Авдотья, дочь купеческая

Глава четвёртая. Замуж не напасть

День накануне венчания прошёл в хлопотах для всех, кроме невесты. Дуня изучала руководство по применению магии в случае катастроф. Полученные знания так и просились к испытанию на практике. Тем более, что устраивать мелкие катастрофы и диверсии для вредных классных дам барышни из института благородных девиц умели в совершенстве. А вот устранял последствия Николай Николаевич, отловить юных хулиганок преподавательницам ни разу не удалось. Возможно, Николай Николаевич и смог бы вычислить виновных, если бы захотел, но он, в отличие от преподающих дам, считал девичьи выходки невинными шалостями.

Дуня с Глашей случайно услышали его разговор с мадемуазель Бонне, преподающей французский язык.

— Ох, мсье! Вам хорошо, вас эти дурно воспитанные девицы не трогают, — вещала мадемуазель, закатывая глазки. — Согласитесь, примораживать дверь к косяку в классной комнате, это, по меньшей мере, моветон.

— Мадемуазель Бонне, голубушка, стоит ли обращать внимание на неудачные шутки учениц? — Николай Николаевич постарался успокоить коллегу, но та не унималась.

— А что вы скажете о вулкане из яблок и томатов в оранжерее, мсье? — вопросила она.

— Девочки неверно рассчитали центр тяжести и направление, поэтому всё полетело не вверх, а в стеклянную стену, — начал, было, отвечать Николай Николаевич, но, увидев укоризненный взгляд француженки, спохватился: — Да, да, я тоже считаю недопустимым проведение экспериментов в неустановленных для того местах.

— Ох, мсье! Вы действительно не понимаете! Это был не эксперимент, а преднамеренная диверсия! — воскликнула мадемуазель Бонне, развернулась и поспешила прочь, стуча каблучками по полу. Она свернула в коридор, где притаились Дуня с Глашей, но даже не заметила вжавшихся в стену учениц. Мадемуазель Бонне прошла так близко, что чуть не задела их подолом широкой юбки, и обдала запахом модных в этом сезоне духов с нотками сирени.

Николай Николаевич, вошедший в коридор следом за молодой экзальтированной коллегой, Дуню с Глашей увидел, но не стал отчитывать за подслушивание. Посмотрел вслед мадемуазель, пожал плечами, подмигнул девочкам и процитировал реплику Гамлета:

— Непостоянство — вот для женщин имя! — после чего чинно последовал дальше, заложив руки за спину.

Шалости воспитанниц прекратила начальница института, когда ей надоели жалобы подчинённых. За выходку одной ученицы наказание стал получать весь институт. После двух недель запрета выхода в город, барышни присмирели.

Дуня с улыбкой вспомнила об институтских проделках. Эти воспоминания и пробудили желание устроить на крутом берегу Волги небольшой обвал и попытаться его остановить изученным приёмом. Дуня вспомнила одно подходящее место не так далеко от дома и направилась к выходу из комнаты. Там она столкнулась с Глашей.

— Куда это ты собралась, подруженька? — подозрительно спросила Глаша.

Как хорошо, что я тебя встретила! — воскликнула Дуня. — Мне не помешает подстраховка. Значит так. Сейчас идём на берег у Филькина омута. Ты сверху создай небольшой оползень, ну, помнишь, как тогда в саду, а я снизу остановлю. Николай Николаевич интересный приём описывает: нужно использовать магию земли, но не линейно, а по спирали.

— Ни о чём не забыла, невеста? — с улыбкой спросила Глаша.

— Ох, свадьба! — воскликнула Дуня, хлопнув себя по лбу.

Она тяжело вздохнула и вернулась на любимый диванчик. Забралась на него с ногами и открыла книгу на следующей главе.

Глаша осталась рядом, на случай, если подружке вновь захочется куда-нибудь отправиться. Но сначала выглянула в коридор и попросила горничную принести роман из Чайной гостиной.

Примерно на час в комнате Дуни воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом страниц. Прервали её заглянувшие старшие братья Дуни Пётр и Павел.

— Сестрицы, помощь нужна, — заявил Павел, они и Глашу называли и считали младшей сестрой.

— Угу, — ответила Дуня, не отрываясь от книги.

Глаша же отложила роман, заложив закладкой-цветком, и встала с кресла.

Братья переглянулись и уставились на Дуню. Пётр наклонился, прочитал название и сказал:

— Нет, Павлуша, это не пособие для молодой жены. Тут о том, как при катастрофах дар применять.

— Сестричка, свадьба, конечно, катастрофа, — выдал Павел, — но нельзя же всё так буквально понимать.

— Замуж не напасть, да кабы после не пропасть, — сказал Пётр и, давясь от смеха добавил: — Жениху.

— Пётр и Павел день убавил, — не осталась в долгу Дуня и, так и не отрываясь от чтения, махнула братьям рукой, чтоб не мешали.

Братья рассмеялись и утащили с собой Глашу, чтобы та помогла подобрать шейные платки к завтрашнему торжеству. На деле же им не терпелось поделиться новостями, что произошли с ними за два месяца. С семьёй они не виделись с сезона балов, когда отец вывозил Дуню для выхода в Свет в столицу. Глашу тоже с собой брали, но она балы посещать отказалась. Понимала, то, что в родном Ярославле, да даже в Москве, для неё допустимо, здесь, в Санкт-Петербурге, не по чину будет. Как любила говорить их нянюшка: не в свои сани не садись.

Дуня не сразу поняла, что осталась в одиночестве. Обнаружив это, она радостно потёрла руки, вышла из комнаты и направилась к задней двери, ведущей к саду и конюшням. Раз с обвалом не получилось, она решила попробовать приостановить процесс разрушения дерева на примере сухой ветки. Дуня надеялась, что садовник не все такие ветки успел спилить. Ей вновь не повезло.

Михайла Петрович, ходивший лично проверить, как украшают экипажи и сбрую лошадей, возвращался через ту же дверь. Заметив дочь с подаренной книгой в руках, он быстро сообразил, чем её выход может обернуться. Он направил Дуню обратно в её покои, взяв слово из особняка не отлучаться. Когда дочь скрылась из вида, Михайла Петрович подозвал двух горничных, велев:

— С Авдотьи Михайловны глаз не спускать. Вздумает куда выйти, ко мне бегите.

— Слушаем-с, ваше степенство, — в один голос ответили девушки и поспешили за барышней. Понимали, за невестами глаз да глаз нужен, мало ли, что те из-за волнения надумают.

Дуня вовсе не волновалась. К вечеру она закончила чтение учебника. Вместе с Глашей они ещё раз полюбовались на свадебное платье. Глаша, порадовалась тому, что подружка не занята и пересказала новости братьев. Правда, в отличие от них, уложилась в несколько предложений:

— Павлуша записался на курс картографии. Петя снова влюбился, говорит, на этот раз серьёзно. Они оба немного проигрались, делая ставки на ипподроме. Просили не говорить Михайле Петровичу.

— Папенька ещё прошлый раз им обещал содержание урезать, коли играть будут. От карт отошли, так скачки теперь. Сказать, что ли папеньке, пока поздно не стало? — вслух подумала Дуня, но тут же добавила: — Ладно, пусть живут в честь праздника. Глаша, тебе не кажется, что в этих шелках да кружевах я буду похожа на куклу на чайнике?

— Ну что ты, Дунюшка! — воскликнула Глаша. — Смотри, красота какая. Папенька твой вологодским кружевницам двойную оплату выдал, чтобы к сроку поспели. А видела бы ты, как карету украсили.

— Карету? — переспросила Дуня. Она точно помнила, что папенька кареты считал излишеством, предпочитая дрожки и коляски

— Дядя твой вчера из Москвы привёз. Купил по поручению Михайлы Петровича в Каретном ряду у мастеров Ильиных, — ответила Глаша.

— Интересно, а много ещё чего мимо моего внимания прошло? — задумчиво протянула Дуня.

— Не мало, подруженька, да ты голову не забивай, пусть завтра сюрпризом станет. Пойду, а то вон горничные тебе уже ванную наполнили. Доброй ночи, невеста.

Глаша вышла, вот тут-то Дуню паника и накрыла. Она ещё держалась, когда горничные помогли искупаться, просушить волосы и облачиться в ночную сорочку. После того, как служанки затопили камин, задёрнули шторы и удалились, Дуня нервно заходила по комнате. Завтра, уже завтра венчание. Её больше волновала не брачная ночь — о том с институтскими подружками уж говорено-переговорено было, опять же, на целительской магии строение тел человеческих, а на искусствоведении картины и скульптуры великих мастеров изучали. Волновал уход из родительского дома из-под крыла отцовского.

Дуня подошла к окну, штору отдёрнула, вниз посмотрела. Хоть и знала прекрасно, что сбегать не будет, расстояние до земли оценила. Если простыни связать, да ткань с балдахина, длины вполне хватит. Подумав так, отошла от окна, от греха подальше. Ещё пару кругов по комнате сделала. Взгляд упал на язычки пламени в камине. Чтобы успокоиться, решила попробовать затушить огонь путём сбора воды из воздуха, как Николай Николаевич советовал в своём учебнике. Дуня протянула руки, повернув ладонями вверх и принялась притягивать воду, формируя в шар, затем отправила водный шар в камин. Раздался сильный треск, шипение, вверх взвилось облачко золы. Стой Дуня чуточку ближе, пришлось бы ей второй раз купаться.

Минуты не прошло, как в комнату ворвались Глаша, в платье, наспех натянутом на сорочку, сонная горничная и Михайла Петрович, босой, в домашних штанах и расстёгнутой белой рубахе. В руке он держал пустой бокал. Не только дочь накануне свадьбы волновалась.

— Я тут, того, — пробормотала Дуня, — учусь пожары тушить.

— Самое подходящее занятие для невесты, — произнёс Михайла Петрович, зорким взглядом подмечая отдёрнутую штору.

— Дунюшка нервничает, — вступилась за подругу Глаша. Глянув на полураздетого Михайлу Петровича, смутилась, вспомнила, в каком сама виде, и принялась одёргивать платье.

— Глафира, будь добра, ночуй с сударушкой, — попросил Михайла Петрович и вышел прочь. Он намеревался допить бутылочку лучшего вина из братовых виноделен, но прежде принять кое-какие меры.

Горничные быстро убрались в комнатке, задёрнули шторы, помогли Глаше распутать наспех затянутую шнуровку на платье. Ушли они с надеждой на спокойный сон. Считая, не без основания, воспитанницу хозяина более благоразумной барышней.

Подружки улеглись на широкую кровать, хотели поболтать, да сон сморил. Дальнейшая ночь прошла действительно спокойно и беззаботно. Но только не для кучера, сторожа и двух лакеев, коих Михайла Петрович отправил ходить дозором вокруг особняка.