Армия короля Франции

От одной кампании к другой капетингские короли всегда возглавляли одну и ту же по своему составу армию. Из поколения в поколение одни и те же бароны и рыцари следовали за Людовиком IX в Тунис, Филиппом III в Арагон, Филиппом Красивым во Фландрию. Однако способ сбора каждой армии был разным. В зависимости от обстоятельств и людей, к которым обращались, они призывали, просили и соблазняли рыцарей и пеших воинов, которые могли зависеть от них, а могли и не зависеть. Жуанвиль последовал за Людовиком IX в 1248 году, отказался сопровождать его в 1270 году, а в 1304 году отправился по вызову Филиппа Красивого во Фландрию. Каждая из этих экспедиций имела свой собственный смысл, особенно с точки зрения права. Король, конечно, более или менее знал, кто должен ему служить и кто, не будучи принужденным, будь то уроженец королевства или нет, мог захотеть ему служить. Именно эти два фактора — феодальная обязанность нести военную службу и желание следовать за королем Франции в его походах — определяли формирование капетингских армий. Крестовый поход — это первый случай, который необходимо рассмотреть.

Крестовый поход

В XIII веке, трижды, в 1248, 1270 и 1285 годах, король Франции возглавлял крестовый поход. Но ранее Людовик VII, в 1147 году, и Филипп II Август, в 1189 году, уже участвовала в подомном предприятии. Сбор крестоносной армии осуществлялся не так, как это было принято в традиции феодального призыва. По крайней мере, теоретически, армия крестоносцев состояла только из добровольцев. Никого нельзя было заставить принять крест и отправиться воевать в Святую Землю. Принятие креста было прежде всего результатом духовного процесса, который каждый человек совершал ради собственного блага, даже если в дело естественным образом вмешивались другие факторы, такие как давние связи с королем или общественное давление. Когда король принимал крест, не было и речи о том, чтобы он требовал службы от своих вассалов. Он должен был убедить подданных, чтобы привлечь на свою сторону знатных баронов и рыцарей.

Идея крестового похода, постепенно оформившаяся после Клермонского собора в 1095 году, имела духовные и финансовые преимущества. Тот, кто принял крест, мог надеяться на отпущение грехов. Он также мог рассчитывать на приостановку выплаты своих долгов и, прежде всего, на деньги духовенства. Епископы и аббаты, монахи и каноники, приходские священники и светские священники, простые клирики, имевшие бенефиции — то есть, фиксированный доход, с принадлежавшего Церкви имущества — финансировали значительную часть расходов, связанных с подготовкой крестового похода, за счет децима — налога, взимание которого должно было быть санкционировано Папой и составляло 10% от дохода каждой бенефиции. Крестовый поход также был одним из четырех традиционных случаев, когда сюзерен-крестоносец имел право требовать уплаты налога от своих вассалов, известного как эды или феодальная помощь (aide féodale). Поскольку, с одной стороны, он был прямым сюзереном огромного королевского домена, а с другой — Папа даровал ему децим, король получал большие суммы от своих вассалов и духовенства. Однако король не все оставлял себе. Часть средств выделялась знатным баронам, которые собирались отправиться в крестовый поход, чтобы помочь им подготовиться к странствиям. Остальные средства король использовал для покрытия расходов, общих для всей армии, особенно на флот и снабжение. Часть денег также использовалась для содержания рыцарей и слуг. Ведь даже если бы они все приняли крест, не могло быть и речи о том, чтобы тысячи рыцарей, оруженосцев, не говоря уже о пехотинцах, отправились в крестовый поход за свой счет.

Роль королевского Двора

Поскольку он был лидером крестового похода, король сначала должен был сформировать свой собственный контингент, который являлся бы ядром армии. Хотя о первом крестовом походе Людовика IX известно немного, метод вербовки крестоносцев для похода в Тунис задокументирован лучше. Главным местом действия был королевский Двор (Отель). Королевский Двор был, прежде всего, структурой, обеспечивающей повседневную жизнь короля, его семьи и свиты. При Дворе существовали различные службы, называемые ремеслами (métiers): кухня, фруктовая и хлебная лавки, каретная, конюшня, канцелярия и казна. От канцлера до последнего слуги при Дворе служили несколько сотен человек. Когда знатные бароны жили у короля, они получали из казны деньги на свое содержание. В обычное мирное время военные силы королевского Двора были весьма незначительными. Окружавшие короля рыцари, в среднем около дюжины, были скорее его советниками или приближенными, чем телохранителями. С другой стороны, слуги и сержанты, а также 25 арбалетчиков, несомненно, отвечали за обеспечение безопасности короля, к которому, по-прежнему, было легко попасть. Однако, когда король отправлялся в военный поход штат Двора быстро возрастал[125].

За период до конца XIII века сохранилось три списка рыцарей-крестоносцев. Долгое время считалось, что все три относятся к Тунисскому крестовому походу и таким образом дают представление о составе армии, собранной Людовиком IX в 1270 году. Однако при ближайшем рассмотрении эта датировка меняется: три списка, по-видимому, больше связаны с планами Филиппа III по организации нового крестового похода[126]. Для наших целей точная дата, плюс-минус несколько лет, не имеет особого значения. С другой стороны, характер документов говорит нам о многом.

Два из этих трех списков дают несколько десятков имен рыцарей, явно квалифицированных как "рыцари Двора". Третий — самый интересный. Это не столько список, сколько резюме нескольких десятков "удобств" (convenances), если использовать термин того времени — то, что позже будет названо "письмами почтения" (lettres de retenue). Это были своеобразные договора, каждый из которых устанавливал, с одной стороны, услуги, оказываемые конкретным сеньором в предстоящем крестовом походе, а с другой — сумму денег, выплачиваемую королем в обмен. В деталях условия специфичны для каждого, но все они следуют общей схеме, просто адаптированной к каждому случаю. Схема включает в себя следующую информацию: имя рыцаря, размер контингента (выраженный в количестве воинов), который он поведет за границу, сумма, выплачиваемая королем взамен; характер компенсации за лошадей, потерянных на службе у короля; способ, которым будет осуществляться "переход", то есть пересечение Средиземного моря; будет ли питание за счет короля; продолжительность службы, с какого числа, с возможностью зимовки; дата выплат, которые должен сделать король; количество лошадей и размер свиты. Первый договор в этом списке касается Эрара де Валлери. Он служит хорошей иллюстрацией договоров, заключенных королем со своими рыцарями:

Сохранилось тридцать восемь договоров такого типа, предусматривающих службу в общей сложности 363 рыцарей. Эрар де Валлери получил единовременную выплату в 8.000 турских ливров; в других случаях размер обещанной королем выплаты рассчитывался на основе дневного жалования. Некий Жерар де Капенду должен был служить вместе с 14 другими воинами, каждый из которых получал по 10 су в день; общая сумма, предусмотренная договором, достигла 2.730 ливров, что соответствует 15 воинам, получавшим по 10 су в день в течение 364 дней.

Эрар де Валлери должен был предоставить королю 30 воинов. Но, как это часто бывает, воин здесь является лишь расчетной единицей. Общая численность свиты Эрара на самом деле была гораздо больше. За каждым баннеретом следовало в среднем пять человек, а за каждым простым рыцарем (рыцарем-бедняком) — два. Мы не знаем, сколько баннеретов и простых рыцарей обязался набрать Эрар, но если мы предположим, что на одного рыцаря (баннерета или нет) приходится в среднем 3 человека, то получим 120 человек, то есть 30 рыцарей и 90 воинов. К этому следует добавить ближайшее окружение Эрара. Случайно сохранилось завещание, написанное этим могущественным господином 24 июня 1270 года, перед отплытием в Тунис: в нем подробно описываются подарки, которые он должен сделать своей свите, включающей только одного рыцаря, Жана де Ревейона, и восемь оруженосцев[127]. Эрар объявляет, что шести из этих восьми оруженосцев он должен 50 ливров, плюс лошадь; двум другим — 40 ливров, плюс лошади. Все они, по его словам, обязались служить ему в течение одного года. Если кто-то из них не дослужит до конца срока службы, он получит только 50 ливров или лошадь. Если его лошадь погибнет, оруженосец получит компенсацию в размере 50 ливров. Рыцарю, Жану де Ревейону, было обещано 200 ливров и компенсация в размере 60 ливров за каждую потерянную лошадь. Этот рыцарь и эти восемь оруженосцев составлявшие постоянную свиту Эрара де Валлери, были добавлены к контингенту, собранному для экспедиции (хотя сохранившийся договор не относится к Тунисскому крестовому походу, несомненно, что Эрар заключил такой же, и вероятно, на аналогичных условиях, с королем до 1270 года). В своем рассказе о Египетском крестовом походе Жуанвиль попутно отмечает присутствие рядом с ним камергера, священника, двух капелланов и слуг; несомненно, необходимо учитывать, что каждый барон и каждый рыцарь путешествовал со своей обычной свитой, пропорциональной важности его положения в обществе; более того, Жуанвиль очень тщательно проводит различие между "своими" рыцарями, которые окружали его ежедневно, и теми, кого он привлек на определенное время или кого король поставил под его командование[128]. Если Эрар действительно явился со своим отрядом из 30 рыцарей в соответствии с договором, заключенным с королем, мы должны заключить, что он вел за собой в общей сложности 120 человек. Если к этому добавить ближайшее окружение, слуг и ремесленников, можно предположить, что отряд из 30 рыцарей фактически эквивалентен группы из 150 или 160 человек, среди которых, вероятно, было 130 или 140 воинов.

Сохранившиеся 38 договоров предусматривали службу 363 рыцарей. Если мы примем тот же коэффициент умножения, мы можем предположить, что они фактически представляют собой 1.500 или 1.600 воинов из общего числа в 1.700 или 1.800 человек. Король заключал и другие договора, и возможно, в большом количестве, систематических сведений о которых не сохранилось. Например, в декабре 1269 года Роже де Безье, сын виконта Транкавиля, признал, что получил от короля 200 ливров "на наше жалование за следующий поход за границу", за что обязался служить с шестью рыцарями и четырьмя арбалетчиками[129]. В общей сложности, через систему таких договоров, король мог собрать тысячи воинов.

Все ли рыцари, собранные королем, входили в состав королевского Двора? Рыцари Эрара де Валлери, например, не имели "стол при дворе". Но действительно ли это можно считать критерием? При Людовике IX и Филиппе III в состав Двора, похоже, входили все рыцари состоявшие на жаловании у короля, независимо от того, питались они за его счет или нет. Примечательно, что современная английская хроника, говоря об участии в крестовом походе принца Эдуарда, наследника английского престола, сообщает, что он обещал Людовику следовать за ним "как один из его баронов и член его свиты (de sua familia)"[130]. Рыцарь, нанятый королем, вероятно, являлся частью контингента королевского Двора, независимо от того, питался он за счет короля или нет.

Участие принцев и баронов

Капетингские принцы, великие бароны и знатные сеньоры, желавшие показать свой статус, сопровождая короля в крестовом походе, набирали свой собственный контингент, следуя примеру государя. Это можно рассмотреть на примере Альфонса де Пуатье, который особенно хорошо задокументирован. В ноябре 1267 года Гийом де Шовиньи, сеньор де Шатору, который обещал Альфонсу "отправиться на службу Господу нашему в земли за морем и пойти, когда он пойдет или по его приказу", заключил с ним договор. Во главе двадцати рыцарей, включая четырех баннеретов (всего, вероятно, около десяти человек), он должен был служить целый год, начиная с того дня, когда он прибывал на место сбора. Со своей стороны Альфонс обязывался выплатить ему 3.000 ливров "за все, и за проезд, и за мясо, и за потери лошадей, и за все остальное, как бы это ни называлось". Эта сумма должна была быть выплачена следующим образом: 1.000 ливров перед выходом из дома, 500 по прибытии в место сбора, 500 по истечении шести месяцев, и остаток, 1.000 ливров, до истечения двенадцати месяцев. Трудно ли было убедить Гийома де Шовиньи? Хватало ли ему энтузиазма? В любом случае, в обмен на его службу граф Пуатье также выделил ему земли в шателенстве Облан и сюзеренитет над фьефами, принадлежавшими двум рыцарям[131]. Сикард де Монто, другой знатный сеньор, также обязался служить Альфонсу с двадцатью рыцарями. Каждый из рыцарей Сикарда должен был получить 160 ливров с премией в 10 или 20 ливров в случае заслуг. Сумма должна была быть выплачена пятью частями (за два месяца до отъезда, в день отъезда, в день прибытия, в середине года и в конце службы)[132]. За все это Альфонс заплатит Сикарду определенную сумму, к которой была добавлена сумма фуажа, взимаемого с земель последнего. Фуаж — это налог, взимаемый с каждого очага, то есть с каждого домохозяйства, с каждой семьи. Поскольку он отправлялся в крестовый поход, Альфонс имел право требовать фуаж в своем графстве Тулуза, в тех сеньориях, которыми он владел напрямую, а также в тех, которые были ему подвассальны. Сикард был одним из его вассалов, но чтобы лучше заручиться его услугами, Альфонс решил передать ему доходы от фуажа, взимаемого с его же земель.

Роберт, граф Артуа, был одним из первых, кто принял крест вместе со своим дядей Людовиком. Хотя он был еще очень молод (ему было всего двадцать лет), он тщательно стал набирать свой собственный контингент. Роберт заключил договор со своим тестем Ги де Шатийоном, графом Сен-Поль. В марте 1269 года последний пообещал служить Роберту с тридцатью рыцарями в течение целого года, начало которого, как было указано, будет тогда же, как и для рыцарей, поступивших на службу к королю. Роберт, со своей стороны, обязался выплатить Ги 15.000 турских ливров двумя частями: половину при посадке на корабли, другую половину — через шесть месяцев. Граф Артуа также обязался обеспечить проезд контингента Ги де Шатийона на следующих условиях: на каждого простого рыцаря — оруженосец (armiger), слуга (garcio, то есть конюх) и лошадь; на каждого рыцаря-баннерета — два оруженосца, двое слуг и лошадь; на самого Ги — десять человек плюс его капеллан и четыре лошади. Если Ги де Шатийон умер бы раньше графа Артуа, его рыцари должны был следовать за последним на тех же условиях; если кампания продлилась бы менее года, Ги должен был вернуть то, что было выплачено ему сверх фактически оказанной услуги. Если граф Артуа умер бы раньше Ги, последний и его контингент переходили на службу королю на тех же условиях, что и раньше[133].

Численность контингента графа Артуа неизвестна. Однако, покинув Эг-Морт, он отплыл на собственном корабле, что позволяет предположить, что он командовал контингентом внушительного размера. Кроме графа Сен-Поля, он нанял еще несколько отдельных рыцарей: некоего Роже де Сапиньи, за 300 парижских ливров, и Перро де Вайли[134]. Последний случай особенно интересен. В декабре 1269 года граф Артуа уведомил Перро о своем намерении "совершить вместе с ним путь Божий". Условия снова отличались от описанных выше. Перро должен был получить 80 парижских ливров pour soi enharnachier, то есть на снаряжение, плюс лошадь; путешествовать на графском нефе; быть членом mesnie (свиты) графа Артуа, с двумя слугами, которые будут его сопровождать. Граф добавляет: "и если случится так, что нам придется иметь дело с врагами Бога [мусульманами], мы обещаем сделать его рыцарем, или даже раньше, если что-то случится с одним из наших рыцарей, и мы должны содержать его в нашей свите, и дать ему и доставить ему все, что ему понадобится как рыцарю, или дать ему необходимые деньги, когда он вернется в свою страну". Пример Перро де Вайли показывает, что крестовый поход был не просто духовным обязательством, но и, для честолюбивого молодого человека, возможностью проявить себя, поступив на службу к принцу, расходы по которой будет нести последний.

Это лишь несколько примеров, но их вполне достаточно, чтобы показать разнообразие возможных случаев и величину денежных сумм, вложенных королем и принцами. Но действительно ли все те, кто обещал служить в крестовом походе, отправились за море? В отсутствие данных о численности крестоносцев это трудно определить. Но есть все основания полагать, что король, принцы и особенно их духовные лица следили за исполнением обязательств. В меморандуме, составленном непосредственно перед отъездом в Тунис, мы находим указание на то, что "все договора рыцарей и сержантов, которые должны отправиться с монсеньёром графом [Пуатье], помещены в сундук, который будет взят за границу"[135]. Альфонс постарался сохранить при себе договора, заключенных с рыцарями и сержантами, которые обязались его сопровождать. В его завещании также упоминается обязательство для его душеприказчиков выплатить "рыцарям, сержантам и другим людям, которые отправились с нами на помощь Святой Земле" то, что им причитается[136]. Хотя почти вся бухгалтерская документация исчезла, нет сомнений в том, что она была очень обширной.

Николя де Лален

О тринадцатом из чудес, произошедших благодаря заступничеству короля Людовика, о котором сообщает Гийом де Сен-Патюс, рассказал рыцарь из Эно Николя де Лален[137]. Этот молодой рыцарь решил последовать за королем Людовиком за море. Но он решил, что лучше путешествовать в компании. Поэтому он обратился к известному рыцарю из этого региона Готье де Хеннеси. По словам Гийома де Сен-Патюса, Николя де Лален "надеялся на доблесть, мудрость и благоразумие этого человека, ибо говорили, что упомянутый монсеньёр Готье был храбр и мудр". В присутствии свидетеля, другого рыцаря по имени Жан Буни де Френе, Николя де Лален принял Готье к себе на службу. Николя обещал Готье 300 ливров, в обмен на что Готье должен был "отправиться с вышеупомянутым монсеньором Николя и быть частью его свиты за границей". Когда приблизилась запланированная дата отъезда, Готье отказался от своих обязательств и решил договориться с другим работодателем. Николя де Лален пытался объяснить Готье, что тот связан с ним договором, но Готье нагло отрицал, что между ними было заключено какое-либо соглашение. Столкнувшись с таким недобросовестным человеком и ошеломленный тем, что не смог найти авторитетного спутника перед крестовым походом, Николя страдал "великой болезнью, а именно печалью, меланхолией, болью и унынием, так что он был печален и всегда хотел быть один, ничему не радовался, и ничто в мире его не занимало". Однако депрессия не помешала Лалену отправиться в крестовый поход и даже вернуться оттуда живым. Однако после возвращения он в течение пяти лет пребывал в состоянии уныния, которое Гийом де Сен-Патюс подробно описал. По настоянию приходского священника Лален совершил паломничество в Нотр-Дам-де-Булонь, но безрезультатно. Тогда, в отчаянии, Николя, зная заслуги короля Франции, который умер в Тунисе, "подумал в своем сердце, что Господь избавит его своими заслугами [то есть заслугами Людовика]". Приходской священник Лалена сначала был удивлен намерением Николя пойти и помолиться у гробницы короля Франции, который, конечно же, еще не был канонизирован, но в конце концов благословил его на это. В сопровождении приходского священника и членов своей семьи Николя отправился в Сен-Дени. Через несколько лет он засвидетельствовал свое мгновенное выздоровление перед комиссией, которой было поручено расследовать чудеса совершенные королем.

Помимо этой, само по себе занимательной истории, важным моментом является то, что, начиная с короля и принцев, и заканчивая простыми рыцарями, способ вербовки кажется удивительно схожим. С вершины и до низов феодальной лестницы заключаются договора, согласно которым один или несколько рыцарей или оруженосцев обязуются служить на определенных условиях. Эта система, строго говоря, не была пирамидальной. Король действительно является главой армии, на стратегическом и оперативном уровне, но он, похоже, не держал принцев на жалование. Он давал им деньги, взятые из собственных средств или из доходов от децима, не нанимая их в строгом смысле этого слова, таким образом, с этой точки зрения, у армии было несколько лидеров, и командование носило коллегиальный характер, который часто отображают и хроники. То же самое, очевидно, относилось и к таким рыцарям, как Николя де Лален: насколько мы можем судить, он не был призван королем, но ничто не говорит о том, что он не стремился к этому. В крайнем случае, можно предположить, что перевозка на кораблях была бесплатной. Но это не точно, так как в 1248 году Жуанвиль отплыл за свой счет.

Другой вывод, который можно сделать из дела Николя де Лалена, — это наличие в армии Людовика отдельных рыцарей, которые не были частью контингента, набранного королем или принцем. К сожалению, оценить количество таких людей невозможно. Поскольку они редко встречаются в источниках, возникает ощущение, что они не представляли в армии значительного числа. Для простого рыцаря, как принято считать, крестовый поход был слишком дорогим удовольствием. Но точно ли это так?

Король как гарант армии крестоносцев

Короче говоря, в 1270 году армия крестоносцев выглядела следующим образом: собственно королевский контингент, сформированный на базе королевского Двора; контингенты, возглавляемые принцами и великими баронами; более или менее самостоятельные лица, которые присоединились к армии и которых маршалы, несомненно, распределили между различными уже сформированными отрядами. Конечно же, исходная ситуация могла меняться в зависимости от обстоятельств. В отношении первого крестового похода Людовика Жуанвиль дает ценное свидетельство о его собственном положении в армии.

Когда он уезжал в 1248 году, Жуанвиль, будучи сенешалем Шампани, набрал с собой девять рыцарей, включая двух баннеретов. Детали договоров, которые он заключил с ними, неизвестны, но они, несомненно, носили тот же характер, что и те, которые мы рассмотрели выше. Для переправы по морю он договорился со своим кузеном, Жаном д'Апремоном, графом Саарбрюкенским, который также имел девять рыцарей, о найме корабля в Марселе. Армия отправилась в путь в конце лета 1248 года и сделала остановку на Кипре. Наступала осень, и нужно было подождать отставших, поэтому было решено зазимовать на острове. Но Жуанвиль уже исчерпал свои финансовые ресурсы. Рыцари из его свиты сообщили ему, что если он больше не сможет им платить, то они будут искать другого сеньора, из чего следует сделать вывод, что существовал рынок свободных рыцарей. Но король спас Жуанвиля от позора, выдав ему 800 ливров и приняв его на службу вместе с его рыцарями. Прошло несколько месяцев. Египетская кампания закончилась катастрофой. Король попал в плен, а большая часть армии была уничтожена. Выкупившись из плена и прибыв в Акко, Людовик решил на некоторое время остаться в Святой Земле. Но кто бы остался с ним? Король с трудом набирал рыцарей. Он объявил, что заплатит высокую цену, но выжившие в Египте, желая вернуться во Францию, подняли ставки в надежде, что король откажется от своего желания взять их к себе на службу и тогда они смогут вернуться домой. Жуанвиль был одним из них. Много позже он вспоминает разговор с королем. «"Сенешаль, вы знаете, что я вас всегда очень любил; а мои люди говорят, что находят вас дерзким; как это понимать?" — "Сир, — сказал я, — я тут ничего не могу поделать; ведь вам известно, что я был взят в плен на реке, и у меня не осталось ничего, я всего лишился". И он спросил меня, сколько я прошу. И я ему ответил, что прошу 2.000 ливров до Пасхи, в два приема за год. "Так скажите же мне, — продолжал он, — вы наняли кого-нибудь из рыцарей?" И я ответил: "Да, монсеньора Пьера де Понмолена, и еще двоих, каждый из них просит 400 ливров до Пасхи" И он сосчитав на пальцах сказал: "Значит, ваши новые рыцари, вам обойдутся в 1.200 ливров". "Посмотрите же, сир, — добавил я, — нужно ли мне 800 ливров, дабы обзавестись конем, вооружением и кормить своих рыцарей; ведь не хотите же вы, чтобы мы питались у вас". Тогда он сказал мне и своим людям: "В самом деле, я вовсе не вижу здесь излишка; и я вас оставляю вас у себя на службе"». Через несколько месяцев, когда приближалась Пасха (именно этот срок был установлен как окончание службы Жуанвиля), Людовик послал за Жуанвилем и спросил его, хочет ли он продолжать служить ему после Пасхи. Жуанвиль ответил, что ему не нужны деньги, а вместо этого он надеется, что, когда он попросит что-нибудь у короля, тот больше не будет сердиться на него, как это было в его обычае. "Услышав это, он весело рассмеялся и сказал мне, что на этом условии он оставит меня у себе на службе. Он взял меня под руку, подвел к легату и своим советникам и рассказал им о сделке, которую мы заключили. Они были очень рады этому, потому что я был самым богатым человеком в лагере".

Некоторое время спустя крестоносцы, которые попали в плен, египтянами были освобождены. Среди них были и выходцы из Шампани, которых король передал их под опеку Жуанвилю, как его земляков. Как уже упоминалось выше, король проводил различие между своими собственными рыцарями, рыцарями его свиты, и рыцарями его армии: первых кормили за его счет, вторых — нет[138].

Давайте подведем итоги. Жуанвиль принял крест, набрал за свой счет несколько рыцарей и присоединился к армии короля Людовика. Он оплатил перевозку своих войск, наняв корабль вместе со своим двоюродным братом, графом Саарбрюкенским. Когда он прибыл на Кипр, его финансы были исчерпаны, и он взял у короля взаймы. После египетской катастрофы, уже в Акко, когда рыцари, сопровождавшие его, погибли или вернулись во Францию, Жуанвиль договорился с другим рыцарем, Пьером де Понмуленом, которого он взял к себе на службу вместе с двумя рыцарями, набранными последним. Жуанвиль снова занял у короля, который также дал ему деньги на покупку лошадей и нового снаряжения и впоследствии организовал новую баталию. Так король смог удержать сеньора, который предварительно договорился с одним или несколькими рыцарями. Межличностный аспект договора между королем и сеньором более или менее высокого ранга, а возможно, даже между королем и простым рыцарем, играл очень важную роль.

Жуанвиль был не единственным, кто пользовался милостью короля. Во время своего пребывания в Святой Земле Людовик принял на службу и других рыцарей, таких как Аланер де Сененган и Наржо де Туей, с девятью рыцарями каждый. Рыцари, взятые в плен во время катастрофы и впоследствии освобожденные, также поступили на службу к королю. Так было, по крайней мере, с сорока или около того рыцарями из Шампани, за которых Жуанвиль, их соотечественник, ходатайствовал перед Людовиком[139]. В целом, создается ощущение, что то, что осталось от крестоносной армии, полностью или почти полностью зависело от короля. Людовик чувствовал ответственность за всю армию. После капитуляции король запретил рыцарям, находившимся с ним в плену, решать вопрос о собственном освобождении и освобождении своих людей и настаивал на том, чтобы заплатить весь выкуп самому[140].

Есть некоторые свидетельства того, что подобное развитие событий имело место и в Тунисе. Возможно, что с самого начала король осуществлял больший контроль над армией 1270 года, чем над армией 1248 года. Согласно хроникам, принятие креста Людовиком вызвало очень мало энтузиазма среди дворян. И чтобы поднять этот энтузиазм, король, конечно же, взял на себя обязательство финансово поддерживать тех, кто соглашался следовать за ним, либо напрямую, содержа их у себя на службе (мы уже видели несколько примеров), либо выплачивая им часть денег, собранных различными способами. Например, принц Эдуард Английский получил заем в размере 70.000 ливров. Более того, во время экспедиции Людовик, а затем Филипп III были вынуждены взять на себя обязательства командиров отдельных контингентов. Так, 11 и 15 ноября 1270 года некий рыцарь Оливье де Лиль получил по 200 ливров от финансистов короля Франции, Пьера Барбе и Пьера Мишеля, по договору, заключенному с графом Вандомским на службу за морем: последний умер в августе, и Филипп III взял на себя договоры, которые граф заключил со своими рыцарями[141]. Должно быть были и другие случаи такого рода, документальные следы о которых не сохранились. Впечатление, во всяком случае, остается прежним: постепенно вся армия, сократившаяся из-за боевых потерь и болезней, перешла под непосредственный контроль короля.

Конные и пешие арбалетчики

Хотя сохранившиеся документы очень сдержанны в этом вопросе, король и принцы нанимали и другие типы воинов. Помимо рыцарей, граф Альфонс де Пуатье нанял конных арбалетчиков. Сикард Аламан, один из главных советников Альфонса, получил очень точные инструкции по этому вопросу: каждый арбалетчик должен был быть обеспечен лошадью и ее снаряжением; он должен был получать 5 турских су жалования в день, которые должны были использоваться для оплаты его питания и других необходимых расходов; для него и его лошади должно было быть зарезервировано место на корабле; сумма компенсации за потерянных лошадей должна была соответствовать сумме, установленной королем Франции для его собственных конных сержантов[142]. Последний момент заслуживает отдельного внимания: как мы и предполагали, Людовик действительно держал в качестве своих приближенных конных воинов не дворян, сержантов или конных арбалетчиков, но в сохранившихся источниках они нигде не фигурируют. Хроники говорят только о корпусе "арбалетчиков Двора", безусловно, более многочисленном, чем 25 арбалетчиков, которые обычно служили при короле, так что создается впечатление, что элиту крестоносной пехоты составляли несколько сотен человек[143].

Среди пехотинцев были также каталонцы и провансальцы. Как они были завербованы? Для ответа на этот вопрос недостаточно свидетельств, но представляется вероятным, что сенешали Бокера и Каркассона получили от короля приказ набрать контингенты пехотинцев для будущего крестового похода, в том числе и за границами королевства (графство Прованс принадлежало Карлу Анжуйскому, а Каталония — Арагонской короне). По прибытии в Тунис генуэзские моряки также были задействованы в боевых действиях и именно они, например, взяли Карфаген, что стало первым подвигом кампании[144].

Иностранные контингенты

Генуэзские моряки были не единственными иностранцами в армии крестоносцев, но они были самыми многочисленными. В Annales de Gênes (Анналах Генуи), почти официальном источнике, упоминается цифра в 10.000 генуэзцев, служивших на 55 кораблях. Их число было настолько велико, что им пришлось избрать двух консулов, которые отправляли правосудие от имени генуэзской коммуны, а в начале сентября генуэзские власти отправили в Тунис некоего Франческо де Камила, которому было поручено взять генуэзцев в армии под свою власть. Что касается остальных, то пехотинцы, как мы видели, набирались, по крайней мере частично, в Каталонии и Провансе. Тибо, король Наварры, был французским принцем, поскольку он был прежде всего графом Шампани. Но в его контингент входили наваррские и кастильские сеньоры. Среди погибших во время кампании упоминается шотландец, граф Атолл — возможно, это тот "принц Шотландии", о котором упоминает Ибн Хальдун. Контингент из 500 фризов высадился в Тунисе уже после смерти Людовика. Будущий король Англии Эдуард и его дядя Уильям де Валенс (Гийом де Лузиньян) возглавляли небольшой отряд, который прибыл в Тунис только после того, как крестоносцы уже собрались уходить[145].

Цифры

Сколько воинов возглавлял Людовик в двух своих крестовых походах? Для Египетского крестового похода Жуанвиль оценивает количество рыцарей в 2.500 или 2.800 человек. В среднем, а поскольку это была заморская экспедиция, и место на кораблях было ограничено, на одного рыцаря приходилось два конных воина (оруженосца или сержанта), то есть 5.000 — 5.600 сержантов, и три или четыре пехотинца на одного рыцаря, то есть 8.000 — 10.000 пеших сержантов. Поэтому можно предположить, что армия, высадившаяся в Египте, насчитывала от 15.000 до 18.000 человек, из которых не больше половины были кавалерией. Тунисский крестовый поход должен был мобилизовать такое же количество людей. Во время переговоров о найме своего флота Венеция предложила 15 больших судов, которые могли перевозить 4.000 лошадей и 10.000 человек. В проекте договора между Венецией и послами короля Людовика каждого рыцаря должны были сопровождать два сержанта, конь и слуга, но в итоге договор был заключен с Генуей. Хроники того времени приводят цифры, которые зачастую завышены, или просто превозносят численность армии, как это делает Примат, согласно которому крестоносцев было так много, "что не было никого, кто мог бы их сосчитать". Возможно, самым правдоподобным свидетельством является хроника Пьера Корала, в которой говорится, что во время экспедиции погибло 340 баронов, имевших право распускать знамя. В целом, кажется несомненным, что две армии короля Людовика, в 1248 и в 1270 годах, были достаточно многочисленны для тех целей, которые ставил перед ними король, особенно если соотнести их численность с материально-техническими возможностями того времени. Вывод таков: значительная часть рыцарства королевства и его пограничья последовала за Людовик дважды, с разницей в двадцать лет, и ценой больших потерь[146].

Арагонский крестовый поход

Через пятнадцать лет после неудачи в Тунисе Филипп III возглавил новый крестовый поход. Армия, которую он привел в Каталонию, относительно хорошо известна. Наиболее ценным документом является Abrègement des despens faiz en la voye d'Arragon (Сводка расходов, понесенных на пути в Арагон). Составленный бухгалтерами короля, он дает нам представление о королевской армии, собранной в 1285 году, и ее стоимости: 1.230.000 турских ливров, то есть в два-три раза больше годового дохода капетингской монархии на тот момент.

Из этой суммы 170.000 ливров были использованы для выплаты рыцарям, входившим в составе королевского Двора, в виде ежедневного жалования, а не в виде помощи. Продолжительность пребывания рыцарей на службе у короля неизвестна, но, вероятно, она составляла около семи-восьми месяцев, с апреля по октябрь 1285 года. При жаловании 20 су в день для баннерета и 10 су для простого рыцаря, можно подсчитать, что во время кампании в королевском Дворе находилось от 600 до 1.000 рыцарей.

Помимо рыцарей Двора, были рыцари, которые, согласно записям, "не принадлежали к Двору". Они тоже получали от короля плату, но, как указывает наш документ, "их наняли, а не держали на жаловании": следуя схеме, рассмотренной выше в отношении Тунисского крестового похода, эти рыцари, таким образом, заключали договора, устанавливающие их обязательства и денежное вознаграждение, выплачиваемое королем. Они обошлись казне в 109.000 ливров, что позволяет оценить их количество в несколько сотен. В сохранившихся королевских счетах часто упоминается выплата денег рыцарям "в виде помощи" (ad conventiones).

Как и до Тунисского крестового похода, бароны и баннереты набирали своих собственных рыцарей. Герцог Брабантский, шурин Филиппа III, заключил договора с двумя рыцарями, Раесом де Гравес и Жераром де Люксембургом, каждый из которых согласился служить с четырьмя рыцарями, за плату в 3.000 ливров в первом случае и 3.500 во втором. Эти договора полностью аналогичны договорам для Тунисского крестового похода[147].

Abrègement указывает на несколько других категорий рыцарей. Рыцари "языка Франции", оплата которых составила около 10.600 ливров, возможно, были добровольцами, которым король должен был периодически выплачивать вознаграждение (общая сумма, выплаченная им, кажется, очень маленькой). Две статьи расходов относятся к жалованию, выплаченному "рыцарям, оруженосцам и слугам сенешалей Каркассона и Тулузы" (общей суммой 40.000 ливров). Будучи непосредственно граничащими с Арагонским королевством, эти два сенешальства были мобилизованы по приказу короля. Можно даже считать само собой разумеющимся, что дворянство, церкви и общины жителей были принуждены к службе сенешалями, причем особый характер экспедиции — крестовый поход — не учитывался. Есть свидетельства, что сенешаль Каркассона, Ги де Нантей, созвал seigneurs terriers, то есть главных сеньоров своего округа. Их статус восходил ко времени завоевания региона Симоном де Монфором, который вместо местных дворян разместил на этих землях сопровождавших его сеньоров в обмен на необычайно тяжелую военную службу — три месяца в году. Сенешаль Тулузы, вероятно, сделал то же самое. Дворяне были не единственными, кто был призван в армию. Епископы, аббаты и городские общины также должны были принять участие, выставив хотя контингенты пехотинцев, присутствие которых упоминается в Abrègement. В армии для Тунисского крестового похода было большое количество пеших и конных солдат, которые были набраны в Наварре, хотя подробности не очень ясны[148].

В армии для Тунисского крестового похода мы можем заметить лишь мельком упомянутое присутствие солдат не дворян, конных сержантов или пехотинцев. А вот в Abrègement они отражены весьма четко. Статья расходов, посвященная им, является самой важной (243.000 турских ливров): их, несомненно, было несколько тысяч, причем невозможно установить пропорцию между всадниками и пехотинцами. Все они были набраны в нескольких округах, вероятно, бальи и сенешалями. Во время экспедиции королевские бухгалтеры выплачивали жалование солдатам, прибывшим из бальяжа Овернь[149]. Но города также должны были предоставить контингенты или заплатить вместо этого определенную сумму денег[150].

Таким образом армия Арагонского крестового похода состояла из очень большого корпуса, насчитывавшего несколько сотен рыцарей, возможно даже около тысячи; группы из нескольких сотен рыцарей набранных по договорам; добровольцев с севера и юга королевства, более или менее взятых на оплату королем; вассалов из сенешальств Тулузы и Каркассона, служивших по феодальным обязательствам, и контингентов, предоставленных городами; конных и пеших солдаты, набранных в разных местах агентами короля. Разнообразные способы, которыми она была собрана, армия, возглавляемая Филиппом III в 1285 году, отражает как неоднозначный характер Арагонского крестового похода (крестоносная армия или королевская и феодальная армия?), так и важность усилий, предпринятых правительством по этому случаю.

Королевская армия в крестовом походе

Три крестовых похода менее чем за сорок лет. Во всех трех случаях король из династии Капетингов возглавлял французское рыцарство. Великие бароны, знатные сеньоры и простые рыцари привыкли объединяться под его руководством и служить за его счет. Некоторые служили королю в составе королевского Двора, фактически составляя часть его свиты на время кампании. Другие просто заключали с королем договора, в которых были прописаны обязательства обеих сторон. Но почти все они зависели от короля, помимо вассальных обязательств. В 1248 году Жуанвиль был вассалом не короля, а графа Шампани. Когда он вернулся из крестового похода, ситуация изменилась и теперь он был человеком короля, который назначил ему пенсию. Герцог Брабантский был князем Империи. Он сопровождал своего зятя Филиппа III в Арагон только потому, что сам этого захотел. Но он получал от короля деньги и признавал, что находится у него на службе. Армия, к которой присоединились все эти люди, конечно же, действовала под знаком креста. Но это была армия короля Франции.