Она помолчала, а потом усмехнулась.
- Как мне кажется, с тех пор он мстит всем аристократкам! – заметила Красотка Роуз, поглядывая на меня. – Будем надеется, что эта Пикокиха для него просто очередной желанный трофей! Так, который час? Я совсем заболталась! Мне пора обратно, а то опять что-то учудят! Они все насмерть перепуганы проститутошной смертью! Еле успокоила! Где мои штороньки!
Я показала ей ворох штор, чувствуя, как дрожат руки.
- О, эти кисточки – просто прелесть! Обожаю кисточки на шторах! Прямо, как в аристократических семьях! – умилилась Красотка Роуз, доставая из декольте деньги и высыпая их на стол. – Тут немного больше. Пошей себе приличное платье! И мы будем думать дальше, как действовать!
Она сгребла ворох штор, проверяя, ничто не волочится по полу.
- Если они опять будут об них вытираться… - прорычала она.
- А вы их перцем намажьте! Жгучим, - усмехнулась я, как вдруг мама Дитриха замерла, глядя на меня с удивлением.
- Дорогуша! Я бы тебя обняла и расцеловала, но у меня руки заняты! – умилилась она. – Так, заехать и купить перец! Все! Пока!
Дверь за ней закрылась, а с улицы послышалось: «Чего стоишь как пень! Помоги даме! Что значит, я не дама? Да я, между прочим, ничего тяжелее мужского достоинства в руках не держала. Иногда даже отдельно от его рыдающего обладателя!».
Карета укатилась, а я присела на стул, глядя на обрезки ткани. Мне бы поговорить с Бесподобным Елауарием, но время… О! Время! Я совсем забыла! Благотворительный бал!
Закрыв шторы и дверь, подперев ее стулом, я бросилась наверх, тоже закрывая дверь и подпирая ее стулом.
- Ничего, - усмехнулась я, доставая из- под пола свое платье и туфли. Ванна уже пенилась, а рядом с ней валялись разбросанные флаконы с кремами, притирками и бальзамами.
- К сожалению мне не прислали приглашение, - усмехнулась я, глядя на себя в зеркало. Роскошный воротник выглядел, как капюшон у ядовитой змеи. «Убивать поцелуем», - пронеслось в голове, а по телу пробежала сладкая предательская дрожь предвкушения встречи. Пыль с волос была смыта, и они снова сверкали золотом, как раньше. Белоснежная кожа оттеняла алую помаду.
- Вильгельмина Анна Генриетта, - усмехнулась я, глядя на себя в зеркало. О, если бы не эта убогая комната! – Это твой первый выход в свет! Еще немного и до королевского бала доберемся!
Я рассмеялась хищным смехом, глядя на жемчужную белизну зубов.
Я сбрызнула воздух духами и стала кружиться, чувствуя, как на меня оседают маленькие капельки.
Быстрым шагом я вышла из ателье, проверяя на всякий случай, не толпится ли здесь знать? Но никого не было! Значит, все на балу! Или даже на балах! Воротник пришлось прижать к шее, чтобы не помять под накидкой.
- Бесподобный Елауарий, - прошептала я, войдя в часовню. Бесподобный Елауарий обернулся, улыбаясь добрейшей из всех улыбок. – Мне нужна карета!
На его исцарапанных руках лежал брат Бенедиктус, шипя, как змея и кусая сморщенную расцарапанную руку.
- Котики так успокаивают, - блаженным голосом заметил Бесподобный, когда два острых клыка вцепились ему прямо в палец, а скошенные злющие глаза смотрели с ненавистью.