Авдотья, дочь купеческая

Глава восьмая. Матушка барыня

Ямская станция, на которую заехали путешественники, являлась узловой на пути в Москву. Состояла она из домика смотрителя с конторой в нём, трактира с номерами для постояльцев наверху, конюшни, каретного сарая и небольшой кузни.

Дуня и Платон вышли из кареты позже остальных, им потребовалось время, чтобы привести в порядок растрёпанную одежду и волосы. Около остальных уже стояли станционный смотритель — пожилой мужчина в форме и фуражке, которую он снял и держал в руках — и писарь, примерно того же возраста, с путевой книжицей и самозарядным пером в руках. Дуня даже немного удивилась тому, как быстро дошла до провинции магическая новинка.

После почтительного поклона, приветствия и записи имён проезжих, смотритель велел подбежавшему из трактира слуге готовить номера и обед для постояльцев.

— Прошу прощения-с, господа, но осталось лишь три двухместных номера-с, — произнёс смотритель, вновь кланяясь. — Остальные заняты-с государевыми чиновниками да курьерами.

Дуня с Платоном многозначительно переглянулись. Намеревались они отдыхать часа три, а за такое время много чего успеть можно. Эти переглядывания заметила маменька Платона, она подошла к сыну и заговорила елейно:

— Платоша, мон ами, ты со мной в один номер идёшь. Помоги дойти своей маменьке, а то ноги затекли в этой коляске. — Она презрительно посмотрела на экипаж, в котором прибыла. Затем кинула горничной: — Что стоишь, рот разинула, иди, неси вещи в лучший номер.

После чего подхватила под руку Платона и повела к трактиру. Следом пошли тётушки, та, что вдовая, не удержалась от укоризненного покачивания головой, благо сестрица не видела. Платон оглянулся, растерянно посмотрел на молодую жену. Дуня легко кивнула, мол, уважь маменьку. Горничная тоже посмотрела на Дуню, но вопросительно. Ведь хозяйкой её вовсе не Платонова маменька была.

— Иди, Нюра, — произнесла Дуня и обратилась ко второй девушке: — А ты, Тася, тётушкам помоги устроиться. После к нам с Глафирой вернётесь. За труды дополнительные к жалованию по рублику добавлю.

— Ой, спасибо, Авдотья Михайловна! — воскликнули горничные и, вдохновлённые прибавкой, поспешили к трактиру.

Дуня обернулась к станционному смотрителю, доставая из ридикюля кошель с банковскими билетами и чековой книжкой.

— Будьте добры, распорядитесь насчёт устройства и обеда моим людям: всего три кучера и две горничные. Выезжаем через три часа. Оплату чем примите?

Смотритель кивнул писарю, тот поспешил выполнять поручение. Сам же вновь отвесил поклон и ответил:

— В лучшем виде будет сделано-с, Авдотья Михайловна. У нас для слуг пристроечка имеется. Насчёт оплаты не беспокойтесь, Михайла Петрович, дай Бог здоровья вашему папеньке, загодя нарочного присылали, всё оплатили-с. Ещё раз прощения прошу, что номера не самые лучшие предоставить получилось. Намедни указ привезли императорский, в первую очередь обеспечивать курьеров с важными депешами, да чиновников, по государственным делам-с следующих.

Вид у него стал при этом такой виноватый, что Дуня поспешила заверить:

— Не переживайте, Антип Иванович, всё в порядке. Пока же откланяюсь, пойдём, Глаша.

Она обернулась к Глаше, и подруги тоже отправились отдыхать. Смотритель растроганно вздохнул и пошёл в контору, бормоча:

— Вот ведь, помнит, егоза старика. Не забыла, небось, как мы с её папенькой их с подружкой с крыши трактирной снимали-с. До сих пор не могу понять, как силёнок хватило туда забраться, дар помог, не иначе. Смотри-ка, графиней стала.

Войдя в трактир Дуня огляделась, ничего не поменялось с последней поездки, да и прошло-то всего два месяца, как они с Глашей после выпуска домой возвращались, а после балов и того меньше. Ответив на приветствие трактирщика, подруги поднялись в номер, следуя за трактирным мальчишкой.

— Сёмка, да ты, никак, ещё подрос, — сказала ему Глаша.

— А то! — ответил тот и широко улыбнулся, демонстрируя дырки на месте верхних молочных зубов.

Сёмка доволен был, что добрые барышни приехали, когда его очередь дежурить подошла. Все трактирные знали: купец Михайла из Ярославля и его дочь с воспитанницей никогда без вознаграждения не оставят. Поэтому, как родных встречали. Мальчишка не ошибся, вскоре он, прыгая по ступенькам, возвращался обратно, зажав в кулаке новенькие пять копеек.

В номере, чистенько прибранном и вполне уютном, Глаша сказала:

— Ох, Дуня, попьёт у тебя крови свекровушка.

Дуня, усевшись на кровать, пару раз подпрыгнула на пуховой перине и беспечно ответила:

— Не попьёт, подавится. Я и сейчас могла бы укорот дать, да на людях не пристало. Сама знаешь, сор из избы выметать не следует. Ты лучше монографию верни, хочу кое-что попробовать.

— Я ещё не дочитала, — ответила Глаша, машинально подтягивая к себе только положенный на стул ридикюль.

— Ага, тебе тоже понравилось! А меня упрекала, что ничего вокруг не вижу, когда читаю, — торжествующе произнесла Дуня.

— Мне можно, у меня нет на носу венчания, — парировала Глаша.

В дверь постучали, это принесли в покои обед. Дуне с Глашей трактирщик лично поднос с едой доставил. Увязавшийся с ним Сёмка, доложил:

— Барыни-сударыни, ваши горничные просили передать, что чутка задержатся, там эта, — Сёмка руками над головой изобразил высокую причёску Платоновой маменьки, — гневаться изволют.

Трактирщик отвесил мальчишке лёгкий подзатыльник, ухватил за шиворот, и вытащил из комнаты, пожелав постоялицам приятного аппетита.

Дуня встала с кровати, но направилась не к столу, а к двери. Её намерения терпеть дурной нрав свекрови на время дороги, куда-то испарились. К счастью последней, дойти до неё Дуня не успела, дверь отворилась и вбежали запыхавшиеся девушки.

— За вами словно черти гнались, — пошутила Глаша.

— Почти что, — ответила более бойкая на язык Тася и, спохватившись, спросила: — Переодеться изволите?

Тут только Дуня с Глашей заметили в руках горничных свои саквояжи. Оказывается девушки за ними сбегать успели, вот и запыхались.

— Нет, мы, пожалуй, после обеда прогуляться сходим. Идите, отдыхайте, — отпустила горничных Дуня и спросила у подруги: — Ты ведь не против ножки поразмять?

— С удовольствием, погодка хорошая, — ответила Глаша.

Пообедав плотно да вкусно щами с мясом, студнем, пирогами, подруги вышли на улицу. У пристройки на лавочке сидели их кучера, горничные, да несколько незнакомых слуг в форме, видно те, что чиновников привезли. Они тоже явно пообедали, находились в настроении хорошем. Оттуда доносился смех.

Один из кучеров, помоложе, да поплечистее, принялся внимательно наблюдать за хозяйками. Наказ он от Михайлы Петровича имел: глаз не спускать, если магичить затеют, не мешать, но проследить, чтоб осторожность соблюдали.

— Давай, по лугу прогуляемся, — предложила Дуня.

— Только чур в прятки не играем, — ответила Глаша.

Подруги переглянулись и рассмеялись, вспомнив, как в детстве пытались сбежать из-под надзора папеньки, прячась в густой траве луга, перейдя через который, можно было попасть в большое село, принадлежавшее какому-то барону. До села им дойти ни разу не удалось.

Облака на небе развеялись, солнце светило не по-весеннему ярко, щебетали птицы, где-то неподалёку жужжала пчела. Со стороны кузницы доносился звон — там молотом стучали по наковальне. У дома смотрителя, на крыльце конторки, сидел, опустив голову рослый детина, судя по одежде, из зажиточных крестьян, и теребил в руках картуз. Заслышав шаги, он поднял голову. Завидев Дуню и Глашу, просиял, словно давних знакомых встретил.

Он вскочил с крыльца, и тут же бухнулся на колени, отвесил поклон сначала Дуне, затем Глаше и заголосил:

— Матушка, барыня! Барышня-магичка! Спасите, Христа ради! Кроме вас некому помочь!

На эти вопли выскочили на крыльцо смотритель и писарь, а от пристройки подошёл кучер, приглядывающий за хозяйками. Смотритель прикрикнул на мужика:

— Хорош ломать комедь, встань!

Мужик поднялся, отряхивая колени.

— Чем мы помочь можем? — спросила Дуня, заинтересованно.

— Матушка барыня, у нас в селе, я там старостой, кузня на магической тяге встала, амулет разрядился, — быстро заговорил мужик. — Самый сев, а нам ни лошадок подковать, ни лемеха от плуга не поправить. Зарядить амулет некому, барин наш, барон Елагин, в столицу уехал на месяц. Спасай, матушка барыня! Или подруженьке своей позволь. Слыхали мы, вы обе сильным даром владеете.

Дуня посмотрела в сторону кузни. Смотритель, правильно истолковал этот взгляд и произнёс:

— Ежели б не указ, по которому кузня при ямской станции должна-с лишь по казённой надобности использоваться, разве бы я отказал соседям в такой малости.

— Время есть, давай поможем, Дуня, — попросила Глаша.

— Поможем, — ответила Дуня.

Староста сельский засуетился и воскликнул:

— Я на пролёточке приехал, мигом вас до села домчу!

— С Авдотьей Михайловной и с Глафирой Васильевной я вместе поеду, — заявил кучер, выступая вперёд.

— А, Демьян, ну поехали, — позволила Дуня и добавила: — Небось, папенька велел смотреть за нами с Глашей? Да ладно, не тушуйся, как девица на смотринах. Не в первый раз ведь. Где там твоя пролётка, староста? Как звать-величать-то тебя?

— Прохором Нилычем кличут, — ответил староста.

— Поехали, Прохор Нилыч, — сказала Глаша.

Всю дорогу до села, к слову, идущую через луг, староста рассказывал о случившейся напасти. Тем более, что лошадью правил Демьян, умостившийся рядом с ним на облучке. Выяснилось, что барон Елагин, в чьём владении находилось село, очень уважал всяческие технические и магические новинки. Вот и оснастил он амулетами мельницу и небольшой винный заводик. С кузней дальше пошёл: выстроил новую, оснастил магически. Всё бы хорошо, вот только старую кузню он снёс, а новая, как оказалось, без амулетов ни туда, ни сюда.

Когда въехали в село, то, по указаниям старосты, Демьян направил пролётку к стоящей на пригорке около реки кузнице. Она даже издали отличалась от привычных: просторное побеленное снаружи здание. Рядом толпились люди. Кто-то держал в поводу коня, кто-то вертел в руках железки: обручи от колес и бочек, лемеха. Дуню с Глашей встретили почтительно, с поклонами. Какая-то шустрая молодка сказала:

— Это купца Матвеевского барышни, учёные магички.

Дуня с Глашей, староста и кучер вошли в кузню, внутри тоже оказавшуюся просторной и чистой. Даже горн, который, как в обычных кузнях разжигали при помощи дров и угля. Кузнец и его подручный уставились на вошедших полными надежды взглядами.

Глаша, первой увидевшая амулет, вделанный в стену, внимательно его осмотрела и произнесла:

— Зарядки четверть осталась. Тут ещё должна быть какая-то неполадка. Я пока заряжать начну, а ты посмотри целостность предметов.

Заряжать амулеты их Николай Николаевич научил, и ещё многому, что в программу не входило, но помочь в хозяйстве могло. В том числе, определять незаметные глазу повреждения в различных предметах. И устранять их, сплавляя, склеивая магически. Пусть такой метод починки и действовал временно, но продержаться, к примеру, до замены каминной или водопроводной трубы, позволял. Не всем ученицам эти занятия нравились. Обедневшие дворяночки морщили носы. А вот богатая дочь купца и её подруга впитывали всё, что касалось магических знаний и умений, как губки.

Дуня первым делом подошла к наковальне и висевшему над ней магически-гидравлическому молоту. Она приложила ладони к молоту, тот словно окутало голубой дымкой. Кузнец с подручным осенили лбы крёстным знамением. Хоть и знали, что магия — дело богоугодное. С молотом было всё в порядке, несколько мелких трещин Дуня нашла на мехах. Она вновь приложила ладони, на этот раз дымка заклубилась над местами повреждений, была она не голубой, а зелёной, искрящейся. Закончили ремонт подруги одновременно.

— Меха с полгода продержатся, после менять нужно, — сообщила Дуня.

Кузнец и его подручный поклонились Дуне с Глашей в пояс, а стоило им выйти наружу, как дородная крестьянка поднесла корзину, накрытую льняным полотенцем.

— Матушка барыня, барышня магичка, — произнесла она. — Примите, не побрезгуйте, наш подарочек: молочко утреннее, да хлебушек с калачами, только испечёнными.

— Приму с удовольствием, чтобы кузня ваша без поломок работала, — ответила Дуня и кивнула Демьяну.

Кучер принял корзину. Крестьяне низко поклонились. Обратно подруг вёз один Демьян. Староста остался, сославшись на дела и попросив кучера пролётку у конторы поставить. Отъезжая, услышали его голос:

— А ну, куды без очереди! Договорено же, поначалу лемеха чинить!