрому решению вопросов, связанных с военной службой. На протяжении всего правления Филиппа III дела Наварры, кризисы в королевствах Арагона и Кастилия и напряженные отношения с офицерами герцога Аквитанского (Эдуарда I, короля Англии) держали сенешальства Юга в состоянии постоянной войны. Еще в 1273 году Гийом де Кохардон, сенешаль Каркассона, собрал войска, чтобы воспрепятствовать королю Англии напасть на виконта Беарна. Опираясь на прецедент, произошедший при созыве армии для Фуа, сенешаль созвал вассалов короля под свое командование для участия в войне, которая стала известна как "Война Морлаас". В связи с этим возникли новые споры. Виконт Нарбонский и дворяне виконтства, оспорили этот вызов в Парламенте на том основании, что сенешаль напрямую приказал и арьер-вассалам явиться в армию, тогда как это было только их право, как сюзеренов. И так давайте разберемся: виконт Нарбонский не отказывается от того, чтобы его собственные вассалы несли военную службу, но он хотел, чтобы они делали это только по его требованию, так как это был способ сохранить его власть над ними. Жители Безье, которые были оштрафованы за неявку на призыв сенешаля, также обратились в Парламент, но, видимо, напрасно[181]. Прелаты снова отказались служить и как и прежде, на них был наложен штраф, который они оспорили в Парламенте. Только в 1292 году, спустя почти двадцать лет после случившегося, суд вынес окончательное решение в их пользу. В том же году Парламент признал, что епископ Манда не обязан служить в армии, а штраф в 400 турских ливров, к который на него наложили, был отменен[182].

В декабре 1274 года именно ситуация в Наварре послужила основанием для нового созыва армии сенешалем Каркассона[183]. Гийом де Кохардон обратился к нескольким дворянам и владыкам страны. Сенешаль просил благородных сеньоров и добрые города и приказывал им от имени короля быть готовыми с оружием в руках и со своими вассалами явиться на службу, которой они обязаны королю, и чтобы они могли в течение дня выступить в поход, как только поступит приказ от сенешаля. За за усердие по отношению к королю им была обещана похвала, а за нерадивость наказание. Поэтому знатным людям сенешальства предлагалось быть готовыми и предупредить своих вассалов, так как на карту была поставлена ​​их честь, а их неявка приведет к санкциям против них. Параллельно простым рыцарям, несомненно, был отправлен еще один вызов.

В 1276 году стремительное ухудшение ситуации в Наварре привело к последовательным походам туда двух армий. Первая, под командованием Роберта д'Артуа и Эмбера де Божё, коннетабля Франции, отправилась на помощь Эсташу де Бомарше, осажденному в Памплоне. Предводителей двух армий сопровождали их собственные свиты, но большая часть их войск была сформирована из феодального ополчения сенешальств, Тулузы, Каркассона, Перигора и Бокера. Документы составленные по этому случаю, утеряны, но мы можем поверить хронисту Анелье, автору длинной стихотворной истории Наваррской войны, когда он заставляет Филиппа III обратиться к Роберту д'Артуа со следующими словами: "Ты призовешь Тулузу и зависимые области / Каркассон и Руэрг и Керси / И все, что мне принадлежит за Лиможем / И ты созовешь графов, баронов и рыцарей, и пойдешь в Наварру со всеми этими людьми". В этой экспедиции приняли участие графы Фуа, Арманьяка, Перигора, Бигорра, виконт Беарна и главные сеньоры региона. Пехотинцы, похоже, были исключительно с Юга и когда они начали грабить Памплону, Гийом де Нанжи уверяет нас, что "это были не французы, а люди из земли Гастона Беарнского и альбигойцы графа Фуа"[184].

В то время как граф Артуа и коннетабль составили авангард, король собрал армию и поднял Орифламму в Сен-Дени[185]. Современные хроники говорят о общем созыве армии, подобном созыву 1272 года. Согласно Примату, монаху из Сен-Дени, "король собрал свою армию со всех провинций Франции, и пришло очень большое количество знатных людей, потому что он привел в движение всю мощь королевства […] и король собрал не только очень знатное рыцарство, но и привлек своей просьбой герцогов и графов из соседних областей": а именно герцога Бургундского, который был вассалом короля, герцога Брабантского, графа Юлиха, графа Бара и других знатных людей, которые добровольно пришли ему на помощь[186]. Герцог Брабантский, чья сестра только что вышла замуж за короля Франции, был посвящен в рыцари по возвращении армии в Париж[187].


Повестки с призывом, отправленные в 1276 году

Сохранилось только три повестки в армию датированные началом лета 1276 года. Они позволяют лучше понять механизм созыва армии, особенно если учесть, что они адресованы трем основным категориям вассалов короля. В результате мы можем предположить, что эти три повестки являются репрезентативными для десятков или сотен других, разосланных в то же время.

Первый сохранившийся документ датирован 6 июля 1276 года и направлен бальи Ко, которому было приказано созвать всех дворян, прелатов и других лиц в его бальяже, которые были обязаны служить королю и которые, как он знал, еще не получили вызова, а сбор армии был назначен на октаву Рождества Девы Марии, то есть на 15 сентября[188].

Как мы уже отмечали в отношении армии для Фуа, самые важные люди получали повестки в армию лично и второй документ представляет собой одну из таких повесток, в котором епископа Бове просили прислать в армию 10 рыцарей[189].

Последний документ показывает участие городов в формировании королевской армии. 4 июля 1276 года бальи Вермандуа Готье Бардин разослал шестнадцати подчиненным ему городам повестки с указанием количества пехотинцев, которых каждый из этих городов должен был отправить в Тур[190]. Сен-Кантен должен был прислать 240 сержантов; Лаон и Компьень — по 200 сержантов.

Это всего лишь три повестки, то есть мы имеем очень мало сведений о том, какие усилия прилагала королевская канцелярия для каждого созыва армии. Великие бароны, знатные сеньоры, знаменитые рыцари, епископы, главные аббаты — все получали повестку, адресованную лично им. Бальи и сенешали отвечали за мобилизацию других зависимых от короля субъектов, в частности, городов. Но советники короля заранее устанавливали размеры контингентов, причитавшиеся с городов и прелатов, которые, очевидно, менялись время от времени, так в 1272 году епископ Бове выставил всего 5 рыцарей, тогда как четыре года спустя от него потребовали 10.

Затем бальи и сенешали должны были следить за исполнением вызванными лицами и общинами своих обязанностей. В 1276 году некоторое количество городов и прелатов предпочли заплатить деньги: епископы Парижа и Шалона заплатили по 1.000 ливров, епископ Нуайона — 2.000. Трудно представить, что компетентный бальи не согласился бы с такими заменами и возможно, он даже поощрял их[191].

В целом, хотя в документа имеются существенные отличая, созыв армии 1276 года кажется очень похожим на созыв 1272 года: обращение ко всем вассалам и всем зависимым от короля людям, как в бальяжах, так и в сенешальствах. В 1272 году речь шла о подавлении восстания барона а в 1276 году целью было покинуть королевство и отправиться сначала в Наварру, а затем, на втором этапе, в Кастилию. Однако феодальное право, в большинстве своих вариантов, делало военную службу обязательной только в пределах королевства или даже на гораздо меньшей территории. По обычному праву, известному как Les Établissements de Saint Louis (Установления Людовика Святого), в случае необходимости выйти за границы королевства, вассалы были обязаны следовать за королем в течение сорока дней и за его счет, но по истечении этого срока они могли свободно покинуть страну нахождения.


Первое обобщение о жаловании

Что же было делать? Королевское правительство, похоже, остановилось на единственно возможном компромиссе. С одной стороны, офицеры короля требовали службы от тех, кто был обязан ее нести, точно так же, как в случае с армией для Фуа, когда фактически, бароны, вассалы, прелаты и городские общины были обязаны явиться в армии. Но, с другой стороны, поскольку армии было предназначено выйти за границы королевства, и поскольку поход обязательно должен был продлиться более сорока дней, тем, кто прибыл в армию, предлагалось жалование.

Уже цитированная выше, хроника Пьера Кораля, предоставляет нам по этой теме важную информацию. Под 1276 годом в ней записано, что "король приказал всем рыцарям и баронам Аквитании и общинам городов собраться, и объявил жалование (stipendium) по всему королевству, так что было сказано, что он дает 10 парижских су рыцарю, 20 барону, имеющему знамя, 12 денье пешим, 5 су всадникам"[192]. Под "Аквитанией" здесь, следует понимать не английское герцогство, а всю юго-западную четверть королевства. Несколько примеров подтверждают истинность этой информации: в 1280 году Амори, виконт де Лотрек, подал иск к сенешалю Каркассона в Парламент за то, что тот не выплатил ему полную сумму причитающегося жалования, хотя он прослужил сто одиннадцать дней в армии для Наварры с пятью рыцарями, двумя оруженосцами и пятью конными сержантами. Амори служил под началом коннетабля Франции или маршала армии. Бертран де Монтей, сеньор де Ломбер, обратился с таким же иском на сессии в Троицу в 1281 году за себя и своего брата Адемара: они служили с семью конными латниками и тремя лучниками в числе других дворян сенешальства Каркассон[193].

Хронист Пьер Кораль был монахом в Сен-Марсьяль-де-Лимож. Ситуация в городе представляла для него большой интерес. Поэтому он добавляет, что в праздник Святой Марты (29 июля) 1276 года Филипп III обнародовал следующее объявление: всем пешим и конным, кто пожелает, предлагалось прибыть в следующее воскресенье в Масре, недалеко от Тюля[194]. Однако король не имел права требовать военной службы от жителей Лиможа, которые одновременно были подвассальны аббату Сен-Марсьяль, епископу и виконтессе. На самом деле Филипп III не требовал службы, а довольствовался тем, что просил об этом, предлагая возможность получить оплату. При этом кто бы в будущем вспомнит, что король не призывал лимузенцев, а лишь предложил им послужить?

Как, видимо, и ожидалось, повесток с вызовом в армию которая должна была собраться в Советерр вызвала бурные протесты. В сенешальствах Каркассон и Тулуза, по сути, еще до начала военных действий, Филипп III должен был выдать всем баронам и рыцарям, а также другим своим вассалам гарантийные письма, о том что служба, которую они собираются нести "а армии и походе", по требованию короля за пределами королевства (ad submonitionem nostram extra regnum nostrum), не будет обязывать их поступать так в будущем. 12 августа 1276 года город Нарбон передал 1.000 ливров офицерам короля, а два представителя города тщательно оговорили, что жители ни в коем случае не обязаны нести какую-либо военную службу для короля в этом деле. Только "по причине чести и почтения к превосходнейшему господину, прославленному королю Франции, по чистой преданности и особой милости", город предлагает 1.000 ливров "в качестве добровольной субсидии". Эта "добровольная субсидия" не могла служить прецедентом, как ясно сказано в гарантийных письмах, изданных по этому случаю офицерами короля: с одной стороны, субсидия была эквивалентна выполненной службе (ничего другого от Нарбона по этому случаю требовать было нельзя); с другой стороны, она не создавала для города никаких новых обязательств перед королем: другими словами, не могло быть и речи о том, чтобы в будущем беспрекословно следовать за королем, если он снова вознамерится покинуть королевство. Есть все основания полагать, что подобные гарантийные письма получили и другие города[195]. При ближайшем рассмотрении условия гарантийных писем могут показаться противоречивыми: с одной стороны, городские власти, заплатив 1.000 ливров, просят считать службу выполненной; с другой стороны, они настаивают на том, что эта субсидия, заменяющая службу, не должна рассматриваться как обязательство… Две меры предосторожности лучше, чем одна!

На севере королевства реакция была такой же, по крайней мере, среди крупных баронов. Через несколько месяцев после плачевного завершения экспедиции, 22 марта 1277 года, граф Блуа, в свою очередь, заставил Филиппа III признать, что он сопровождал его "по его милости" (ex gratia), и, что это участие не создавало для него никаких новых обязательств. Другие бароны, наверняка, тоже запрашивали подобные гарантийные письма, хотя они не сохранились[196].

Таким образом, король гарантировал некоторым своим вассалам и городам, что согласие служить в армии, несмотря на присланные им повестки, не наложит на них никаких новых обязательств ни до отъезда экспедиции, ни после ее возвращения. Никто не отказывается от службы, если она не создавала прецедента. Выплата жалования, подтвержденная хроникой Пьера Кораля и некоторыми спорами, разрешенными в Парламенте, является естественным следствием такого положения дел: вызов, который не был строго основан на законе, но, тем не менее, был агентами короля осуществлен.

Остается рассмотреть один вопрос. Выплачивалось ли жалование сразу после выхода армии в поле, или же по окончания дней бесплатной службы? Ответить на это можно лишь приблизительно. Рамки, в которых собиралась Советеррская армия, всегда ограничивались различными местными вариантами феодального права. Можно предположить, что вассалы из бальяжей служили за свой счет в течение сорока дней, если, по крайней мере, были обязаны это делать, а так, как мы видели выше, было не всегда. Десять рыцарей, присланных епископом Бове, должны были служить за его счет в течение сорока дней, а затем за счет короля, если он захочет их содержать. С другой стороны, некоторые вассалы получали жалование, как только покидали свою "страну". Так было, например, с рыцарями графства Овернь. После расследования во время рождественской сессии, Парламент 1277 года обязал короля выплачивать им жалование всякий раз, когда он выводил их за пределы графства Овернь, в пределах же графства рыцари должны были служить за свой счет[197]. Однако ничего не говорилось об условиях, на которых должна была выполняться служба; из чего можно сделать вывод, что король мог потребовать службу, когда пожелает и безоговорочно, при условии выплаты жалования. Для баронов, однако, ситуация более неоднозначна. Некоторые из них, возможно, даже отказывались от жалования, как это делали, в то же время, их коллеги в Англии стремясь не зависеть от короля[198]. Но другим приходилось принимать деньги короля в той или иной форме. Князья Империи, вступавшие в королевскую армию, находились в ином положении, и хотя, строго говоря, они не получали жалование, тем не менее, король выплачивал им субсидии. Так герцог Брабантский получил от короля 6.000 ливров в долг, который, в конце концов, был списан, так как это был способ заплатить ему за службу.


Сенешальства Юга в период войны (1282–1290)

Таким образом, созыв Советеррской армии ознаменовал собой явный сдвиг в традиционной военной службе. С одной стороны, был решительно подтвержден принцип феодальной службы. Бароны и рыцари, епископы и аббаты, города и общины были обязаны служить королю. Как и после армии для Фуа, те, кто не смог или не захотел этого сделать, были оштрафованы. Но традиционные рамки ограничивающие службу, такие как личные обстоятельства и географические ограничения больше не принимались во внимание. Под предлогом того, что армия покинет королевство, вассалы и зависимые от короля люди не отказались ему помогать. Также исчезло понятие о сроке службы, после которого вассалам разрешалось покидать армию. Насколько можно судить, единственное, что осталось, — это обязанность служить. В обмен, конечно, вассалы получали жалование, но эта практика была уже широко распространена.

К сожалению, мы не знаем, как Филипп III обосновал этот настоящий переворот в отношении к службе. Ссылался ли он на "защиту королевства", как это часто делал его сын в 1290-х годах? Это возможно, даже если объективные обстоятельства к этому не располагали. Велась ли определенная пропаганда или король просто воспользовался благоприятными обстоятельствами? Последняя возможность кажется наиболее правдоподобной. Будучи наследником Филиппа Августа и Людовика IX, король из династии Капетингов был могущественным и уважаемым сувереном, и вассалы, прелаты и города, видимо, склонились перед его требованиями.

Сложная ситуация на границах королевства на Юге в последние годы правления Филиппа III позволила завершить уже начатую эволюцию. Напряженные отношения с Кастилией и, как новый элемент, агрессивность Педро III Арагонского поддерживали постоянное состояние войны в сенешальствах Тулуза, Каркассон и Бокер. Начиная с Сицилийской вечерни, весной 1282 года, война с королем Арагона стала неизбежной. Даже если военные действия и были ограниченными до крестового похода 1285 года, они все же мобилизовали вассалов трех сенешальств. В 1283 году Филипп III собрал Бордоскую армию, с которой он отправился в столицу герцогства Аквитанского в сопровождении своего дяди, Карла Анжуйского, которому предстояло сойтись в поединке со своим конкурентом за сицилийскую корону, Педро Арагонским. Настоящей же целью экспедиции, вероятно, был не Бордо: скорее всего, Филипп III хотел подготовить первую кампанию против Арагона. Это объясняет, почему король объявил новый созыв армии, о котором мало что известно, но который, похоже, был того же типа, что и созывы 1272 и 1276 годов. В любом случае, были созваны великие вассалы. Король Англии владел двумя фьефами в королевстве Франция, графством Понтье и герцогством Аквитания, за которые он был обязан службой Филиппу III. Присутствие сенешаля Понтье в армии 1283 года документально засвидетельствовано, а сенешаля Аквитании — вероятно[199]. Другие великие вассалы, конечно, тоже были призваны. В собственных владениях короля Франции были мобилизованы вассалы из сенешальств Юга: это точно для сенешальства Каркассон и вероятно для остальных. На севере королевства городам было предложено заплатить заменяющий службу налог: на этот раз королю нужны были не военная служба, а деньги. Как и в 1276 году, герцог Брабантский сопровождал своего зятя, на этот раз с 10 рыцарями[200].

На границах с Арагоном основная ответственность за военные операции, кроме экспедиции 1283 года, лежала, прежде всего, на сенешалях Каркассона, Тулузы и Бокера. На какие войска они могли рассчитывать? В 1272 и в 1276 годах вассалы короля на Юге согласились служить в его армии, не без некоторых трудностей. Но постоянное напряжение на границах и повторяющиеся из года в год вызовы от сенешалей в конце концов переломили ситуацию в пользу интересов короля. Решающий шаг, похоже, был сделан весной 1282 года, когда Симон де Мелён, тогдашний магистр арбалетчиков, отправился на Юг во главе небольшой армии с севера королевства[201]. Его задача состояла в том, чтобы гарантировать защиту границы от возможного нападения короля Арагона, чьи военные приготовления беспокоили Филиппа III. По приказу короля 25 мая сенешаль Каркассона созвал Совет, состоящий из видных деятелей его округа, архиепископа Нарбонского и главных светских сеньоров. Было решено, что сенешаль призовет на службу королю не только вассалов короля в сенешальстве, но и, как было сказано, всех рыцарей и дворян. Поэтому речь шла уже не просто о традиционном созыве вассалов, которые были обязаны служить королю как своему сюзерену, а о созыве всех дворян, независимо от того, владеют они своим фьефом от короля или нет. Менее хорошо задокументированное в этом отношении сенешальство Бокер, похоже, претерпело аналогичную эволюцию точно в то же время[202]. Это были фундаментальные изменения: теперь все дворянство было связано обязанностью служить королю. Последний уже не был просто сюзереном своих вассалов, а был королем, наделенным властью, в рамках которой он обладал правом, требовать от дворянства службы для защиты королевства. К сожалению, не сохранилось никаких сведений об аргументах, которые использовали Симон де Мелён и другие сенешали. Но мы можем считать, что они выдвинули на первый план большую опасность, которую представляли действия Педро Арагонского для целостности королевства.

Порядок проведения мобилизаций, последовавших в последующие годы, не всегда достаточно хорошо известен, чтобы мы могли с уверенностью определить, были ли вновь призваны все дворяне, или сенешали довольствовались призывом прямых вассалов. Но первое кажется наиболее вероятным. Например, в январе 1286 года сенешаль Каркассона созвал сеньоров владевших фьефами в пределах округа, прямых вассалов короля, а также всех дворян сенешальства, которые должны были быть готовы к службе королю. За этим созывом последовали еще два, в 1286 и 1288 годах и в обоих случаях дворяне сенешальства, по призыву сенешаля, сопровождали короля Майорки в походах, которые тот совершил за Пиренеи. 16 марта 1289 года Филипп IV приказал сенешалю Каркассона созвать вассалов сенешальства и других дворян. Текст королевского приказа на этот раз сохранился, и это действительно был призыв всех дворян округа. В следующем году, в 1290 году, сенешаль Тулузы Эсташ де Бомарше созвал дворян своего округа в поход под своим руководством и руководством Симона де Мелёна, который стал маршалом Франции. Среди призванных некий Жерар де Рокфор предстал с тремя всадниками перед неким Ансельмом, лейтенантом маршала Франции. Позже Жерар жаловался, что ему не выплатили все, что причиталось: еще одно свидетельство на то, что воины действительно находились на жаловании у короля[203].


Феодальная служба как эволюционирующая система

Если подвести итоги, то становится ясно, что правления Филиппа III было достаточно, чтобы глубоко преобразовать феодальную службу. В 1272 году армия для Фуа предоставила возможность оценить военный потенциал прямых вассалов короля. К тому времени созыв во всех округах королевского домена давно не осуществлялся. Результат был, несомненно, разочаровывающим, даже в бальяжах Нормандии. В сенешальствах Юга обязательства вассалов по отношению к королю были особенно неопределенными, за исключением, пожалуй, сенешальства Каркассон, где владельцы фьефов имели обязательства, которые были одновременно широко и точно определены. Трудности, возникшие во время созыва армии для Фуа, и плохие показатели феодального призыва не привели, однако, к отказу от военных обязательств вассалов. Напротив, офицеры короля налагали штрафы и наказания на вассалов, не выполняющих свои обязательства. Но уже в 1272 году эта система показала свои ограничения: что было толку в сорока днях службы, если нужно было пересечь королевство с одной стороны в другую? Удовлетворительная во времена Филиппа Августа, феодальная служба перестала быть уместной полвека спустя.

В 1276 году Советеррская армия стала поводом для первых перемен. Армия должна была пересечь границы королевства, что ослабляло, с юридической точки зрения, требования, выдвинутые королем и его офицерами. Крупные вассалы, такие как граф Блуа, некоторые города Юга, такие как Нарбон и Ним, и целые сеньории, такие как Каркассон, получили гарантийные письма о том, что служили не по обязанности а добровольно. Однако в действительности трудно понять, как они могли не явиться на службу. С другой стороны, епископы, аббаты, города и общины, а также, несомненно, большинство мелких вассалов короля в бальяжах, были обязаны служить или выплачивать королю компенсацию. Поэтому созыв Советеррской армии отмечен сильной двусмысленностью из-за разной реакции различных категорий призванных людей. Короче говоря, офицеры короля не имели права требовать службы, но там, где они имели сильные позиции, они это делали. Теоретически, вассалы и общины могли отказаться от службы, но было немыслимо, чтобы они противились воле короля. Таким образом все можно было согласовать в рамках баланса сил: одни получали гарантийные письма, а другие — нет, возможно, просто потому, что не просили об этом. Насколько мы можем судить, не было такого правила, которое было бы распространено на все королевство.

Начиная с 1276 года, ограничения феодальной службы, налагаемые местными традициями, были ликвидированы. Однако это было еще не все. Когда Парламент рассматривал обязательства баронов и других дворян Оверни, в постановлении упоминался не король Франции как суверен, а "господин король, держащий графство Овернь как свое собственное". Если рыцари Оверни были обязаны служить, то, следовательно, они обязаны служить "господину Оверни". Сами они по-прежнему ничего небыли должны королю Франции. Это не единичный пример: до конца Средневековья оммаж, приносимый королю вассалами, определял условия, на которых они должны были служить. Если феодальная служба в перспективе должна была исчезнуть, то это вовсе не было очевидно для людей конца XIII века.

Другие перемены произошли, в основном на Юге. В сенешальствах постоянная военная угроза привела к частым, почти ежегодным созывам армии. Опираясь в первую очередь на прямых вассалов короля, сенешали также проявили тенденцию призывать и всех дворян. Это было сделано самое позднее в 1282 году, когда собрание главных людей своего округа уполномочило сенешаля Каркассона мобилизовать всех дворян. Дворяне не были систематически мобилизованы каждый год, но общий принцип, похоже, был принят. Если эта эволюция была благосклонно воспринята на Юге, она, вероятно, могла затронуть все королевство. В любом случае, в некоторых регионах королевского домена даже великие вассалы уже были обязаны нести военную службу королю. Идея о том, что рыцарь или оруженосец, просто потому, что он благородный дворянин, даже если он не вассал короля, обязан нести военную службу королю, набирала обороты и постоянного укрепления власти короля было достаточно, чтобы это объяснить.

Логическим аналогом этой двойной эволюции стала выплата жалования, получившая широкое распространение во время правления Филиппа III. Схема крестового похода, примененная в 1270 и 1285 годах, и роль, которую сыграл королевский Двор, численность которого была увеличена в преддверии похода, безусловно, способствовали созданию полностью оплачиваемой армии. Кроме того, во многих случаях сюзерену уже приходилось платить своим вассалам, когда они следовали за ним на войну. Прежде всего, денежное вознаграждение комбатантов позволило набирать их вне какой-либо зависимости и отменить ограничения, традиционно связанные с феодальной службой, такие как служба только в своем регионе, в течение такого-то и такого-то периода времени, при таких-то и таких-то обстоятельствах. Отныне вассалы и зависимые от короля люди систематически были обязаны ему служить, но за это им платили. Некоторые обычные законы, например, Établissements de Saint Louis (Установления Людовика Святого), прямо предусматривали случай, когда армия должна была покинуть пределы королевства. Но если дворянство рассматривало это как теоретическую возможность, которой вассалы вольны были избежать, то Советеррская армия сделала это обязанностью.


Загрузка...