Бандиты

1

Всякий раз, когда приходил вызов из больницы для прокаженных и надо было ехать за телом, Джек Делани непременно заболевал — гриппом или чем-нибудь вроде этого. Его босс, Лео Муллен, решил наконец его пристыдить:

— Видишь, что получается. Стоит позвонить кому-нибудь из сестер, как ты тут же начинаешь ныть: «Ой, не знаю, что со мной такое, я так фигово себя чувствую».

— Фигово? — переспросил Джек. — Да я отродясь так не говорю — «фигово». Когда это было? В смысле — когда они звонили? Погоди-ка, погоди. Сколько раз они вообще звонили за то время, что я тут работаю? Раза два?

Лео на миг даже забыл о покойнике, лежавшем перед ним на столе.

— Тебе сказать точно? Это уже четвертый случай за три года. — Поверх рубашки с галстуком Лео нацепил клеенчатый фартук, руки по локоть в резиновых перчатках — словно собирался перемыть гору посуды.

Джек Делани стоял в дверном проеме, на пороге сводчатой комнаты, метрах в двух от изголовья мраморного столика, где Лео препарировал труп. Столик был слегка наклонен в сторону раковины, чтобы лишняя жидкость быстрее стекала с него. Сам покойник — плешивый коротышка, зато по всему телу густая поросль волос. Ступни повернуты вовнутрь, к большому пальцу левой ноги привязана бирка. Лежит, бедолага. Джек всегда остерегался смотреть на покойника в упор. Сперва он мельком бросал на него взгляд издалека, от двери, проверяя, не ждет ли его на столе нечто ужасное — жертва несчастного случая, кошмар, который навеки отпечатается в мозгу. Этот, кажется, ничего… Джек пригляделся и поспешно отвел глаза. Вот черт, этот уж точно побывал в аварии. И вовсе он не лысый, просто у него вся кожа содрана со лба и выше, почти до макушки — должно быть, его оскальпировало ветровое стекло. Джек машинально провел рукой по собственным волосам и тут же убрал руку, а то Лео непременно напомнит, что ему пора к парикмахеру. Теперь Джек смотрел прямо на Лео, на его руки, впрыскивающие дезинфицирующий раствор во все отверстия трупа: в ноздри, в уши, в рот, в каждую темную дыру.

— Все три раза, когда они звонили, у тебя тут же какая-нибудь хвороба разыгрывалась, — продолжал Лео. — Раз — и спекся. Вот о чем я говорю. Так ведь дело обстоит?

— Я раньше бывал в Карвиле, — заметил Джек, — когда на Ривесов работал. Мы туда ездили пару раз в год настраивать орган. Кто-нибудь из них перебирал клавиши, а я забирался на самый верх, к трубам, по шаткой такой лесенке, приводил их в порядок. У меня, знаешь ли, слух имеется.

Посмотреть на Лео, так он тоже вроде как орган настраивает. Приподнял инструмент того парня на столе, впрыснул в него дезинфектант. Небось при жизни покойник гордился своим орудием. Ростом невелик, но эта штука что надо.

— Разве я сегодня говорил, что плохо себя чувствую? — поинтересовался Джек.

— Пока не говорил. Не успел, — фыркнул Лео. — Они только что звонили. — Взявшись за шланг, тянувшийся к раковине, Лео включил воду и попросил помощника: — Подержи, пожалуйста.

— Не имею права, — возразил Джек. — У меня нет лицензии.

— Я никому не скажу. Давай, поливай стол. Отсюда, от самого надреза, чтоб стекало.

Джек подошел и перехватил шланг, по-прежнему стараясь не глядеть на тело.

— Сам понимаешь: трогать мертвяка, который загнулся от проказы, — удовольствие ниже среднего.

— От болезни Хансена, — поправил его Лео. — От нее самой не умирают, умирают от сопутствующих инфекций.

— Насколько я помню, — продолжал Джек, — в прошлый раз ты вызывал специальную службу, чтобы они доставили тело из Карвиля.

— У меня было три покойника на руках, два уже лежали на столе, а ты заявил, что фигово себя чувствуешь.

— Да брось ты, Лео! Можно подумать, тебе охота трогать покойника с проказой.

В беседе со своим боссом Джек Делани выражений не подбирал, поскольку давно дружил с ним, к тому же Лео женился на сестре Джека, Риджине, и мать Джека жила с дочерью и зятем по четыре, а то и пять месяцев в году, когда они выезжали на летний сезон за озеро, в Бей-Сент-Луис, штат Миссисипи.

Лео, последнему представителю династии Мулленов, внуку основателя погребальной конторы «Муллен и сыновья», исполнилось пятьдесят; когда-то он работал на отца и дядю, теперь был сам себе хозяин, и на нем этому роду суждено было оборваться. Через десять лет Лео намеревался продать дело, поселиться в Бей-Сент-Луисе, ловить крабов сеткой и читать на досуге исторические романы; пока что он честно и преданно исполнял свой долг, пожимал руки родным усопшего, для католиков заказывал чтение розария, и пока скорбящие не разойдутся, никогда не отлучался на минутку в свою комнату, чтобы глотнуть капельку виски. Бармены принимали Лео за дядюшку Джека. Как-то раз (они тогда сидели в «Мандине») Джек сказал ему:

— Тебе не следовало работать в похоронной конторе.

А Лео ответил:

— Чья бы корова мычала.

Джек Делани сам не заметил, как ему стукнуло сорок. Выглядел он намного моложе. Мать звала его своим солнечным мальчиком, своим красавцем.

Она старалась не вспоминать, что ее солнечный мальчик провел три года в «Анголе» — исправительном лагере штата Луизиана, работал на хлопковых полях и расчищал заросли. Джек уверял, что если им удавалось вырубить весь кустарник, им завозили новый из Миссисипи. На ночном столике мать хранила несколько фотографий Джека, в том числе вырезки из газет, где он позировал в рекламе дома моды «Мезон Бланш». Рядом стояла одна-единственная фотография Риджины — на выпускном балу, когда та закончила колледж доминиканских монахинь. Девушкам нравились взъерошенные волосы Джека, его мальчишеская фигура, легкая улыбочка. Услыхав, что он работал моделью, рекламировал спортивную одежду, девушки верещали: «Вот это да!», а если он так, между прочим, вставлял, что побывал в тюряге, они вздыхали: «Ах, боже мой», и морщили носики от любопытства, пытаясь угадать, что этот пройдоха мог сделать такого, за что угодил в тюрьму. На это Джек отвечал: если все рассказывать — выйдет чересчур длинно, а попросту говоря, он был вором, специалистом по драгоценностям. Девушки жадно слушали, и он подбрасывал им две-три истории пострашнее, поинтереснее. Он-то знал, что некоторые девушки прямо-таки сдвинулись на парнях, отсидевших свой срок, — при условии, конечно, что и наружность у них ничего.

Пока Джек парился в лагере общего режима, Лео здорово помогал ему. Это Лео поговорил с нужными людьми, объяснил, что зять его — парень еще незрелый, вроде подростка. Считает себя красавчиком, думает, будто каждая девушка западает на него. Лео сказал им, что Джек — парень умный, но мать не сумела как следует держать его в руках, а отец, работавший в Гондурасе на «Юнайтед фрут», умер там, когда Джек перешел в девятый класс иезуитского колледжа. Джек всегда был заводным парнем, малость неуправляемым, вечно что-нибудь выдумывал: наловит, скажем, змей, да и напустит в клубный бассейн — конечно, не ядовитых, а так, попугать. Лео обещал предоставить Джеку Делани работу, которая заставит его ежедневно соприкасаться с реалиями человеческой жизни и поможет ему исправиться. Так и получилось, что Джек отсидел в государственном исправительном заведении тридцать пять месяцев, то есть без месяца три года из положенных ему по статье от пяти до двадцати пяти лет.

Работа в конторе «Муллен и сыновья» входила в условия досрочного освобождения. Возиться с трупами Джеку нравилось ничуть не больше, чем собирать хлопок в «Анголе», и тем не менее он уже третий год жил на втором этаже погребальной конторы, в комнате по соседству с бальзамировочной, водил катафалк, свозил в контору трупы из больниц и моргов, открывал дверь посетителям, украшал флажками машины для пышной процессии.

Когда Лео нанимал его, Джек спросил:

— А стоит ли?

Лео ответил:

— Я знаю одно: по крайней мере, выпивать мы теперь будем вместе.

Теперь Лео сказал:

— Выходит, прошло шесть или семь лет, с тех пор как ты последний раз был в Карвиле, когда работал на братьев Ривесов?

— Пожалуй, больше, — ответил Джек.

— Насчет проказы — в смысле, болезни Хансена — точно не известно, откуда она берется. Я читал, можно подцепить ее от броненосца. Так что не трогай их голыми руками.

Джек промолчал.

— Больнице уже без малого сто лет, и за все это время ни одна монахиня там не заболела. И в «Чарити» тоже никто никогда не заражался. Ты знаком с сестрой Терезой Викторией?

Джек снова промолчал. Он не мог выдавить из себя ни слова: глянув наконец на лицо человека, лежавшего на столе, он разглядел под ранами и ссадинами знакомые черты, он узнал этого парня даже без черной кудрявой челки, прежде лихо падавшей ему на лоб.

— Это же Бадди Джаннет, верно? — с трудом выдавил он из себя. Он был удивлен, но как-то тихо удивлен, скорее, подавлен этим открытием. — Господи Иисусе, это же Бадди Джаннет!

Лео потянулся к свидетельству о смерти, лежащему на стойке возле машины для бальзамирования.

— Дени Александр Джаннет, — прочел он, — родился в Орлеане, двадцать третьего апреля тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

— Это Бадди. Господи, поверить в это не могу, — покачал головой Джек.

Лео уже подключил Бадди к машине для бальзамирования, тонкие пластиковые трубки зазмеились по обнаженному телу Бадди к сонной артерии на правой стороне его шеи, аппарат заработал, закачивая в его сосуды розовую жидкость под названием «пермагло».

— Почему не можешь поверить?

— Он был такой аккуратный, такой осмотрительный.

Лео перехватил шланг, начал тонкой, нежной струйкой поливать плечи и грудь Бадди.

— Где ты познакомился с ним — в тюрьме?

— Нет, раньше, — ответил Джек и смолк. Лео дожидался ответа, поливая Бадди водой, обмывая его. — Мы часто встречались в городе. Бывало, в субботу вечерком столкнемся в баре «У Рузвельта», выпьем вместе…

— Выходит, вы были приятелями? — Теперь Лео намыливал Бадди, расправлял руками его плоть, чтобы «пермагло» проникло в периферийные сосуды и придало коже усопшего естественный, чуть розоватый оттенок.

— Встретимся — вроде как приятели, — задумчиво произнес Джек, — а не видимся — так и забыли друг про друга.

— Что-то ты не говорил о нем.

— Давно все это было.

— Что — было?

— Как мы познакомились. — Джек уже не боялся смотреть на Бадди, на его травмы. Голова вся ободрана, похоже на сильный загар. — В аварию попал, да?

— Свалился с шоссе в канал. Нынче утром, — ответил Лео, вновь глянув на свидетельство о смерти. — Похоже, твой приятель был женат. Жил в Кеннере.

— В самом деле?

— Только в машине с ним была не жена. Молодая дама, — добавил Лео. — Что бы ты почувствовал, окажись ты на месте его жены?

— Такое случается, — развел руками Джек.

— Даже с очень осмотрительными людьми?

— Может, я ошибаюсь, — признал Джек. — Может, не такой уж он был и осмотрительный. Или был осмотрительный, а потом вот взял да и вылетел через ветровое стекло. Я ведь ничего о нем не знаю, как он жил.

— Да, это вопрос сложный. — Лео возился с регулятором давления на бальзамировочной машине.

Джек понимал, что ему пора уходить, но не мог оторвать взгляд от тела Бадди.

— А что случилось с пассажиркой?

— С той молодой леди, которая не была его женой? То же самое, что и с твоим приятелем, — сообщил Лео. — Причина смерти — множественные травмы. Копам следовало бы проводить вскрытие, когда они получают такие подарочки, а они только взяли кровь на алкоголь. Девица лежит в Лейквью. Знаешь, где это? Новенькое такое здание. Они сотни две похорон в год проводят по меньшей мере. Миссис Джаннет попросила, чтобы твоего приятеля отвезли к нам. Но ты с ней вроде не знаком?

— Нет, не знаком. Даже не знал, что он женат.

— А подружку его встречал?

— Девушку, которая разбилась вместе с ним? К чему ты клонишь, Лео?

— Ты же многих девушек знаешь. Вот я и подумал: может, ты знаком и с той, которую он посадил к себе в машину.

— Нет, ты к чему клонишь?

— Мы говорим про девушек, Джек. Где их нынче можно подцепить? — Теперь Лео понадобилось что-то на полочке над бальзамировочной машиной. — Кажется, бар «Байю» на Портшартрен — неплохое место.

— Вполне.

Лео обернулся к своему клиенту, держа в руках троакар — медную хромированную трубку с рукояткой и острым, как нож, наконечником.

— Ты же был там пару дней назад, верно?

— Оставь в покое троакар, Лео! Давай сперва во всем разберемся. Когда это было?

— На этой неделе ты отдежурил три ночи — стало быть, в понедельник. Часов примерно в шесть.

Джек кивнул, не совсем понимая, в чем он должен признаться, а тем более покаяться. На совести у него ничего такого не было.

— И с кем же я был?

— Сам знаешь, с кем ты был, — отрезал Лео. В рукоятку троакара он заправил конец пластиковой трубки, подключенной к аппарату для отсоса лишней жидкости, и оставил другой конец трубки свободно свисать с края раковины. — И не пытайся юлить: ты был с ней. Эту девицу за милю можно узнать по рыжим волосам.

— Ну да, я был с Хелен.

— Признаешься?

— А кто тебе сказал?

— Какая разница, кто сказал, если так оно и было?

— Лео, ты же не просто спрашиваешь, с кем я был, ты меня вроде в чем-то уличить хочешь.

— Если ты так это воспринимаешь…

— Да в чем я провинился? Я прошел реабилитацию, я больше ни перед кем не должен отчитываться и подобных наездов терпеть не стану, ясно тебе? Скажи прямо, что я сделал не так?

— Понятия не имею. Ты водил ее наверх, в номера?

— Я встретился с ней случайно. Много лет ее не видел. Ты сам знаешь, как давно я ее не видел.

— С тех пор, как попал в тюрьму.

— Мы выпили, и все тут.

— И ты не почувствовал зуд?

— Какой еще зуд?

— Тебе не приспичило повести ее в номера?

— Лео, мужчине стоит только взглянуть на такую девчонку, как Хелен, и он сразу почувствует зуд. Так уж устроил нас Бог. — Джек исподтишка следил, как Лео направляется к Бадди с троакаром наготове. — Похоже, ты боишься, как бы я опять во что-то не влип. Или что я сорвусь с катушек только потому, что этот парень был моим приятелем много лет назад?

— Тогда же, когда и Хелен.

— Ну и что? Они даже не были знакомы друг с другом. Этот бедолага слетел с шоссе, в машине с ним сидела какая-то девушка — может, друг семьи или сестра его жены, почем ты знаешь. А ты уже вообразил невесть что, будто я в чем-то замешан, потому что он замешан, но ты ведь ничего о нем не знаешь. И пусть даже та девица в машине была его подружкой, мне-то что до этого?

— Я за тебя беспокоюсь, — проворчал Лео.

— С какой стати?

— Не знаю. Все дело в твоем характере. Тенденция у тебя такая. Я за тебя беспокоюсь.

— Мы с тобой разные люди, Лео.

— Это точно.

— Тебе эта работа по душе, мне — нет. Ты можешь сколько угодно валяться в гамаке на берегу, читать книжки, принюхиваться, что там Риджина готовит на обед…

— А что тебе нравится, Джек?

Джек не ответил. Он не мог оторвать глаз от троакара, похожего на копье, зависшее в нескольких сантиметрах над животом Бадди, над его беззащитным пупком.

— Вот видишь? — сказал Лео. — Ты ведь не назовешь с ходу какие-нибудь приятные вещи, которые нравятся всем. Нет, ты будешь ломать себе голову, пока не выдумаешь что-нибудь извращенное.

— Да я вовсе ни о чем сейчас не думал. Ты уж извини, Лео, но твоя работа состарит тебя раньше времени. Ты всегда такой важный. Даже пошутить тебе нельзя. — Он с облегчением увидел, что Лео уже не так решительно сжимает троакар.

— Ты прав, — признал Лео. — Я поспешил с выводами. Мне сказали, что тебя видели с этой рыжей шлюхой, я и решил, что все начинается сначала — отели, коктейли, безделье.

— Я просто предложил ей выпить.

— С какой стати? После того, что она с тобой сделала, ты должен был пройти мимо, не поздоровавшись.

— Она ничего плохого мне не сделала, Лео. Все сделал я сам. Разум предлагает поступки воле, верно? А воля решает, делать нам это или нет. Так нас учили в школе. В смысле — некого винить, если ты в дерьме.

— Ты учти, как только ты начнешь снова гоняться за подобными развлечениями, тебя ждет одно из двух: либо тюрьма — про нее ты и так все знаешь, — либо вот этот стол. — Лео подтвердил свои слова взмахом руки. — Кончишь как и твой приятель.

— Завтра я съезжу в Карвиль.

— Будь так любезен, — откликнулся Лео. Склонившись над Бадди, он коснулся острым кончиком троакара его живота, облюбовав мягкое местечко в паре сантиметров повыше пупка.

— Погоди! — взмолился Джек. — В котором часу надо ехать? — Лео уже надавил на троакар, протыкая плоть. — Да погоди же, Лео, прошу тебя! Вот черт! — И он выскочил за дверь.