Армия короля Франции

Заключение.

В начале Столетней войны Филипп VI Валуа смог собирать армии из 28.000 кавалерии и пехоты. На всем Западе власть и богатство короля Франции не имели себе равных. Военная система, постепенно разработанная последними Капетингами, достигла своего апогея, король увеличил численность личного состава своего Двора, мог использовать союзников и созывать вассалов, а в случае крайней необходимости провозглашать арьер-бан.

Всего за три десятилетия, с 1270 по 1305 год, обязанность служить королю с оружием в руках была распространена на всех дворян, а затем и на всех подданных. Более того, налог, задуманный как замена военной службы, отныне систематически ассоциировался со вступлением в войну.

Эта система работала в начале Столетней войны, но у нее были свои пределы. В мирное время регулярных налогов не было, а король, согласно широко распространенному мнению "должен жить на свои", то есть на свои средства. С военной точки зрения, король, конечно, мог мобилизовать огромную армию. Но что толку, если враг мог свободно высадиться на побережье и затем довольно быстро пересечь королевство из конца в конец? В чем был смысл такой армии, если французское рыцарство оказалось неспособным победить в сражении?

Работа, проделанная королями за десятилетия после 1300 года, оставалась значительной. Последние прямые Капетинги, конечно, не были очень счастливы в войне. За катастрофами следовали неудачи. Кроме Наварры, которая оставалась в орбите Капетингов до 1328 года, единственным прочным территориальным приобретением стал город Лион, который был окончательно отторгнут от Империи, но это присоединение города к королевству являлась в основном заслугой юристов. Тем не менее, война привела к впечатляющему усилению королевской власти. В этом отношении правление Филиппа Красивого неизбежно притягивает внимание. Можно выдвинуть гипотезу, что Филипп намеренно желал войны, чтобы создать в стране исключительное положение, приостановив обычные практики. Столкнувшись с неподготовленными противниками, военные операции вначале дали удовлетворительные результаты. Благодаря пропаганде, которая была тем более искусной, что ее формы были новыми, благоприятная ситуация давала королю преимущество. С другой стороны, катастрофа при Куртре повергла страну в состояние шока. После того как унижение было с трудом отомщено при Монс-ан-Певель, Филипп от войны отказался. Но было слишком поздно и разразившийся финансовый кризис ознаменовал конец его правления.

Стоит отметить, что, каждый по-своему, Людовик IX и Филипп III, также использовали свои экспедиции для усиления своей власти. Королевские походы традиционно сопровождались большой помпой и пышностью: поднятие Орифламмы в Сен-Дени, посвящение в рыцари капетингских принцев и сотен молодых дворян, отплытие флота из Эг-Морта и торжественные мероприятия, которыми отмечалось возвращение короля в столицу, — все это было поводом для возвеличивания королевской власти. Прежде всего, три крестовых похода под руководством Людовика IX и Филиппа III поставили короля во главе аристократии королевства, сделав его самым последовательным проводником христианства и сторонником Святого Престола. Парадоксально, но неудача этих походов нисколько не умаляла величия капетингской королевской власти. Напротив, Людовик IX был канонизирован в 1297 году. Церковь, конечно, не признала его мучеником, потому что он умер в Тунисе от болезни, а не в бою. Но как можно утверждать, что это был не король крестоносцев, которого канонизировали через несколько лет после падения последних христианских поселений в Святой Земле?

Крестовые походы, кроме того, приучили дворян следовать за королем куда угодно. Как верховные лидеры крестоносных армий, Людовик IX и Филипп III имели право командовать, выбирать цели и следить за дисциплиной. Фактически, укрепление их власти над баронами и дворянством является наиболее конкретным проявлением подъема королевской власти в XIII веке. К 1230 году, в начале правления Людовика IX, принцип ограниченного срока службы в сорок дней был уже устоявшимся. Малолетний или слабый король не мог вести кампанию дольше. Полвека спустя все радикально изменилось. Капетинги больше не были просто сеньорами своих владений; они были полноценными королями и, по известной фразе, "императорами в своем королевстве". Бароны толпились вокруг торна, принцы из Империи терлись о плечи герцогов Бургундии и Бретани, графов Родеза и Арманьяка. Правда, за это время большинство крупных фьефов перешло в руки младших членов семьи Капетингов. И тем не менее, даже если мы спустимся до уровня среднего дворянства и простого рыцарства, выводы идентичными. Служба королю теперь полностью входит в идеологию рыцарей. Были уклонения, умолчания и сопротивление, но король никогда не испытывал недостатка в воинах. Было и другое: еще до Куртре, но особенно после, дворяне и воины с Юга были призваны пересечь королевство, чтобы служить на севере, на границах Фландрии. По крайней мере, с этой точки зрения, единство королевства или, по крайней мере, его знати, было налицо.

Служба королю: именно о развитии этого понятия к 1300 году мы должны сделать вывод. Конечно, рыцари и другие воины вступали в армии по многим причинам: стремление к славе, соблазн получить жалования, надежда на награду или повышение, не говоря уже о страхе перед бальи. Однако следует подчеркнуть важность идеи о том, что человек должен служить королю и тут эмоции были не маловажным фактором. Поведение Людовика IX в плену в Египте или храбрость Филиппа Красивого в смертельно опасной ситуации в битве при Монс-ан-Певель: широко разрекламированные, если верить свидетельствам хроник того времени, эти эпизоды подпитывали верность своему к королю. Но, пожалуй, прежде всего следует отметить создание настоящего корпуса слуг короля. В работах Роберта Фавтье и Джозефа Стрейера справедливо подчеркивается развитие королевской администрации при Филиппе Красивом. Но, возможно, один момент был недостаточно отмечен: возвышение короля шло рука об руку с возвышением его слуг. Это относится, конечно же, к "королевским лейтенантам", которые были наделены очень широкими полномочиями. Но "королевский рыцарь" и "королевский сержант" были не обычными рыцарем и сержантом. Титул, который они носили, делает их частью королевской семьи. Кто осмелился бы напасть на них? Для массы рыцарей и воинов королевских армий в какой-то мере верно то же самое: собравшись под Орифламмой, они моли почувствовать, что из многих жизненных ценностей, служение королю сейчас является наивысшим.