Бандиты

20

Джек свернул на тенистую аллею, к старой полуразвалившейся дамбе, и покатил по пустынной улице, тянувшейся вдоль берега. По одну сторону стояли старые деревянные дома, укрытые тенью замшелых дубов, по другую — цементные ступени пирса, все в трещинах, — когда-то в детстве они забирались сюда, забрасывали в неглубокую бухту сетки и ловили крабов. Далеко в залив уходили деревянные мостки для прогулок. Каллен и Джек проехали мимо дома, обтесанного ураганами за добрую сотню лет.

— «Камилла»[2] унесла у нас крыльцо, — сообщил Джек, — и в доме было грязи по колено.

Они свернули на боковую улочку. Джек впервые обратил внимание на ее название: Леопольд-стрит. Он остановил свой автомобиль позади дома, рядом с «шеветтом» Риджины и чьей-то новехонькой ярко-голубой машиной, на которой вместо названия красовались лишь цифры да слово «турбо». С веранды из-за занавески на гостей взирала какая-то женщина. Другая женщина, покрупнее, не слишком отчетливо видная из-за занавесок, скользнула мимо первой и распахнула раздвижную дверь. Это была сестра Джека Риджина. Выходя из машины, Джек услышал, как она выкрикивает детскую дразнилку:

— Кто стучится в дверь моя? — и, обращаясь к матери: — Мама, это Джек.

На задней веранде был накрыт стол на пятерых. Все говорили разом, Джек представил Каллена, обнял мать, вновь ощутив, какой маленькой и хрупкой она сделалась, и мама тихонько спросила:

— Как поживает мой славный большой мальчик?

Джек похлопал ее по спине и спросил, как у нее дела, постаравшись, чтобы голос его и впрямь прозвучал заинтересованно, заботливо.

— Прекрасно, — сказала она.

У нее и в семьдесят пять все было прекрасно: волосы, отчасти еще не седые, а русые, уложены волнами, очки и те сияют, белые сережки как нельзя лучше подходят к бусам. Но все-таки она семидесятилетняя старомодная старушка, и в данный момент ей было явно не по себе. Когда Джек спросил, в чем дело, оказалось, ее тревожит, что за столом на всех не хватит места. Да ладно, сказал Джек, расскажи лучше, как ты, что поделываешь. На это мать снова отвечала, что у нее все хорошо, вот только на прошлой неделе она слегла в постель с «артиритом».

— С кем-кем ты была в постели? — переспросил Джек. — С Арти Ритом?

И мать засмеялась, стараясь не выставлять напоказ вставную челюсть и приговаривая, что Джек — копия своего папочки, ее славного ирландца. А за спиной у Джека Риджина рассказывала Каллену, что на обед будут креветки и еще остался суп из стручков фасоли, и Каллен причмокивал в ответ.

— Знаешь, кто у нас сегодня в гостях? — спросила Риджина, и Джек тут же догадался по интонации, так что мать могла и не сообщать ему печально-многозначительным тоном:

— Морин с мужем.

— Давайте-ка я налью вам по стаканчику и выйдем на крыльцо, — предложила Риджина.

— Морин спрашивала про тебя, — продолжала мать. — Я сказала, ты по-прежнему трудишься на Лео. Морин сказала, это хорошо. Ее муж приехал вместе с ней, этот врач, как его?

— Харби, — подсказал ей Джек.

— Такая прелестная девушка, — вздохнула мать.

Риджина сказала, что Лео обещал освободиться пораньше. Улучив момент, она спросила Джека:

— Лео говорил, ты где-то столкнулся с Хелен. Ты намерен снова с ней встречаться?

— Лео тебе все рассказывает?

— Надеюсь, что да, — вздернула голову Риджина.

— Ты с кем-то столкнулся на машине? — недослышала мать.

По коридору, застеленному линолеумом, они прошли на переднее крыльцо. Морин и Харби Суле поднялись им навстречу, Морин с милой улыбкой протянула руку Джеку.

— Сама не знаю почему, я догадалась: это твоя машина подъехала.

Знакомым движением Джек принял ее руку в свою, поцеловал Морин в щеку, стараясь не глядеть на Харби. Харби был в полосатом летнем костюме с маленьким галстуком-бабочкой, а усы у него были словно подведены тушью для ресниц. Господи, ему бы еще меню под мышку! Джеку показалось даже, что супруг Морин слегка смахивает на полковника Годоя. Как он обрадовался уюту и безопасности родного дома! Где-то там, по улицам Бей-Сент-Луиса, рыщет индеец, имеющий дурную привычку убивать людей, гонится за ним по пятам, а тут Риджина смешивает водочный коктейль и бросает в него вишенку, а мама спрашивает, начался ли уже вечерний бриз — тут всегда после обеда бывает такой приятный свежий ветерок.

— Помнишь, как вы с Морин любили кататься на лодке? — щебетала она. — Риджина, а что случилось с той лодкой, на которой всё катались Джек и Морин?

— Утонула.

— Как работа, Джек? — поинтересовалась Морин.

Джек залюбовался ее изящным телом в открытом голубом сарафане, ее тонкими руками, ее скрещенными ногами. Она поставила стакан с коктейлем на колени и придерживала его уверенной рукой — той самой рукой, которая всегда вовремя останавливала его шарящие руки, когда Джек и Морин лежали в гамаке — в том самом гамаке, что висел теперь, свернутый, ненужный, на стене за его спиной.

— Все то же. Работа у нас скучная.

— По крайней мере, вам не требуется страховка на случай жалоб клиентов, — вставил Харби.

— Да уж, наши пациенты никогда не жалуются, — ответил Джек. В этой компании он держался совсем иначе, чем в других местах. Он чувствовал, как Морин смотрит на него, все подмечает. Если б однажды он не остановился вовремя, если б его руки так и остались на ее теле, если б они занялись любовью… Можно ли представить себе Морин в постели с Харби Суле?

Харби сообщил, что два месяца в году он работает на эту чертову страховку. Каллен спросил, что у него за профессия. Харби ответил: уролог. Каллен недоумевающе нахмурился, и Риджина пояснила: слесарь по твоему крантику. А, сказал Каллен, очень кстати. У него есть вопросик к специалисту, но лучше, конечно, отложить его на потом.

Если б они занялись любовью… они сидели бы сейчас здесь все вместе, кроме Харби, конечно, и Каллена тоже здесь не было бы, и рыщущего креола по имени Фрэнклин де Диос, и всех этих неприятностей с никарагуанцами. Впрочем, в этом случае он все равно мог бы встретиться с Люси Николс.

— Кто-нибудь из вас слышал о сестрах Святого Франциска?

— Вряд ли, — откликнулась Морин. — А что?

— Я познакомился с одной из них. Они ухаживают за прокаженными.

— А! — кивнула в ответ Морин.

— Ты бы могла делать что-либо подобное?

— Вряд ли, — повторила Морин. — Где ты с ней познакомился?

— В Карвиле. Ты бывала когда-нибудь в Карвиле? — Он слишком давил на нее и сам это чувствовал, только не понимал, зачем ему это понадобилось.

— Не была и не собираюсь.

— Очень зря. Красивое место, похоже на университетский кампус, а вовсе не на больницу.

— Харби, ты ведь там бывал?

— Где именно?

— В Карвиле.

— Я — нет. Кое-кто из моих коллег бывал. А что?

«Коллеги», мысленно передразнил его Джек. Коллеги Харби Суле, уролога.

— Просто Джек спросил.

— Ну, если он хочет там побывать — не знаю, правда, зачем, — могу ему организовать экскурсию, — вызвался Харби.

В доме зазвонил телефон. Риджина подошла к нему.

— Я так поняла, Джек уже побывал в Карвиле, — возразила Морин. — Ты забирал оттуда покойника?

— Да, в воскресенье, — ответил Джек. Его так и подмывало сообщить всем: «Покойница оказалась жива. Полковник из Никарагуа хочет ее убить, поэтому нам пришлось вывезти ее на катафалке, а по дороге нас остановил другой никарагуанец, который на самом деле родом с Кубы, а с ним индеец из племени мискито — он потом еще застрелил того парня в „Ральф и Каку“, вы, наверное, читали об этом в газетах, он думает, он тут продолжает войну, на которую эти ребята собирают деньги, а эти деньги мы собираемся украсть». Господи, если б можно было рассказать хоть кусочек, хоть самое начало.

— Когда это лодка утонула? — спросила вдруг мать. — Такая чудесная была лодка. Вы же катались на ней по всей гавани, помнишь? Ты с Морин.

Вернулась Риджина.

— Лео звонил, сказал, чтобы мы садились за стол, он задерживается, — сказала она. — Мама, помочь тебе на кухне?

— Скажите, что нужно делать, — поднялась с места Морин.

Она подхватила старуху под руку, и все трое направились священнодействовать.

— Риджина, что сказал Лео?

Сестра оглянулась на него через плечо.

— Я же тебе сказала. Наверное, привезли еще покойника.

— Утром уже был один.

— Ну что ж, а теперь второй. Господи прости, нам это кстати. Нужно срочно заново обить мебель. — Тут она пристальнее глянула на Джека и спросила: — А почему это ты ему не помогаешь сегодня?

— У меня выходной.

— Бедный Лео, — вздохнула Риджина, уходя, — мы тут развлекаемся, а он один возится с мертвецами.

Джек внезапно поднялся. Почему-то ему захотелось поскорее уйти. Он бросил беспокойный взгляд на Каллена.

Каллен наклонился к Харби Суле, упершись локтями в колени.

— Наверное, в последнее время «узелок» вам не часто встречается, а? — спросил он.

— Что-что? — удивился Харби.

— «Узелок». Ну, когда член сворачивается и завязывается узелком. Говорят, есть только один способ его распутать. Мне рассказал об этом один парень, с которым такое приключилось. Он сказал, нужно выложить свой член на подоконник, зажмуриться и что есть силы опустить на него оконную раму. Больно хрен знает как, но это единственный способ распутать этот самый «узелок».

— Впервые о таком слышу! — фыркнул доктор Суле.

— Ну конечно, в последнее время это редко встречается, — подхватил Каллен. — Мне-то об этом рассказал сослуживец еще на Второй мировой, а в «Анголе» я ни у кого такого не видел, хотя там парней было предостаточно. Наверное, теперь это лечат таблетками. Нынче от всего изобрели лекарства, должно быть, и от «узелка» тоже. Интересно знать — да нет, это вряд ли, — я насчет того, бывает ли такое у женщин. Вы же и женщин лечите, верно?

— Разумеется, — с достоинством отвечал Харби.

— Повезло вам, каждый день им в киску заглядываете! Ох, а я-то потайных местечек не видал вот уже двадцать семь лет. Я совсем готов, на взводе, только вот… Это правда, что если им не пользоваться, он вроде как увянет?

Харби выглядел точь-в-точь как набальзамированный покойник, ему бы еще глаза закрыть да челюсть подвязать.

Каллен все твердил свое: дескать, несмотря на столь долгий перерыв, он твердо намерен вернуться к активной жизни, кое-кто ему в этом поможет, вот только с простатой нелады, не будет ли доктор так добр осмотреть ее, пока не сели за ужин.

Джек со стаканом в руке перешел в дом, а за спиной у него Каллен бубнил:

— Конечно, саморучно мы себя обслуживали…

Что по этому поводу думает Харби, Джек уже не расслышал. Он вышел в коридор, тянувшийся через весь дом, и остановился, наткнувшись на выходившую из гостевой спальни Морин. Морин на ходу застегивала свою белую косметичку. В комнате было темно и уютно.

— Ты как, Морин?

— Отлично. — Распрямилась, отвела плечи назад. Заходила в спальню поправить косметику, похоже, подвела глаза.

— Выглядишь отлично.

— Спасибо на добром слове.

— Ни капельки не изменилась.

— В самом деле? По правде сказать, мы оба стараемся держать форму. Каждое утро мы с Харби пробегаем четыре мили, в любую погоду, перед тем, как он уезжает на работу.

— Вы с Харби?

— И следим за питанием. Никаких жирных соусов. Представляешь, мне пришлось заново учиться готовить. Мы не пользуемся мучной подливкой! Каково это для девушки из Нового Орлеана?

— Нелегко тебе пришлось.

— Непрожаренного мяса не едим. Забыли про гриль, про мясные тефтели, про спагетти… — Она позволила себе легкую улыбку. — Ты тоже неплохо выглядишь, Джек. Жизнь удалась?

— Да, наверное, — задумчиво протянул он. На миг он вообразил себе, как Харби занимается с Морин любовью, размеренно отсчитывая: и — раз, и — два.

Морин уставилась на него, сморщив носик.

— Что ты смеешься?

— Не знаю. Настроение хорошее.

— Это ты ни капельки не изменился, Джек. Ты по-прежнему, как бы это сказать, — какой-то не такой.

— Хорошо, если так, — признал он с улыбкой.

Вечернее солнце висело над подъездной дорожкой, било в глаза.

— Дни становятся длиннее, только я не становлюсь моложе, — вздохнул Каллен. — Вот бы Рой подыскал мне кого-нибудь.

— Ты хоть знаешь, с какими женщинами он водится? — предостерег его Джек.

— Еще бы не знать.

— Смотри, подцепишь какую-нибудь гадость.

— Наплевать.

— Придется снова идти к Харби. Он твою простату посмотрел?

— Сказал, чтобы я пришел к нему в приемную и прихватил с собой тридцать пять долларов.

— Ну вот, а тогда придется лечить и то, и другое.

— Повторить тебе еще раз, на что мне наплевать в мои шестьдесят пять? — предложил Каллен. — И чего мне надо, тоже напомнить?

Люси вышла с террасы и двинулась им навстречу по мощеному патио. Она снова оделась в черное. Очередная ряса, подумал Джек, эта новая Люси пытается войти в роль. Тоненькая фигурка, руки глубоко засунуты в карманы джинсов. Каллен шел чуть впереди Джека вдоль кирпичной стены по заднему двору, мимо кустов и цветов, пышно разросшихся под щедрым весенним дождем. Внутренний дворик словно крышей накрывали склонившиеся друг к другу кроны деревьев, под ними была тень, и лицо Люси казалось бледным и озабоченным.

— Два раза звонил Рой, — сообщила она. — Сегодня они обошли пять банков и из каждого выходили с полным мешком.

Каллен что-то простонал.

Они подошли к дому. Джек внимательнее всмотрелся в Люси и понял, что эта небрежная поза, руки в карманах, — лишь маска, скрывающая чудовищное напряжение.

— Где они сейчас?

— Вернулись в гостиницу. Второй раз Рой звонил буквально десять минут назад. Сказал, они поставили машину в гараж «Ройял-Сонеста», напротив гостиницы.

— Новую машину?

— Да, «мерседес»-седан, кремового цвета, 560L, последняя модель.

— Денежки у них водятся, ничего не скажешь.

— Рой сказал, они поднялись с мешками наверх, заказали шампанское и с тех пор не выходят из номера. Обещал позвонить через час, «доложить обстановку».

— Где он?

— Там, где же еще. Он снял номер в гостинице на том же этаже. Как ему это удалось, а?

— Не знаю, — сказал Джек. — Повезло, наверное. Рой на все способен. Вот за это-то мы его ценим и любим.

На это Люси ничего не ответила, даже бровью не повела. Молча повернулась и вошла в дом, а они последовали за ней.